К тому, что губернаторы колоний встречают его, как Императора, Мортан уже привык. Правительство Козодоя ничем от других не отличалось. Официальные речи привычно вогнали Морта в тоску, которая одолевала его до тех пор, пока он не понял, что Асмодея в его свите нет. Вампир с самого начала бесил своими замашками, уговаривая устроить охоту на местных, мол, никто не узнает, а если и прознают, то Козодой та еще дыра, все будут молчать.
Во время полета Асмодей жил на синтетической крови, которая, очевидно, приелась ему настолько, что он поглупел. Потому что иначе, как глупостью, убийство местного населения назвать было нельзя. Во-первых, Козодой был лоялен императорской власти. Устроить охоту на аборигенов означало без разрешения поохотиться в императорских угодьях, а у Морта репутация и так была подмочена. Во-вторых, он решил ремонтироваться на Козодое, соответственно, пугать и злить население было, по меньшей степени, неумно. В любом другом случае Морт погрузил бы «Саартан» на грузовой глайдер, который всегда летал в составе их эскадрильи, и умчался бы домой к знакомым механикам. Но вернуться с пустыми руками к Императору он тоже не мог.
И хотя никто всерьез не ждал от него, что он поймает Жар-Птицу, Морт был принципиален. Если не птицу, то хотя бы пиратский корабль он захватит. Он уже знал от губернатора, что пираты наведывались в орбитальное пространство Козодоя с заметным постоянством. К следующему их визиту он будет готов. К тому же, «Саартан» был не настолько сильно поврежден, как казалось с первого взгляда. Главное, что уцелел сердечник, который местные механики вряд ли смогли бы починить. Три недели, и корабль будет, как новенький. Оставалось не умереть за это время от скуки, потому что Козодой оказался не просто дырой, но огромным прыщом на прекрасном теле Империи. От настойчивых предложений пожить в местных дворцах, принадлежавших разных чиновникам Козодоя, Морт решительно отказался, так как его покои, как и весь жилой отсек «Саартана», не пострадали. От внимания местных это его, конечно, не спасало.
За время полета он уже отвык от того, что обычно каждый колониальный поселенец хотел стать его личным донором. Многие эмпаты заключали с личными донорами пожизненный договор, который людям иногда казался едва ли не брачным. Преимущества личного донора, который всегда имелся «под рукой», были не оспоримы, но Морт предпочитал не связывать себя обязательствами. Ему и императорской службы хватало.
Когда губернатор Козодоя начал намекать на высокую эмоциональность своей дочери, которая якобы только и мечтала о том, чтобы стать донором, Морт сбежал. Люди часто путали донорство с сексуальными отношениями. К своим тридцати Мортан, полу-человек, полу-эмпат, настолько пресытился сексом, что вынужден был признать и еще одну сторону своей смешанной природы: ему нужен был кто-то один. Та самая, избранная, которая смогла бы стать не донором, но вечным огнем, поддерживающим жизнь его человеческого сердца.
Заметив отсутствие Эша, Мортан воспользовался предлогом и поскорее покинул губернатора, от чьего гостеприимства тошнило.
Он успел вовремя. Конечно, вампир не отказал себе в удовольствии попугать ребятню. К тому же, один и так сломал себе то ли шею, то ли спину, и вероятно, этот труп еще им аукнется. А вот, что Морт совершенно не ожидал встретить в раздолбанном грузовом отсеке «Саартана», так это мощный эфталитовый фон, который, будто океан, запертый в бутылке, бил волнами из тощей красноглазой девицы.
Сначала Морт принял ее за мутантку, потому что незнакомка была не похожа на всех остальных аборигенов, как человек не похож на гориллу. У коренных козодойцев был мощный костяк, круглые лица и смуглая кожа, девушка же не могла похвастаться и загаром. Таких тощих Морт не видел даже в тюрьмах строгого режима на Палео, где кормили раз в трое суток. Бледная кожа была исключительно белой, а в красных глазах плескалось слишком много вопросов, что не совпадало с крайней самоуверенностью местных. В столице была мода на обесцвечивание волос, но отчего-то Морт знал, что этот белоснежно-платиновый цвет – натуральный. Девушка притянула ее взгляд, словно магнит железку, а когда открыла рот и честно призналась в глупости, Мортан был сражен.
Перед тем как отправиться к губернатору, он «поужинал» последним донором, который выжил после посадки. Человек бы скончался в любом случае, поэтому Морт не стал его щадить и «выпил» досуха, чтобы на приеме у губернатора не отвлекаться на провокации со стороны местных. А те, конечно, старались. Неизвестно как «Маяк» проник в эту дыру Империи, но собравшиеся на пиру гости благоухали наркотиком так, что эмпатам, пришедшим с Мортом на прием, пришлось нелегко. Он строго настрого запретил шашни с местными, но не предполагал, что эти местные будут лезть на рожон сами. «Маяк» временно повышал эфталитовый фон человека и официально был запрещен в Империи, но им порой незаконно пользовались доноры, чтобы продлить службу.
Как бы там ни было, Морт сумел благополучно преодолеть искушение у губернатора, однако влип, как муха в паутину, на борту своего корабля. Эмпаты, стоявшие рядом, тоже чувствовали неладное, но, в чем дело, понять не могли. «Маяк» оглушал настолько, что после контакта с принявшим препарат человеком, эмпату было трудно определить естественный эмоциональный фон донора, за что наркотик и запретили. Однако Морт был пилотом первого уровня и оглушить его «Маяку» было не под силу. Поэтому его удивление было искренним, когда он понял, что эфталит, которым разило от девицы, сводит с ума и не дает сосредоточиться.
А потом в Морте проснулась жадность. Такие сильные доноры в природе встречались редко, упускать подарок судьбы было нельзя. Опасаясь, что кто-то еще из эмпатов очнется от «маячного» дурмана и положит глаз на девицу, Морт постарался скорее всех выпроводить. Красноглазая сама дала подсказку, как ее удержать. Добровольцем она не была, но и сопротивляться не станет, Морт это по ее красным глазам читал. Девушка слишком боялась за свою сестру, что было ему на руку.
А вот с Эшом у них состоится отдельный разговор, но не этой ночью. За то, что не поставил корабль под охрану, устроив ловушку для местных, вампира следовало бы отправить в сердечник, поработать донором недельку-другую.
Глядя в спину девицы, которую уводил Тарус, Морт чувствовал себя так, будто долго голодал, затем наелся травы с овощами, а потом ему показали кусок мяса. Или торта. Конечно, он не собирался держать ее на корабле насильно, а тем более трахать. Для этого он был слишком брезгливым. Но отказаться от искушения попробовать ее эфталит Морт был не в силах.
К сожалению, заняться «поздним ужином» удалось не сразу. Отвлек Эш, которому приспичило просить прощения и извиняться. Делал он это долго и нудно, пока до Морта не дошло, что ревнивый вампир просто тянул время. Не выдержав, Морт направил на Асмодея волну такого искреннего раскаяния, что вампир разрыдался и едва не разбил себе голову о бортовую панель. Немного снизив уровень внушаемой эмоции, Морт сердито вышел из рубки управления, оставив гордого Асмодея всхлипывать на глазах капитана Таруса, прибежавшего на шум. Конечно, вампир наверняка затаит обиду, но все это будет «потом».
В свою каюту Морт ворвался с таким нетерпением, что едва дождался, пока входная панель отъедет в сторону. Так и пролез, задев рукавом какую-то деталь. Прочная ткань не порвалась, зато дернула его, остановив. Это было вовремя. Морт замер, удивленный собственным поведением. Сходить с ума по эфталиту было дурным тоном – как пускать слюну на публике при виде еды. Такое было недопустимо.
Морт подошел к столику с аквариумом и, зачерпнув холодной воды, приложил ладонь ко лбу. Услужливый Тарус побеспокоился, чтобы этим вечером у Морта была его любимая закуска – эруанские водяные пауки. Как правило, эмпаты не использовали эфталит животного мира, но этот вид пауков был удивительно чувствителен к внушениям. Насытиться их эфталитом было нельзя, но пикантность ощущениям они придавали. Однако сегодня свои гурманские запросы Морт собирался побаловать иначе.
«Саартан» был его личным кораблем, поэтому свою каюту он обставил так, чтобы ничто не напоминало об императорских глайдерах и крейсерах, где ему приходилось служить. Здесь имелась и обширная спальная зона с большой удобной кроватью и прозрачным куполом наверху, и миниатюрный сад с деревьями и цветами, и уголок отдыха с мягкой мебелью, которая сама по себе была нонсенсом на военном корабле. Но Морт любил роскошь и комфорт и не стал отказывать себе ни в одной мелочи. А еще у него была ванная, вырезанная из цельного куска розового кварца, и по поводу ее веса у него постоянно велись споры с Тарусом и другими пилотами. Но так как главным пилотом был он сам, команда терпела. Все это великолепие было заключено в дорогостоящий кокон безопасности, где плавало, как в пузыре. Сбить вазу со своего места или разлить воду из аквариума не могла даже аварийная посадка.
Девицы с эфталитовым сокровищем не оказалось ни на кровати, ни на мягкой мебели, ни в кустах рододендрона, хотя Морт отдал точный приказ отвести ее в зону для доноров. Гнев на охрану испарился, едва он услышал шум воды из отсека с ванной. Панель послушно исчезла в стене, повинуясь прикосновению руки, и Морт в изумлении уставился на открывшуюся картину.
Вместо того чтобы стенать и рыдать о собственной горькой судьбе, искать пути побега или проклинать всех эмпатов на свете, девушка вполне со счастливым видом развалилась в его ванной из розового кварца, куда Морт не пускал даже Асмодея, а ведь тот звался его другом. Этот же проходимка, пусть и с отборным эфталитовым фоном, оказалась вовсе не невинной овечкой, а вполне-таки борзой псиной, так как простым купанием она не ограничилась.
Пена с розовым отливом буквально вываливалась из бортиков ванной, а по всей комнате стоял густой аромат редчайшего эбиссинского масла, которое Морт купил за три дорога и оставлял на редкие случаи. Судя по тому, что прекрасный запах превратился едва ли не в зловоние, девушка опрокинула в воду всю бутылочку. Она откинула голову на подушку, которую удобно пристроила на резном бортике, закрыла глаза и похоже, наслаждалась жизнью. Бледная кожа от горячей воды порозовела, придав ей забавный вид, но умиляться Морт настроен не был.
– Когда я сказал, что тебя надо помыться, я разве имел в виду делать это в моей личной ванной? – прогремел он.
Ему хотелось окунуть наглую местную девицу в бездну ужаса, но внушения не потребовалось. От звука его голоса «доброволец» ушла с головой под воду, а так как ванна была немаленьких размеров, а поверхность воды накрывала гигантская шапка пены, быстро она не вынырнула. Какое-то время Мортан наблюдал, как девушка барахтается в его ванной, потом до него дошло, что та просто не может выбраться из-за гладкого дна. Кварц был красивым, но не самым безопасным материалом для купаний, и дно было скользким. Сообразив, что он может остаться без долгожданного ужина, Морт перегнулся через бортик и, погрузив руки в пену, нащупал волосы, за которые с удовольствием и потащил. Садистом он не был, но наказать дерзкую хотелось.
Вытащив вяло сопротивляющуюся гостью из воды, Мортан хотел швырнуть ее на пол и заставить прибирать в отсеке, но остановился, прислушиваясь к собственным чувствам и с интересом разглядывая незнакомку. Та тоже замерла, словно эмпат уже парализовал ее волной ужаса.
Красивым тело девушки назвать было нельзя. Слишком оно было худым и костлявым. К тому же на ней было столько синяков, будто его хозяйка подрабатывала на нелегальных боях, причем в роли груши. От кожи приятно пахло драгоценным маслом, но за один прием даже оно было не в состоянии сгладить огрубевшие участки. А еще этот взгляд непонятных красных глаз, который невозможно было прочитать.
Несмотря на все несовершенства «добровольца» Морт неожиданно почувствовал возбуждение. Девушка выглядела слишком невинно – именно от таких у Морта всегда сносило крышу. Быть первым ему нравилось везде, и в сексе особенно. А так как девственницы не попадались уж очень давно, то желание физического контакта превысило в разы привычный эмпатовский голод. Такого с Мортом давно не случалось.
Для доноров у эмпата в каюте имелось специальное место – квадрат на полу, окруженный зарослями декоративной сирени. Кресла-дримеры и другую мебель для сеансов он не выносил. Во время внушения донор все равно оказывался на полу, где бы не находился вначале, а все эти привязывания и крепления Морт не любил. К тому же мебель было трудно чистить после рвоты и испражнений, другое дело – гладкий пол с сенсорной панелью автоматической чистки.
Итак, девушку он туда нести передумал. Потом, всему свое время. Подойдя к кровати, Морт плюхнул несопротивляющееся тело на одеяло и навис сверху, разглядывая и раздумывая. Между тем, «местная» откашлялась и пришла в себя настолько, чтобы заговорить:
– Вы сказали помыться, а душа я не нашла, – выдавила она из себя. – Можно я оденусь?
– Нет, – рявкнул Морт, не понимая, что ему мешает наброситься на девицу немедленно.
– Спасибо, что отпустили Клару, – красные глаза «местной» прожигали в эмпате две аккуратные дырочки. – И ванная, если честно, мне тоже очень понравилась. Но если я не ошибаюсь, в Конституции сказано, что донорство – это добровольная инициатива. А я вашим донором быть не хочу, извините. Может, мы уладим недоразумение как-нибудь еще? У меня есть немного денег, но мне кажется, они вас не заинтересуют.
У Мортана даже глаз задергался. Ни один эфталитовый носитель еще не припоминал ему Конституцию, которую когда-то больше на потеху, чем всерьез, придумал Балор. Она бы еще Кодекс чести эмпатов процитировала.
– Значит, ванная тебе понравилась? – эмпат шумно выдохнул, стараясь держать себя в руках.
– Да, очень, – девушка закивала, либо строя из себя наивную дуру, либо таковой являясь на самом деле. Так сильно Мортана давно не бесили. Сексуальный аппетит пропал также быстро, как и появился, зато другой – вечный, эмпатовский, требовал приступить к немедленным действиям.
Решив, что тратит на этот эфталитовый кусок слишком много времени, Мортан направил на «местную» первую пришедшую на ум эмоцию – страх. Девушка вопросительно на него посмотрела. Эмпат пару раз удивленно моргнул, не понимая, почему она не бьется от ужаса, не рвет на себе волосы и не воет от безысходности.
Что произошло дальше, Морт не понял. Секунду назад у него в голове еще были какие-то мысли, а сейчас они испарились, вытесненные мощной волной ужаса, которая смыла все – и самого Морта тоже. Тогда он и узнал, что от страха, оказывается, можно потерять сознание. Падая, он еще цеплялся за остатки своего «я», размазанного страхом и ужасом, но коснувшись пола, окончательно заблудился. И бродил в темноте бесконечно долго.