ВСТУПЛЕНИЕ
Поступив на вечернее отделение геологического факультета МГУ и будучи стараниями моего отца принятым в Аэрогеологическую экспедицию ВАГТа, я провел свой первый полевой сезон в Забайкалье в бассейне ее притоков реки Чара Апсат и Сакукан в геолого-съемочной партии. Научился мыть шлихи деревянным лотком, ходить в маршрутах с радиометром, ставить палатки, владеть Дружбой-2 и топором, и даже ездить верхом на олене…
Но, к следующему сезону нашей экспедиции поручили вести геолого-съемочные работы еще и в бассейне реки Колымы и экспедиция разделилась на две части: Забайкальскую №2 и Колымскую №8. Меня определили в Колымскую в тематическую партию Шульгиной В. С.
Дело в том, что большая часть района работ была задернована, особенно ее левобережье – так называемой Колымской низменности, и Шульгиной было поручено изучение разрезов и составление стратиграфической колонки для съемочных партий.
Правобережье же Колымы было горной частью.
Геологические партии нашей экспедиции базировались в поселках Зырянка и Лобуя (в 14 км ниже Среднеколымска), расположенных прямо на берегах реки Колыма. Зырянка по весне часто подтапливалась высокой водой после ледохода и следы этих подтопов хорошо видны были полосой до окон первого этажа. Меня удивляло, как же можно жить в таких условиях. Лобуе же подтопление не грозило, так как этот поселок располагался на высоком обрывистом берегу.
Здание клуба в пос. Лобуя
Как была устроена база в Зырянке, я уже не помню. Запомнилось только, что партия Каца А. Г. установила две 10-местные палатки в палисаднике при станции метеослужбы, где можно было остановиться и переночевать до вылета в Лобую. Туда мы вылетали на АН-2 до Среднеколымска, откуда вертолетом до Лобуи. Если вертолетом по каким-то случаям вылететь не удавалось, за нами приходил катер БМК Кости Кочемасова с небольшой баржей, арендованный экспедицией, где Костя был оформлен мотористом.
Катер БМК
Но чаще мы располагались в трюме в передней части катера и, скорчившись, терпели неудобства – благо плыть было недалеко.
ПОСЕЛОК ЛОБУЯ
Но вот, слава богу, мы в Лобуе. Сама база располагалась на площадке бывшего лагеря Гулага, Административное здание привели в порядок наши умельцы – застеклили окна, настелили полы, завезли бэушную мебель: столы, стулья, кровати. и оно использовалось как рабочее помещение, так и как жилое, где комнаты занимали работники бухгалтерии.
Помню только, что женщины наши подселялись к работницам администрации (отдела кадров, бухгалтерии и планового), а мы слонялись по поселку, думая, где бы переночевать. Весной, может быть, ставили палатку, не помню, а вот осенью, в сентябре в палатке было уже не ах-ти, даже с печкой. уже и снег лежал, и температура отрицательная была, и «Северное сияние» по небу гуляло…
Но места, где можно было бы остановиться катастрофически не хватало и позже была сложена бревенчатая избушка, разделенная на две половины – одна для начальника экспедиции, другая – для сотрудников.
Административное здание до ремонта
На территории были два бетонных каземата, где когда-то стояли дизельные агрегаты. Почему их не приспособили под жилье, непонятно. Мы их тоже не использовали, так как они были замусорены и загажены.
Вид каземата снаружи
Вид каземата внутри
На территории был построен склад для хранения снаряжения и продовольствия, откуда мы их и получали, и полки, куда складывали на хранение полученное имущество по приезде осенью.
В поселке был магазин, где можно было купить что-нибудь съестное. Я очень любил покупать вафли с фруктовой начинкой, продававшиеся на вес и стоящие очень дешево. Я покупал их килограммами, а в Москве такие вафли появились много позже, в красивой мелкой упаковке и гораздо дороже. Видно упаковка обходилась дороже, чем изготовление самих вафель (шучу).
Антены радиорелейной связи
По краям площадки еще сохранились остатки ограждений с колючей проволокой.
А на вершине сопки располагалась в/ч дальней радиорелейной связи с большими бело-красными антенами.
Видимо для ночевок мы ставили палатку и лишь однажды нам повезло: сотрудникам съехавшихся партий разрешили переночевать в пустой избе строящегося нового магазина.
Расстелили мы резиновые матрасы у стен, на них постелили кошму, на нее спальные мешки. Посредине комнаты был сооружен стол, на него выставили нехитрую закуску (хлеб, консервы) ну и конечно начался непрекращающийся гудеж – очень уж соскучились наши старшие товарищи по белому водочному вину… Ну и дорвались, наконец…
В действующем магазине у нас с удовольствием принимали за наличные оставшиеся после сезона продукты, особенно те, что были в дефиците: сливочное масло, консервы и т. п.
Шульгина за описанием опорного разреза
Шульгина на изучаемом разрезе
Но это все воспоминания… так сказать, «назад в будущее»… А пока нам предстоял вылет к месту полевых работ. Получив на выстроенном складе снаряжение и продовольствие, часть которого оставили на том же складе на выделенной нам полке-стеллаже, наша партия вылетела в район работ.
СОТРУДНИКИ
Я стал маршрутной парой Шульгиной В.С,, где надев рюкзак и взяв молоток на длинной ручке я сопровождал ее к известным по литературе обнажениям, которые она изучала, детально послойно описывала и отбирала породы на образцы и шлифы, а я, прилепив ленту лейкопластыря на ручку молотка, подписывал их, отрезал, прилеплял к образцам, и складывал в рюкзак. В дополнение еще колотили камни в поисках фауны.
Володя Чекмазов
Партия наша была стратиграфическая и старшие геологи готовили стратиграфическую колонку посвитно для геолого-съемочных партий.
Юра Волков (слева) и я
Другой отряд занимался изучением магматических пород, это был отряд Сурмиловой Жени.
Техниками были Юра Волков (радист и хозяйственник), и Володя Чекмазов с которыми я быстро сдружился. Они были для меня непререкаемыми авторитетами.
Сидяченко, Я, Сурмилова и Шульгина. Вход в заброшенную штольню, где добывали мрамор
Вскоре в нашу партию был принят новый сотрудник, палеонтолог Сидяченко А. Г., специалист по фауне девоно-саменноугольных отложений. Высокий, темно-волосый плотный мужчина с большими усами («Таракан» – называл его «за глаза» Володька Антонов, техник соседней партии).
Помню, идем мы на дюралевой лодке на моторе по Колыме возвращаясь из маршрута. Я за ручкой «Москвы», Сидяченко и его супруга на лавочке.
Брахиопода. Образец из коллекции
– Посмотри, какой хороший образец я нашла, – обращается супруга к мужу и протягивает ему великолепный образец большой раковины брахиоподы.
– Да, хороший, – спокойно отвечает Григорий Иванович и так же спокойно опускает образец за борт «в набежавшую волну»…
– Ах! – раздается запоздалый возглас его супруги.
А еще я завидовал тем техникам, которые работали в геолого-съемочных партиях. Они выполняли пусть и не работу геолога, но все-таки получали персональные задания и вели самостоятельные маршруты по шлиховому опробованию водотоков, работой с горняками, задавая им места для шурфов, описывая их и отбирая пробы на промывку. Особо продвинутым поручали и картировочные маршруты. В общем, они набирались опыта ведения геологической работы, а я корпел под рюкзаком и со скукой колотил фауну. Самым приятным для меня был перерыв на обед и разведение огня для костра, как мы ерничали – «с одной спички». Набрав воды в котелок, я подвешивал его над огнем и доставал нехитрый припас: хлеб, сахар, бывает куски жареной рыбы или кусочек сливочного масла.
Тамара Дугина
Порой в партию на место рабочих брали студентов. Я даже вешал в МГУ на доску объявлений листочек с надписью: «Требуются парни на Колыму. Гитаристам предпочтение». Из студентов, поехавших с нами помню красавицу Дугину Тамару, тройку ребят-физиков под объединением «Гривеник» (Григорьев-Висягин-Николаев), Олега Брынова из группы палеонтологов и еще одну девушку, фото которой у меня сохранилось. С ребятами я подружился и даже впоследствии часто встречались по вечерам и переписывался, а с Олегом встречаюсь и по сей день.
Олег (в центре)
Смешной случай был с нашим рабочим. Стахан его звали. Эвен, был женат на дочери Березовского князя (стойбище Березовка на одноименной реке был выявлен только в 50-х. Шаман был. Оленей много). Умело изготовлял печки из черного листового железа и трубы к ним, узнав об этом я сразу выписал железа на десяток печек. При нашей эксплуатации печки за сезон прогорали или мялись и были в дефиците. И с лошадьми управляться он умел. И, вообще, в общении приятный был человек. Взяли его в Лобуе, он работал там начальником клуба. В экспедицию ездил уже не первый сезон. На Тит-Арах работал. И с нами несколько раз.
Я и Стахан (справа) за заготовкой дров для тагана
Так вот, получили мы как-то раз со склада пробный мешок стирального порошка. На всех. Обычно каждый себе покупал пачку порошка в Москве и отсылал в поле авиарейсом в ящике с личными вещами. Для стирки брали понемногу из этого пробного мешка в банный день для стирки вкладышей спальных мешков. По примеру женской составляющей сначала замачивали вкладыши в тазиках или прямо в проточной воде ручьев, придавливая их камнями, а затем кипятили в ведрах на костре. Кипятили со стиральным порошком, затем прополаскивали в ручье.
Колыма. Банный день. Я (сижу) и Володя Чекмазов
Стахан, видно, насмотрелся на эти процедуры, но понял их как-то по своему. Как-то раз смотрю, он вкладыш свой замочил в ручье и сыпет порошок прямо в ручей на вкладыш. Я его остановил, а то бы он весь порошок так извел.
РЫБАЛКА. ОХОТА
Помню как подъехали к нам на катере мужички из Рыбоохраны и я похвастался им, что вот какую полуметровую нельму мы поймали (повар как раз привез нам на обед жареную нельму и чайник какао – мы недалеко от лагеря работали на обнажении реки Колымы). А они с улыбкой сказали, что это молодь, настоящая нельма раза в 2—2.5 больше.
На реке рыбалкой в основном Юра Волков занимался, у него и сети какие-то имелись. Ловилась щука, нельма, чебак, подчирок, сижок и другие.
Сибирский хариус
Я же свои рыбацкие пристрастия проявлял, в основном, на ручьях, где хариуса видно было как в аквариуме – такая прозрачная вода в них. А крупный он какой, «берешь в руки, маешь – вещь».
Ловил я на небольшой тройничок-мушку нахлыстом, иногда насаживал на него слепней, которых ловил в палатке и засовывал в спичечный коробок. Попозже купил пластиковую раздвижную удочку длиной до 3 метров.
Спиннингом же обзавелся еще позже, когда стал работать совсем в другом регионе – на Оленьке и ловить научился, глядя на коллег. Ловил щук, ленков, тайменей – хватали любую блесну, можно было не ломать голову над выбором. Ребята рабочие таскали личные железные ложки из столовой и делали блесну из них. Так что, порой, приходилось свою ложку с собой уносить.
Таймень
Стреляли и уток, и куропаток, и даже удалось как-то подбить гуся на перелете и глухаря на ветке.
ПЕРЕЕЗДЫ. ПЕРЕБРОСКИ
Перебазировались мы с одного участка на другой преимущественно на вертолете. Когда нам от щедрот начальства выдали старенький вездеход ГАЗ-47, он перешел в отряд Сурмиловой. Часто заходил разговор об аренде оленей, но до этого, слава богу, не дошло.
Якутские «монголки». В гости к местным оланеводам.
А вот с лошадьми один сезон поработали. Правда тоже мороки много: поймать (они же полудикие, не объезженные), приучить к вьюку или седлу, объездить, перевезти по две лошади на АН-2 на ближайшую аэродромную площадку, перегнать к месту работ, ну и заботиться, чтобы не сбежали. С кормежкой тоже проблемы были, не везде трава была, пришлось несколько мешков овса завезти и подкармливать.
Московский «водный трамвайчик» Текки-Одулок на реке Колыма
А пару раз на Колыме нас с комфортом перевезли на катере Текки-Одулок, было странно видеть на большой сибирской реке этот московский водный трамвайчик. На нем «на носу» на палубе складывалось наше снаряжение, крепилось и накрывалось брезентом на случай дождя и от брызг, а мы располагались на кожаных диванах в пассажирской части, на них и прилечь можно было. Дюральку нашу, лодку моторную на корму затаскивали. На ночь или по какой другой причине он подходил к берегу и просто тыкался носовой частью в землю. Но не на отмели, конечно.
Московский трамвайчик на сибирской реке
А какие здоровенные рога сохатого перед рубкой на повышении лежали, метра три, наверное, в ширину, не меньше. Я таких нигде больше не видел.
ХАЛЦЕДОНЫ И АГАТЫ КОЛЫМЫ. БИВЕНЬ МАМОНТА
Агат (музейный экземпляр)
Перетаскивая выгруженное из катера на галечную косу снаряжение к месту установки палаток, я заметил среди галек какие-то поблескивающие на солнце небольшие камешки. Поднял посмотреть, ополоснул водой, а это халцедон.
Халцедон
На косах Колымы оказалось много таких галек халцедона, в основном мелкие или осколки, но встречались и желваки агатов, ониксов и опалов размером с кулак.
Оникс
В шлифовальной мастерской мне Женя Максимов «по дружбе» разрезал их пополам и пришлифовывал. Но по многу я ему не таскал, чтобы дружба в тягость не стала, так, пару камешков принесешь, когда поручат образцы на шлифы отвезти или, наоборот, готовые шлифы забрать. Мастерская наша шлифовальная располагалась недалеко от станции метро «Аэропорт», как раз по дороге мне домой, мы на «Речном вокзале» жили. Кому ж еще поручить в мастерскую заехать, как не мне…
Опал
А однажды, прямо из рыхлого невысокого обрывистого земляного берега за галечной косой ребята заметили что-то белое костяное и легко вытащили бивень мамонта, ровный, длиной метра полтора. Вытащили легко, потому что береговой слой земли обрывчика от теплых дней оттаял не только сверху, но и вглубь. Это или молодого мамонта бивень был и еще не успел отрасти, или верхний челюстной. Не у всех, но у некоторых мамонтов два вида бивней было: два нижних – длинных и закрученных кверху и верхние – короткие ипрямые. Еще я слышал, что самки мамонта не обладали большими бивнями, а были у них вот такие прямые и короткие. Юра и Володя его поделили свою находку по братски, распилив ее ножовкой пополам.
Бивень мамонта
Даже жаль было смотреть, как они такую красоту портили.
А после начала работ на Колыме в московском рабочем кабинете начальника экспедиции появился длинющий, чуть ли не во всю длину комнаты бивень мамонта. Куда он потом делся мне не ведомо…
Я уже писал, что считал свою работу скучной и неинтересной, но вот и окончание работ, нескольких лет трудов партии, защита отчета в экспедиции, а у меня еще и защита диплома по этой же теме… и Армия!
= = = = = = = = = =