Получив возможность вблизи рассмотреть её огненные косички, у Витьки прямо зачесались руки: до чего же захотелось их потрогать – обожжёшься или нет? Но тут неуёмная Рыжая Лиса совсем даже не к месту задала вопрос, сбив его с такой интересной мысли:
– Ты всегда так грубо ведёшь себя с девочками?
– Нет, что ты… – смутился Витька. – Я хорошо к ним отношусь… Даже очень хорошо, – и он, сам не зная – почему, как дурак стал оправдываться перед этой востроносой Лисой. – Один раз я на спор с Колюней… товарищем моим… Танюхе помог ведро в мусорку отнести. А она знаешь, какая ябеда? С ней во дворе никто не играет. Со мной ребята потом целый день не разговаривали. Зато я у Колюни ножичек шведский выиграл… Там столько всяких разных приспособлений! И ножницы… и лупа… и авторучка… и отвертка… и… и штопор… В общем чего только нет! А с ребятами мы потом помирились. Чего на меня обижаться? Все-таки я на спор ведро носил… Если бы просто так… Тогда другое дело… Обижайся сколько хочешь.
– Тебя как звать? – улыбнулась Лиса большим ртом.
– Меня-то? Витя!
– А меня Люся… Люся Кукушкина!
Витькино лицо помимо его воли распахала дурацкая улыбка:
– Гы-гы!
– Чего лыбишься? – уставила на него хитрый взгляд своих карих глаз Люська. – А у тебя какая фамилия?
– У меня? – растерялся Витька. – А у меня нет фамилии.
– Как это нет?
– А вот так – нет! У всех есть, а у меня нет, – напропалую врал Витька. – Меня как хочешь можно называть. Хоть… Шварценеггер… Или там… например, Джеки Чан…
– Или Витька Картошкин, – продолжила вредная Люська, – который приехал к баб Мане во-о-он в тот голубенький дом.
Витька едва не подавился собственной слюной, вытаращив свои круглые в крапинку глаза:
– А-а, т-ты откуда знаешь?
– Мне всё известно! – торжествовала Рыжая Лиса. – Благодаря «сарафанному радио».
Про «сарафанное радио» Витька ничего не знал, поэтому спорить не стал. Во время разговора он то и дело совал руку под рубашку и что-то ощупывал на спине.
Люська, давно приметившая за ним эту странность, ехидно поинтересовалась:
– Ты, случайно, не чесоточный? А то с грязнулями это часто бывает.
Между выцветших бровей Витьки пролегла грозная складка. Он, конечно, нашелся бы, что ей на это ответить, но не дававшая покоя спина, очевидно, волновала куда больше, чем самый остроумный ответ, и он озабоченно пожаловался:
– Кажется, колючек нахватался. Мелкие, заразы, а колются здорово. И ногти, как нарочно, подстриг – нечем ухватить.
– Повернись! – живо скомандовала Люська и бесцеремонно задрала на нём рубаху. – Ого, сколько их здесь! Наверное, целый миллион – не меньше! – и она стала своими длинными острыми ногтями по одной извлекать колючки, приговаривая: – Ага, попалась, которая кусалась, – и сама себе отвечала: – У меня не покусаешься.
Витька, чувствуя её прохладные пальцы, героически терпел, когда увлекшаяся Люська уж очень сильно щипала за кожу.
– Не больно? – время от времени участливо интересовалась она. – А то ты скажи.
– Не-а! – успокаивал её Витька и нахваливал: – Тебе только в больнице работать.
Скромная Люська на эту похвалу никак не отзывалась, только ещё усерднее сопела да ещё больше щипалась.
Минут через десять сложная и болезненная операция по извлечению колючек была благополучно завершена. В благодарность за оказанную помощь Витька даже похвалил её лысого младенца, забыто лежавшего рядом на скамейке:
– Хороший пупсик!
– Сам ты пупсик! – обиделась Люська и, взяв куклу на руки, засюсюкала: – Мы уже такие… больсые… взлослые совсем стали… Можем даже говолить … «мама».
И обалдевший Витька услыхал, как младенец тут же послушно произнес: «Мама»!
– Н-ни фига себе!
Потом младенец заплакал, что для его возраста было естественно, и Витька этому ни капельки не удивился. А вот неестественный дикий хохот у Витьки вызвал легкую панику, отчего по его коже пробежал мороз, хотя на улице вовсю припекало солнце. Чтобы избежать дальнейшей пытки лысым, но сообразительным младенцем, Витька, мученически улыбнувшись, сказал:
– Хороший мальчик! Просто замечательный!
Люська сразу перестала дуться и повеселела:
– Правда?
– Да-а…
– Нет, честное слово?
– Ну конечно.
– У него знаешь, сколько одежды дома? – поделилась с ним Люська сокровенным, словно с лучшей подругой. – Прямо тихий ужас! Как на улицу собираться, у меня голова идет кругом. И это хочется на него одеть, и то!…
– Это что! – оживился Витька и, с опаской поглядывая на притихшего младенца, брякнул: – Вот у меня есть кукла, так кукла! Всем куклам кукла!
Люськины брови удивлённо взметнулись вверх:
– Разве мальчики играют в куклы?
– Еще как играют! – стал бравировать Витька, радуясь тому, что Бабася не слышит, какую околесицу он несёт, а то запросто могла бы превратить его в какой-нибудь одинокий корабль пустыни. Потом доказывай, что ты не верблюд. – Только она у меня не простая, а… живая…
– Кукла, – совсем развеселилась Люська, – живая!
– Ну да, живая. Только она не совсем кукла… Но все равно как кукла! – вконец запутался Витька. – В общем, пойдем ко мне – сама увидишь.
Возле сарая Витька несмело остановился – неизвестно было, как поведет себя Бабася при виде незнакомого ей человека: может, обрадуется, а может, рассердится и заколдует обоих – это уж как на нее найдет. Но под испытующе-ехидным взглядом Люськи, обречённо вздохнув, распахнул дверь. Изнутри дохнуло на них острым запахом мышиного помета и пыли.
– Бабася! – позвал Витька.
Из парной темноты на свет, жмурясь и пыхтя, вылезла старушка.
– Аль соскучился?
– А то нет! Тут вот одна девочка… – начал было Витька, но в это время Рыжая Лиса, высунув из-за его спины свой любопытный нос, легкомысленно спросила:
– Это и есть твоя кукла?
Столь коварного предательства Витька никак не ожидал и, от испуга икнув, стал усиленно кашлять, чтобы отвлечь Бабасю.
– Кха… Кхе… Кху… Кхы…
Лиса, глядя расширенными глазами на древнюю старушку, похожую на Бабу Ягу из сказки, безжалостно стукнула его кулаком по спине, хищно прошипев:
– Замолчи… Да замолчишь ты наконец или нет?
– А я чего… Я ничего… – стал оправдываться Витька, но, заметив, что болтливая Люська опять разевает рот, быстро проговорил: – Это Бабася а это Рыж… Эту девочку зовут Люся.
Рыжая Лиса, скромно потупив взгляд, покраснела, став одного цвета со своими волосами, и осевшим от волнения голосом представилась:
– Люся!.. Люся Кукушкина!
При этом она настолько потеряла соображение, что даже не постеснялась слегка присесть, приподняв платьице, как приседают все богатые допотопные тетеньки в старинных фильмах, которые очень любит смотреть бабушка и которые презирает Витька, потому что в отличие от боевиков там ничего интересного не показывают, кроме позорных слюнявых поцелуйчиков.
«Футы-нуты, лапти-гнуты», – презрительно подумал Витька, а вслух сказал:
– Бабася мой самый лучший друг! Правда, Бабася?
– А то нет! – ответила старушка, нахватавшись таких замечательных Витькиных выражений. – Мы с ним не разлей вода!
Витька горделиво поглядел на Люську, в опущенной руке которой забыто болтался несчастный младенец, изо всех сил удерживаясь за неё своими пухлыми перевязанными, словно сосиски, пальчиками. Из-под сдвинутого на лицо кружевного чепчика на Витьку злобно глядел один глаз. Витьке стало прямо не по себе, и он быстро отвернулся, тем более что в это время хитрая Люська уже льстилась к Бабасе:
– А меня примете в свою компанию?
Витька хотел для порядка поломаться, но нечаянно опять встретился взглядом с одноглазым, словно пират, младенцем и, вздрогнув, торопливо пообещал:
– Возьмем, конечно!
– Ой, правда? – обрадовалась Лиса. – Как здорово!
Бабася оторопело уставилась на куклу:
– Это кто же такой?
– Это у нас Эдди! – опомнилась Люська, беря младенца на руки.
– Эдди? – поразилась старушка. – Ишь ты, какое заковыристое имя! Ну-ка дай поглядеть на него, какой такой Эдди.
Бабася оглядела младенца со всех сторон, покачивая головой и чмокая, и, видимо, не имея сил с ним расстаться, сказала:
– Пускай он немного у меня поживет. Вдвоем нам не так будет скучно. Я назову его Ваня.
Младенец, молча и бессмысленно пялился в потолок, так что было непонятно, согласен он со своим новым именем или имеет на этот счёт собственное мнение.
– Пускай! – согласилась не жадная Люська, но при этом предусмотрительно заметила: – Мы будем играть с ним по очереди: один день – вы, другой день – я. Ладушки?
– Жили у бабушки, – весело крикнул Витька, довольный тем, что так здорово всё вышло.
– Вот вы где! – раздался позади них голос Витькиной бабушки, которая направлялась на огород за зеленым луком для окрошки и увидела в дверях ребятишек. – Чем занимаемся?
– Ой, баб Мань, – умильным голосом пропела хитрая Лиса, – здравствуйте!
– Здравствуй, Люсенька, здравствуй!
– Исчезни! – шепнул Витька Бабасе. – Быстро! А то тебе сейчас тоже достанется.
– Так чем же занимаемся? – переспросила бабушка подходя.
– Да… мы тут… вот… играем, – пролепетал Витька, глупо ухмыляясь.
– Не в трактористов ли? – всплеснула руками бабушка, увидев чумазого с ног до головы внука.
Тут невидимая Бабася, то ли с перепугу, что ей тоже перепадёт от Витькиной бабушки, то ли ещё отчего, нажала на то место на животе куклы, где находится скрытая кнопка, приводящая в действие говорящий механизм, и младенец неожиданно громко хихикнул, да так противно, что даже у самого Витьки заломили здоровые зубы.
– Хьи-хьи-хьи…
– И совсем даже не смешно, – рассердилась бабушка. – Как тебе не стыдно!
– Это не я! – испугался Витька.
– Не хочешь ли ты сказать, что это сделала Люся?
– Нет, не хочу!
– Ну, вот видишь! Мало того, что ты чумазый как поросёнок, так ты ещё и смеёшься надо мной.
– Да не смеялся я над тобой! – напрасно оправдывался Витька, но бабушка его не слушала, строго приказав:
– Витя, пойдём домой!
– Мы ещё немного с Лис… с Люсей поиграем.
– Люся тоже пойдёт домой. Хотя в отличие от тебя она очень аккуратная девочка. Видишь, какое на ней платье беленькое и нарядное.
– Подумаешь, – насупился Витька.
– До свидания, баб Мань, – скромно сказала аккуратная Люська и чинно направилась к дому.
– Так ты идёшь или нет? – напомнила бабушка.
– Иду!
У калитки Люська остановилась и, глядя через плечо на Витьку, жеманно вздохнула:
– Фи!
Витька, шагавший с обиженным видом впереди бабушки, будто под конвоем, вдруг гордо вскинул голову и, заложив руки за спину, громко запел, сильно фальшивя:
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает…