Гул шоссе А115, проходящего неподалеку, но невидимого снизу, казался неуместным среди заросших полей и лесистых холмов, где припарковалась «Ауди ТТ РС», на обочине затерянной проселочной дороги к северо-западу от Парижа. Пасторальный островок в сорока минутах от столицы.
Рядом с Людивиной, прислонившейся к машине, затормозил седан с тонированными окнами. За рулем сидел Марк Таллек. Опустив стекло, он сразу, даже не поздоровавшись, спросил:
– Что за история с идентификацией?
– Вы все еще доверяете моей интуиции? Я уверена, что убийца уже в наших досье. Изложу вкратце. К жертвам он относится как к вещам. Это предметы, которыми он пользуется для удовольствия. Его не возбуждает даже убийство, потому он и использует хомуты. Я не удивлюсь, если он вообще не смотрит, как они умирают. Это сексуальный извращенец, ничего другого, но он не получает того наслаждения, которое нафантазировал.
– То есть импотент?
– Не совсем. Мне кажется, его фантазии очень мощно заряжены, и, когда он оказывается наедине с жертвой, реальные ощущения недотягивают до тех, о которых он мечтал, не соответствуют ожиданиям, приложенным усилиям. Вот почему он избил вторую жертву: слишком сильно было разочарование после долгих мечтаний. Но навязчивое стремление их вымыть никуда не девается. Он чрезвычайно дотошен. Даже слишком. Моет их в хлорке, моет даже… самые интимные части тела… чистит ногти, наклеивает чужие ногти и вплетает чужие волосы… это уже немалый труд, но потом он еще и бросает их под поезд… среди мусора… Иными словами, на то, чтобы замести следы, он тратит куда больше сил, чем на само похищение.
– Он сумасшедший, я давно это понял, спасибо.
– Да, но он делает все это не просто так. Его действия – результат опыта, плод длительных размышлений.
Марк Таллек сдвинул на нос солнцезащитные очки и приготовился слушать дальше.
– Он уже нам попадался! – подвела итог Людивина, словно это было очевидно. – Это насильник, которого уже ловили, возможно, находили по образцам ДНК, по свидетельствам жертвы или жертв. Он уже отсидел срок, но это его не успокоило. Подобные извращенцы в тюрьме не меняются, заключение лишь разжигает их фантазии. Собственно, в тюрьме он и разработал план действий. На этот раз он не попадется, потому что не оставит ни следов, ни свидетелей. Он одержим идеей скрыть следы, потому что неаккуратность дорого ему обошлась.
Марк кивнул:
– Ясно. До этого момента мне все понятно.
– Итак, его имя в базе уже есть. Я попросила Гильема найти насильников в возрасте до сорока пяти лет, вышедших из заключения за год до первого преступления. Я думаю, что его желания слишком сильны, он не мог их сдерживать десятки лет. Даже если он отсидел лет десять, ему вряд ли больше сорока. Затем посмотрим, кто из этих насильников живет в Иль-де-Франс и кто соответствует профилю нашего преступника. Я возьмусь за это, как только смогу.
Марк указал на Сеньона, скрючившегося на пассажирском сиденье:
– Тогда зачем мы здесь?
Людивина обернулась к невысокому лесистому холму, куда вела скорее тропинка, чем дорога.
– Первое убийство всегда наиболее красноречиво. Убийца не выбирает первую жертву случайно. Здесь обязательно найдется то, что поможет лучше его понять. Первая девушка жила вон там, на холме Монтарси, в цыганском таборе.
Марк Таллек недовольно скривился:
– Эти люди не станут разговаривать с полицейскими.
– Поэтому мы приехали одни, без подкрепления. Не хочу идти с ними на конфликт, так что, если вы не против, поговорю с ними сама. Вы с Сеньоном подождете в машине на всякий случай…
Десять минут спустя «ауди» дотряслась по разбитой колее до прогалины на вершине холма. Дорога была размечена хламом, мешками с мусором, старой бытовой техникой, сломанной мебелью, раскуроченными двигателями. Все это пытались кое-как спрятать ежевика и опавшие листья.
Впереди показалось несколько самопальных хижин из подручных материалов. Большинство оконных рам были заклеены газетами, дымоходы, сделанные из обрезков вентиляционных труб, выплевывали в мрачное утреннее небо серый дым. Между хибарами болталось белье, словно стая привидений.
И ни единой души.
Людивина припарковалась у въезда в поселение, и едва Сеньон распрямился, знаком попросила его подождать. Марк Таллек остановил авто прямо за «ауди» и остался там, Людивина же пошла вперед.
Между домами и деревьями петляла пыльная тропка. Не верилось, что здесь живет больше ста человек, в том числе и дети.
Прямо перед ней ударился о землю мяч и отскочил к самой машине. Из ниоткуда бесшумно возникли три маленькие фигурки и уставились на нее, а потом вдруг заметили спортивный автомобиль. Тут любопытство победило осторожность, и они забегали вокруг «ауди», не выпуская при этом из виду стоящих поодаль темнокожего гиганта и белого парня в военной парке.
Людивина повернулась, собираясь продолжить разведку, и оказалась лицом к лицу с мужчиной среднего роста, со впалыми щеками, загорелым лицом, седыми усами и черными глазами. Он тоже появился из ниоткуда и теперь стоял у нее на пути.
– Вам чего? – спросил он тихим, резким голосом с восточным акцентом.
Во рту у него сверкали золотые зубы.
Понимая, что ее гражданская одежда может ввести его в заблуждение, Людивина вытащила из кармана удостоверение.
– Я не собираюсь вам досаждать. Я хочу вам помочь.
Мужчина отступил на шаг назад, не сводя с нее враждебного взгляда.
– Никаких проблем, тут все спокойно.
– Я пришла по поводу Джорджианы Нистор.
Глаза собеседника на миг вспыхнули.
– Вы поймали этого ублюдка?
– Нет. Я как раз хотела задать вам несколько во…
– Сказали уже всё.
– Я знаю, вы говорили с моими коллегами из версальского РУСП, но я из другого отдела. Понимаете? Я хотела бы вас…
Мужчина свирепо замотал головой и указал на машины:
– Нет-нет, всё уже сказали, уезжайте.
– Я…
– Хватит! – гаркнул он. – Оставьте нас в покое!
– Жик! – раздался где-то поблизости женский голос.
У входа в крошечную, чудом не падающую хижину с синим брезентом вместо крыши показалась крупная женщина. Она сердито заговорила с мужчиной на незнакомом языке, тот выругался, сплюнул на землю и ушел.
– Спасибо, мадам, – сказала Людивина, подходя к ней.
Перед ней стояла женщина неопределенного возраста: возможно, ей было лет сорок, но выглядела она гораздо старше. Маленького роста, с длинными, тщательно расчесанными густыми иссиня-черными волосами, она куталась в заношенный халат поверх одежды.
– Жикайо не любит полицейских. У него два сына с проблемами…
У нее тоже был сильный акцент, но она свободно объяснялась по-французски.
– Мне очень жаль. Я пришла по поводу Джорджианы Нистор.
– Я слышала. Это хорошая девушка, я хочу помочь.
– Наверняка вы были с ней знакомы, – сказала Людивина, чувствуя себя довольно глупо.
Она огляделась и отметила, что поселение уходит в лес куда глубже, чем она предполагала. Повсюду, на сколько хватало глаз, виднелись хижины. Некоторые опирались на стволы, другие были сколочены из укрепленных деревянных поддонов, обитых листовым металлом, третьи были побольше и посложнее… Между грудами коробок и разбитых деревянных ящиков стояли тележки из супермаркета, набитые тряпьем и механическими деталями. У бочки, в которой горел костер, грелись настороженные подростки. За длинным столом на самодельных лавках сидело несколько человек, которые не слишком приветливо разглядывали Людивину.
– Все здесь знают Джорджиану.
– Вы ее родственница?
– Я тетя.
Надеясь на то, что в укромном месте женщина скорее раскроется, Людивина указала на дверь постройки, служившей ей домом:
– Можно войти?
Женщина беззлобно покачала головой:
– Лучше здесь. Что вы хотите услышать?
Людивина немного смутилась, но постаралась собраться с мыслями.
– Тот, кто причинил зло Джорджиане, снова сделал то же самое. С другой девушкой. Вы знали?
Женщина поднесла ладонь ко рту, в котором не хватало нескольких зубов.
– Мне очень жаль, но я должна была вам об этом сказать, – продолжила Людивина. – Боюсь, Джорджиана была его первой жертвой. Возможно, он какое-то время наблюдал за ней, прежде чем перейти к делу. Вы не знаете, она часто отсюда выходила?
– Да, почти каждый день.
– Куда?
– По-разному. В Сержи, Париж, к шоссе в Эраньи.
– Она… работала?
Женщина кивнула, и Людивина задумалась, просила ли Джорджиана милостыню или занималась еще чем-нибудь. Правда, она не осмелилась сразу спросить о проституции, опасаясь разозлить ту редкую, как выяснилось, цыганку, которая согласилась с ней поговорить. Не сейчас – может, в конце разговора.
– Упоминала ли она какого-нибудь мужчину перед тем, как исчезла?
– А в чем дело?
Теперь цыганка смотрела на нее с подозрением. Людивина решила раскрыть все карты:
– Убийца мог с ней общаться, прежде чем напасть. Это не точно, но есть вероятность.
– Он знает Джорджиану?
Следователь с досадой кивнула:
– Может быть. Но не поймите меня неправильно: я не говорю, что это кто-то из табора. Я никого не обвиняю.
На самом деле Людивина уверилась в этом, как только здесь оказалась: у убийцы была машина, было место, где он мог спокойно насиловать своих жертв. В тесноте табора такое было просто невозможно, к тому же его обитателям отчаянно не хватало денег. Так что нет, никто из них не мог позволить себе иметь автомобиль, покупать хомуты, содержать тихое местечко вдали отсюда, чтобы отмывать трупы.
Заметив, что собеседница чем-то озадачена, Людивина настойчиво спросила:
– Вы что-то вспомнили?
Цыганка помялась. Быстро взглянула на людей у стола, наблюдавших за ними, и ответила, понизив голос:
– Мирко.
– Простите, что?
– Поговорите с Мирко.
– Кто это? Мои коллеги из РУСП с ним говорили?
– Нет. Но Мирко с тех пор стал ненормальным.
Людивина запомнила имя.
– Где найти этого Мирко?
Женщина неуверенно ткнула пальцем куда-то в недра табора.
Это будет совсем не просто. Тут пять или шесть десятков домов, раза в два больше жителей, плохо говорящих на французском, и никто не горит желанием общаться с грязной полицейской ищейкой, явившейся, чтобы мешать им жить обычной жизнью.
– Вы поможете его найти? – спросила она.
При этих словах один из парней у бочки с костром обратился к женщине по-румынски и жестом велел ей идти в дом. Людивина решила вмешаться и подошла к парню, довольно внушительному на вид.
Она долго занималась единоборствами и знала, что сможет дать ему отпор, но надеялась, что до этого не дойдет. К бочке подходило все больше людей посмотреть, в чем дело. Удар ножом – дело нехитрое и быстрое…
На ней не было бронежилета, лишь табельный пистолет. Она сделала глубокий вдох.