В своей комнате Иллис вдруг открыла глаза. Ее уже перенесли с кровати Льена на ее собственную, укрыли первым попавшимся одеялом.
Остатки кошмара еще пытались утащить ее обратно за барьер, но глаза глядели уже осмысленно. Лекарство действовало. Она обвела друзей мутноватым взглядом и хрипло спросила:
– Гай… где… что случилось? Где… – она обвела комнату встревоженным взглядом, еще сама не понимая, откуда эта тревога взялась. Встретилась глазами с Льеном и вдруг вскинулась, – Норриан?
Не получив ответа, она стремительно откинула одеяло вместе с заботливыми руками.
– Где Норр?!
– Ты успокойся… он сейчас вернется… выпей еще воды… – не реагируя на это успокаивающее бормотание, Иллис вскочила.
Чувство тревоги, обострившееся за три месяца войны, било в набат и не просто кричало – захлебывалось криком. Кириан!
Прежним текучим движением она ускользнула сразу от трех пар рук. Оконный замок жалобно крякнул от резкого рывка, и в комнате остался только ветер и залетевший в распахнутое окно резной лист.
Они, толкаясь, кинулись втроем к окну, и Гай уже хотел было прыгнуть следом, но Льен движением руки остановил его.
– Подожди. Подожди. Надо рискнуть.
– Нет!!! – она возникла за спиной Норриана словно бы из пустоты, и в очередной раз занесенная рука застыла, скованная ее весом. А потом Принца и вовсе с неожиданной силой оттащили в сторону, и Кириан, удерживаемый на ногах лишь левой рукой Норра, бессильно сполз по стене на пол.
– Нет! – с отчаяньем в голосе крикнула Иллис, в ужасе переводя взгляд с залитого кровью лица Князя на его скрюченное от боли тело и кидаясь между парнями. – Не надо, Норр! Хватит, пожалуйста!
– Да ты в своем уме?! – заорал тот, когда прошло первое удивление. – Этот ублюдок тебя… а ты! – он снова дернулся добивать сжавшуюся у стены жертву. Но именно в этот момент Кириан открыл глаза. И то, что увидел там Норриан, заставило его опустить руку. Кейрош хотел умереть. Са
– Он ничего мне не сделал, Норриан. Оставь его и уходи, – от неожиданно ледяного тона, с которым Иллис произнесла эту фразу, словно шуршащая волна поземки прокатилась по каменному полу.
Норр медленно повернулся. Открыл рот. Закрыл. Что происходит? Почему Иллис так странно смотрит на Князя? И этот резкий тон, которого он никак не мог от нее ожидать по отношению к себе. Кейрош, кажется, не ожидал его тоже. Он медленно поднял глаза на девушку. И это был взгляд безнадежно больного человека, который уже смирился и которому вдруг сказали, что у него есть шанс на исцеление. Крошечный, но все-таки шанс. Предчувствие полоснуло Норриана не хуже ножа.
– Ты что… ты хочешь, чтобы я ушел? – с трудом выдавил он. – Из-за него? – Он презрительно дернул головой в сторону Князя. – Того, кто только и делает, что создает тебе проблемы?
– Уходи, – очень тихо, словно раздавленная непомерной усталостью, проговорила Иллис. У нее даже лицо изменилось, теперь оно застыло, как неживое. Будто бы слишком болезненную рану насильно затягивало искристой белой корочкой льда. – Уйди, пожалуйста.
Норриан, тяжело дыша, нехотя отступил на полшага. Лицо его перекосилось.
– Может, еще пожалеешь его, а? – прошипел он, не в силах совладать со злостью.
Но Иллис его уже не слушала. Она неотрывно смотрела на Князя, только на него.
И что? Что дальше? Зачем она вернулась? Здесь холодно и пусто, а того, что она себе напридумывала, никогда не было. И не будет. Мираж, сказка…
Ей было так больно, что хотелось только одного – исчезнуть, раствориться, не быть. Она вдруг отчаянно пожалела, что не осталась там, за чертой.
Кириан вдруг пошевелился, попытался встать, но, схватившись за стену, тяжело осел обратно. Иллис видела, как он болезненно скривился, как закусил губу, из которой и без того уже сочилась кровь.
И острая, обжигающая, расплавленная сталь вдруг полоснула по корке льда, за которой постепенно остывало еще живое сердце.
Совершенная ледяная скульптура вдруг пошла мелкими трещинками, не выдерживая внутреннего давления. У Иллис задрожала нижняя губа. Она оглянулась на Норриана мельком, через плечо, и снова обернулась к избитому Кейрошу.
Норриан резко выдохнул.
– Если этот подонок так дорог тебе… – теперь в его голосе звенела обида, – тогда я и в самом деле пойду.
Он ушел, и Иллис тут же забыла про него. Мираж… сказка… но это ее мираж и ее сказка. Он не виноват в том, что не стал, не ответил, не полюбил. Разве она полюбила его только ради того, чтобы получить для себя? Нет… значит, и жаловаться нечего. Он такой, какой есть, и… Хеллес, он вообще живой?!
В два шага она преодолела расстояние до Кириана, бессильно привалившегося к стене. Рухнула рядом с ним на колени, дрожащими руками нащупывая пульс. Живой! Она еще какое-то время не решалась убрать руку, как будто убери она ее – и тонкая жилка перестанет биться навсегда.
Голубые венки отчетливо проступали на белой коже, и сама кожа обжигала пальцы, когда девушка провела рукой вверх по шее, щеке, виску, до самых волос. Впервые не отказывая себе в том, что хочется. Хеллес!
Князь шевельнулся и закашлялся.
Словно опомнившись, она принялась осматривать его дальше. Дергано, суетливо, непривычно бестолково.
К ее удивлению, Кириан не отстранился. Только зажмурился сильнее и откинул голову назад, отчего светлые волосы упали на лоб, чуть задевая рассеченную бровь и пачкаясь в крови.
Взлохмаченный, с разбитой губой, из которой тоже сочилась кровь, и в порванной рубашке. Он был такой настоящий, живой, непривычный. Открытый и беззащитный, как никогда.
От этого почему-то перехватывало горло и сердце начинало биться быстро и неровно, отдавая в кончики пальцев смутным и неясным желанием прикасаться еще и еще…
Пальцы дрожали и не слушались, когда она пыталась ослабить ему воротник, жадно всматриваясь в плотно сомкнутые веки и вздрагивающие губы. Ровные, красиво очерченные губы, сейчас разбитые, но все равно притягивающие как магнит.
Иллис вздрогнула, вспоминая, как они кривились в брезгливой высокомерной усмешке. Вскоре наверняка опять так и будет, но сейчас – плевать! На все плевать.
Она словно забыла, где она и с кем, с головой уйдя в новые ощущения. Пальцы легко прошлись по скуле, чуть задерживаясь около ссадины. Потом скользнули вниз, к ключице, погладили, тронули ямку у основания шеи. Она слишком давно хотела это сделать. Слишком давно…
И от интимности жеста, от давнего изматывающего желания, которому он сейчас совершенно не мог сопротивляться, Кириан вдруг дернулся и застонал.
Иллис тут же вскинулась.
– Что? Больно? Вот тут? – она склонилась вперед, продолжая осторожно ощупывать поврежденное место. Ее волосы коснулись его лица, чуть не вырвав у него еще один стон.
Да, больно! Ему везде больно. Давно уже. Больно, сладко, невозможно!
Но он все еще Кейрош. И у него еще осталась гордость. Немного, но осталось. Кириан открыл глаза и перехватил ее руку с платком, испачканным в его крови.
– Уходи. Пожалуйста, – голос звучал глухо и рвано, слова с трудом продирались через одеревеневшее горло.
– Нет! – Иллис упрямо помотала головой. – Тебе к лекарю надо. Я отведу.
– К лекарю… – машинально повторил он, все еще продолжая держать ее кисть. – К лекарю… – и внезапно рассмеялся каким-то жутковатым хриплым смехом. – К лекарю?! – наконец закричал он и неожиданно закрыл лицо обеими ладонями. Потом медленно, словно собираясь с силами, опустил руки.
– Мне не нужна твоя помощь.
Кириан тяжело поднялся на ноги, но тут же пошатнулся и привалился плечом к стене, пережидая приступ головокружения.
Иллис смотрела на него молча, не двигаясь. Только губы дрожали. И этот взгляд, полный искреннего беспокойства, боли и чего-то еще неосязаемого, неясного, но дававшего пустую глупую надежду, стал последней каплей. Невыносимо!
Все собранное по крупицам спокойствие разлетелось в момент, как шелуха от порыва ветра. И стало окончательно плевать, как он будет выглядеть в ее глазах. Он больше не мог притворяться, что ничего не чувствует.
– Почему ты не позволила Норру убить меня? Почему?! – ярость и отчаяние, топившие его с головой, вырвались со словами, ничем больше не сдерживаемые. – Все бы закончилось! Наконец. Не могу больше так, не могу, понимаешь?! И жалость эта твоя… – он резко отвернулся.
Повисла тишина, которую никто из них не решался нарушить. Потом он тяжело сглотнул и продолжил, глядя в сторону.
– Я… я знаю, что проиграл, – теперь голос был тихий, еле слышный. И сам он весь поник, словно из него вышел весь воздух. – Что ж, я сдаюсь. Ты победила. Я больше не стану мешать вам с Майсом и… Завтра я уеду. Просто уеду отсюда и, будь уверена, сделаю все, чтобы ты обо мне больше не услышала. Я не могу оставаться и видеть, как вы… как он… – и тут же, яростно стиснув кулаки, впился в ее лицо глазами, выпалив то, что не собирался, о чем хотел бы теперь замолчать навсегда:
– Потому что люблю тебя! ЛЮБЛЮ! Как идиот, как мальчишка, как… больше жизни. Я не смогу… я слишком большой эгоист, чтобы видеть твое счастье с другим! – он резко мотнул головой и развернулся, готовый уйти.