Дикие земли это огромный, почти не тронутый человеком, сохранивший свою первозданную чистоту край. Из под конских копыт в полях то и дело вспархивают куропатки, в высокой траве и кустах мелькают оленьи рога, на лесных полянах пасутся дикие кони, в лесу визжат кабаны, а камыши в реках трещат и расходятся в стороны, когда между ними проплывают огромные, весом с хорошего барана, карпы.
Кто-то из воинов всегда скакал впереди отряда и разведывал местность. Разведчики постоянно менялись, и иногда даже эрл Леман брал на себя эту обязанность. Разбойники здесь вряд ли моги бы встретиться, ведь этой дорогой почти никто не пользовался, но в округе еще бродили где-то с полсотни мародеров, отколовшихся от тарийского войска.
Дети уже знали по именам всех воинов их не большого отряда, и пытались придумать клички тем, у кого их не было.
Здорового бородача Паттана звали молчаливым, и это прозвище подходило ему как нельзя лучше. Он постоянно с кем-нибудь разговаривал, а когда вдруг оказывался один, начинал что-то бормотать себе под нос.
Мальвина – длинного хмурого война, который обычно скакал позади колонны, называли волосатым, из-за большой плеши на голове. Эламиру показалось, что эта кличка никак не отображает его характера, и он предложил впредь именовать его «угрюмым».
Узнать про следующего кандидата вызвалась Эльза.
– Скажите благородный рыцарь, – спросила она у оказавшегося ближе всех Паттана молчаливого. – А этот толстенький, который правит первой повозкой… его зовут Чиар да?
– Просто Чиаром его давно уже никто не зовет, – будто ожидая вопроса, ответил он.
– А он действительно такой бесстрашный, как все говорят?
– О да! – подтвердил Паттан. – Число врагов для него никогда не имело значения. Он сам стоит тысячи. Атгары пугают его именем детей. Есть легенда. Однажды он шел по лесу и встретил тигра. Тигр шел по тропинке прямо на него. Ни топора, ни меча у бесстрашного Чиара тогда не было, но он твердо реши, что не уступит ему дорогу. Храбрость человека и сила зверя сошлись в невидимой схватке. Полдня они стояли, не отводя друг от друга глаз, а потом тигр исчез, растворился. С тех пор Чиар рычит по ночам, и дикие звери в лесу сходят с ума.
– Ночью он храпел как все, – с недоверием сказала Эльза. – Он мне не показался страшным.
– Скоро ты будешь бояться его, как все мы. Даже эрл Леман боится его. Когда рядом Чиар, эрл спит с мечом в руках, а вход в палатку сторожат десять лучших воинов. Однажды Чиар чихнул, и все они попадали с ног, а эрл в одних подштанниках выскочил на улицу, и…
– Молчаливый! – окликнул его Мальвин. – Ты молчал бы потише. Не приплетай в свои истории эрла. Твой язык, самый страшный твой враг. Бубни себе в бороду, и может быть, она спасет твою шею от меча.
– Да, – согласился Паттан. – Эрла не было. Это был не эрл. Это был. – Он задумался. – Это был сам владыка Эмистан.
– Вот глупый человек, – раздраженно бросил Мальвин. – Кто-то ведь запихнул в бычий череп мозги куропатки. Как ты дожил до своих лет? Чу-де-са, – протяну он. – Не слушай его девочка. Чиар стал бесстрашным, потому что родился в час самого долгого и страшного грома, какой только слышали уши смертных. С тех пор стоит ему появиться в какой-нибудь деревеньке и назвать свое имя, как у земельщиков начинают дрожать колени, а их жены ведьмы вскрывают себе вены, или бегут к реке топиться. Когда Чиар злится, можно услышать, как с края Земли доносятся отголоски грома.
– Вам не надоело трепаться?! – послышался сердитый голос Чиара со стороны первой повозки. Войны рассмеялись.
– О-о-о, – притворно испугался Паттан . – Похоже, он на вас разозлился, – сказал он детям. – Первый воин Сырой долины, кошмар сломленной духом Атгарии не любит, когда посторонние узнают о его страшных тайнах.
– Да, я бесстрашен! – крикнул Чиар. – У меня хватит смелости слезть с телеги и привязать язык какого-нибудь болтуна к хвосту его лошади!
– Ну вот, – пожаловался Паттан, – накликали вы на нас беду.
Войны снова загоготали.
– А ты веселый, – сказала Эльза Паттану. – Наверное он такой же бесстрашный как и ты молчаливый. Я знаю историю про одного веселого томена. Он тоже очень любил пошутить, но слишком поздно понял, что нет шуток, которые нравятся всем.
– Эта не та, в которой старший из сыновей подарил отцу перед смертью женское платье?
– Нет, никаких платьев там не было. А история была такой:
Томен Салам должен бы женится на дочери владыки ниберии. Дочку звали прекрасная Амулена. Салам вел с ней долгую переписку и считал ее одной из самых умных и веселых девушек на свете. Амулена любила посмеяться, любила все новое и очень часто меняла своих шутов.
У томена тоже был шут. Когда Салам писал письма прекрасной Амулене, то всегда звал к себе шута, чтобы он помог ему придумать пару свежих шуток. Шут был остроумен и находчив, ему всегда было, что сказать, но Салам стал придираться к нему, потому что ему очень хотелось угодить своей невесте. И как-то он так разозлился, что даже пообещал высечь и прогнать несчастного острослова, если он будет придумывать такие не смешные шутки. «Зачем мне шут, если я сам шучу в тысячу раз лучше!» – кричал он.
«Я стараюсь, – оправдывался шут. – Вы стали слишком придирчивы милостивый томен Салам, и я уже боюсь предлагать что-то новое». Но деваться было некуда, и, не зная покоя, день за днем он придумывал шутки, которые могли бы прийтись по вкусу капризному томену . А Салам только и твердил: «Не смешно! Глупо! Не смешно! Глупо!..»
И вот в очередном письме прекрасная Амулена, какое совпадение, тоже пожаловалась на своего шута. «Его плоские остроты меня утомили, – писала она. – А так хочется чего-то нового!» И в конце письма она предложила поменяться шутами.
И тут же в голове у томена родился замечательный план: «Он отправится в далекую ниберию сам вместо своего шута. Он узнает свою невесту, поразит ее своим остроумием, и откроется ей под звонкий ручеек ее смеха».
Через несколько дней он отправился в путь, а через два месяца увидел свою прекрасную Амулену.
«Вы прекрасны» – сказа он ей, когда увидел. Салам бы поражен ее красотой, но слегка смущен холодным приемом.
«Не смешно, – сказала она, и потребовала: – Шути!»
Салам подумал и сказал: «Я мог бы приехать быстрее, но сидел задом наперед, и коня заставил ехать задом, чтобы он мог запомнить дорогу обратно».
«Это глупо, – сказа она, – и не смешно. Попробуй еще, только на этот раз постарайся».
Салам задумался, и сказал: «Мой хозяин как-то спросил, сколько потребуется конских хвостов, чтобы протянуть линию от нас к вам? Я так и не смог ему ответить. Наших коней хватило только на полпути».
«Мда, – холодно произнесла Амулена. – Мы сделаем так, если ты еще раз не смешно пошутишь, я прикажу отрубить тебе палец. Шути! – властно потребовала она.
Саламу это не очень понравилось, он глотнул слюну, и произнес: «Мой конь любит овес, а я…»
«Опять конь! – прервала она его. – Палач! – крикнула она громко. – Руби».
Салам не мог поверить в то, что все это происходит на самом деле. В один миг его схватили за руку, и прижав ее к столу, отрубили большой палец на руке.
Салам взвыл от боли, и крикнул: «Как вы смеете?! Я Салам Карнир! Томен! Наследник чедирского трона! Будущий владыка!»
«Это не смешно! – крикнула Амулена. – Ты не смешной шут! Отрубите ему еще один палец!»
И ему отрубили еще один палец, на другой руке.
«Я томен! Я наследник!» – продолжал кричать он.
«А он настойчив, – сказала Амулена улыбнувшись, – и он рассмешил меня, поэтому пальцы больше не трогайте. Но он назвался чужим именем, а у нас за это секут плетью. Высечь его! – приказа она».
Его высекли так сильно, что он не мог подняться, и будущей невесте пришлось подойти к нему самой.
«Шути!» – потребовала она.
От ужаса, и нестерпимых телесных страданий, ничего не шло на ум несчастного Салама. Он попробовал пошутить про находчивого Атана, который купил сто баранов по цене одного, но девушка только покачала головой.
«Руби!» – снова приказа она своему палачу.
За не смешную шутку про двух петухов Салама спустили в камеру пыток и повесили на дыбу над горящим огнем.
Ночью, когда Салам корчился от боли в углу своей камеры, Амулена пришла к нему, и снова сказала: «Шути!»
Салам пошутил про то как умная жена доказала мужу что он осел, и заставила идти жить к ослице. Девушке понравилась история, и в тот раз она ничего не сделала самозваному шуту.
Три дня и три ночи Салам больше не сомкнул глаз, он придумывал шутки. Какие-то нравились Амулене, какие-то нет.
Так или иначе, к концу третьего дня, у него осталось только три пальца на правой руке, и на ногах уже не хватало нескольких. И он бы истек кровью, но случилось чудо, его камеру забыли закрыть, и он смог сбежать. Почти полгода он добирался домой, но все-таки добрался.
Его ждало несколько писем от Амулены. Одно было грустным, в нем она жаловалась на неблагодарного шута, которого осмелился сбежать. А второе было веселым. Невеста забыла про шута и поделилась с женихом историей про сто баранов по цене одного, про жену, которая доказала мужу, что он осел и про двух смешных петухов.
Салам ценил шутки, но с этих не смеялся. Каждая из них отдавалась болью в пальцах, которых у него не было.
Он не отменил свадьбу, и дождался дня, когда прекрасная Амулена в приветственном поклоне, склонила перед ним голову. Всю ее свиту тут же перебили. Салам вышел из тени, и только тогда Амулена узнала его. «Шути» – приказал Салам, и приготовился слушать.
На этом Эльза закончила свой рассказ. Повозки свернули в поворот, и до чуткого детского слуха донесся гул водопада, нарастающий с каждой секундой.
– Водопад? – спросила она, и сама себе ответила: – Да. Проклятый Чипан хочет вернуть свою душу, и кричит, где спрятал золото. Боги не возвращают ему душу, они придумали водопады, чтобы заглушить его голос. Один пастух решил стать богатым, и долго, затаив дыхание, прислушивался…
– До водопада еще десять кругов, – не дал ей договорить Паттан, – не меньше. – Он остановил коня, убрал волосы с ушей, и вытянул шею, но ничего не услышал. – Это уже какая-то другая история, – сказал он. – Так что же случилось с этим Саламом и Амуленой?
– Амулена плохо шутила, – сказа Эльза, сочувственно качая головой, – и поэтому быстро умерла. Салам умер в глубокой старости. Говорят, он любил слушать своего шута. Но больше никогда не смеялся, и сам никогда не шутил.
Минуя темную дубовую рощу, опоясанные сталью колеса, неустанно хрустели, усыпавшими дорогу сухими ветками, и скопившимися в обеих колеях желудями. Земля кругом была перерыта; на еще не успевшем подсохнуть черноземе, виднелись свежие кабаньи следы.
– Здесь живут драконы, – сказала Эльза, показывая на них пальцем.
– Эти твари страшнее драконов, – ответил Паттан. – Как-то я помогал вдове Инге Картнер сажать картошку. Оставил мешки в поле, а сам пошел к ней в дом, ну там… помочь… передвинуть стол. Встаю утром, выхожу в поле, а там…
– Да врет он все, – прервал его Мальвин. – Картошку надумаешь сажать – меня зови. А этот тебе мешок вместо пяти продаст, и все на свиней спишет.
– Не слушай его, – стал оправдываться молчаливый. – Плохие люди о всех плохо думают.
– При-ва-ал! – донесся откуда-то спереди голос Лемана.
Повозки выехали на большую поляну, сплошь покрытую фиолетовым ковром, блестящего утренней росой клевера. С краю, возле дороги алым цветом пылали маки, ближе к центру, вокруг редких кустов шиповника, белые ромашки мешались с синими, как небо, васильками. А дальше была река, и вся она светилась желтыми, так похожими на ночные звезды, лилиями.
Телеги остановились, дети выглянули, и как зачарованные стали смотреть по сторонам.
Да, красиво, – согласилась Акха, с общим молчаливым восторгом. От такого буйства красок, даже у всегда сдержанной Мии, вспыхнули глаза. Она слезла первой, сорвала красный маковый бутон, воткнула его в волосы возле уха, и, придерживая рукой, мельком взглянула на Эламира. Он еле заметно улыбнулся ей и одобрительно кивнул. Мия сделала вид, что не заметила этого, но все-таки чуть смутилась, и, отвернувшись, стала вплетать цветок в свою косу.
Акха и Эльза пошли к реке, Леман крикнул им вдогонку, чтобы не отходили далеко, быстро расседлал своего коня, и прилег на траву рядом с другими воинами.
– Сколько здесь дичи, – поглаживая бороду, говорил Паттан. – Если бы Грэй ни подстрелил того оленя, мы бы ели сегодня лосятину. Я видел лосиху с лосенком. Только родился, еще на ногах толком не стоял. Какое у них нежное мясо… Грэй, старина, никогда тебе не прощу.
– Да-да, на тебя понадейся и умрешь голодной смертью… – потягиваясь, сказал Грэй. – Ты мазила. И с трех шагов промахнешься. То тебе ветер мешает, то стрелы кривые… Помню-помню того кабана…И ведь расскажешь кому – не поверят…
– А, ты про того заговоренного кабана?..
– Ну вот, теперь кабан заговоренный. И вот так всегда с тобой…
– Да, заговоренный! – возмутился Паттан. – Я про него узнавал. Этого кабана вся деревня боялась. У них в том году колдун в волчью яму угодил, помер в ней, и стал охотникам мстить.
– Что за история? – спроси Леман, – Расскажите.
– Нечего рассказывать, – отмахиваясь от назойливого комара, сказал Грэй. – Загнал нас кабан на деревья. Меня, и вот этого стрелка. Мой лук на земле остался, а у этого лосятника и лук и стрелы все с собой. Десять стрел и все мимо. Хоть бы раз попал! – поднимая палец, возмущался Грэй. – Сутки кабан нас не отпускал. Сутки! Лос-с-сятник…
– Заговоренный кабан, – говорил Паттан эрлу. – Заговоренный… И я может даже и попал бы, но один раз промахнулся, и этот, – он показал взглядом на Грэя, – так посмотрел на меня, что… А я вот не могу, когда так смотрят… А потом как зовелся: «Да я гадюке в ухо могу попасть! Да я комара в пупок бью» – перекривлял он Грэя. – И вот все это под руку…
Леман понимающе кивал.
Добравшись до воды, Акха сбросила себя платье и окуналась в свою родную стихию. Эльза, дожидаясь на берегу, плела венок из синих, желтых и красных цветов. Она все думала, какой из них больше похож на нее. Желтые ей нравились, потому что подходили к цвету волос. Красные лучше пахли, но они были больше похожи на Акху. Белые? Нет, она не могла решить какому из цветков дать свое имя, но была уверена, что вот эти красивые голубенькие с жестким волокнистым стеблем должны называться Леман.
Акха вышла из воды, легла на траву и нагишом стала обсыхать на солнце.
– Тебе здесь очень нравится, да, – сказала она. – И мне нравится.
– В мире Голубых озер мало цветов, – сказала Эльза. – У нас нет леса, нет такой травы, и такого ароматного воздуха. С одной стороны каменистые горы, с другой пустыня, на Востоке бескрайнее озеро, а на Севере плодородные поля, но все они засеяны злаками. Я проехала много земель с тем человеком в черном, с тем, которого ты видела в Акарее. Было много красивых мест, но так как здесь, не было нигде.
– Он не женится на тебе, – сказала Акха. – Ты для него слишком маленькая.
– О ком ты говоришь? – спросила Эльза.
– Не морочь мне голову. Я читаю твои мысли, – напомнила Акха. – Но здесь и правда здорово. Для того, чтобы это понять не надо быть влюбленной. Ты видела только пустыню, а я одно только море. Когда мы плыли по рекам, или проходили возле морского берега, меня опускали в трюм. Если бы они забыли, хотя бы раз, я бы убежала. Покормить забывали, а вот запереть на замок – никогда. Иногда я слышала, как шумят деревья. А в сильный ветер они выли, как наши мачты. Я представляла себе тысячи кораблей в Бескрайнем море. Мне нравился запах леса. От досок в трюме тянет плесенью и сыростью, а лес это те же доски, только живые. Лес пах смолой и листьями. Еще он пах полевыми цветами. Яркими, как юбки наложниц арпийских эрлов. Они плыли с нами по Тихому морю. Сладкий запах, но от него может закружиться голова.
Я представляла себе поляны с цветами, но не верила, что когда-нибудь увижу. А потом тарийцы захватили нас, и я увидела Дикие земли из клетки. Этот мир я почувствовала кожей. А теперь я могу рвать листья, топтать цветы, и мять траву голым задом. Это счастье, – заключила она, потягиваясь на солнце.
– Да, это счастье, – сказала Эльза. – Как жалко, что моя сестра никогда не увидит Диких земель. Свою младшую сестру Алар, я брала с собой на гору Начал. Ее так называли древние анвы. Их бог Ион скинул с неба своего брата Нои, и гора проткнула Нои насквозь. Ион стал править живыми, а убитый им брат мертвыми.
Мы с Алар поднимались высоко, как только могли, и оттуда дворец Киграха казался маленькой белой ракушкой, наш дом был величиной с ноготок, зато Тихое озеро оказалось огромным, бесконечным, и не верилось, что за ним еще что-то может быть.
– Сколько миров ты увидела с тех пор, – сказала Акха. – А сколько их еще есть… – Она вдруг услышала, что к ним кто-то идет. Хоть и не очень стеснялась, но все-таки решила укрыться платьем. Акха единственная из детей, кому досталась одежда впору. Ее платье было из оранжевого легкого, почти прозрачного шелка. Эльза и Мия ходили в широких домотканых рубахах, и юбках сшитых из пестрых синих и красных лоскутков; юбки были так длины, что Леману пришлось клинком укоротить их почти на половину. Мальчикам тоже подобрали самые маленькие рубашки, но и они были им велики. Эламиру и братьям, приходилось закатывать рукава по локоть. Длинные штаны, они подвязывали кожаной веревкой, и чтоб не топтаться по штанинам, подворачивали их до колен.
– Вы что не слышали, что вас зовут?! – узнали девочки голос Лемана. Скоро он поднялся на холм и спустился к ним; склоняясь у воды, вымыл лицо и напился, черпая ее рукой.
Эрл был чем-то озабочен. Вглядываясь в густые заросли на противоположном берегу, он сильно прищурился, кожа нал лбу собралась в морщины, и Эльзе показалось, что от этого он становится старым, как Грэй. И она испугалась, что эрл постареет и умрет, до того, как она вырастет и очарует его.
– Что случилось эрл Леман? – спросила она, с тревогой, понимая, что он не станет волноваться без причины.
– Паттан кого-то услышал в лесу, – не снимая руки с рукоятки меча, ответил он. – Всадников. Вернее их коней…
– Тарийцы?
Эрл пожал плечами.
– Там тоже кто-то есть, – сказал он, не отрывая взгляда от камышей и деревьев на той стороне. – Птицы… Как-то притихли – нет? Вы слышите птиц?
– Я слышу водопад, – сказала Эльза. – Разве вы кого-то боитесь, Эрл? – спросила она. – С нами Чиар бесстрашный. Пусть возьмет большой топор Грэя, пойдет в лес и всех прогонит.
– Вот это мысль! Он будет в восторге, – ответил эрл. – Так и поступим. А теперь собирайтесь.
– Я еще окунусь? – спросила Акха. – Они знают, что мы здесь. Мы знаем, что они там. Зачем бежать. Покажем им, что мы не боимся. Я окунусь…
– Нет, – строго сказал Леман. – Одевайся.
– Ну-у… – закапризничала она. – Я не могу одеваться, когда из кустов за мной наблюдают какие-то посторонние. Я стесняюсь.
Уперев руки в бока, Леман, развернулся к ней, и Акхе хватило одного взгляда на его хмурое непреклонное лицо, чтобы понять: продолжать испытывать его терпение не стоит. Она скомкала свое платье, и, встав на ноги, принялась вытряхивать, совершенно не заботясь о том, что, о ее наготе подумает Эльза, Леман, и «посторонние в кустах».
Эльза слегка позавидовала, разглядывая выразительную фигуру Акхи. Тело ее еще не сформировалось, но уже была грудь, была узкая талия, широкие бедра и длинные прямые ножки. И не смотря на то, что Леман отвернулся, Эльза заметила в его взгляде любопытство, и впервые в жизни она испытала ревность к мужчине.
– Благородная мейси никогда не станет светить своей голой задницей даже перед собственным мужем, – назидательно произнес эрл. – Ты едешь в Харпу. Там дамы носят длинные юбки. Если мэйси покажет мужчине лодыжку, откроет в его присутствии шею, или подаст руку без перчатки, то прослывет падшей женщиной. Знатные варды и простолюдины приходят к таким с непристойными предложениями. И даже если дама на самом деле порядочная, и посылает их куда подальше, от грязи ей уже не отмыться.
– Я отмоюсь, – с вызовом, ответила Акха. – Пусть приходят.
– Ты да, – согласился Леман. – Тебе хоть словами, хоть поленом, все одно не проймет. Я и представить не могу, что мы будем делать там с твоими манерами.
– Переучивать, – сказала Акха.
– Ну… если ты будешь стараться, то конечно, кое чему мы тебя научим, – раздумывая, согласился эрл.
– Почему это меня? – удивилась Акха. – Мы их будем переучивать.
Эрл усмехнулся, жестом показал, чтоб быстрее одевалась и посмотрел на Эльзу.
– Какой красивый у тебя венок, – сказал он ей. – Ну-ка одень.
Эльза водрузила венок себе на голову, повернулась к нему профилем, и, задрав кверху нос, приняла красивую позу.
Леман всплеснул руками.
– Ну… Афертика!
На щеках у девочки заиграла краска.
– Это комплемент? – спросила она.
– А на что это еще похоже?
– По нашим законам, если парень делает девушке комплимент, то он обязан на ней жениться, – с серьезным видом, заявила она. – Если он отказывается, то его забрасывают камнями, а ее больше никто не возьмет замуж – никогда. Теперь, если кто-то узнает, то со мной поступят еще хуже, чем с вашими мейси, которые оголяют свои шеи лодыжками.
– Ну… – слегка смутился эрл. – Может, тогда это был не совсем комплемент?
– Нет-нет, это был он, я точно знаю.
– А давай никому не будем об этом рассказывать, – предложил эрл. – Я не люблю, когда в меня бросают камни.
– Ну ведь есть и другой вариант, – сказала Эльза. – Вы ведь пока не женаты…
Акха наконец, натянула на себя платье, так же как эрл, напилась из реки, и поспешила за ушедшими вперед Эльзой и Леманом.
– Не женись на ней сегодня эрл, – смеясь, крикнула она им вдогонку. – В Диких землях женятся по своим правилам. Тем более она все придумала, и такого глупого закона у них нет.
– Нет, есть! – крикнула Эльза.
– Нет, нет!
Эльза рассердилась.
– Ну а тебе-то какое дело есть или нету?!
– А я может, сама еще за него замуж выйду! – догоняя их, смеясь, сказала она. – По нашим законам ведь так, если тебя кто голой увидит, то он твой муж. А иначе на голову мешок, к ногам камни и обоих в море. Эрл Леман, ты хорошо плаваешь?
– Ну и зачем придумала? – спросила Эльза.
– Да ни зачем, – сказала Акха. – Скажи лучше, зачем он тебе? Если он смотрит в глаза и врет. Хочешь, чтобы он всю жизнь тебя обманывал? У него будет слишком много тайн от тебя, как от друга, и еще больше, как от жены.
– Когда же это я тебя обманывал? – обиженно спросил Эрл.
– Не сказать правды это и значит обмануть. Что ты скрываешь эрл? Ты как-то научился прятать от меня мысли. Я не знаю как ты это делаешь, но мне это не нравится. Добрых мыслей не прячут.
– Всякие прячут, – возразил Леман. – Я вот не хочу чтоб ты знала когда мне приспичит в носу поковыряться. Думаешь, приятно жить и гадать подслушивают тебя сейчас или нет? Собственных мыслей начинаешь стыдиться, и с самим собой, рассуждать неискренне. Нет – должно быть личное пространство. А вдруг я чужую тайну вспомню, или любовницу свою, или чужую, или обеих сразу. Представлю, как одна другой спинку в бассейне мылит. Про такое ведь детям рассказывать нельзя. И потом, я ведь не копаюсь в твоих мыслях…
– Да, наверное так и есть. Твои мыльные любовницы и ковыряния в носу, твое дело эрл – тут ты правы. Но поклянись, что ты не скрываешь ничего, что касается именно нас – меня, Эльзы, Эламира и остальных. Можете?
Леман остановился.
– Поклясться?
– Поклянись.
– Не буду, – поразмыслив, ответил эрл. – Да, ты права. Я знаю, немножко больше чем говорю. Когда-нибудь, когда посчитаю нужным, я с вами этим поделюсь.
– Ну хоть тут не соврал, – сказала Акха. – После того, как освободил нас, ты одел на средний палец левой руки кольцо. – Она взяла его за руку, и показала на бронзовую, испещренную мелкими не читаемыми надписями, печатку. – Это оно не дает мне проникнуть в твою голову. И ты об этом знаешь. Кольцо неспроста оказалось у тебя. Ты готовился. Вы ведь не случайно напали именно на последний тарийский обоз, ведь так? Ты сделал это из-за нас – из-за проклятых?
– Молодец, – похвалил эрл. – Даже кольцо заметила. Наблюдательная. Ну а теперь пошли. И не оглядывайся сильно. За нами следят.
Повозок на месте не оказалось. Чиар загнал их обратно в чащу леса по распоряжению эрла, еще до того, как он отправиться за девочками.
Как только Леман и дети прошли поляну, и густая листва спрятала их от глаз невидимых наблюдателей, он приказал Эльзе с Акхой бежать за ним, что есть сил. Не раздумывая, они помчались по петляющему следу от повозок, оставленному на сырой перерытой земле.
Эльза все время оглядывалась на бегу, ожидая, что кто-то появится, поэтому не разглядела прикрытый листвой пенек, запнулась об него, и распласталась на земле. Леману пришлось вернуться. Одной рукой, как перышко, он закинул девочку себе на плече, и устремился вслед за Акхой.
– Когда бегут, смотрят вперед! – поучал он Эльзу, несясь по зарослям волчьего кустарника. – Кого ты там все хочешь разглядеть? Прекрасные томены по лесам не шастают. Своих богатых невест они спасают только из золотых темниц.
Колючие ветки больно хлестали Эльзу по затылку и расцарапали шею.
– Аккуратней! – потребовала она. – Даже дикие нарки своих неверных жен к обрыву смерти аккуратнее несли. Мейси своих так носите, а я и сама могу бежать.
– Ты не умеешь. Всего две ноги и в тех запуталась.
– У вас тут где попало деревья валяются, – пожаловалась девочка. – А у нас в Анве все на своих местах. Я сколько раз бегала и ни разу не упала. Папа говорил, я грациозно бегаю.
– Грациозно как крот.
– Как крот, это как? Это был еще один комплимент?
Добравшись до своих Леман первым делом надел на себя кольчугу, и достал со дна телеги круглый деревянный щит. Трое дожидавшихся солдат уже облачились в доспехи, и цепляли к кожаным ремням на поясах метательные ножи. Грэя с ними не было. Старый лучник занял позицию где-то на возвышенности; он был скрыт ветками сваленного ясеня и зарослями высокого конского щавеля.
Скоро, со стороны поляны, выдавая свое приближение треском сучьев, и топотом конских копыт, прискакал Паттан. Он был запыхавшимся, как и его коротконогий полосатый, похожий на зебру жеребец. Спрыгнув на ходу молчун стал сбивчиво говорить, и, не теряя времени, подобно Леману принялся облачаться в кольчугу.
– Это не тарийцы, эрл Леман, – торопливо сказал он. – Это Белое братство… и там есть наши. Они готовили засаду… Для нас эрл Леман…
– Наши, – повторил за ним Леман, и не хорошо улыбнулся.
– Ждали в засаде, – продолжал Паттан. – Но они поняли, что выдали себя, и идут сюда. – Он достал из телеги три копья. Вытащил свой шлем, вытряхнул его и со скрежетом протер своим стальным рукавом. – С ними духовные отцы. Я узнал Криса и отца Габриэля.
– Одноглазый с ними? – спросил Леман.
Молчун кивнул.
– Сигур там. Они никогда не пошли бы против вас эрл, но эти дети… – Молчун посмотрел на сидящих рядом плечом к плечу девочек, и остановил взгляд на Эльзе. Он не очень любил детей, но к Эльзе, из-за ее простоты и добродушия успел привязаться. К тому же она любила поболтать, что делало их с молчуном очень похожими. – Духовные отцы хотят убить их, – подытожил Паттан. – Они боятся этих детей. Духовные отцы подговорили солдат.
Эрл сплюнул.
– Святой Габриэл… – процедил он сквозь зубы. – Надо было повесить этого смутьяна еще пять лет назад в Туманном бору. Ну ничего, и здесь подходящее дерево найдется.
– Не думаю эрл Леман, – потупив взгляд, произнес Паттан. – Их там человек двадцать-двадцать пять. И с ними Сигур, – напомнил он, мельком взглянув на эрла. – Сигур бьет без промаха.
– А с нами Чиар бесстрашный! – подала свой
голос Эльза. – А он стоит тысячи! Ведь ты сам говорил! – обратилась он к Паттану.
– Мда… – взглянув на Чиара, пробормотал молчаливый. – Конечно стоит… Я… совсем о нем забыл.
«Мы тоже будим драться!» – хотел заявить Эламир, но в коротком миге будущего, которое было ему доступно, бородатые воины эрла только посмеялись над ним. Эламир видел будущее, в котором он доставал из повозки тарийские мечи и копья, но Леман всегда забирал их, объясняя, что с оружием в руках, его убьют в первую очередь. Мальчик прислушался к гулу водопада. Он уже знал, что на их счет решил Леман.
– Отведешь детей к водопаду, – сказал эрл, стоящему рядом с ним Чиару. – Пойдете через лес. Пока они думают, что дети здесь, у вас есть шанс вырваться. Но учти, долго мы их не удержим.
– Не надо разделять силы, эрл Леман! Нас всего пятеро, но мы сможем одолеть их, – возразил толстяк. – Вместе сможем! Помните как собравшись в один кулак, мы били горцев в кривом ручье. Нас тогда тоже было меньше. Сверху, они летели на нас лавиной, но мы не дрогнули. Мы встретили их копями, и целым лесом заостренных кольев. Горцы лезли на них как поросята на вертел. Они не могли остановиться. Верхние напирали и сбрасывали нижних, а те, которые появлялись снова…
– Не теряй время, – остановил его эрл. – Ждите нас до вечера. Если не придем, на ночь там не оставайтесь – уходите.
– Почему я? – продолжал спорить толстяк. – Пусть Мальвин идет. Он ранен в руку, еще с прошлого боя. От меня будет больше пользы!
– В том то и дело! – выдохнул Леман. – Я рассчитываю на твою удачу, – сказал он с сердцем. – Теперь от тебя зависит судьба Харпы, будущее нашего Мира и всего пятигорья. Это я вырвал этих детей из лап смерти, и собрал вместе со всех концов света. И поверь, я сделал это не для того, чтобы отдать их на растерзание фанатикам! Отведи их в безопасное место. Сейчас это самое главное. У тебя получится, ты выкрутишься. Потом можешь умереть, но сначала выведешь их отсюда.
– Я так и знала! – с упреком воскликнула Акха. Наконец-то нашелся ответ на вопрос, который давно ее мучил. – Мы неспроста оказались вместе на оном корабле. Вот она – правда, которую вы скрывали! Значит, это все-таки Вы собрали нас!
Эрл не счел нужным повторять уже сказанное. Он посмотрел на Чиара, и еле заметно кивнул: – Поторопись.
– Эрл Леман, я тоже могу драться! – с отчаянием крикнул Эламир. – Разрешите мне остаться!
Леман отрицательно покачал головой.
Слова эрла задели Чиара за живое. Принимая новые обязанности, он подобрал живот, и придал лицу выражение решительной строгости.
– Ану все за мной! – властно крикнул он; достал из телеги мешок с хлебом и два меха с водой, потом забрал у Паттана одно из его копий, и бросил его Эламиру. – Будешь замыкающим, – приказал он, и еще раз повторил: – Все за мной! Идем след в след! Никаких разговоров! Двигаемся тихо как лисицы! Следите за мной и делайте то же самое! Отстающих не ждем – волки подберут. Ясно вам тритоновы дети? Вперед!
Решительность Чиара удивила всех. Казалось, прикажи он сейчас что-нибудь самому эрлу, и даже он, не раздумывая, подчинится. Детям ничего не оставалось, как поступить так же. По одному они скрылись за деверьями. Эльза и Эламир шли последними. Девочка оглянулась, и пристально взглянула на Лемана. Его лицо еще никогда не казалось ей таким обжигающе красивым. Она подумала, что видит эрла в последний раз, и от этого не хорошего предчувствия, комок подкатил к горлу, а по щеке покатилась одинокая хрустаьная слеза.
– Прощай, Эльза из Мира Голубых озер, рожденная в свете живой кометы, – улыбаясь, произнес эрл. – Береги своих друзей, Эламир! – попрощался он с провидцем.
– Мы еще увидимся эрл Леман! – крикнул Эламир. – Я знаю будущее! Вы ведь не забыли?!
– Конечно, не забыл – тихо сказал Леман. – Конечно…