Скрипачка осень в золоте укрылась
От наготы прекрасной и летит,
Куда-то в даль на радость и на милость,
Тот трепетный, прощальный тот мотив.
Она живет в тумане и обмане
И снега ждет пушистого опять,
И пусть ее в тот снегопад заманит
Веселый Моцарт, ей еще порхать.
Над золотом аллей, над перелеском,
Где все стихает, погружаясь в сон,
И кажется не близким и не детским,
Тот странный мир, та музыка времен,
Но осень так прозрачна и спокойна,
Что ей не попрощаться с нами вновь.
И отыграв, она уйдет достойной,
Припомнив и разлуку и любовь.
И только ангел на соседней крыше
Смахнет слезу, прощаясь с ней опять,
Она летит все выше, выше, выше,
И музыке ее еще звучать.
Будить нас, и бросать в иной эпохе,
И рисовать незримые миры,
С ней рядом и поэты и пророки,
Но как постичь им суть ее игры.
И пронесется Пушкин над полями,
За музыкой, о прошлом не жалея,
Обласканный последними лучами,
Он спорит снова с яростным Сальери.
– За что вы так, – Сальери гневно спросит,
А Пушкин улыбнется лишь в ответ:
– Так получилось, вдохновляет осень,
Чарует этот мрак и этот свет…
И музыка врывается, и время
Над ней не властно, только бы лететь.
Там ширь полей и в гибель грез не веря,
Он продолжает и любить, и петь.