Под утро страхи ушли. Витьке даже приснился сон, будто играют они в футбол с незнакомой старушкой, которая ему кого-то напоминала, но во сне он так и не мог вспомнить – кого. Вместо мяча они с азартом пинали ржавую консервную банку. И, значит, эта самая старушка, несмотря на свою ветхую древность, отмеченную уродливым горбом и лицом, испещрённым темными и глубокими морщинами, так ловко поддела банку ногой, что она, описав правильную дугу, повисла на изгороди.
– Ничего себе! – разинул рот потрясенный Витька.
– А ты как думал?!
Старушка скорчила язвительную рожицу, высунув при этом длинный-предлинный язык. Он видел её лицо близко и выпукло, словно в фокусе.
– Э-э-э! – начала она перед ним кривляться.
Витька вздрогнул и проснулся. Сердце маленьким воробышком трепыхалось в груди. Ещё никогда ему не приходилось видеть столь дурацкий сон.
В горнице вовсю светило солнце. Тёплую тишину нарушал только размеренный стук старых ходиков на стене. Глаза нарисованной на них кошки ехидно бегали по сторонам. Тик – туда, так – сюда. Тик – так, туда – сюда. Тик – так, тик – так. Туда – сюда, туда – сюда.
У Витьки давно чесались руки добраться до ходиков. Любопытно было поглядеть, как там устроено внутри.
Но бдительная бабушка, вовремя рассекретив его потаённые мысли, строго предупредила:
– Часы трогать не моги!
Витька был не таким, чтобы расстраиваться по пустякам.
– Хорошо, бабушка, – сказал он покладисто. – Можешь не волноваться! – тут же надумав использовать их по прямому назначению: раз уж там была нарисована кошка, сделать из неё портрет кота Васьки, что, конечно, бабушке будет приятно, ведь она так его любит. На этот случай он даже запасся черной краской, банку которой бабушка по своему незнанию выкинула как негодную. Это ничего, что краска засохла и выглядела, как какая- нибудь доисторическая окаменелость. Разбавить её керосином – пара пустяков.
Не имея привычки откладывать важные дела, сегодня Витька скорее всего и приступил бы к осуществлению своего замысла. Но попробуй займись тут делом, если из головы никак не идёт этот дурацкий сон. Предчувствие неизвестного будущего одновременно манило его и пугало. Тут нужно так рассуждать. Игра с уродливой старухой в футбол – это, наверное, к тому… Не успел Витька так подумать, как его глаза помимо воли распахнулись так широко, что им аж сделалось больно.
– Бабася! – вспомнил он вчерашнее знакомство, и его с кровати как ветром сдуло.
На полу желтые разводы солнечного света. В другое время Витька не упустил бы возможности понежиться в его лучах. Приятно было чувствовать босыми ногами тепло и, глядя на солнце, в блаженстве щурить глаза. Но сейчас был не тот случай. Пренебрегая бабушкиным советом, что все порядочные люди ходят в дверь, Витька прямо с подоконника распахнутого окна сиганул на улицу. Распугивая кур, он на всех парах пронесся по двору. С разбегу проскочил мимо сарая, ожигая пятки о траву, притормозил, вернулся и рывком распахнул дверь. Той смелости, которой зарядился в спальне, хватило как раз до дощатой двери. Витька застыл в проёме. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Осиливая в груди беспричинный страх, неуверенно окликнул:
– Бабася!
Подождал и уже более громко позвал:
– Бабася! Бабася!
– Ну, чаво орёшь как оглашенный? – донёсся голос из темноты.
– Гы-гы, – лицо Витьки распахала счастливая улыбка. – А я уж думал, мне всё это приснилось.
В углу знакомо чихнули, и на свет, кряхтя, вылезла вчерашняя древняя старушонка. Фингал у неё под глазом окончательно убедил Витьку в яви. Он тихонько затрясся от смеха, но, встретившись с её сердитым взглядом, моментально сделал серьёзное лицо и, как добропорядочный человек, сказал:
– Доброе утро, бабушк… – тут он вовремя прикусил язык и поправился. – Бабася!
– Как, как ты сказал? – польстило старуху принятое среди людей приветствие, которое в бытность свою духом слышать ей ещё не приходилось.
– Доброе утро, – послушно повторил Витька.
– Погоди, погоди, – перебила она и, высвободив из-под пухового платка морщинистое ухо, приложила к нему ладонь, – Чаво ж ты замолчал-то?
– Что говорить-то? – испортил всё Витька.
– Э-эх, и бестолковый ты, парень, – рассердилась Бабася. – Прямо долдон какой-то!
Ругаться она умела.
Ссора со сказочным существом ни в коем случае не входила в Витькины планы. Чтобы выйти из этого затруднительного положения, ему пришлось применить блестящую военную хитрость. Придав своему лицу доброжелательное выражение, он неожиданно предложил:
– Бабась, пойдем на улицу.
Старуха оторопело взглянула на него сквозь щелочку заплывшего глаза:
– Это я пошто же на улицу пойду?
Дивясь её непонятливости, Витька стал горячо объяснять:
– На улице солнышко светит, бабочки летают… Опять-таки воздух свежий… Да и тепло… Благода – ать! А в сарае твоем чего хорошего? Кругом пыль, паутина, темно… Прямо… как в склепе. Бр – р – р, – Витька передернул плечами.
Старуха долго молчала, потом сказала со вздохом:
– Не могу я от прялки далеко уходить… Я должна всё время при ней находиться.
– Это почему же? – спросил Витька.
– Обязанность у меня такая.
– А, – догадался Витька. – Духом при ней работаешь?
Бабася грустно кивнула головой.
– Это ерунда, – авторитетно заявил Витька. – Это мы сейчас исправим.
Он сорвался с места и стал быстро разбирать хлам, пробираясь к прялке. Через минуту, пятясь, пыхтя и отдуваясь, он выволок из сарая пыльную прялку.
– Порядок! – радостно сообщил Витька, сдувая с лица мохнатую паутину.
Из дверного проема наружу осторожно высунулась укутанная в пуховый платок голова.
– Ну, чего ты! – заторопил голову Витька. – Давай выходи! Не стесняйся!
Голова ещё какое-то время поглядела по сторонам, наверное, осваиваясь на местности, затем вслед за ней появилась и вся Бабася.
Витька, найдя местечко с лучшей, самой мягкой муравой, поставил прялку на траву.
– Теперь она у нас как на ладони будет. Отовсюду её видно. Может, даже и с луны. Никто незаметно не подкрадётся.
Но старуха на этот счёт, видимо, была другого мнения. Жмурясь на солнце, она из-под руки недоверчиво огляделась по сторонам, наверное, выискивала – не затаились ли где с недобрыми намерениями коварные любители старых прялок. Но вполне мирный вид заросшего травой двора с гуляющими по нему курами да лениво развалившимся на солнцепёке котом Васькой всё говорило об отсутствии врагов. Ну или об их ловкой замаскированности. Слегка обеспокоенная этим обстоятельством, Бабася твёрдо сказала:
– И всё-таки от прялки я ни ногой.
– Нет, так нет, – согласился покладистый Витька. – Значит, будем носить её с собой.
Старуха внимательно к нему пригляделась:
– Осилишь ли?
Витька заволновался, сейчас был как раз тот случай, чтобы показать свою силу.
– А то нет! Я одного козьего молока целую бочку выпил!
Тут Бабася и сама поняла, что неправильно оценила силу такого молодца, как Витька.
– Тогда конечно, – согласилась она с его доводами. – Тогда дело другое.
Витька подхватил прялку и поволок её к сиреневым кустам.
– Я тебе сейчас свой шалаш покажу.
Старушка засеменила следом.
– Ишь ты, прыткий какой. За тобой прямо не угонишься.
И хотя прялка была тяжёлой и неудобной, Витька, не показывая виду, сказал:
– Это что. Я вот так с прялкой могу идти и день, и два… Аж целый месяц. Хоть до самой Африки.
На это Бабася не нашлась что ответить и уважительно промолчала.