Почтовых уведомлений за три месяца – с моего последнего визита в нашу с мамой квартиру – скопилось предостаточно. Окна распахнуты настежь, тюль шевелился ветерком. Я больше предавалась мечтам, чем разбирала письма. Телефонный звонок не отвлекал ни от чего.
– Антош, привет. – Мы расстались утром, но здоровались при каждом звонке.
– Привет, Катёна. Как дела, ты где?
– Нормально. Я в квартире.
– Сходим вечером в кино?
– Давай. А ужинать ты когда собираешься: до или после?
– После вместе поужинаем. Если у тебя нет других планов.
– Разумеется нет, откуда им взяться. Но ты весь день на работе, голодный.
– В отличие от тебя, я не забываю поесть. Ты обедала?
Я притихла. Чем-чем, а прозорливостью мой любимый обладал колоссальной. Или просто успел меня изучить.
– Что и требовалась доказать. Я как раз пообедал, а ты нет. Так нельзя, Катён. Свалишься на экзамене в обморок от истощения и всё. Что и кому тогда докажешь?
– Не ругайся. Сейчас закончу здесь и пообедаю.
– Мама звонила. Напомнила, что они с отцом ждут нас в субботу. И похвасталась праздничным меню, составленным, между прочим, специально к твоему приезду, чтобы порадовать.
Любое упоминание мамы или обоих родителей Антона приводили меня в одно и то же состояние. Сегодняшний день не исключение. Я обливалась липким потом, губы подрагивали, рот беспомощно открывался-закрывался, но звуки не вылетали.
– Чего молчишь, трусиха? Кстати, ты выбор колец доверишь мне или предпочитаешь сама.
– К-каких колец, Ан-тон? – вздрагивала не только я, но и слова.
– Обручальных, понятное дело.
– Мм, а зачем нам кольца? – Сердце одним ударом с силой било в грудь и замирало, но вскоре возвращалось к учащённому ритму до нового пробивного удара.
– Носить.
– А мы их будем носить?
– Катёна, не тупи. Мы давно живём вместе, в выходные ты знакомишься с моими родителям, твоя мама от меня в восторге, понятно же для чего нам кольца.
Я наконец убедилась, что он не шутил, только понимания это не добавило.
– Антош, вообще-то, прежде чем покупать кольца, стоило поинтересоваться у девушки готова ли она к смене статуса.
– А ты разве не согласна?
Антон не собирался упрощать мне жизнь. Но видимо молчание затянулось:
– Я так понял, что нет.
– Ты спрашиваешь согласна ли я выйти за тебя замуж?
– Ну да.
– По телефону?
– Да… а что?
– Антон! – если бы его имя можно было прорычать, я это сделала. – Антон! – и ещё несколько раз.
– Катёна, ну что ты… как ребёнок. Встретимся вечером и обсудим, хорошо?
– Что мы будем обсуждать? Как ты мне предложение по телефону делал?
– Катюш, – он никогда не окликнул бы меня по имени. Поскольку с первых дней знакомства использовал выдуманное им самим же прозвище – скрестив Катю и котёнка у Антона получилась Катёна. А если он назвал меня иначе, следовало заранее готовиться к сюрпризу. Но хорошему или плохому я не сообразила, крепко увязнув в болоте растерянности. – Я тебя люблю. Очень.
Признание получилось искренним и трогательным. Вовсе не страстным, нетерпеливым или требующим ответных слов. Оно показалось неожиданно добрым, с таким скорее обращались к ребёнку или домашнему питомцу. Я вроде ни то, ни другое, однако слёзы умиления навернулись.
– Я тебя тоже люблю.
– Это главное. Правда?
– Угу. – Из меня прорывались всхлипы, и я поторопилась заткнуть рот кулаком.
– Тогда до вечера. Встретимся перед входом в кинотеатр. Не опаздывай.
Отложив телефон, я долго сидела на диване в гостиной, застывшим взглядом прослеживая шевеление тюля в проёме окна. С востока тянулись клочковатые облака, но ветер, что чабан, подгонял их злобными тычками, тогда они спотыкались, объединялись в стадо, образуя одно большое облако, но ветер всё равно был сильней. Изумрудно-серебристые макушки тополей шелестели и кланялись вслед трусливым облакам.
Глядя сквозь окно, я представляла, как мама прошлым вечером встречала Пьера с работы. Они непременно бы обнялись, едва мужчина переступил порог, и поцеловались тут же у входной двери. Затем она звонко смеялась и раскладывала по тарелкам пасту с морепродуктами, её любимую. Они ели, пили вино, шутили, примостившись на узком балкончике, что два воробья на жерди, и смотрели на яркие лучи Эйфелевой башни, рассекающие небесное покрывало на треугольные лоскуты, или как множество огней складывались в неповторимые, диковинные узоры, окрашенные в национальные цвета. После ужина сначала он целовал её кисть, затем вставал, чтобы чмокнуть щёку, или касался губами виска, замирая на несколько вдохов. Насыщаясь цветочным парфюмом и близостью. Пьер сам относил грязную посуду на кухню, а после они сидели в обнимку на диване и шептались, попивая вино. Мама с Пьером стала счастливой.
Воображаемая сочная картина меняла ракурсы, я видела женское волнистое каре и смуглые пальцы Пьера между светлыми локонами. Он часами перебирал мамины пряди и не уставал. Мне казалось я тоже рядом с ними, там, в их Париже, поужинаю, а после поеду в… да куда угодно… За один год с Алисой мы побывали во множестве мест, воспоминания о большинстве которых парижане схоронили в прабабушкиных деревянных сундуках. Может мы вновь нагрянем в Латинский квартал. «Полидор» с запахом архаичности всегда встречал радушием и ценами без апломба. Его состаренная потёртая с выбоинами деревянная мебель заставляла гадать о возрасте, на вид не меньше, чем самому ресторану. С Алисой мы отполировали не один стул. Так странно смотреть на то, что существовало и видело то, что ты никогда не узнаешь, не дотронешься, не постигнешь. Кто-то обессмертил «Полидор» в книгах, но он будто не нуждался в помощи жалких потуг человечишек. Вопреки всему он просто был. Нечто фундаментальное, постоянное, принимаемое за факт, что не должно и не изменится, как бы не менялся мир вокруг и как бы в своей агрессии ни сходили с ума люди. Мы с Алисой могли сколько угодно натирать дерево ладонями в настоящем, но прошлое ускользало быстрее тикающих секунд. Станется я загляну на огонёк, чтобы отметить двухсотлетие ресторана. Если к знаменательному юбилею не растеряю желание выходить из дома…, или в принципе буду способна ходить (то, что ресторан «Полидор» будет стоять на прежнем месте, так же как сегодня, вчера, 100 лет назад и 100 лет вперёд не вызывало сомнений).
Только зачем мне Париж с мамой и друзьями, если здесь дома меня ждал Антон. Искристые тёмно-голубые глаза изо дня в день смотрели открыто и с нескончаемым обожанием. Восхищение, исходящее от него, наполняло меня не только ответными чувствами, а прежде всего верой, что я ценна сама по себе (без купона на скидку и сезонной распродажи, без идиотского дня «Чёрной Пятницы» или сатанинской даты, переплюнувшей три шестёрки – 11.11.) Он научил верить в себя, потому что сам не сомневался во мне. То время, что мы вместе, промелькнуло будто один день. Я уже не представляла нас порознь.
Если бы не знакомство с родителями…
Неизвестность как таковая не страшила, хотя именно это качество легко применялось к любой характеристике предстоящих смотрин. Меня пугало, что – в лучшем случае – к окончанию застолья они сочтут меня недостойной партией, а что намного хуже – появится повод нас разлучить. Сложно сказать был ли Антон тем самым. Но закрывая глаза не получалось заменить его кем-то другим. Порою мне казалось, что я слишком сильно привязалась, чего делать скорей всего не стоило (как будто чувства поддавались дрессировке. В принципе почему нет, но сколько лет жизни – непоправимо обесцениваясь – растратятся на дело с нулевыми перспективами). А сегодня Антон рассуждал о брачных кольцах, как о безусловной ясности, будто мы обсуждали тему брака не меньше сотни раз. В реальности же мы не строили планов дальше летнего отпуска.
Так странно. Или волнительно.
Лишь бы родители не настроили его против меня. При всём желании окрестить меня побирушкой или приживалкой довольно сложно. Заказы на переводы не истощались, чтобы не сидеть на шее мамы с отчимом я подрабатывала с первых дней своего возвращения. Мама оформила дарственную на квартиру, так что я невеста с приданым. Антон… подающий надежды компьютерный гений, кибербезопасность из школьного увлечения превратилась в страсть и профессию. Только имелась одна такая немаленькая загвоздка, почти гвоздище… отец Антона – доктор физико-математических наук, с бесконечным шлейфом признаний и регалий. Профессор, академик, член чего-то по вселенским масштабам важного, архиумного, секретно-уникального в Москве, с таким перечнем достижений и наград, что мой покупной список рождественских и новогодних подарков многочисленным друзьям и знакомым окажется по размеру не больше стандартного стикера. Мама же Антона всю свою жизнь посвятила семье: мужу и единственному, обожаемому сыну. И тут заявлюсь я, простая девочка Катя, переводчик с французского.
Понятно, что любые родители хотели для своего ребёнка лучшего будущего. Только о лучшем или уровне лучшего у нас могли и были разные представления. Вот если бы в своё время я догадалась выучить китайский… наверно по-другому сложился разговор. В общем ясно было одно, знание французского вряд ли будет считаться достижением в глазах доктора наук и его жены, интеллигенция и эрудированность которых спокойно растянется до Луны, обогнёт её и вернётся на Землю. И как во всё это впишется девочка Катя – большой вопрос.