Наши дни
Руслан
Ощущение, что за мной кто-то наблюдает, вытягивает из поверхностного сна, в котором я балансирую уже какое-то время. Отодвинув в сторону вертящиеся в уме рабочие моменты, поворачиваю голову на подушке и приоткрываю глаза.
– Снег пошел, – сообщает Мишаня, как только это происходит.
Жалюзи плотно закрыты, я люблю спать в полной темноте, иначе заснуть будет проблематично, поэтому в комнате полумрак, но я предполагаю, что сейчас около семи утра, потому что знаю распорядок сына достаточно хорошо.
Мой пацан щуплый, но выше сверстников, а за лето вытянулся сантиметров на пять. Волосы смешно торчат в разные стороны, он с любопытством смотрит на мои трусы.
В соседней комнате звуки работающего телевизора.
– Давно ты проснулся? – спрашиваю хрипло.
– Угу… – отвечает, не моргая.
Ответ малоинформативный. Разбег от пяти минут до часа.
У меня не так много дней в месяце, чтобы выспаться, поэтому спрашиваю:
– Хочешь со мной поваляться?
– Я есть хочу. Тебе надо в туалет? – спрашивает не особо заинтересованно, имея в виду мой каменный стояк, который оттопырил трусы.
Мне не пришлось долго объяснять ему это утреннее явление, но, когда сын увидел его в первый раз, он был сильно удивлен. Мне хренову тонну моментов в общении с ним пришлось постигать самостоятельно, но в этом вопросе мы разобрались быстро, потому что он мальчик и для него это близко и понятно. Сложнее было съехать с вопроса, откуда берутся дети.
– Ага, точно не хочешь поваляться?
– У-у… – мотает головой и уносится из комнаты, шлепая маленькими босыми ногами по полу.
Напрягаю пресс и встаю с кровати, направляясь в ванную, которая совмещена с «главной спальней».
Квартира двухуровневая, но на втором этаже я не бываю. Квартире почти два года. В прямом смысле. Дом сдан около двух лет назад, эту жилплощадь я приобрел еще на этапе застройки. На тот момент как капиталовложение. Жить здесь на постоянке никогда не планировал. У меня был дом в черте города, и я собирался жить в нем, пока не сдохну. Вместе со своей семьей.
Глядя в зеркало, провожу ладонью по щетине на подбородке, решая сегодня не бриться, и открываю кран с горячей водой.
Отделка санузлов, их в квартире три, стандартная для этого жилого комплекса. Сплошной мрамор и сантехника на заказ, все остальное в состоянии перманентного переезда.
Чищу зубы, глядя на то, как вода под наклоном мраморного умывальника стекает в длинный желоб по периметру.
Любимая Мишанина забава – наблюдать за этим стоком.
В стакане его зеленая щетка в форме дракона, рядом с которой ставлю свою.
Жить «на коробках», в которых куча неразобранного барахла, неудобно, но первая попытка разобрать что-то из этого год назад закончилась тем, что я въебал об стену пару памятных вещей.
С тех пор я к ним не подхожу, не зная, что, блять, с ними делать. Просто оттащил наверх, чтобы не попадались на глаза.
Закрутив кран, пытаюсь отлить, но завязываю, решая вернуться позже.
Сын сидит на полу гостиной-студии перед телеком.
Взгляд, как под гипнозом, упирается на экран, худые ноги сложены по-турецки.
Пижамные штаны ему коротковаты, надо бы купить новые, но забываю. Ему самому не принципиально, поэтому мы обоюдно забили.
– Омлет будешь? – спрашиваю, проходя мимо него к холодильнику.
– Угу, – отвечает, не оборачиваясь. – Мама теперь утром мне делает блины. В форме сердечек. Так мне подарить валентинку Алине? Или лучше Еве?
Поскольку его мама у нас всегда третий пассажир, информацию о ней я получаю автоматически. Почти единственный способ легально узнать, как она живет и чем занимается. Она вколотила в наш брак столько гвоздей, что я задеваю их темечком до сих пор, так что информация о ней – это средний уровень прожарки моих мозгов, но это лучше, чем вообще нихера не знать.
Со вчерашнего дня у меня стойкое ощущение, что из рук вырвали веревку, за которую я держал болтающийся где-то там вверху воздушный шарик. И если я не поймаю ее и не намотаю на кулак, шарик улетит с концами, но, если сожму пальцы, он пизданет по мне разрядом в двести двадцать вольт. Так, что у меня рука отвалится.
Упираюсь руками в столешницу и утыкаюсь взглядом в стену.
– В чем проблема подарить обеим?
– Обеим? – изумляется сын.
– Да, и проблемы нет.
– Я хочу какой-то одной… – говорит так, будто я тугодум, раз не понимаю его логики.
– Зачем загонять себя в такой сложный выбор, Мишань? – все же пытаюсь упростить ему задачу. – Подари всем троим, и будешь в шоколаде.
– Одинаковые? – тянет скептически.
Блин.
Чтобы не возвращаться на исходные, оборачиваюсь и говорю:
– Лучше одинаковые.
– Ладно, – пожимает щуплым плечом.
Круто.
На столешнице начинает вибрировать один из моих телефонов. Это рабочий.
Глядя на дисплей, думаю, отвечать или нет.
Я пробовал устанавливать правила. Прежде всего для себя. Законом «тишины» обозначать собственные выходные дни, но в итоге приходил к выводу, что мне это не нужно. У меня нет факторов, требующих уходить в офлайн на двое суток, оставаясь недоступным для любого абонента, звонящего на этот номер.
Сегодня я верну сына домой, все остальные планы легко поддаются корректировке.
– Да? – смотрю в окно, принимая звонок.
На улице и правда метет. Подойдя ближе, всматриваюсь в проспект, который отсюда как на ладони, и не вижу на дороге снегоуборочной техники.
Зачет.
И давно этот снег идет?
– Приветствую, – слышу знакомый чиновничий голос. – Не разбудил?
– Нет. Доброе утро.
– В четвертой поликлинике проверка из министерства. Главный на нервах, может, подъедешь?
– А я тут при чем? – спрашиваю раздраженно. – Что, подъехать некому?
– Барин тебя видеть желает. Очень просит, кланяется.
– Я не могу. Занят.
– Ну, может, после обеда? Очень надо. Отблагодарит.
Втянув поглубже воздух, смотрю на часы.
Половина восьмого.
– Отблагодарит? – спрашиваю сухо.
– Ручаюсь.
– Не раньше четырех, – соглашаюсь.
– Спасибо!
Отключаюсь. Бросаю на столешницу телефон и достаю из холодильника яйца и молоко.
Вчера с Мишей закупились продуктами. Сын лихо выдрессирован на предмет прогулок по продуктовым. Нифига лишнего почти не взяли. Я и сам также выдрессирован за те годы, когда сухари без масла были на завтрак, обед и ужин. Об этом никто, кроме нас с Олей, не знал. Ни друзья, ни ее родители, ни тем более мои. Из Подмосковья заглядывать в мою жизнь им сложно до сих пор, но переезжать они наотрез отказались. Менять хер на палец не хотят.
– Ты умылся? – спрашиваю Мишу.
– Не-а.
– Иди умывайся, и будем собираться.
– Что, уже? – дуется он.
– Мне тебя к десяти нужно к бабушке отвезти, – напоминаю.
С учетом того, что дороги замело, ехать мы будем долго.
Завтракаем, и я скрываю улыбку, глядя на то, как сын держит вилку. Левой рукой. Как и я.
Ботинки у него на липучках, и он обувается самостоятельно, кряхтя в своем пуховике, пока я надеваю куртку и проверяю в кармане брелок от машины.
Через полчаса в цветочном магазине выбираю букет пошикарнее и кладу на заднее сиденье машины. Миша в детском кресле юзает мой личный телефон, терзая какую-то игрушку. Тормоза срабатывают через раз, машину несет на каждом светофоре, поэтому двигаюсь улиткой, что не напрягает. Я давно научился не спешить, даже если опаздываю. Меня в любом случае дождутся. И это касается не только работы, но и всех других сфер жизни. Всех сфер, кроме одной.
Губы кривятся, это улыбка, хотя и дохлая.
Добираемся до дома моих «родственников» в девять пятьдесят.
Паркуюсь рядом с «Ауди» своего шурина, Саши Романова, упираясь капотом в знакомую кованую ограду частного дома.
В последние полгода я здесь не был. И сюда, и домой, к матери, Мишу отвозил мой водитель, но сегодня не собираюсь динамить любимую тещу. Хотя бы потому, что я уже здесь.
– Отстегивайся, – говорю сыну, выходя из машины.
Достаю его из кресла и ставлю на снег. Захватив букет, идем к входной калитке.
Нажимая на звонок, я осознаю все последствия своих действий, но сегодня я заряжен достаточно, чтобы поступать так, как считаю нужным.
Нам открывает тесть.
Вижу, что похудел. У него проблемы с сахаром. Диета.
– У-у-у, – пропускает во двор, с уважением протягивая мне руку. – Вот так люди. Не ждали, – хлопает по плечу.
– Доброе утро, – пожимаю твердую ладонь.
– Привет, дед, – сын просачивается мимо и топает к дому.
– Проходи, – закрывает тот за мной калитку.
Во дворе Саня чистит снег.
– Привет, – здороваемся.
Виделись пару дней назад на пробежке.
– Помочь не хочешь? – опирается руками на черенок лопаты.
Оценив фронт работы, кисло замечаю:
– Не особо.
Смеется, качая головой.
– Вторая лопата в вагончике за домом.
Постучав ногами по коврику, вхожу в дом, в который впервые попал одиннадцать лет назад. Тогда меня встретили без фанфар. Кто такой? Откуда? Какие планы на жизнь? Ответ был один – я хрен с горы и хочу себе вашу дочь. Она вилась вокруг меня. Боялась, что почувствую себя некомфортно.
– Здрасте, – выскальзывает из кухни какая-то возрастная родственница в больших круглых очках.
Женщина прячет от меня глаза. Испаряется.
Пахнет домашней едой. Аппетит просыпается, несмотря на завтрак.
– Добрый день, – отзываюсь.
Впиваюсь глазами в пространство. Прислушиваюсь к голосам, но за детскими криками сложно что-то разобрать.
– Ба! Папа приехал! – семафорит Мишаня, в ботинках залетая на кухню.
– Руслан! – выплывает из кухни теща с ошарашенным видом. – Мы и не ждали! Я не причесанная еще… – взмахивает рукой, трогая свои волосы.
– С днем рождения, – улыбаюсь, протягивая ей букет.
– Ох… – почти краснеет. – Вот это красота… Валя! Найди вазу! – забирает у меня цветы.
На моей щеке запечатлевается поцелуй.
В ответ легонько сжимаю ее плечи.
– Мы тебя не отпустим! – суетится. – Раздевайся, проходи! Коля, возьми у него куртку. Тут такой бедлам, – указывает рукой на забитый одеждой шкаф. – Проходи… не стой… Знала бы, сделала бы для тебя утку! Мы к двум звали гостей, а тут родственники приехали из Бреста. Сестра двоюродная, ты их не знаешь… – сыплет она информацией.
– А где мама? – показывается из кухни сын.
Осматриваясь исподлобья, жду ответ на этот вопрос.
Именинница соображает пару секунд, а потом отмахивается:
– Опаздывает.
Опустившись на корточки, помогаю Мишане снять комбез.
Выскакивает из него, оставаясь в штанах и водолазке, под которой вижу край пижамной майки.
– Блин… – бормочу, кое-как заправляя ту в штаны. – Я на улице буду, – говорю ему, вставая. – Сане помогу, – объясняю его бабушке, выходя из дома.