Когда я вошла, Лея, одетая в просторный джинсовый комбинезон и желто-черную клетчатую рубашку, летала по кондитерской, как майская пчела, то выставляя на витрину свежеиспеченные Антонио торты, то пыхтя и свистя кофемашиной, то раскладывая по блюдцам круассаны. Увидев меня, она бросила “чао!” и продолжила пробивать чек, переговариваясь с пожилыми посетительницами. Дождавшись, пока женщины выйдут, я поинтересовалась, надевая халат и бандану:
– Ну и где эта катастрофа?
Лея кивнула на газету на столике. С тех самых пор, как я впервые вошла в кондитерскую, на зубок запомнила одну важную вещь: ни одно утро в Италии не начинается без свежих новостей политики, местных хроник и футбола.
На газете крупным шрифтом красовалось: «“Магнолия” обещает местным жителям показать Святого Валентина».
– А мы? Что мы будем делать на День Влюбленных? Облизываться, когда к ним убегут наши лучшие клиенты? Ассоль, к нам уже никто не ездит из Флоренции за шоколадными круассанами. В “Магнолии” ты видела, что там творится? Только бисквитных шариков «Кисс» там сортов пятнадцать, – Лея закатила глаза и принялась загибать тонкие пальчики, – С глазированной клубникой, засахаренной вишней, фундуком, кокосом, фисташками, апельсиновыми цукатами, миндалем, ромовой начинкой, кленовым сиропом…
– Ну, разошлась! – перебил ее с кухни Антонио.
В ответ Лея нарочно повысила голос:
– А мой муж все также помешан на классике пятидесятилетней давности: зепполи[7] с кремом да вортичи д’аморе[8]! – От волнения лицо Леи покрылось румянцем. Она всплеснула руками, – Где-то сейчас мой Ремо?
Если я правильно помню, Ремо был соперником Антонио за сердце Леи, но она предпочла ему Антонио, и теперь фантом Ремо появлялся в моей кондитерской при любой размолвке супругов. Я покачала головой и опустила взгляд. И это вовсе не робость признаться, что я летала в Швейцарию не на курсы шоколадного мастерства. Просто ее слова показались мне жестокими по отношению к мужу, который тут же явился из двери кухни. Он схватил со стойки лимон и запустил в Лею:
– Ремо? Он вряд ли смог бы ужиться с той, кто преклоняется перед всем американским! Ред велвет, капкейк, пламкейк… Тьфу! Даже знать не хочу, что это такое!
Тут Лея встала посреди зала руки в боки и с вызовом произнесла:
– Ты консерватор и брюзга, и не хочешь признаться, что в наше время рынком движет обертка, а не то, что в нее завернуто! Мне все равно, американский десерт или нет, главное получить результат, за который мне не будет стыдно!
Антонио с обиженной и злой гримасой махнул рукой и исчез на кухне.
Лея с досадой спросила:
– Ты тоже не согласна со мной?
Слово “стыдно” повисло у меня в голове. Как же хочется, чтобы все скорее закончилось, и ничего мне больше не напоминало об ошибках прошлого. Я сделала вид, что спокойна, хотя сердце ушло в пятки. Наводя порядок за барной стойкой и собирая кофейные пары в посудомойку, я сказала:
– Выкладывай, что за идея.
– Итак, слушай! Мы сделаем фотосессию, а лучший снимок повесим здесь! – она указала на стену напротив входа и прошлась по кондитерской, словно менеджер, представляющий свой проект инвестору. Вот только проблема: у этого инвестора не было средств для новых вложений!
– Замечательно! Только сюда мы поместим фото бабушки. Я поищу то, что сделала ей, когда только приехала в Италию. Подретушируем, увеличим, – торопливо подыграла я. Кондитерскую пока еще моя, а единственный покупатель слился пару дней назад. – А напротив поместим ваше с Антонио.
– Ассоль, причем тут бабушка? Причём здесь мы? Городу нужна новая история любви. Так дай им ее! – активно жестикулировала Лея.
Я затихла, разглядывая витрину. Сейчас мне меньше всего хотелось украшать магазин своей разочарованной физиономией, хотя идея Леи меня привлекала. Она не сдавалась:
– Я даже знаю, какой снимок пришёлся бы кстати: ты на мосту Влюбленных.
Мы будем воссоединять влюбленных! И ты поможешь им в этом!
– Ну, знаешь!
– Мы с Антонио приготовим ключи из шоколада, чтобы открывать сердца! А тебе предстоит сделать фото, где ты бросаешь ключ в воду. Понимаешь, это будет ритуалом, чтобы найти своего любимого, – Лея захлопала в ладоши, как маленькая девочка, которая увидела мешок шоколадных конфет.
– Даже не думай! Много лет назад я поставила на актерской карьере большой крест. Никаких фотосессий!
– У кондитерской не может быть другого лица. Аншлаг гарантирован!
– Нет, это исключено. Не думаю, что Энцо будет приятно.
– Да твоему мужу уже давно все равно! – вспылила Лея, но потом закрыла себе рот ладонью – Ой! Прости, я не хотела. Как всегда, болтаю лишнее.
– Да что уж там! Выкладывай!
– Ассоль, я все знаю! Знаю, зачем ты летала в Швейцарию и что ты уже не один месяц живешь в доме бабушки… – Лея посмотрела на меня с укором.
– Ты за мной шпионила? – насторожилась я.
– Да нет же! Наш город не такой уж и большой, чтобы скрыть то, что ты хочешь продать кондитерскую, – Лея взяла меня за локоть и добавила, – Сейчас было бы проще найти новое место, получить расчет и распрощаться с тобой, но мы очень благодарны за все. Пообещай, что мы сделаем это на прощание. Устроим праздник в ее честь. Ты помнишь, как она любила день Святого Валентина?
– Конечно, любила. Кто не любит свой день рождения?
– Я! – вспылила Лея. – Терпеть не могу, когда за несколько дней до него все шепчутся за моей спиной, будто я смертельно больная! А они всего лишь обсуждают, какой подарок мне сделать.
Эти слова о смерти вернули меня к воспоминаниям о бабушке. Зачем я с ней так поступила? И с Беатой! Но тогда я изо всех сил старалась быть хорошей женой Энцо Массакры.
– Ты тоже думаешь, что я волей случая получила то, что она создавала с таким трудом? И теперь способна продать кондитерскую, оставив вас на улице.
Лея опустила взгляд. Будто по щелчку пальцев она переключилась на другую тему и затараторила:
– Прости, я забыла внести в список продуктов какао и молоко. – Лея рывком взяла карандаш с маленьким блокнотом, лежавшие у кассового аппарата, и принялась писать. Я же вспомнила, как одиннадцатилетней девочкой мою помощницу привела сюда тетя Беата и как я расстроилась, когда бабушка угостила ее моим любимым миндальным печеньем и назвала красавицей, чего я никогда так и не услышала.
Закончив список, Лея сунула карандаш за ухо, как делала бабушка. Почему же мне ни разу не пришло на ум повторить этот жест?
– Я знаю, что тебе тоже приходилось здесь работать. Ты делаешь, что можешь. Разве я настолько глупа, чтобы этого не понимать? А знаешь что? Мы найдём ее рецептарий, тогда многое изменится. Я верю в магию вещей.
Бабушкин рецептарий представлял собой записную книжку, страницы которой, как и сама бурная жизнь бабушки, пожелтели, кое-где засалились, а где-то и вовсе надорвались. В нем хранилось нечто более важное, чем просто записи подходящих сочетаний продуктов, инструкции по порядку и времени их кулинарной обработки. Каждый раз после того, как она на какое-то время уединялась на кухне с Беатой, выходила оттуда с лицом победительницы и что-то быстро записывала круглым почерком.
Я не сразу заметила, как улыбалась, вспоминая это, пока Лея не прокомментировала:
– Нужно, чтобы к нам снова приезжали из самой Флоренции, как к твоей бабушке за ее фирменными шоколадными круассанами. Даже Беата…
Я нахмурилась, но Лея затараторила:
– Всего лишь хотела сказать, что она вовсе не сердится, пусть и утверждает обратное. Да у нее глаза светятся, как только я произношу твое имя! Увидишь, она будет рада.
Для этого мне надо было набраться смелости. Передо мной снова и снова возникало полное ненависти лицо матери. Она будто говорила: «Тебе никогда не получить прощения у тех, кого однажды ты предала».
– Когда-нибудь я об этом подумаю. – Я сделала вид, что сейчас это меня не беспокоит, от чего загорелись щеки.
Я взяла у Леи карандаш и положила себе за ухо, но он тут же упал на пол.
Она залилась смехом:
– У тебя уши не такие мясистые!
Я подняла карандаш и с досадой бросила на барную стойку. Лея загадочно посмотрела на меня и произнесла:
– Помню, как она закрывала кухню на ключ, и кондитерская превращалась в логово алхимика. Потом что-то записывала странными символами, давая нам пробовать крем или сырое тесто.
Я рассмеялась:
– Лея, это был русский язык! Она ведь моя бабушка. Ну, а на каком же еще языке ей писать?
– Правда? Тем более! Этими рецептами мы снова покорим наш город. Клиенты “Магнолии” перейдут к нам! – пританцовывая, сказала девушка.
Я взяла тряпку и принялась вытирать столики, задумавшись над тем, что только сейчас испытала. Первый раз фраза “моя бабушка” вызывала во мне странное ощущение. Я действительно чувствовала, что она моя бабушка, а не пожилая женщина, удочерившая меня.
Лея не отступала:
– Вот увидишь, получится замечательный праздник! Посетители снова потекут рекой. О нас тоже напишут в газете. Нужно лишь поискать.
Я закачала головой:
– Это бессмысленная трата времени. Если мы не пользуемся вещами, они отправляются на помойку. Вот и бабушкин рецептарий, скорее всего, уже там.
– Она бы так не поступила, – не успокаивалась Лея.
– Нужно найти другие цветы для столиков к ее дню рождения, – поменяла я тему, собирая вазочки на столах. – Например, васильки. Только где их сейчас найдешь?
– Рецептарий найди, Ассоль, – задумчиво произнесла Лея и направилась к кухне.
Ее энтузиазм и настойчивость вряд ли могли изменить мое решение, и я, чтобы отвязаться, бросила ей вслед:
– Хорошо, я поищу его.
В чем-то Лея была права. Может, бабушка замолвит там, наверху, за меня словечко и я смогу, наконец, продать кондитерскую… А, может, и вовсе налажу свою жизнь. Да и Лею осчастливлю.
Вряд ли в тот момент я осознавала, что запустила колесо судьбы. Так уже однажды случалось, когда Сандра только появилась в моей жизни, чтобы круто ее изменить. Но что ожидало меня сейчас?