Тогда

Адди

Проснувшись, я пялюсь в потолок. Квартира смотрителя на вилле Шерри расположена в подвальном этаже, зато она большая и в целом симпатичная, ну, если не смущает отсутствие окон. Но когда живешь на юге Франции за пару сотен евро в месяц и с бесплатной едой – мир с ними, с окнами.

Утром приехали друзья родителей Шерри с детьми. К счастью, в аэропорту они взяли такси, и мне не пришлось их забирать, а то мы с Деб прошлой ночью выпили три бутылки вина и до самого рассвета любовались звездами с балкона. Так что за руль мне до сих пор нельзя, хотя уже почти полдень.

Уверена, это лето будет лучшим в моей жизни. Прямо как в кино: эпическая музыка на фоне и картинка очень яркая. Этим летом я точно не буду маленькой Адди, жизнь которой проходит впустую. Не буду одной из тех девчонок, кто вылетает из головы сразу после знакомства. Одной из тех, кого тут же бросают, встретив девицу получше. Я буду кем захочу! Короче, это мое лето. Сейчас, правда, по мне этого не скажешь – пошевелиться не могу из-за похмелья.

Я хмуро смотрю в потолок. Куда подевались жильцы? Звукоизоляция плохая, так что всегда слышно, что происходит наверху. А сейчас – ничего. Они точно в доме: я проснулась, когда приехало такси. Да и шаги слышны, только тихие. Будто там всего один человек.

Вот кто-то подходит к холодильнику с вином, затем идет в душ. Одно из окон открыто, потому дверь хлопает от сквозняка.

Около двух я разбудила Деб. Она плетется на кухню в растянутых шортах и футболке с какой-то французской группой – сувенир от парня, с которым переспала в Авиньоне.

Замерев, она прислушивается.

– А где все?

– Понятия не имею. Похоже, в доме только один человек.

Зевнув, она берет у меня из рук чашку кофе.

– Хм. Странно. Может, он прикончил всю свою семью по дороге сюда?

Мы умеем отличать мужчин от женщин по звуку шагов – мужчины топают громче.

– И это первая идея, что пришла тебе в голову?!

– Есть версии получше?

– Может, они потом подъедут. Может, задержались в Ницце, чтобы повидаться с родственничками…

Это у нас такая шутка. Лето пройдет, и ничего забавного в ней не будет, но сейчас нам весело. Приехав сюда, мы коллекционируем слова, которые слышим от жильцов: родственнички, декор, подшофе, божественный. Никогда не встречала таких людей, как гости виллы «Сёриз»[2].

Они не смотрят на ценники и пьют шампанское, как воду. У каждого по несколько домов и питомцев и на все есть свое мнение. Ну как над ними не смеяться?

– Мама Шерри предупредила бы, что они приедут позже, – возражает Деб и намазывает хлеб толстым слоем масла.

Киваю и замечаю:

– Непохоже, что там кто-то старый, ходит быстро.

Деб приподнимает брови.

– Может кто-то из персонала?

Это мы тоже от жильцов набрались: всех работников называть «персоналом».

Наш таинственный одинокий гость заходит на кухню прямо у нас над головами. Замираю со стаканом сока у рта, а Деб ткнулась носом в масло, промахнувшись мимо рта. Холодильник открывается, какой-то звон, холодильник закрывается.

– Любитель выпить днем… – Деб размышляет вслух: – Если всю неделю будет только один гость, то зачем нам обеим тут торчать?

– Опять решила меня бросить?

Деб внимательно смотрит на меня, пытаясь угадать, всерьез я или нет. Но этого я и сама не знаю. Мы договаривались по возможности путешествовать по стране, но пока Деб повидала во Франции гораздо больше, чем я. Это и понятно, ей быстрее все надоедает. К тому же мне нравится на вилле: бассейн, виноградники, воздух по утрам. Деб не такая сентиментальная – для нее это просто дом, пусть и большой.

Иногда мне даже нравится оставаться одной, но не все же время.

– Я тут познакомилась с одним парнем, у него свой дом в Ниме. Он типа из коммуны. Но не для сектантов, а для тусовщиков, понимаешь? Но если хочешь, я останусь.

Деб не признает полутонов. В раздражении я отворачиваюсь к холодильнику и бездумно разглядываю продукты.

– Конечно, тебе стоит поехать, – бросаю я через плечо.

– Если тебе нужна помощь, я останусь, – повторяет она искренне.

Невозможно долго сердиться на Деб. Она настроилась на поездку, и ей кажется, что мне от нее может быть нужна только помощь.

– Езжай. – Закрываю холодильник. – Найди себе французского хиппи посимпатичнее.

Мы снова притихаем: наш гость вышел из кухни на террасу и теперь что-то говорит, но слов не разобрать.

– Сам с собой разговаривает? – Деб прислушивается. – А может, он никакой не постоялец, а просто псих, который решил, что нашел пустой дом?

Приоткрываю дверь. Вилла стоит на холме, а дверь в нашу квартиру находится справа, скрытая от глаз дорожкой, ведущей от кухни к террасе с бассейном.

Через щель я наблюдаю, как гость ходит туда-сюда по террасе. Видны, правда, только слегка загорелые ноги. Он босиком, в бежевых шортах, с полупустой бутылкой пива в руках, которой постукивает по бедру. На психа вроде не похож.

– Что ты…

Шикаю на Деб и напрягаю слух. Похоже, какие-то стихи.

– Он странствовал по воле Глорианы, он Королеву Духов звал своей [3]

– Шекспир или что-то вроде него? – шепчет Деб, а затем отпихивает меня и открывает дверь пошире.

– Деб, тихо, – шиплю я.

Смотрителям не положено шпионить за гостями. О такой работе на лето можно было только и мечтать, и порой меня охватывает страх, что мы с Деб напортачим, и кто-нибудь из гостей пожалуется родителям Шерри.

– …он в дальние наведывался страны, а сам в душе стремился только к ней, и взгляд ее был для него ценней… сильней… Да чтоб тебя! – Остановившись, гость отхлебывает пива.

А он из мажоров – выговор аристократический, как у Хью Гранта.

Деб прыскает в кулак, и гость замирает. Ахнув, оттаскиваю ее от двери.

– Да успокойся ты. – Волоку Деб обратно в гостиную. – Давай не будем его бесить в первый же день.

– А парень ничего, – заявляет Деб, плюхаясь на диван.

Как почти вся мебель в квартире, диван когда-то стоял в доме, а затем был отправлен сюда, когда мама Шерри затеяла ремонт. На лиловом бархате правого подлокотника красуется огромное пятно от красного вина – но тут мы с Деб, к счастью, ни при чем.

– Это ты по ногам поняла?

Деб кивает.

– Ступни и не о таком еще расскажут.

Типичная фразочка Деб, в которую лучше не вдаваться, а то такого узнаешь…

– Так что, остаешься, сраженная сексуальными лодыжками?

Деб задумывается на мгновение, потом качает головой.

– Мажоров в шортах и дома навалом. А я мечтаю о длинноволосом французе-хиппи.

– Когда же тебе это надоест? – спрашиваю я, прижимая к груди подушку.

– Ты про что?

– Ну, скажем так, интрижки…

Деб вытягивает ноги на диване. Лак на ногтях облупившийся, на обеих голенях синяки. Смуглый оттенок кожи Деб унаследовала от отца – ее дед по отцовской линии был из Ганы, – а я бледная, как поганка. Вообще-то, мы сводные сестры, но меня раздражает, когда про это напоминают. Деб моя родная душа и мой лучший друг, и единственный человек, кто меня по-настоящему понимает. Я же ее опора, и ко мне она всегда возвращается. Так что мы родные друг другу на все сто.

В детстве я терпеть не могла, когда приходил отец Деб. Они гуляли в парке или ездили в город, а меня с собой не брали. Папа волновался и грустил, пока Деб не возвращалась, тогда они играли в железную дорогу, и снова все было хорошо. Как бы ужасно это ни звучало, но я радовалась, когда мама ссорилась с отцом Деб. Мне исполнилось восемь, и он наконец совсем перестал приходить, и Деб попросту вычеркнула его из своей жизни – вторых шансов она не дает.

– А с чего мне должно надоесть? Разнообразие же.

– Тебе не хочется настоящих отношений?

– Настоящих? А сейчас что не так? Я знаю, кто я и чего хочу. Мне не нужен какой-то парень, чтобы сделать меня полноценной, никаких вторых половинок.

– А детей ты не хочешь?

– Не-а. – Почесав живот, Деб поднимает голову к потолку. – Вот в этом я уверена. Никаких детей. Никогда.


Деб все-таки отправляется в Ним, но что ее потрепанная арендованная машина уезжает, я узнаю только по звуку заводящегося двигателя. Сестра не очень-то любит прощаться. Точнее, она не любит объятья, а при прощаниях это вроде как принято. С самого детства мы лишь отправляем другу друг сообщение и обязательно постфактум. Мне это даже нравится – мы вообще редко пользуемся мессенджерами, а потому наша переписка очень милая. Так что отправляю ей сообщение.

Пока, люблю. Если что, звони.

Чао-какао. Буду нужна, пиши.

Обычно мы с Деб представляемся гостям, как только они приезжают, но в этот раз я решила подождать до ее отъезда. Зачем знакомиться с двумя смотрительницами, если второй все равно не будет.

Из квартиры в кухню главного дома ведет узкая винтовая лестница, и дверь с нашей стороны всегда заперта. Я поднимаюсь и громко стучу, а то бывали случаи. Вхожу как-то раз на кухню, а там шотландец с пивным животом лопает печенье, голышом.

– Здравствуйте! – кричу я. – Мистер Эббот?

Тишина. Отпираю дверь и осторожно вхожу.

Никого. Ох и бардак: огрызки багета, пустые бутылки, сырные корки, кусочек масла растекается в лужицу. Неодобрительно цыкаю, но тут же одергиваю себя – не хочу быть похожей на свою же мать.

Я грызу хлеб и навожу порядок. Кем бы ни был наш гость, убирать за собой он не привык. А еще он пьян, судя по количеству пустых бутылок. Закончив с уборкой, я настороженно замираю посреди кухни. Тишина, только сверчки стрекочут. Даже непривычно, обычно дом полон звуков. Иногда постояльцы ездят в город, но к вечеру возвращаются, да и Деб чаще всего здесь.

Жутковато. В доме только я и пьяный незнакомец. Пересчитываю бутылки: пять от пива и одна полупустая от вина.

Я еще раз осматриваю кухню, выглядываю на террасу и выхожу в просторный холл.

– Есть кто-нибудь? – тихо зову я.

Здесь прохладнее – тяжелые двойные двери плотно закрыты и не пропускают свет и жару с улицы. У подножия лестницы валяется куртка, и я вешаю ее на перила. Джинсовка с флисовой подкладкой – должно быть, приехал из холодных краев. Здесь в такой в момент спаришься. Запах от куртки апельсиновый, древесный и мужской.

– Мистер Эббот?

Прохожу через холл, столовую, банкетный зал, гостиную. Ничего не тронуто, все как перед приездом гостей. Значит, он наверху. Наверх мы поднимаемся, только если нужно помочь с засором в трубах или чем-то в таком роде. Спальни – это личное пространство.

Ну и хорошо, я вздыхаю с облегчением и возвращаюсь вниз, заперев за собой дверь. В квартире все как всегда: уют, бардак и ни капли дневного света. Устроившись на диване, я включаю телевизор. Надо будет поговорить с мистером Эбботом завтра. Только не с утра, пусть сначала протрезвеет.


Просыпаюсь я от грохота ставень. Похоже, гость не догадался закрепить их на крючки… Сонно простонав, накрываюсь одеялом с головой. Но мистраль – как здесь называют холодный северный ветер – сильный, так что окна могут и разбиться.

А этот на кухне снова разговаривает сам с собой. Слов через потолок не слышно, но по интонации понятно, что снова стихи.

Я тянусь за телефоном: восемь утра. Рановато для знакомства. Странное чувство потерянности, охватившее меня прошлым вечером, прошло, и я рада, что вся кровать в моем распоряжении. С Деб спать мало того, что неудобно, так она еще и разговаривает во сне: однажды начала бормотать что-то про политику консервативной партии.

Одинокий гость продолжает ходить по дому. Интересно, как он выглядит… Данных у меня не так и много – ноги и голос. Полагаю, кудрявый брюнет, щетина, пара пуговиц на рубашке расстегнута, а на шее фамильный кулон.

Гость напевает что-то смутно знакомое, и я улыбаюсь, глядя в потолок: мелодию он перевирает безбожно.

Когда я встаю в полдесятого, он, судя по звукам, уже на террасе с чашкой кофе. Гудение кофемашины и его шаги по дорожке снаружи заставили меня наконец-то вылезти из кровати. Мучительно думаю, что надеть – шорты, юбку, платье? В итоге поднимаю с пола майку и вчерашние шорты и собираю волосы в пучок, завязав его одним из браслетов с запястья.

Мистера Эббота на террасе нет. Чашки тоже нет – значит, унес с собой. Оглядываю иссушенный газон и клумбы, над которыми садовник Виктор потеет каждый четверг. Там гостя тоже нет. Может, мне послышалось? Иду на кухню.

Сегодня тут почище. На столе записка:

Здравствуй, призрачный смотритель! Прости за бардак, я вчера немного увлекся. Я ухожу на прогулку, а ты, пожалуйста, проверь ставни у меня в спальне, хорошо? Никак не соображу, что с ними делать, чтобы не хлопали. Шум сводит меня с ума.

Дилан Эббот

Это его-то шум сводит с ума?! Закатив глаза, сминаю бумажку и засовываю в задний карман. Ничего там особо сложного. Потрать он десять секунд, и нашел бы, как закрепить ставни крючками к стене.

Тем не менее я поднимаюсь в его спальню. Мне отлично известно, какую из комнат он выбрал. Я уже на слух определяю, какая из дверей дома открывается. Иногда еще путаю ванные в третьем и четвертом номере, шестую и восьмую спальни, но с остальными проблем нет.

Он выбрал лучшую из комнат, как раз ту, с балкона которой мы с Деб любовались звездами. Кровать с балдахином, тяжелое покрывало из синего шелка, а из огромных окон открывается вид на виноградники. Постель не заправлена, одежда комом лежит у двери в ванную, похоже, сброшенная перед походом в душ. Запах в комнате, как и от его куртки: апельсиновый, мускусный, мужской.

Открываю окно. Ясное дело, со ставнями все нормально. Закрепляю их на крючки и подумываю оставить ответную записку. «Посмотри на ставни и делай так же», и подписаться «призрачный смотритель». Ну уж нет! Летняя Адди никакой не призрак! Шутки ради дышу на стекло и вывожу: «Аделина». Без поцелуйчика или смайлика, само собой.


Гость не возвращается так долго, что я решаюсь искупаться в бассейне – если жильцы не видят, то можно, так сказала мама Шерри. Стук в дверь раздается, когда я уже вернулась в квартиру и выжимаю волосы над раковиной.

Оглядываю себя. Да-а… На мне только мокрый купальник. Мчусь в спальню и судорожно роюсь в шкафу, хотя это бесполезно: все вещи или в стирке, или на полу.

Снова стук. Чтоб его! Хватаю с пола комок оранжевой ткани – как выясняется, летнее платье. Пятен вроде нет, значит, сойдет. Натягиваю его на ходу и бросаюсь к двери.

Наконец открываю. Вот и он. Совсем не такой, как я воображала. Первое, что я заметила – его глаза: бледно-зеленые, почти желтые, и немного сонные. Необычайно длинные для мужчины ресницы, взлохмаченные каштановые волосы, чуть выгоревшие на солнце. Светлая льняная рубашка, мятая и с расстегнутыми пуговицами – хоть тут я угадала. Кулона, правда, нет, зато на мизинце красуется золотой перстень. А за спиной у него – мои мокрые следы от бассейна до дома.

– О… – Он удивленно меня оглядывает, и прядь волос падает ему на глаза. – Привет!

– Здрасьте. – «Мистер Эббот» я пропустила – какой он «мистер», мы ровесники.

Вода с мокрых волос стекает по спине, приятно охлаждая кожу. Это даже хорошо, а то как-то я разволновалась.

Он тихонько усмехается.

– А я-то представлял тебя морщинистым стариком, мой призрачный смотритель!

– Почему? – смеюсь я.

Он пожимает плечами. Похоже, я разволновалась не столько из-за панических поисков одежды, сколько из-за него – эти зеленые глаза, свободная рубашка…

– Смотритель! Так и вижу старика.

– Ну, я тебя тоже иначе представляла, – решительно отрезаю я. – «Семья Эбботов»! Звучит как… Ну, нечто больше, чем один человек.

– Ну да. Остальные передумали, так что приехал только я. Кстати, спасибо за ставни! Ты просто волшебница.

– Они просто… – Запнувшись, решаю не объяснять. – Не за что.

Рассматриваем друг друга. Представляю себя со стороны: и сутулые плечи, и мокрые пятна от купальника на платье. Его взгляд медленный и уверенный, так смотрят на своих жертв мужчины в барах. Хотя как-то это слишком нарочито. Будто видел, как это делает кто-то другой, но сам никогда не пробовал.

– Чем-то еще могу помочь? – спрашиваю я, поправляя платье, которое так и липнет к купальнику.

– Начнем с того, что я потерял ключ… – Его взгляд на мгновение становится задорным и мальчишеским. Намного лучше. Так он даже кажется милым, хотя слегка напоминает щенка йоркширского терьера. Или участника музыкальной группы, еще не добившейся успеха. – Вечно их теряю…

– Без проблем, дам другой.

– Спасибо большое! И еще… – Подумав, он продолжает: – Я ищу кое-кого…

– В смысле?

– Ищу кое-кого, и, может, ты могла бы мне помочь…

Это уже любопытно. А он все-таки симпатичный. Его взгляд скользит по мокрым пятнам, но он быстро отводит его, снова боится, что я заметила. Я стараюсь скрыть улыбку. Интересно, он всегда такой взлохмаченный или только с похмелья?

– У тебя есть машина?

Киваю.

– Отвезешь меня кое-куда?

Дилан

Мокрые волосы, глаза цвета морской волны… Водная нимфа! Я вызволил ее из мрака квартирки без окон! Она ждала меня, и я пришел освободить ее.

Ладно, кажется, я выпил лишнего. Надеюсь, она не заметит. Стараюсь смотреть на нее с уважением, а не беспардонно пялиться, но в обед я выпил почти бутылку вина, сидя на холме над виллой с томиком стихов Сидни «Астрофил и Стелла», и должен признаться, что не вполне доверяю собственным суждениям.

Садясь в машину голубоглазой смотрительницы, силюсь как можно скорее протрезветь и разобрать, что она говорит – что-то про ставни, – но в голове вместо этого крутятся новые строки, что-то об изящных пальцах с обкусанными ногтями.

Мы выезжаем за ворота, и я успеваю оценить ее профиль: аккуратный вздернутый носик, россыпь веснушек на скулах, словно капли воды на песке. Грудь сжимает то страхом, то волнением, а может, и попросту желанием. Я знал, что лето будет волшебным, и вот!.. Ветер звенит в ушах, луч солнца ласкает щеку, а подле меня темноволосая красавица, ее бедра фарфорово-бледны на темном сиденье, ее…

– Ты так дверцу сломаешь.

Вздрагиваю от неожиданности.

– А?

– На холодильнике. Ты дергаешь ручку снизу, а надо браться за верх, поаккуратнее. Иначе нам с Деб придется искать мастера, а местные нас и без того дурочками считают. Никто не придет, и будем чинить сами.

Весь настрой улетучивается.

– А ты откуда знаешь? – взяв себя в руки, спрашиваю я. – Следила за мной, маленький призрак?

Ее голубые глаза сердито блестят, над верхней губой темнеет родинка.

– Я тебе не «маленькая», ясно? Давай без покровительственного тона.

Вздыхаю. Вдохновение и красота момента испаряются. Ну что я делаю не так? Она ж и правда маленькая: хрупкая, острые ключицы, тонкие запястья. С чуть заметной улыбкой девушка отворачивается к дороге. Видимо, услышала мой вздох.

– И я за тобой не следила, – продолжает она. – Просто слышала. Верхняя полка дребезжит, когда ты дергаешь холодильник.

– Слышала?..

Хм. Эти два дня я только и делал, что декламировал строки из «Королевы Духов» – источника вдохновения для сборника стихов, над которым я работаю. А вчера пел Тейлор Свифт в бутылку вина вместо микрофона.

– У тебя прекрасный голос! – говорит она и прикусывает губу. Белые зубки впиваются в мягкую розовую кожу, и на миг я представляю, как они покусывают мое голое плечо.

– Правда?

– Нет, конечно! – Она смотрит на меня с недоверием: – Ты безнадежен, сам, что ли, не знаешь?

Я сглатываю – скрывать обиду все труднее, честно говоря.

– Говорили ли тебе, мой призрачный смотритель, что ты бываешь груб?

– Меня зовут Адди. И я не грубая. Я… прямолинейная. И в этом мое очарование. – Она говорит так, будто сама только осознала эту свою черту, а затем одаривает меня улыбкой, которая пронзает меня насквозь.

Крутившаяся в голове строчка стихотворения мгновенно улетучивается. Все мысли лишь об изгибе ее губ и о том, как платье облегает грудь. О да, она действительно нимфа; нимфа с характером, с зубами и коготками, сама нежность – но и сама неистовость. Маркусу она бы понравилась.

Непривычно здесь без Маркуса. Мы с ним путешествовали вместе все лето, но потом меня ждали три недели с семьей на вилле, а родственнички взяли и отменили поездку после типичного многолетнего спора семейства Эбботов под лозунгом «Вы все сплошное разочарование». И у этой классики неизменный конец: отец плюется слюной и оскорблениями, а мы с братом сорим деньгами, только бы его позлить. В этом году отец легко отделался, я всего лишь уехал в отпуск, лишив его возможность вернуть все предоплаты.

Мама до сих пор оставляет мне по три голосовых в день. Все одинаковые: «Дилан, сынок, папа очень сожалеет. Пожалуйста, перезвони нам!» Раз он так сожалеет, чего сам не позвонит?

Это он придумал отправить меня в Европу. Как типичный английский джентльмен, я должен предаться буйным излишествам на материке, прежде чем приступить к обязанностям взрослой жизни. Естественно, ничего такого я не делал, просто искал Грейс. Но Грейс непросто найти. А вот Адди, прекрасная маленькая фея из подземелья, прямо тут.

– Так кто, говоришь, видел твою подругу в Ла-Рок-Альрик? – спрашивает Адди, проезжая мимо виноградников. Мы одни на дороге, и даже сквозь шум ветра слышна причудливая мелодия кузнечиков в выжженной траве у шоссе.

– Знакомый знакомого. – Я неопределенно машу рукой.

На самом деле, я вычислил ее по лайкам в соцсети, но Адди об этом знать необязательно. Алкоголь слегка выветрился – свежий горный воздух помогает, – но с отрезвлением приходит и некоторое смущение. Адди очень остроумная и уверенная в себе, про шикарные ноги вообще молчу, а я даже не причесался с утра. Проклятье.

– Она пропала, да?

– Она девушка оригинальная. Хочет оставаться загадкой, – подумав, отвечаю я.

– Банально. – Адди пожимает плечами.

Хмурюсь.

– Нет, вообще-то, она замечательная.

– Как скажешь.

Грейс и Маркус встречались весь третий курс, хотя парой себя не называли. Когда мы отмечали конец летней сессии, Грейс бесстыдно со мной заигрывала, а Маркус только смеялся.

«Ну а что? – заявил он, когда Грейс села мне на колени, а я растерянно обернулся на друга. – У нас же с тобой все общее!»

И вот мы с Грейс начали… Короче, что-то начали, а потом она исчезла.

«Отправляюсь в путешествие, мальчики, – гласила ее записка. – Догоняйте! Г.»

Сперва было весело, и у скитаний по Европе появилась цель, однако Грейс мы до сих пор не нашли, а ее подсказки – неясные сообщения, голосовые послания по ночам и послания, переданные через владельцев хостелов, – стали все короче. Я начал подозревать, что она потеряла к нам интерес и ее уже не найти. Но это значило, что мне придется думать, как быть дальше, ответить на вопрос, какого черта я делаю со своей жизнью, – вопрос, которого я всячески избегаю.

Дорога вверх по холму ведет в темный лес, потом выходит на опаленные солнцем виноградные ряды. Не хочу жаловаться, но Адди водит слишком медленно. Даже по полосе для разгона она плетется как старушка на «шкоде»!

– Ты похож на человека, в семье которого есть водитель, но все равно комментарии так и лезут наружу, да? – вдруг спрашивает Адди.

– У отца и правда есть водитель, но я предпочитаю ездить сам.

– Вы гляньте! Обычный парень, как все, – смеется Адди.

Я сержусь сначала на нее, и сразу же на себя, потому что остроумный ответ никак не приходит в голову. Но тут я забываю обо всем – за поворотом открывается потрясающий вид на стоящую на скале деревню. Грубый камень усеян домами бледно-песочного оттенка, крыши кренятся в разные стороны меж кипарисов и олив. А на вершине стоит замок, и узкие башенные оконца глядят на нас, прищурившись…

– Прямо как в сказке! – восхищенно присвистываю я.

– Моей сестре здесь не нравится. Она терпеть не может высоту.

– А ты пессимистка, – замечаю я, когда мы поднимаемся к деревне.

За оливковыми рощами следуют колючие живые изгороди и каменные стены, вырубленные в склонах, сквозь трещины которых упрямо пробивается выцветшая трава.

– Я?! – удивляется Адди.

– Сказочный замок слишком высоко, моя загадочная подруга – скучная, пение жильцов тебе тоже не по душе…

Задумавшись, она поджимает губы, и родинка чуть сдвигается. И я снова ускользаю в фантазии, представляя, как приближаются ее губы, как целую ее. Она смотрит на меня, и, кажется, ее взгляд тоже затуманен. В горле пересыхает.

Адди прижимается к обочине, пропуская фуру, громыхающую вниз по холму.

– Не пессимистка, скорее – практичная.

Вино еще не окончательно выветрилось, и я закатываю глаза. Она замечает это и смеется:

– Чего?

– Ничего, просто слово такое. Сразу представляешь эдакую дородную тетушку, штопающую носки.

– Ну спасибо! – сухо отвечает Адди, опуская очки на глаза: низкое солнце нещадно палит над извилистой дорогой.

– Сама сказала, что «практичная». Я бы назвал тебя… вздорной.

– Пешком пройтись захотел?

– Не согласна? – Я нарочно ее поддразниваю. – Упрямая? Дерзкая?

Она улыбается уголком рта.

– Дразнишься, да?

Значит, ей нравятся подначки. Учту.

– Демонстрирую отсутствие предрассудков, после того как неудачно назвал тебя маленькой.

– И осуждал, как я вожу.

– Виноват.

Кажется, Адди немного оттаяла.

Наконец, мы доезжаем до деревни. Какая красота! Меж домов виднеются оливковые деревья и виноградники, а за ними туманно-голубые пики гор. В воздухе предчувствие чего-то необыкновенного… Словно это не реальное место, а декорации. Вновь ощущаю величие момента и полной грудью вдыхаю пряный аромат.

Адди паркуется у маленького кафе. За уличными столиками сидят несколько французов, с легким интересом наблюдая за нами. Я спрашиваю продавщицу, видела ли она высокую девушку с длинными розовыми волосами, с пирсингом в носу и татуировкой розы на плече. Нет, не видела. Ладно, а с фиолетовыми волосами? Или синими? Грейс перебирает цвета, как Маркус – хорошеньких первокурсниц, еще не знакомых с его репутацией.

Оказывается, девушка с синими волосами заходила на прошлой неделе. Обедала с каким-то пожилым мужчиной с большим животом, а еще у него были карманные часы. Точнее, сидела у него на коленях и кормила сыром. И на словах ничего не передавала.

Хм-м. Хочется сказать, что на Грейс это совсем не похоже. С другой стороны, а что на нее похоже? Она непредсказуема. Думаю, потому она и нравится Маркусу.

– А у тебя неплохой французский, – подмечает Адди по дороге к столикам на веранде.

– Сносный. А твой как?

Интересно, сколько она поняла из всего разговора?

– Вообще фиговый. Но, похоже, твоя подруга была не одна? – с любопытством спрашивает Адди. За столиком она вытягивает ноги, и заинтересованные французы косятся в ее сторону. – Переживаешь?

– Да не особенно. – Приглаживаю непричесанные волосы и стараюсь не пялиться на ее ноги.

Она вскидывает бровь и снова слегка ухмыляется.

– Очень уж ты стараешься ради женщины, которая даже открытки тебе не прислала.

– Ты просто не знаешь Грейс. – Надеюсь, она не решит, что я сталкер и преследую девушку против ее воли.

– Так почему твоя семья не приехала? – склонив голову набок, меняет тему Адди.

Интересно, она тоже волнуется? Если да, то хорошо это скрывает! Сложно прочесть эмоции на ее нежном, точеном, словно эльфийском, лице – оно безмятежно, как озерная вода.

– Семейная ссора, ничего особенного.

– И где же твои родственники? Неужели предпочли остаться дома, а не провести три недели на вилле «Сёриз»? Странно. Это же потрясающее место!

Тут не поспоришь, и сам я рад, что приехал, так что бормочу что-то про прекрасную возможность. Взгляд Адди теплеет, и смотрит она на меня чуть дольше обычного, так что сердце мое начинает бешено колотиться, но все-таки я выдавливаю из себя вопрос:

– А как ты тут развлекаешься?

– Секс с гостями. С утра до ночи. Со всеми кувыркаюсь! – невозмутимо выдает она и потягивает лимонад через соломинку.

Даже «кувыркаюсь» звучит безумно возбуждающе в ее устах. У меня два месяца не было секса, и сейчас я только о нем и думаю. Умираю от желания ее поцеловать.

– Серьезно?

– Нет, конечно! Это же ужасно непрофессионально.

Точно. Спохватившись, поднимаю глаза от ее губ.

– Шучу! – смеется Адди.

Теперь я в полном недоумении. Она и правда спит с гостями? Боже, надеюсь, что нет. Если это так, придется переехать в соседний отель. Правда, это попахивает отчаянием… Глаза Адди игриво блестят. Я пытаюсь собраться с мыслями.

– Почти все жильцы у нас, скажем так, старикашки. Папули, дедули, плюс богачи в обнимку с молодыми красотками.

– Да? Значит ты…

– Последние два месяца присматриваю за виллой.

– Ясно. Конечно!

– И допиваю вино, которое остается после гостей. Загораю. Плаваю на спине в огромном бассейне и смотрю на звезды.

Я снова любуюсь ее ногами, и, заметив это, она насмешливо щурится и спрашивает:

– О чем думаешь?

Сердце бьется быстрее.

– Вслух такое не говорят.

– Да ну? – Она приподнимает брови и улыбается еще шире. Скинув сандалии, она касается меня под столом босой ступней. – Тогда поищем место поукромнее?

– Сколько ехать до виллы? – выпаливаю я, не успев подумать.

Она бросает ключи через стол.

– Смотря кто за рулем.

– Спорим, уложусь в пятнадцать минут?

– По рукам! Но, чур, без грязных приемчиков!

Мое воображение разбушевалось. Вынув соломинку, в два глотка осушаю бокал под смех Адди. Теперь я понял, для чего построили эту деревню – сотни лет назад ее придумали ради этой минуты, когда Адди обует сандалии и пойдет впереди меня к машине, многообещающе покачивая бедрами.


Сейчас я самый быстрый водитель в мире.

Адди приспускает платье с одного плеча, затем с другого. Процентов двадцать моего внимания уходит на дорогу, а ведь я еще выпил в обед. Но даже об этом я тут же забываю, потому что Адди стягивает платье до талии. Не могу оторвать глаз от ее фарфоровой кожи. Два крохотных треугольника ярко-оранжевого бикини завязаны на шее, широко распахнутые глаза задорно сияют, на губах дразнящая улыбка. В горле пересыхает от волнения. Вот бы Маркус сейчас это видел! У меня в машине раздевается девушка, я мчусь по узкой дороге где-то во Франции в лучах яркого солнца. Потом Адди касается моей ноги, и я мигом забываю про Маркуса. Я откровенно лихачу, но в такой момент и умереть не жалко!

Когда мы наконец приезжаем в «Сёриз», я дрожу от желания. Я поворачиваюсь к Адди и замечаю в ее глазах озорную искорку, вызов… и уязвимость. Нежная кожа вся покрылась мурашками от прохлады кондиционера, соски затвердели под тонкой тканью. Мое дыхание учащается. С чего начать? Она скользит взглядом по моим губам, но отвлекается, повернувшись к окну. Набираюсь храбрости, чтобы положить руку ей на бедро…

– Хм, это не Деб…

Под платанами у виллы припаркована машина. Но я никак не могу на ней сфокусироваться. Машина, да, но какое это имеет значение. Я хочу поцеловать Адди, сейчас нет ничего важнее.

– Ты кого-то ждешь? – спрашивает она.

Адди натягивает платье обратно, и я издаю разочарованный стон, однако притворяюсь, что закашлялся.

– Эм, нет.

Нехотя рассматриваю машину, пытаясь успокоить пульс. Стоп, это же… Нет, не отец, слава богу. А вот куртка, висящая на заборе, мне знакома. «Гуччи», коричневая кожа – перепутать невозможно. Дядя Теренс носит ее почти каждый день на протяжении всех двадцати двух лет моей жизни.

– Да быть не может, – раздраженно вздыхаю я, глушу мотор и утыкаюсь лбом в руль.

– Что такое?

– Дядя Терри.

– Твой дядя здесь?!

– Он собирался приехать, но потом мы все перессорились.

Устало прикрыв глаза, выхожу из машины.

– Дилан, мальчик мой! А я уж думал, ты в бега ударился, – голос Терри доносится с террасы. – О, кто эта прекрасная молодая леди? Где нашел такую красотку?

Что ж, это помогло. В этом мире нет более отвратительного человека, чем мой дядя Теренс.

– Привет, Терри, – вяло откликаюсь я. – Это Адди, она работает на вилле.

– Здравствуйте! – Адди машет ему рукой. – Вам что-нибудь нужно, сэр?

Недоверчиво кошусь на нее. Она натянуто, дежурно улыбается: так приветствуют клиентов. Приятно видеть, насколько эта пластиковая улыбка отличается от той искренней и озорной, которой она встречала меня.

– Ужин! Вы ужины подаете?

Я морщусь.

– Она не…

– Разумеется, – невозмутимо отвечает Адди и поправляет платье. – Местная кухня просто отличная, я принесу вам список ресторанов.

Гляжу ей вслед: уже никаких покачиваний бедрами. Меня накрывает тоска.

– Хорошенькая, – говорит Терри, спускаясь ко мне. – Но я полагаю, ты все еще влюблен в блондинку из Атланты?

Я снова вздрагиваю, когда Адди на минутку замирает в дверях. Терри во всех смыслах отстал от жизни: и куртка у него родом из девяностых, и про Мишель из Атланты я уже давно не вспоминал.

– Что ты здесь делаешь, дядя Терри?

– Птичка на хвосте принесла, что ты все-таки решил поехать! – Он радостно ухмыляется. – Три недели на солнышке с вином и любимым племянником, да еще без дорогих родственничков? Не отпуск, а мечта! Давай, парень, выпьем за встречу.

Неохотно поднимаюсь на террасу. Гладь бассейна голубовато мерцает, а за ней в ослепительном свете солнца вырисовываются виноградники.

Терри похлопывает меня по спине. Волос у него почти не осталось, и теперь он щеголяет лысой макушкой, как средневековый монах.

– Рад тебя видеть, Дилан.

– И я тебя, Терри, – скалюсь я.

Семья. Словно навязчивая мелодия, назойливый комариный писк. Как же от них отделаться?

И, что еще более важно, как отделаться от дяди Терри?

Загрузка...