Когда подхожу к площади Святого Франциска, сердце стучит барабаном. Еще бы! В послеобеденное время там встречаются влюбленные парочки. В спешке бросают шлемы от скутеров, садятся лицом друг к другу посреди площади и целуются долго и нежно. Бесстыдно упиваются друг другом. Я представляю себя среди них. С тем, кто несколько месяцев назад вошел в кондитерскую. Но меня там нет. И не будет, потому что расстояние между нами еще так велико! Не знаю, встретимся ли мы когда-нибудь и случится ли наш первый поцелуй. Надо бы посекретничать с Беатой, спросить у неё, есть ли у Леонардо девушка. Только мне стыдно делиться с ней своими чувствами.
Беата родом откуда-то из Сицилии, но уже много лет живет в нашем городе, Прато, и помогает Сандре с тех самых пор, когда кондитерская еще только родилась в бабушкиной голове. Я поначалу обращалась к ней на “вы”, но она разъяснила мне, что для Италии это плохой тон и некоторые люди, особенно пожилые, могут даже обидеться.
– Тогда почему сама ко мне на “вы” обращаешься?
– Потому, что я уже слишком стара, чтобы переучиваться. И потом, я очень вас с бабушкой люблю! Вы мне больше, чем родные, – твердо, но с нежностью ответила она.
– И я тебя!
У меня больше не было родителей, но зато появились сразу две бабушки, причем такие разные.
Беата замечательная! Когда она передвигается, очень похожа на пончик, плавающий в кипящем масле. На темных, всегда собранных в объемный пучок волосах, по белой пряди с обеих сторон, а лучистые оливковые глаза проникают в самое твое нутро.
– Так что ты там делала в то воскресенье? Шпионила? – испытываю ее я, в надежде получить ответ.
– Нет, ей Богу, синьорина, – Беата продолжает помешивать деревянной лопаткой почти готовый заварной крем. – Когда ваша бабушка мне позвонила, у меня не было сил даже с кровати подняться! – Она ловко добавляла продукты маленькими, полными руками в тестомесилку и морщила лицо, словно ей лимон в рот положили. – Но как я могу ей отказать? Ну-ка, бросайте сюда апельсиновую цедру, – указала она на оранжевую массу в прозрачной миске.
– Как ты оказалась внутри при закрытых дверях? – недоумевала я, выполняя ее просьбу.
– Ну, есть у меня свой секретный ход, – и чуть тише добавила: – Нелегальный.
– Ничего себе! Я об этом даже не знала. Это где?
Беата не обратила внимания на мой вопрос, продолжив монолог:
– Присела отдохнуть, да так и уснула. Вот за этим самым столом, – указала она на металлический стол у стены, где стояли комбайн, электросито, над ним на полке расположились кастрюли, плошки, миски и другой инвентарь. – Пока молодой Массакра не напугал меня. Ну и мерзкий же у него голосок!
– И что же такого он сказал Леонардо?
– А это я уже бабушке вашей доложила. Все до последнего слова.
– Не скажешь, значит?
– Вот научилась говорить на мою голову! – по ее выражению лица я поняла, что она мне ничего не собирается рассказывать.
Тем не менее, за эти пять месяцев случилось не только это. Я похудела на четыре килограмма, что легко объяснить моим плотным графиком. Сытные обеды пришлось заменить перекусами на ногах: в “зефирном рае” торговля шла бойко, и бабушке не хватало рабочих рук. Она даже взяла в помощники Пабло, эмигранта из Бразилии, правда, приходил он к нам лишь по выходным. А после работы я бежала на вечерние курсы по итальянскому языку.
Бабуля использовала испытанную веками стратегию: она бросила меня, как котенка в пучину непонятных слов и жестов и хладнокровно смотрела, как я плачу от того, что ничегошеньки не понимаю! Тем не менее, с каждым разом я все увереннее и увереннее выплывала на берег: отрывки слов все чаще стали складываться в певучие фразы и выражения. Я даже научилась дополнять их пословицами. Моим достижением стало поступление на факультет иностранных языков после успешно сданного теста для иностранцев.
Еще у меня отросли волосы до талии, а лицо загорело так, что даже круглая оправа очков с толстыми линзами стали не в состоянии “затмить мой васильковый взгляд”, как цитировала Беата Марко, моего воздыхателя. Но я-то мечтала о Лео. А с ним мы прошли всего два шага.
Зато каких шага! Ибо Лео – наш сосед, и синьора Рита, которая ведет утренние беседы из окна с Сандрой, это его бабушка. Она типичная итальянка с темными волнистыми волосами, бордово-коричневыми, как две спелые черешни, глазами и большим прямым носом. Лео такой красавчик явно не в нее, а в деда Алекса, бабушкиного друга, который все еще продолжает дарить ей букеты шикарных роз по пятницам. Вот только по воскресеньям он перестал к нам приходить. А вдруг их встречи теперь стали тайными? Могу себе представить! Интересно, какая бабушка с ним наедине: нежная или все также над ним подтрунивает и ругается, когда речь заходит о политике?
Второй шаг навстречу друг другу мы с Леонардо сделали месяц назад. Тогда я осмелилась остановиться и посмотреть на него. Ах, эти малахитовые глаза! Они снова и снова заставляли меня млеть. Как бы хотелось узнать, что означает этот его долгий взгляд? Он действительно снова рад меня видеть или всего лишь по-соседски дружелюбен? Жалко, что со мной рядом нет Аньки. Она бы мигом придумала какую-нибудь теорию о том, как он ко мне относится.
Сегодня мы снова с ним встретились. Лео улыбался, как торжествующий Амур. Как-то пару месяцев назад мы ходили с бабушкой в галерею Уфицци, где при виде портрета Караваджо, она заявила: “Это единственный мужчина, который в те века умел улыбаться. А все редкие вещи становятся жемчужинами”. Ни один мужчина в мире не обладал такой исключительной улыбкой!
Кажется, зеленые амуры вовсе не собирались пронзать меня стрелами, и я даже подозревала, что Лео рад, что дистанция между нами сократилась на два шага. По тому, как он бережно обнимал сборник нот, я поняла, что он возвращался с репетиции.
– Привет, Ассоль. Как дела?
Какой же он хорошенький! Хотела бы я смотреть на него вечно!
– Хорошо. Как ты? – Я уже открыла рот, чтобы продолжить, но смущение блокировало языковой навык, освоенный за этот год. Ну как такое возможно!
“Что-то там про соседей было?”:
– Сья’мо вичи’ни[22], – замялась я, ибо дальше не помнила ни слова! Зато на ум приходили бабушкины слова, сказанные этим утром: «Теряет тот, кто признается первым», но при этом внутри меня до чертиков будоражил его взгляд!
Лео пришел мне на помощь и доброжелательно закончил фразу:
– …но так редко видимся, – мы засмеялись.
Мне так хотелось сказать, как я безумно рада каждый раз его видеть! Он будто прочитал мои мысли:
– Я тоже рад видеть тебя, – его глаза искрились теплым светом. – Прости за тот случай в кондитерской. Кажется, мы тебя порядком напугали.
– Забудь! Это дало мне стимул учить итальянский. – “Ого! Кажется, начинаю оттаивать! Выходит, мне просто не нужно бояться, когда я говорю!”
– Я хочу познакомить тебя с местным изобразительным искусством. Ты любишь картины?
– Рисовать не умею, а вот смотреть на то, как это делают другие, мне нравится.
– Как мой дед! – засмеялся он открытой улыбкой.
Потом добавил:
– Просто в преторианском дворце выставка художников Возрождения. Женские образы. Можем сходить, – Лео так смотрел на меня, будто уже прочел, как я стараюсь скрыть свою к нему симпатию. И что от его слов мне хочется прыгать солнечным зайцем и орать на всю улицу «Да!».
Я сделала паузу, справляясь с избытком чувств, чтобы казаться как можно равнодушнее:
– Не знаю. У меня совсем мало времени…
Я была в восторге не столько от неожиданно льющейся с моих губ речи, сколько от его приглашения. Счастье разливалось в животе приятной щекоткой: “У-ху! Ты только позови! И зачем я тут выделываюсь?”
– Может, завтра во второй половине дня?
– Встретимся у дворца или зайдешь в кондитерскую?
– Завтра снова репетиция… – Он сделал паузу. – Я сам зайду. Около пяти?
И снова задержал на мне взгляд. Я улыбнулась, вкладывая в улыбку весь женский шарм, что мне удалось накопить до сих пор, и легкой походкой направилась к дому.
Уже не первую ночь мне снится он – старик, похожий на чучело, в грязной, поношенной одежде, пахнущей смесью мокрого козла и перегара. Я слышу шарканье его ботинок по раскаленному асфальту. Вижу, как из дырявых носков торчат грязные пальцы, а под ногами разливается коричнево-зеленая жижа. Его истеричный, глухой смех, обнажает отвратительный беззубый рот, в котором пузырится белая слюна:
– Ну не могу! Умора! Какая же ты умора! Одна… Ты снова одна.
Он делает еще шаг навстречу мне. Потом еще… и еще…
Я просыпаюсь. Вот и в это утро. Что он от меня хочет? Я села на кровати и оглянулась. Уф! Сон, слава богу, что это всего лишь сон. Срочно смыть его водой! Может, наконец, освобожусь от этого кошмара навсегда?
Я нырнула в душ. Закончив с туалетом, я задержалась перед шкафом, размышляя, чтобы мне сегодня надеть. Сандра уже гремела на кухне. Запах кофе вместе с дымом бабушкиной «Тосканы» облетал дом.
Достала из шкафа свое любимое бирюзовое платье, в тон к его глазам! Провела по шелку рукой. Все говорят, что это мой цвет. Я приложила платье к груди и посмотрелась в зеркало: да, ему точно понравится.
Подвела глаза, накрасила губы красным блеском. Впервые в жизни! Снова посмотрелась в зеркало, укладывая проборы то налево, то направо. Собрала волосы в пучок, завернула на макушке. Не-а! Просто расчесала волосы и слизала блеск с губ языком, достала маленький пузырек с надписью “Слезы розы” только вчера приобретенный на заработанные в кондитерской деньги парфюм. Он напоминал мне запах жасмина после весенней грозы. Вот только сегодня с утра мне кажется, что слезы ангела это не к добру. Бабушка стукнула дверью. Она часто уходила раньше меня.
Я выпила кофе, нетерпеливо откусывая круассан и набивая им рот. Ну-у-у! Опаздываю! А бабушка этого очень не любит.