Сэм лучезарно улыбнулась продавцу, и Марта вздохнула.
– Ужас, Сэм, – пробубнила она так, что только мать могла ее слышать. – Я лишь надеюсь, что не буду в старости на тебя похожей.
– А на кого же еще ты будешь похожей? – мать хмыкнула, выбираясь из очереди за билетами и таща за руку упирающуюся дочь. – Что плохого в том, чтобы быть достойной лучшего? Я ему ведь и слова не сказала! Он сам решил, что стоит отдать нам три места с лучшим видом.
Сэм гордо потрясла в руке тремя гофрированными билетами с витиеватыми надписями их имен. "Марта Крафт. Первый класс. Место у окна", – значилось на одном.
Марта скосила взгляд на мать, щурясь от яркого солнца.
– Да, ты и слова не сказала, – кивнула она. – Ты его просто втихомолку зомбировала, вот и все.
Сэм улыбнулась дочери своей зомби-улыбкой в тридцать два зуба, но, увы, примиряющего эффекта это не произвело.
Марта зевнула.
– Знаешь, – хмыкнула Сэм, мигом растеряв наносное хорошее настроение. – В твоем возрасте судить о некоторых вещах еще рановато. Ты бы видела, какие фокусы проделывают другие женщины! А добиваются меньшего. Вот, – она сунула Марте в руку билеты и ключи от квартиры. – Сделай папе приятно, покажи ему наши места. Распиши ему это как-нибудь… – Сэм начала строить руками воздушные замки и чуть не сбила прохожего. – Ну, как-нибудь поцветастей. И прибереги фразочки про зомби для тех, кто их оценит.
На этих словах Марта скорчила матери недовольную мину и, взглянув на солнце, снова зевнула.
– И выспись наконец! – крикнула вслед Сэм. – Не хватало еще, чтобы вечером едва ноги переставляла.
– Есть, мэм!
Уже широко шагая вниз по улице, Марта козырнула матери рукой, в коей были зажаты билеты. Порыв ветра – и девочка уже бегала меж прохожих, преследуя разлетающиеся злосчастные бумажки.
– Чудо гороховое, – вздохнула Сэм, наблюдая за ней.
В желании произвести эффект мать и дочь были одного поля ягоды.
"Дорогой Филя, – аккуратно писала Марта тем же вечером, – я и вправду хорошо выспалась. Спасибо, что спросил! Отвечая на твой вопрос насчет переезда…
– тут Марта задумалась, -
В общем, я не уверена, что готова ответить. Спроси завтра! А лучше в следующем году."
Марта вздохнула и надула губы. Какой смысл наводить красоту в комнате, заботливо и педантично расставлять все предметы интерьера в идеальной, тебе одной известной последовательности – если при переезде тебе все равно объявят, что "нет, Марта, мы твою комнату с собой взять не можем".
Девочка фыркнула и неохотно слезла с кровати, захватив с собой исписанный листок бумаги. Медленно переставляя босые ноги, она подошла к фигурке расписного каменного филина, что стоял на высоком подоконнике, погладила его по клюву и завела руку за статуэтку, где хранилась спрятанная от глаз коробка спичек.
– Ты же знаешь, Филя, я не сдамся, – буркнула Марта, смотря на огонек в руке.
Когда спичка уже почти догорела, Марта вспомнила наконец, зачем ее зажгла, и поднесла лист бумаги к огню.
– Я не сдамся, нет-нет-нет, – убеждала она филина, пока отправляла письмо.
Тот лишь едва заметно подмигнул Марте своим янтарным глазом и нахохлился.
Внизу, на первом этаже, о чем-то недовольно спорили родители. Отец Марты был публицистом. Профессия эта никогда прибыльной не была, и в поисках лучшей жизни семья постоянно переезжала с место на место в пределах страны. Но никогда – за ее пределы.
Родители по этому поводу постоянно ссорились, у всех сдавали нервы. Ситуацию уже можно было бы назвать критической… Но называть вещи своими именами, разумеется, никто не собирался.
Поэтому родители снова кричали, переупаковывая вещи, а Марта наверху уже который час пыталась заснуть, затыкая уши подушкой."Вы можете подумать, что мы – самая обычная семья, – улыбалась Марта своим мечтам, выглядывая из окна мобиля и улыбаясь проносящимся мимо деревьям. – Конечно, ведь со стороны именно такими мы и можем показаться! Отец-публицист и мать-рецензент публицистики, этим набором специальностей никого не удивишь! И, поверьте, вас никто не будет укорять, если вдруг вы, не подумав, конечно, решите назвать семью Крафт – людьми стереотипными и недалекими. Конечно. Откуда же вам, на самом деле, знать, что члены нашей семьи – волшебники первого ранга!"
– Не прижимайся так сильно к стеклу, – одернула вдохновенный полет мыслей дочери Сэм. – Прыщей потом не оберешься.
Марта отлипла от окна и упала на спинку кресла рядом с матерью.
– Как там Филя? – тут же забеспокоилась она, перевесившись с колен Сэм и заглядывая в сумку у ее ног.
– Все в порядке с твоим филином, чего с ним случится? Милый? Эмм.. – Сэм потеребила за плечо Саго и прошипела ему на ухо: – Когда я говорила, что нам стоит поспешить, я ведь и имела в виду, что мы потенциально опаздываем. Десять минут до вылета! Если опоздаем сейчас, наши вещи приедут раньше нас, а я посмотрела прогноз, и в Яви опять будет лить дождь. Вещи промокнут, мебель промокнет, одежда… моя жизнь и так катится к чертям, а тут… – Сэм сдержала срывающийся голос, взяла себя в руки и выдохнула. – В общем, дорогой, твой любимый пиджак никогда больше не будет столь белым. Уж извини!
– Что-то случилось, сударыня? – лаконично поинтересовался водитель. Визгливый тон жены и умоляющий взгляд мужа не оставили его равнодушным.
– Никогда не было лучше! – воскликнула Сэм, уже лучезарно улыбаясь в тридцать два. – Я была бы вам, правда, безмерно благодарна, коль ехали бы вы чуточку быстрее.
– Что вы, мэм! – усмехнулся мужчина. – Это у вас в Яви мобили летают аки соколы! Еще бы! На их чудодейственном сиропе! Не знаю, где мэр берет эти странные идеи, но… – он усмехнулся и покачал головой. – Нет, здесь вам не Яви. Чем не заправляй эту колымагу, а озоновых пузырей она не выдаст.
– А вы не гонитесь за технологиями, – флегматично ответил Саго. – Пузыри-пузырями, а я вот вижу даже отсюда, что колымага ваша может ехать на пару верст в час пошустрее.
– Как ты ее назвал? – завопил водитель, ударяя в педаль газа.
Мобиль так рванул, что Марту откинуло обратно к окну, где она пребольно ударилась затылком непонятно обо что.
Все ее переживания, однако, оказались тут же позабыты, когда за кромкой деревьев показался он.
– Сэм, – позвала Марта изумленно, хотя никто из увлеченно выясняющих отношения взрослых ее, разумеется, не услышал. – Это он, да? Это дирижабль?