По-итальянски монах говорил немножко необычно, делая отчётливые паузы между словами – видимо, стараясь, чтобы его было легко понять, или просто потому, что старые люди говорят медленнее.
Увидев старика, Котиков сразу успокоился, а так как вид и поведение монаха вызвали у него доверие, то он, несколько путаясь и сбиваясь от волнения, рассказал, что произошло в гостинице. Во время рассказа старик присел рядом с ним на скамейку. Разумеется, Котиков не упомянул про цель своей поездки, а просто сказал, что на него с другом напали в гостинице, и что ему просто чудом удалось избежать гибели, а его друг убит, и что теперь у него нет ни документов, ни денег, ни обратного билета. И что его возможно всё ещё разыскивают убийцы.
– Наверное, мне теперь нужно срочно обратиться в российское посольство, – закончил свой рассказ Котиков.
Всё это время монах слушал молча, внимательно и ничего не переспрашивая.
– Непростая ситуация, – сказал он наконец, – Я постараюсь помочь тебе, сын мой. Однако сейчас уже ночь, и будет лучше, если ты сначала сможешь отдохнуть и выспаться.
– Нет-нет! – воскликнул Котиков, – В гостиницу я не пойду!
– В этом нет необходимости, – улыбнулся монах, – Ты можешь переночевать в нашем монастыре. Как тебя зовут, сын мой?
– Илья… – ответил Котиков и хотел было добавить фамилию, но монах его опередил.
– Меня зовут падре Микеле, – сказал он, – Пойдём со мной.
Они поднялись со скамейки, и старик направился в сторону алтаря. Котиков послушно проследовал за ним. У алтаря они вошли как раз в ту самую дверь, в которой чуть ранее скрылся со своими книгами молодой монах-бенедиктинец. За дверью обнаружился узкий сводчатый коридор с выложенными из серых камней стенами, который уходил чуть изгибаясь куда-то вглубь здания. Вдоль коридора горели обычные неяркие электрические лампочки расположенные на приличном расстоянии друг от друга, из-за чего в коридоре стоял серый полумрак.
– Скажите, а вы – бенедиктинцы? – спросил Котиков разглядывая спину шагавшего перед ним монаха.
– В некотором роде, – ответил тот не оборачиваясь, – Мы оливеты, мы следуем уставу святого Бенедикта и состоим в Бенедиктинской Конфедерации.
– Понятно… – растерянно пробормотал Котиков.
Коридор привёл их к лестнице, поднявшись по которой они вышли на какую-то открытую галерею с каменными колоннами. Поскольку уже давно была ночь, ничего вокруг разглядеть Котикову не удалось – просто темнота, лёгкий тёплый ветерок и стрекотня ночных насекомых. Странно, что не было видно никаких огней – возможно галерея находилась во внутренем дворике монастыря и была закрыта со всех сторон от ночной иллюминации Рима, которая, кстати, была не совсем такой яркой, как в Москве.
Спустившись с галереи, падре Микеле повёл Котикова по другому коридору, и скоро они оказались в небольшой комнате, судя по всему – в монашеской келье. Голые отштукатуреные стены, простая кровать накрытая непонятного серо-зелёного цвета покрывалом, стол из потемневших досок и массивная деревянная табуретка – обстановка была на редкость спартанская. На стене висело распятие подсвеченное маленькой лампочкой. Собственно эта лампочка и была здесь единственным источником света, отчего вся келья была погружена в призрачный полумрак.
– Присядь, сын мой, – монах показал Котикову на табурет, – Я сейчас принесу тебе что-нибудь поесть.
Котиков послушно сел, и падре Микеле удалился. Никакой двери в келье, кажется не было, или она была открыта настежь – монах просто шагнул в темноту коридора и исчез. Котиков покрутил головой разглядывая помещение, но кроме распятия на стене взгляду зацепиться было практически не за что. Илья Андреевич встал и подошёл рассмотреть его поближе. Крест и фигурка Христа были сделаны из разных сортов дерева: светло-коричневый, почти жёлтый крест и тёмно-коричневый Христос. Лампочка, которая собственно и освещала всю комнату, располагалась на маленькой полочке на кресте, прямо под ногами Спасителя. Причём лампочка была совсем миниатюрная, такие используются в карманных фонариках. Котиков предположил, что раз никаких проводов на стене не видно, то либо проводка была спрятана за распятием, либо внутри распятия имелась батарейка. Однако в следующее же мгновенье Илья Андреевич сильно удивился и серьёзно озадачился – лампочка не была никуда вкручена, она просто лежала на деревянной полочке, и её серебристый цоколь с резьбой был полностью виден. И всё-таки лампочка светилась!
«Этого просто не может быть!» – подумал Котиков и осторожно взял лампочку двумя пальцами. Она продолжала светиться! Котиков отчётливо видел маленькую сияющую спиральку внутри миниатюрной стеклянной колбочки.
«Это невозможно! Неужели у неё батарейка внутри? Да нет, так не бывает…» – и в этот момент лампочка пару раз мигнула и погасла, и Котиков оказался в абсолютной темноте.
«Что же теперь делать?» – лихорадочно соображал Котиков, – «Возможно, там было сильное электро-магнитное поле, и поэтому лампочка светилась? Надо тогда положить её на место, но куда – ничего же не видно…»
Нащупав левой рукой шершавую стену, он заскользил ладонью в поисках распятия, но тут в темноте за спиной послышались шаги, и лампочка вдруг сама по себе снова ярко вспыхнула прямо в его руке. Котиков обернулся и увидел падре Микеле. Тот уже успел поставить на стол кувшин с чем-то, небольшой матово-белый стакан и положил небольшой свёрток – что-то завёрнутое в белое полотенце.
– Что-то случилось? – спросил падре Микеле глядя на сияющую таинственную лампочку, которую Котиков всё ещё держал в руке.
– Нет… – смущённо пробормотал Котиков торопливо возвращая лампочку на место – на полочку под распятием, – Просто непонятно, как она может гореть?
– Ну, это совсем просто, – улыбнулся монах, – Это как вера. Если есть вера, то всё возможно, а вот как только ты усомнился – лампочка погасла.
– Извините, – сказал Котиков, – Я не очень религиозный человек… У меня и правда есть сомнения…
– Сомнения – это не грех, – ответил падре Микеле, – Но сомневаясь ты бы всё ещё оставался в темноте.
– А сейчас она светится, это потому что вы верите? – спросил Котиков.
– Уже не только я… – улыбнулся монах, а потом показал рукой на стол, – Вот здесь есть немного вина и кое-какая еда.
Он развернул полотенце и выложил на стол два куска белого хлеба, ломтик сыра и кусочек какого-то сушёного мяса или ветчины.
– Подкрепись, сын мой, и ложись спать, – сказал падре Микеле, – А завтра мы обсудим, как тебе помочь. Я приду рано утром.
С этими словами монах вышел из комнаты.
Оставшись в одиночестве, Илья Андреевич сел за стол и приступил к трапезе. Вино в кувшине оказалось с мягким обволакивающим вкусом, чуть сладковатым. Хлеб, сыр и мясо были съедены очень быстро – после сегодняшних происшествий Котиков успел проголодаться. События, свидетелем которых ему довелось стать, всё крутились в его голове, но то ли под действием вина, или самой атмосферы монастыря, но Илья Андреевич понемногу стал успокаиваться. Падре Микеле внушал ему доверие, и Котиков уже поверил, что завтра всё образуется самым лучшим образом, он свяжется с посольством, и там ему помогут вернуться в Москву. С такими мыслями Котиков решил перебраться на кровать, но сначала ему захотелось выяснить, где здесь туалет. Он выглянул в коридор. Там не горела ни одна лампа, лишь большая белая луна сияла в окне в дальнем конце коридора, и в этом призрачном лунном свете можно было разглядеть несколько дверей скрытых в сводчатых нишах по левой и правой сторонам. «Ладно, пока не критично. Завтра разберусь», – подумал Котиков.
Он лёг не раздеваясь на кровать и практически сразу заснул – словно провалился в сон…
Проснувшись, первое, что ощутил Илья Андреевич, был запах сена. Это он не мог перепутать ни с чем другим. Словно он снова был студентом на сельскохозяйственных работах, куда их направили в начале первого курса. Котиков открыл глаза и удивился ослепившему его яркому солнечному свету, и ещё – приятному прохладному ветерку слегка коснувшегося его лица. Сев на кровати, Котиков с изумлением огляделся. Келья, куда его вчера вечером поселил падре Микеле, преобразилась невероятным образом. Стены были покрыты старой, во многих местах потрескавшейся штукатуркой, а на потолке виднелись следы чёрной копоти. В стене напротив имелось небольшое окно – вернее, это была просто небольшая квадратная дыра без всяких стёкол, ставней или решёток. Через это окно в комнату проникал яркий солнечный свет и задувал довольно свежий утренний ветерок. Слышалось также щебетание птиц. Вместо матраса на кровати лежала солидная охапка сена накрытая серой простынёй из грубоватой плотной ткани. Вместо одеяла был кусок мешковины, а под ней… Котиков внезапно осознал, что он совершенно голый, хотя прекрасно помнил, что лёг спать не раздеваясь. Стол и табуретка ничуть не изменились, даже пустой кувшин и стакан стояли точно там, где Котиков их вчера оставил. Впрочем, теперь на табуретке лежал ворох какой-то чёрной одежды, а рядом на полу стояла пара сандалий на деревянной подошве…
Дверь в келью была закрыта – массивная дверь из широких неровных досок. Котиков выскочил из кровати и начал метаться по комнате. Сначала он схватил одежду с табуретки и выяснил, что это было какое-то монашеское одеяние, грубовато сшитое, но кажется чистое. Он ещё надеялся, что под монашескими тряпками окажется его настоящая одежла, но ничего не обнаружил. Поскольку ничего другого, что можно было на себя надеть, не было, Котиков торопливо облачился в то, что было и даже обнаружил там кусок верёвки, которым он тут же и подпоясался. Сандалии показались уже изрядно ношенными, и вдобавок, они были чуть меньшего размера чем нужно. Впрочем, пол даже в келье был не очень ровным, так что дискомфорт от хождения босиком (да ещё с непривычки) Котиков ощутил практически моментально и поэтому натянул найденные сандалии на свои бледные ноги.
Потом он выглянул в окно и удивился толщине стены здания – около метра! Кроме неба, солнца, каких-то кустов и угла каменной стены ничего интересного не было видно. Пролезть в окно было совершенно нереально. Котиков подошёл к двери.
«Что всё это значит?» – мысли хаотично прыгали в его голове, – «Меня ограбили, раздели и заперли в каком-то монастыре? Неужели, это всё этот падре Микеле? Зачем я ему нужен? Будут требовать за меня выкуп с моей кафедры или с посольства? Продадут в рабство? Разберут на органы? Что же теперь делать? И вообще, где здесь туалет?»
Ожидая, что дверь кельи окажется запертой, Котиков всё-таки толкнул её…
Однако дверь, слегка скрипнув, легко отворилась. Котиков даже сначала отскочил от неё от неожиданности. Затем он выглянул в коридор. Там было пусто, а через узкое высокое окно в конце проникал яркий солнечный свет. Котиков пошёл в сторону окна по коридору, попутно заглядывая в сводчатые ниши по сторонам. Некоторые ниши были просто пустыми нишами со сводчатым потолком и с каменной кладкой внутри. Две ниши скрывали узкие дощатые двери, но обе они оказались запертыми. Наконец, в последней нише, почти у самого окна, обнаружился узкий проход куда-то вниз. Спустившись по нескольким неровным ступенькам, Котиков наконец-то вышел на улицу.
Скорее всего он очутился на задней стороне монастыря; тут были разные хозяйственные постройки из серых обветренных досок, много непонятных фрагментов каменных руин срытых практически до уровня земли и густо заросших кустарником с мелкими листьями, жёстким и колючим, судя по виду. Вокруг не было ни души, и чувствуя, что времени на поиски туалета у него уже почти не остаётся, Котиков залез в щель между кустами и невысокой древней каменной стеной и сделал то, что было необходимо. «Хуже уж точно быть не может» – успокоил он сам себя. Выбравшись из кустов, Илья Андреевич серьёзно задумался о том, куда он попал. Он теперь явно был не в Риме, а где-то в сельской местности. «Значит, когда я уснул, меня куда-то отвезли на машине», – подумал он, – «Странно, что я ничего не помню. И зачем они это сделали? И ещё – ведь если меня похитили, то должны же они по крайней мере как-то меня охранять…»
С такими мыслями Котиков прошёл до конца стены, повернул за неё и увидел неширокую грунтовую дорогу. Здесь же он повстречал и первых за это утро людей – по пыльной дороге ему навстречу шли две девочки, загорелые и темноволосые. Старшей было лет двенадцать, и она несла большую, явно тяжёлую корзину накрытую куском белой ткани. Младшая лет шести-семи держалась за ручку корзины с другой стороны, но не столько помогая старшей, сколько вися на ней дополнительным грузом. Девочки явно были сёстрами – обе были глазастые, с большими, чуть на выкате карими глазами, с худыми вытянутыми бледными лицами и с одинаково торчащими чуть в стороны ушами. Увидев Котикова, девочки приблизились, одновременно склонили головы и почти хором сказали: «Добрый день, падре!»
Котиков тоже вежливо поклонился им, размышляя как правильно построить фразу чтобы спросить, где он находится и, что ему ещё очень хотелось бы добраться до телефона и позвонить в полицию (в конце концов, решил он, без полиции в его ситуации не обойтись). Даже если предположть, что монах забрал его одежду чтобы просто её постирать, а потом вернуть, Котиков рассудил, что смерть Дениса и попытка неизвестных русскоговориящих бандитов убить и его самого заслуживают внимания итальянской полиции. Однако вид девочек никак не сочетался с возможным наличием у них мобильного телефона, и задавать вопросы Котиков не решился – дети всё-таки, что с них взять? Ещё и испугаются…
Помедлив пару секунд внимательно разглядывая Котикова южными выразительными глазами, обе сестры пошли дальше мимо него.
Котиков проводил их взглядом (при этом обе, словно почувствовав, обернулись, чтобы посмотреть на него) и направился по дороге в противоположном направлении. Слева и справа был неровный, заросший травой, кустарником и немногочисленными свободностоящими деревьями ландшафт. Кое-где среди зарослей возвышались невысокие руины каких-то каменных построек или просто сильно изъеденные эррозией дождей и ветров глыбы серого мрамора. Чуть в отдалении от дороги виднелись распаханные поля. Вокруг не было ни души, даже девочки с корзинкой успели скрыться за поворотом монастырской стены.
«Ну и куда мне тут идти?» – размышлял Котиков. – «Не лучше ли вернуться в монастырь и поискать падре Микеле там? Он же сказал, что зайдёт за мной утром. Или поискать кого-нибудь ещё в монастыре? Уж телефон-то точно должен где-то там быть…»
Котиков без сомнения узнавал сельский итальянский ландшафт – такие он видел на картинах, а также из окна поезда, когда ездил в Помпеи, только теперь всё было несравнимо ближе и даже вокруг него.
Неровности рельефа напоминали ему могильные курганы, давно заброшенные и заросшие. И, вспомнив, что он в Италии, Илья Андреевич наполнился благоговейным почтением – ведь тут на каждом метре скрывались следы великого Древнего Рима. Котиков несколько раз сходил с дороги чтобы, исколовшись о колючие кусты, изучать вросшие в землю обшарпанные мраморные глыбы в поисках надписей на латыни. К сожалению, ничего интересного он не обнаружил, только до крови исцарапал голые ноги о колючие кусты. И да, пара латинских букв «V» и «D» угадывалась на одном из сильно обветренных серых камней, но ничего больше ему там разобрать не удалось. Когда Котиков в очередной раз выбрался на дорогу и уже тыёрдо решил вернуться в монастырь, чтобы найти хоть кого-то, кто мог бы ему помочь связаться с полицией, внезапно до него донеслись мужские голоса. Можно было даже разобрать, что говоривших было как минимум двое. Повернувшись в нужную сторону, Котиков заметил узкую тропинку, уходившую прочь от дороги вглубь зарослей. Он свернул на неё и довольно скоро вышел на пригорок, откуда ему открылся вид на что-то похожее на древнее, заброшенное римское кладбище – неровный ландшафт покрытый зарослями сухой травы и кустарника, где повсюду виднелись торчащие из земли куски мрамора – то ли могильные плиты, то ли фрагменты осыпавшихся склепов. Кое-где среди руин одиноко торчали кривоватые полувысохшие деревья с мелкой, почти невидимой, листвой. Чуть в отдалении Котиков увидел троих мужчин – двое из них, вооружённые лопатами и заступами, копались в земле, стоя почти по пояс в обширной округлой яме, а третий сидел неподалёку на поваленном набок надгробии из серого камня и, видимо, давал остальным какие-то ценные указания.
– Доброе утро, падре! – поприветствовал тот Котикова, символично приподняв свою довольно непрезентабельного вида потрёпанную шляпу.
– Да благословит вас бог, – неуверенно ответил Илья Андреевич, догадавшись, что из-за одежды его приняли за монаха, и поэтому говорить надо было что-то соответстующее. Двое других землекопов тоже на мгновенье отвлеклись от работы чтобы поприветствовать Котикова вежливыми хотя и довольно символическими поклонами.
– Падре, мы нашли две очень хорошие мраморные плиты. Вам точно понравятся, – сообщил сидевший на надгробии мужчина, – Мы оттащили их туда к дороге. Потом подгоним повозку и отвезём их в монастырь.
– Очень хорошо, – сказал Котиков.
Он хотел было поинтересоваться: что это за монастырь? Где падре Микеле? И вообще, что это за место?
Однако не успел… Раздался глухой грохот, даже земля под ногами заметно содрогнулась; в воздух взметнулось облако серой мраморной пыли, и кто-то громко испуганно вкрикнул… Мужчина в шляпе вскочил на ноги, и вместе с Котиковым они устремились к яме, в которой только что копошились двое рабочих. Сейчас там никого не было видно. Подбежав к яме, Котиков увидел, что одному из рабочих удалось чудом зацепиться на краю внезапно развергнувшегося под ними провала, второй же провалился вниз и исчез в тёмном овальном отверстии, из которого словно в замедленном кино неспешно поднимались густые клубы серой пыли.
Мужчина в пыльной шляпе и Котиков совместными усилиями вытащили наверх не успевшего сорваться вниз рабочего, а потом они уже втроём осторожно подкрались к краю провала и окликнули товарища. Довольно быстро выяснилось, что тот особо не пострадал – ударился боком и ушиб руку, но вроде обошлось без переломов. В открывшемся отверстии была видна довольно обширная полость со сводчатым потолком и выложенными кирпичом стенами. Кирпичный пол, покрытый обломками обсыпавшегося потолка, располагался на глубине около 3 метров. Открывшееся отверстие было примерно полтора на полтора метра с довольно чёткими прямоугольными очертаниями, совпадавшими, по-видимому, со структурой потолка подземного помещения. Само же подземное помещение представляло собой прямоугольную камеру примерно четыре на пять метров – явно, это была гробница. Посередине, причём чисто в геометрическом смысле, ровно в центре, стоял прямоугольный саркофаг из серого мрамора накрытый плоской крышкой из того же неотшлифованного мрамора.На крышке саркофага лежали обломки обвалившегося потолка, и один из них, в виде комка из скреплённых цементом кирпичей, при ударе, видимо, разбил мраморную плиту – крышку саркофага рассекала поперёк явно свежая трещина. Упавший в провал рабочий забрался на саркофаг, но как он ни тянулся вверх, подхватить и вытащить его было невозможно.
– Нужна лестница! – решительно сказал тот, что был в шляпе и повернулся к своему коллеге, – Луиджи, беги скорее в монастырь и принеси лестницу, которую мы одалживали вчера. Помнишь, где мы её положили?
Потом мужчина в шляпе обратился к Котикову:
– Падре, надо позвать аббата или кого-то ещё; они должны решить как нам распорядиться находкой.
– Так пусть Луиджи заодно их и позовёт, – нашёлся Котиков, – Я обещаю, что настоятель монастыря щедро вознаградит вас за ваши услуги.
Луиджи только кивнул и торопливо направился по тропинке ведущей к дороге в сторону монастыря. Рабочий в шляпе присел на камень на краю провала и сказал:
– Меня зовут Бартоломео, мы с ребятами из Ломбардии…
– Да, – тут же отозвался Котиков, – Я заметил это по вашему произношению.
Сказал он это чисто машинально, только чтобы поддержать беседу, но буквально в следующую же секунду что-то насторожило его – рабочие из Ломбардии нашли древнеримский саркофаг… Это показалось Котикову очень и очень знакомым.
– Я вас раньше не видел… Вы давно в этом монастыре? – спросил Бартоломео.
– Со вчерашнего вечера, – неожиданно легко для себя самого ответил Котиков, – Я в гостях у падре Микеле, он мой старый друг.
– Понятно… – кивнул Бартоломео.
– Эй, вы ещё там? – донеслось из под земли.
– Да, Луиджи пошёл за лестницей, – Бартоломео склонился над провалом, – Потерпи чуть-чуть. Ты там пока осмотрись по сторонам. Есть что интересное?
– Это древнеримская гробница… – взволнованно сказал паренёк, – Чёрт его знает, что там в этом каменном ящике. А по углам тут тени какие-то… Они шевелятся… Ради бога, не оставляйте меня здесь!
– Успокойся, – отозвался Бартоломео, – Тут с нами падре, он старый друг падре Микеле, так что ни чёрт, ни дьявол не осмелится высунуть свою мерзкую рожу… Ты там точно ничего себе не сломал?
– Нет, с этим всё в порядке. Просто ударился об этот саркофаг когда упал; больно, но ничего страшного.
И тут у Котикова появилась одна идея, которая вполне вписалась бы в методичку «как задать странный вопрос не привлекая внимания». Илья Андреевич склонился над отверстием и, разглядев в полумраке молодого работягу у края саркофага, сказал:
– Я падре Илия, сын мой. А как тебя зовут?
– Роберто, падре, меня зовут Роберто и я, как и сеньор Бартоломео, из Ломбардии.
– Скажи мне не ударился ли ты головой когда упал в эту гробницу? – заботливо поинтересовался Котиков.
– Нет, падре, всё в порядке: только ушиб руку и вот здесь боком об этот каменный ящик стукнулся.
– Это хорошо, сын мой, – в какой-то момент Котиков поймал себя на мысли, что он сейчас разговаривает с этим молодым итальянцем как с одним из своих студентов, – Но давай всё-таки удостоверимся, что всё хорошо. Скажи мне, какой сейчас год?
– Тысяча четыреста восемьдесят пятый, – уверенно отозвался Роберто, – Восемнадцатое апреля. Суббота.
Котиков коротко глянул на сидевшего рядом на краю ямы Бартоломео, но тот никак не прореагировал на слова Роберто.
– Правильно, сын мой, – неуверенно сказал Котиков, – Значит с тобой всё в порядке.
И в тот же момент он ощутил, что не всё в порядке с ним самим. Кровь отхлынула от головы, Илья Андреевич испытал быстрое падение артериального давления, ноги его подкосились, перед глазами поплыл белый туман…
Котиков отшатнулся подальше от провала и непроизвольно сел на землю. «Этого просто не может быть», – подумал он, – « Потому что этого не может быть никогда».