У Зорина внезапно зазвонил телефон, да так громко, что вздрогнула не только Марья Ивановна, но и он сам. И опять никак не мог сразу найти телефон в кармане плаща.
– Да! – не успев вглядеться в экран, выдохнул в трубку Вадим.
– Я вспомнила, где может быть медвежонок, – голос Вики был таким громким, будто она находилась рядом, здесь же в доме. – Вадик, ты ещё не нашёл игрушку?
– Нет, – Вадим нащупал в другом кармане плаща пакет, который вытащил из сумки на стене, и не сразу сообразил, что сунул его туда впопыхах, да и так и забыл. А теперь вроде как украл. Да ладно – украл, просто взял посмотреть. Может, там ничего особенного.
– Надо поискать за печкой, наверняка, медвежонок там, – сообщила супруга, одновременно отнимая у Василисы свой сапог, который та притащила из коридора, собираясь его исследовать и, может, если будет желание – примерить.
– Мы тоже пришли к этому выводу, – усмехнулся Вадим, посмотрев на Марью Ивановну, которая знаком показала ему передать привет Виктории.
– Мы? – переспросила Вика, одержав победу в отнимании сапога, зато Василиса буквально рычала на неё. Пару секунд она подумала и пошлёпала в коридор за вторым сапогом, она помнила, что там был ещё один. Вот это удача!
– Да, на месте преступления меня застала Марья Ивановна, – пошутил Вадим. – Оказывается, она ещё не уехала в город, вот мы и встретились в старом доме. Да-да, передам, конечно, и тебе большой привет, – кивнул он. – А впрочем, сама можешь сейчас поговорить с ней. Позже? А что? Опять Васька озорничает? Понял, звони, – нажал на телефоне отбой. Марья Ивановна уже подошла к печке и отодвинула штору, тянущуюся до самого шкафа.
– Ну, что там? – спросила Марья Ивановна, когда Вадим залез на печку, взял протянутый фонарик и стал осматриваться.
– Старый полосатый матрац, – отозвался Вадим, – ох, тяжёлый, однако. – Он попытался его сдвинуть. – А, под ним ещё матрац, понятно. Так, вдали пара подушек без наволочек, справа большая картонная коробка.
– Полагаю, в ней мы найдём то, что ищем, – Марья Ивановна потёрла руки. А в доме было довольно прохладно, она только сейчас это ощутила. – Тащи сюда коробку, Вадим, и слезай с печи, думаю, там ещё холоднее, чем в доме. Всё-таки давно не топили. А печь-то сложена хорошо, заметно, хотя и не удивительно, дед Гали был отменным печником. Я это слышала от долгожителей Беляниново. Сама-то я родом не из этих мест, дом купили мои дети у родственников умершего хозяина.
– Вот как? – удивился Зорин, – а я думал, вы здесь жили всегда. Ну, по крайней мере, дом получили в наследство, – он встал на приступок и потянул коробку на себя. Чуть покачнулся, но удержал. Аккуратно спустился вниз.
– Нет, это не мои родные края, но люблю я их так, будто родилась и всегда жила в Беляниново. Люблю нашу реченьку – тихую у берега и быструю на середине, вода в ней чистая и прохладная, люблю наш лес – густой, величественный, он лечит душу; люблю наши поля – бескрайние, волнующие, в них места силы.
– Как это верно подмечено, – тут же согласился Вадим, ставя коробку на лавку возле печи. – Меня самого когда-то излечило именно Беляниново, а потом и судьбу свою здесь встретил, точнее, судьба беспардонно явилась ко мне в дом, а затем и в сердце, – он усмехнулся.
– Да, Виктория рождена именно для тебя, тут уж сомневаться не приходится, – кивнула Марья Ивановна и улыбнулась в ответ. – Так что там у нас в коробке? – она заглянула внутрь. – Детские резиновые сапоги, – достала их, осмотрела со всех сторон, – а целые вроде. Только, думаю, Вале они уже малы.
– Выбросить их на помойку, не раздумывая, – строго сказал Зорин, – даже если и по размеру, зачем ребёнку такое старьё? Ну, Марья Ивановна, почему вы смеётесь?
– Нет-нет, ничего, – она замахала руками, опять полезла в коробку, – ещё один флакон из-под духов, – поднесла к носу, опять без запаха. Девочка, что сказать.
– Флакон тоже на помойку, – решил Вадим, – если надо будет купить детские духи – Вика разберётся.
– Хорошо, – согласилась Марья Ивановна, затем вытащила из коробки резиновую утку, пластмассовые кубики, из-под которых на мир смотрел пуговичными глазами потёртый медвежонок. Возможно, когда-то он и был красивым, но со временем искусственная шерсть свалялась, стала блёклой, на лапе был виден неаккуратный шов, а одно ухо пострадало, словно в битве. Но было в этой старой игрушке что-то щемящее, милое, его грустные глаза смотрели с затаённой печалью. – А вот и медвежонок, – Марья Ивановна вытащила игрушку из коробки, отряхнула с неё пыль, покрутила в руках. – Не могу вспомнить точно, как его называла Валя, кажется, Буба.
– Буба? – переспросил Вадим, сразу вспомнился энергичный находчивый куплетист из любимого в детстве фильма.
– Да, Буба, – кивнула Марья Ивановна, – я почищу медвежонка, приведу его в порядок, всё-таки поедет к своей хозяйке. Бубу нашла на чердаке Валюшка, им когда-то играла сама Галя. Она вспоминала, что игрушку ей купил отец, когда был в городе. Так был счастлив этому обстоятельству, – она на секунду задумалась, затем, словно очнулась. – Тогда ещё не было возможности узнать пол ребёнка до рождения, поэтому он решил купить мишку. Ведь медвежат одинаково любят и мальчики, и девочки.
– Пожалуй, так и есть, – согласился Вадим. – Какой она была – мама Вали? – он поднял глаза на Марью Ивановну.
– Внешне? – уточнила та. – А вот найдём альбом и посмотришь.
– Хорошо, – Зорин засунул руку в коробку, вытащил из неё кипу связанных верёвкой старых журналов мод, надо же, сохранились. Он дёрнул верёвку, но узел на ней был затянувшийся, крепкий. Вадим бросил журналы на лавку тут же рядом. – Интересно, какого формата этот альбом? – направил свет фонарика прямо в коробку. – Что за книга?
– Это и есть альбом с фотографиями, – обрадовано воскликнула Марья Ивановна, заглядывая в коробку.
– А смотрится как обычная толстая книга, – удивился Вадим, доставая альбом. На обложке из искусственной кожи чёрного цвета внизу крупными буквами было выгравировано «Москва», верхний правый угол занимала рельефная картинка, на которой художник изобразил Водовзводную башню Кремля, часть стены и Большой Кремлёвский дворец. Зелёные листы альбома отличались плотностью и скреплялись шнурком серо-грязного цвета. А ещё в них были такие дугообразные старомодные прорези для фотографий. Снимков в альбоме было всего на треть, остальное пустовало, то ли не любили в те времена фотографироваться, то ли не было возможности, а может, средств. Вадим полистал альбом. На одной из фотографий большеглазая девочка в полосатой кофточке напряжённо смотрела в объектив, на её длинных волнистых волосах красовался большой бант. Снимок был чёрно-белым, Вадим перевернул его и увидел на задней стороне дату – чуть больше сорока лет назад. Зорин внимательно всмотрелся в лицо девочки и вообще не нашёл никакого сходства с Валей. Хотя, чему тут удивляться, родственники далеко не всегда похожи друг на друга. – Кто это? Мама Вали? – спросил Вадим.
– Нет, это не Галя, – озадаченно ответила Марья Ивановна, – девочка на снимке совсем не похожа на неё. Не знаю, видимо, какая-то родственница, которой уже нет в живых. Иначе бы я о ней слышала от той же Галины, – Марья Ивановна поправила очки. – Вот она сама, – показала на снимок, на котором довольно крупная по комплекции совсем молоденькая девушка прислонилась к берёзе. На её русых пышных волосах красовался венок из одуванчиков, а глаза смеялись. Тогда она ещё верила в то, что впереди её ждёт счастливая жизнь.