Наши дни
Оля
– Посмотри, – Маша тычет подбородком мне за спину. – Они еще не в курсе, что после двадцати пяти кожа перестает вырабатывать коллаген.
Обернувшись, вижу кучку девушек, подпирающих барную стойку. На вид им от восемнадцати до двадцати, и все как на подбор хорошенькие. Как раз тот самый случай, когда в душе должна скрестись черная зависть.
У меня вырывается смех.
Машка тоже смеется, забираясь на барный стул и опуская на стойку сумочку. Свою я зажимаю под мышкой, усаживаясь рядом.
За нашей спиной танцпол, и от музыки закладывает уши.
– Можно нам что-нибудь покрепче?! – кричит Машка бармену, подавшись вперед.
На подруге короткие, блестящие, зеленые шорты и обтягивающая кофта с одним рукавом. Даже если навести на нее прожектор, мало кто поймет, что ее кожа не вырабатывает коллаген уже почти пять лет.
Возникший рядом с ней молодой парень осматривает ее с головы до ног, а потом переводит сверкающие интересом глаза на меня.
Боже, сколько ему?
Отворачиваюсь, чувствуя, что он продолжает пялиться. Понимаю, что мне нужно выпить.
Обстановка тут совершенно неформальная, и, хотя у моего платья вырез почти на полспины, я чувствую себя так, будто собралась на свадьбу или в ресторан, но чего-то более неформального «на выход» в моем гардеробе нет. В двадцать три я стала женой городского чиновника. Это очень дисциплинирует.
Отпечаток нашего разговора пульсацией отдается в виске.
Чтобы избавиться от нее, беру в руку слоеный шот, на поверхности которого голубое пламя.
– Что это такое? – спрашиваю хрипло.
– Да все равно! – отрезает Маша. – Нам еще два таких, – показывает бармену два пальца с острыми красными ногтями.
Отлично.
– За встречу, – объявляю, и мы опрокидываем сразу по два шота.
В моем случае эффект почти мгновенный.
После третьего шота танцпол за спиной кажется в сто раз гостеприимнее, и мозги перестают реагировать на музыку вокруг, как на бессвязный грохот.
Мы делаем селфи. С шотами, без шотов, со вспышками и без. Она делает прямую трансляцию для своих соцсетей, и я не возражаю. Моя публичность стремится к нулю. Вряд ли кто-то узнает меня, запивающую шоты коктейлями, а если и узнает, пошло оно все к черту.
Машка рассказывает о том, как чуть не попала под депортацию из Германии в тот год, когда у нее закончилась студенческая виза, и ей пришлось срочно искать себе мужа, потому что назад она решила не возвращаться. Потом был второй муж, и оба, по ее словам, «ничего».
Несмотря на легкость тона, все это не история Золушки. Несмотря на всю ее беспечность, все эти рассказы звучат слишком поверхностно, будто в детали вдаваться она не хочет.
– Ты с ними не общаешься? – спрашиваю, собирая со спины волосы и перебрасывая их на плечо, потому что мне становится жарко.
– Бог с тобой! – смеется Маша.
– А третий? – спрашиваю ее.
– Третий?.. – осушив еще один шот, она смотрит на стойку перед собой, а потом отодвигает в сторону волосы и показывает длинный шрам, который пересекает ее голову вдоль линии волос за ухом.
– Ого… – бормочу.
Посмотрев на меня, она улыбается и говорит:
– Я кошка… у меня восемь жизней.
Ее подбородок вздрагивает, и я кладу руку на ее плечи.
– Маш… – шепчу растроганно. – Что случилось?
Тряхнув головой, она опрокидывает еще один шот, и я делаю то же самое, хоть мне и предыдущих было выше крыши.
– Я хотела подработать в клубе, танцовщицей. Денег было в обрез, нашла объявление в интернете. Продавались новенькие стрипы. Ну, знаешь… такие туфли…
– Я не такая древность.
Машка хихикает.
– Поехала по адресу, чтобы их забрать. Продавец – красавчик. Бицепсы, кубики… хоккеист, на пару лет меня моложе. Подающий надежды молодой лев. Оказалось, стрипы от его бывшей девушки остались. В общем, он на меня запал. Я на него тоже. Отсосала ему, как положено…
Давлюсь новым коктейлем.
Она снова хихикает, и в ее глазах озорство, которое через секунду сменяется потерянностью.
– Поженились через неделю. Его взяли в сборную из какого-то затрапезного клуба. Муж – хоккеист сборной, вау… – продолжает она. – Их там пичкали всякими пищевыми добавками и еще черт знает чем. Тестостерон зашкаливал. Он еще и психованный оказался. Ответственность давила, боялся сломаться. Я не знала, чем ему помочь, у нас менталитеты разные. А потом он меня начал шпынять. То я шлюха, то проститутка, хотя я… пыталась забеременеть, ужины ему готовила. Ну а потом он совсем с катушек слетел. Ревновал ко всем, начал бить…
– Ма-ша…
– Два раза изнасиловал…
– Господи… – к глазам подкатывают слезы.
Глажу ее по волосам, не пытаясь останавливать. Я вдруг понимаю, что ей нужно высказаться.
– В последний раз избил так, что пришлось вправлять челюсть. И нос тоже. В больнице пролежала два месяца, а когда вышла, подала в суд. Ко мне сразу пришли адвокаты с мировой, предложили компенсацию. Огромную. Очень боялись огласки.
– А ты?
– Взяла, – смотрит на меня с горькой усмешкой. – Мне всегда нос не нравился. Зато теперь новый.
По моим конечностям проносится холод. Такой, будто все это произошло со мной, но правда в том, что я даже и близко не могу представить, каково это. Даже приблизительно!
– Ох… Машка… – накрываю ее ладонь своей. – Ты домой вернулась? – высказываю свою догадку. – Насовсем?
– Угу… – кивает. – Хочу открыть школу иностранных языков. Крутую. Давай со мной?
– Мы пьяные, Маш… – трясу головой. – Кто так дела решает?
– Девочки, – улыбается она, как кошка.
– Девочки пришли кутить, – напоминаю и спрыгиваю с барного стула.
Взяв ее за руку, веду к танцполу, и где-то на этом пути мои мозги совершенно отключаются.
В них пусто, я просто хочу веселиться.
Мы вываливаемся из клуба в два ночи, хохоча, и целую вечность пытаемся вызвать такси. По крайней мере, у нас нет разногласий по поводу того, что пора домой.
На парковке перед входом винегрет из машин и людей, сырой уличный воздух пропах сигаретами.
Я уже не сомневаюсь в том, что подобный вояж мне нескоро захочется повторить. Я скучаю по Мише. Представляю недоуменное выражение на его маленьком лице, если бы он увидел меня такой, как сейчас. Совершенно пьяной и выжатой, как лимон, после трехчасовых плясок под какое-то техно.
– Подвезти? – слышу вопрос и оборачиваюсь.
Стоящий в паре метров от нас парень гостеприимно указывает рукой на припаркованный у бордюра «Лексус».
Я не в состоянии оценить физические данные этого парня адекватно, но все, что могу сказать наверняка, – он рослый и привлекательный.
– Не нужно, спасибо, – показавшись из-за моего плеча, грубовато отказывает Маша. – Пошли, – тянет меня за руку вверх по улице.
Я не сопротивляюсь.
Даже под литром шампанского и в качестве эксперимента мое «внутреннее я» не позволило бы сесть в его машину.
Я правильная до тошноты, но Маша – другой случай.
– Можешь поехать с ним, – заверяю ее. – Я же не против…
– Ненавижу таких, – отзывается она.
– Каких?
– Наглых. И агрессивных… – подрагивает ее голос. – Меня от таких выворачивает.
Вся глубина ее заявления напрягает мои нервы. Зная ее историю, я не сомневаюсь в том, что агрессию она видит за километр.
Она несется вперед пулей, и мои деревянные от холода пальцы не справляются с пуговицами на шубе, поэтому оставляю ее расстегнутой.
– А каких ты хочешь? – спрашиваю осторожно.
– Не знаю… – бросает отрывисто. – Никаких.
Мне дико ее жаль, но задуматься над ее «проблемой» мешает сумятица в собственной голове.
Это похоже на карабканье в гору, потому что каблуки вязнут в снегу.
Торможу ее, чтобы хоть немного прийти в себя и понять, куда свернуть с этой улицы, и желательно так, чтобы не попасть в завтрашние сводки криминальной хроники.
Я знаю этот район слишком хорошо, чтобы заблудиться.
Справа наш университет, слева больница, в которой пять лет назад я родила Мишу, ну а по центру подсвеченная со всех сторон высотка, в которой сейчас мой сын спит.
Резко отвернувшись, смотрю на Машку.
Она нервничает, дуя на свои руки и беззвучно шевеля губами, будто выпала из реальности.
Жутко потерянная и какая-то… поломанная…
Абсолютная противоположность тому, что я увидела сегодня в супермаркете.
– У тебя есть психолог? – спрашиваю, пока она роется в телефоне, пытаясь найти адрес своей квартиры.
– Уже нет… – отвечает тихо.
– Хочешь, поеду с тобой? – вздыхаю я.
– Нет, ты что… – восклицает. – Я же не маленькая.
Именно сейчас она кажется мне очень даже маленькой. И напуганной.
– Прокачусь с тобой до дома. Это маленький крюк… – настаиваю.
Забравшись в такси, она прижимается лбом к стеклу и закрывает глаза, будто уходя в свою раковину.
Пытаясь не уснуть, считаю проносящиеся за окном фонари и упрямо перечисляю в голове список дел на ближайшую неделю. Например, свидание с Камилем, который назвал меня потрясающей, и это греет душу.
С таким человеком потрясающей быть легко, ведь он не даст поводов швырять гребаные тарелки о стену.
На это способен только один человек, и я выдавливаю его лицо из своих мыслей, зажмурив глаза.
Мешанина коктейлей в моей крови делает его черты опасно живыми. Будто трогаю пальцами колючую линию подбородка, складку между бровей и теплые полные губы, который захватывают кончики моих пальцев и прикусывают…
Шипучие мурашки бегут по позвоночнику, оседая внизу живота.
– Черт… – дернувшись, открываю глаза, понимая, что почти уснула.
Машина тормозит перед воротами, и Маша выпрямляется.
Ее квартира находится в новеньком таунхаусе. В престижном районе, реклама которого в последний год лезет из каждого утюга. Съем жилья здесь мало кому по карману, но зная, какой ценой достались ей эти деньги, надеюсь, что это место приносит ей удовлетворение.
– Спасибо, – взглянув на меня, она открывает дверь машины. – Увидимся? – спрашивает устало.
– Угу, – киваю.
Я действительно надралась. Настолько, что почти не помню, как добралась до дома.
Голова взрывается адской болью, когда обнаруживаю себя лежащей на диване в платье, которое похоже на жеваную бумагу.
Из окна по глазам бьет тусклый утренний свет, а по голове молотит сигнал моего орущего телефона.
Поднеся его к лицу, вижу входящий от матери и вскакиваю, понимая, что проспала.
Прежде чем ответить, несусь в туалет, понимая, что еще ни разу в жизни не являлась на семейный праздник после ведра коктейлей и ночи, проведенной черт знает где.