Глава 8

Корабль отплыл поздно ночью. В распоряжении Эльзы была каюта с десятью спальными полками, которые возвышались одна над другой вдоль двух стен. Полки складывались, и тогда на нижних можно было сидеть. Под утро помощник капитана, привел в каюту еще двух мальчиков.

Эльза проснулась и долго не могла понять где находится. С соседней полки на нее смотрели настороженные, одетые в зимние шубы, и меховые шапки существа.

– Вы кто? – удивленно спросила девочка.

– Тот, что слева Нирон, а этот справа Акрон, – донеслось со стороны двери.

Эльза подняла голову, и протерла глаза. Перед ней стояла девочка, каких она никогда раньше не видела. У нее были невероятно большие черные глаза, и необычный кофейный цвет кожи. Она даже подумала, что может быть эта девочка больна, но кроме цвета кожи ничто не выдавало ее недугов. Скорее наоборот, она выглядела крепкой и уверенной в себе.

– Я Акха, – сказа гостья, и, не спрашивая разрешения села напротив Эльзы, рядом с Акроном. – Не бойся, я ни чем не болею, – добавила она. – Да, я чуть-чуть отличаюсь от других. Говорят, такие красавицы живут на Пещаных островах Бескрайнего моря. Это очень далеко. Так далеко, что даже я там не бывала. – Она улыбнулась.

Эльза ответила тем же. Акха действительно была красивой, и многим похожей на нее, и формой лица, и белоснежной улыбкой, и даже волосы у нее густые и вьющиеся, только черные.

– А меня зовут…

– Эльза, – перебила ее Акха. – Тебя зовут Эльза. Подумай о чем-нибудь, – предложила она.

– О чем?

– Чего тебе хочется?

– Хорошо, – сказала Эльза и задумалась.

– Шоколад? – спросила Акха.

Эльза удивилась, она действительно подумала о шоколаде.

– А я ела только один раз, – сказа Акха. – Мне не понравилась. Откуда ты? Хм… Голубые озера, – сказа она, наблюдая за реакцией собеседницы. –Это, наверное, очень красиво, но я никогда о них не слышала. Может, ты специально думаешь не правду? Я ведь все равно узнаю. Подумай о том, что тебе дорого. О чем жалеешь?

– О чем жалею… Зачем тебе?

– Я могу спросить человека, он не ответит, а я все равно узнаю. Вот ты не сказала, о чем жалеешь, а сама подумала, что зря оставила маму и сестер. А теперь подумала об отце.

– Как ты это делаешь? – спросила Эльза.

Акха перестала улыбаться, она закусила губу, раздумывая, говорить дальше или нет.

– Тот высокий человек в черном плаще, который провожал тебя сегодня, не сказал тебе всей правды, – все-таки предупредила она.

– Что он мне не сказал?

Акха поднялась со своей полки, подошла к Эльзе и присев рядом, пристально заглянула в глаза.

– Он знает, что ты рождена в свете живой кометы.

– И что?

– В первый день зимы, – добавила Акха, и взглядом показала на братьев. – Они тоже… И я может быть… Только двумя годами раньше, во второй звездопад. И еще… Наверное я тебе все-таки скажу. Тот, кто привел тебя, что-то знал о твоем отце. Что-то плохое. Он даже хотел что-то рассказать, но передумал.

– А что именно? – спросила Эльза. Акха пожала плечами. Эльзу такой половинчатый ответ не удовлетворил. Ей показалось, что Акха что-то недоговаривает; она разозлилась.

– Его убили?

Акха снова пожала плечами.

– Сначала говоришь, что все знаешь, а потом оказывается, что не знаешь ничего, – выпалила Эльза от обиды. – Только хвастаешься и вынюхиваешь. «О чем думаешь, о чем жалеешь…» А сама-то о чем жалеешь? – спросила она с вызовом.

Акха почесала голову.

– Волосы жалко. Вши заели; на лысо придется бриться.


Первый день пути.


Рано на рассвете Мальвин и Паттан Снова отправились на поиски пропавших. Через несколько часов они вернулись, ведя за собой прихрамывающую, с глубокими царапинами на шее и крупе лошадь Валарана.

Эрл Леман и трое оставшихся в лагере воинов собирались в дорогу, они складывали палатки, и готовили одну из двух оставшихся повозок для перевозки детей. Все дети, кроме Эльзы еще спали, и эрл, не желая их будить, руководил этим не сложным процессом вполголоса.

– Куда вы положили хлеб, и сушеную рыбу?

– Во вторую повозку эрл, – отвечали ему. – И лук там, и бобы…

– А я куда сказал?

– Во вторую эрл.

– Нет, я сказал котел бросить во вторую, а провиант надо положить в первую. В первой не намокнет. Мы поставим навес. В этой телеге тарийцы возили своих духовных отцов. Эти рыхлые изнеженные шарлатаны начинают хныкать, когда их толстые задницы мокнут от дождя, или потеют от солнца. И этим, они очень похожи на тебя, Чиар. Где дуги?

– Во второй на дне. Вы же сказали положить…

– Нет Чиар, я сказал отложить. Убрать в сторону, как это делает, твоя жена с кувшином вина, когда ты пьяный тянешься за ним через весь стол. Доставай.

– Алесийский владыка Тибус пил очень много вина, – сказала Эльза. Она сидел не далеко, на ветке склонившегося к земле дерева, и, покачиваясь на ней, наблюдала за суетой вокруг телег.

– Ну и что? – недовольно спросил у нее Чиар.

– Тибус любил вино, и жестокие шутки своего шута. После победы над Урами, он собрал тысячу самых отчаянных пьянчуг со всей Алесии, и пил с ними целый месяц. И продолжал бы, но складской смотритель объявил, что погреба их пусты, и пусты давно. Они выпили все вино на двадцать кругов вокруг.

Страшная жажда охватила Тибуса. Он умолял принести ему хотя бы один кубок, но никто не мог помочь. Смотритель, обещал, что вино привезут с минуты на минуту, но у пьянчуг, тоже была жажда, и они ограбили обоз на подходе к городу. Пьяница владыка сходил с ума, он кричал и грозился сбросить всех своих слуг с башни. Тогда к нему подошел шут, и сказал, что на черный день у него припрятан бочонок, но у него есть глупая шутовская мечта: он хочет стать на минуту владыкой. И он будет владыкой до тех пор, пока Тибус ни выпьет все вино вино из его бочонка (не проливая ни капли).

Владыка согласился, и получил свое вино, а шут приказал позвать палача, и отрубить владыке голову.

Пока палач точил топор, Тибус выдул полбочонка. Выпил еще немного, пока палач поднимался по лестнице, но больше в него не лезло. Все это время шут скакал вокруг, стучал ребром ладони по его шее, и спрашивал: «Оставить больше, или меньше? Вот так, или вот так?..»

Живот Тибуса надулся, лицо посинело, а глаза стали большими и белыми как блюдца. Когда палач распахнул двери тронного зала, желудок Тибуса лопнул, владыка упал, и кровавое вино пошло обратно. Вино утолило жажду ненасытного Тибуса, но погубило его… А шута потом казнили. Он клялся, что не хотел убивать владыку, просто шутка затянулась.

Чиар слушал, неторопливо вытягивая из телеги тарийские шлемы, кольчуги и копья.

– Мало я выслушивал от своей жены, – пожаловался он Леману. – Но даже моя сварливая старуха, никогда не грозила мне смертью.

– Я не угрожаю, – сказала Эльза. – Я просто вспомнила историю. Я знаю много историй. Хотите я расскажу про плотника Силина, который пропил жену и детей, зарезал мать, а потом прыгнул с горы вниз головой.

Чиар делал вид, что не замечает Эльзы.

– Эрл Леман, эти дети погубят нас: сведут с ума, отравят или утопят. Двое вчера уже пытались.

– Не разочаровывай меня, – ответил эрл. – Чиар бесстрашный, герой, который бросил вызов целому войску, не может испугаться маленькой девочки.

Два других война, поднося к телеге тяжелую скрученную палатку, хохотнули.

– Да, – не замечая иронии в словах эрла, произнес Чиар. – Теперь они смеются. Пока я точил свой меч, отливал щит и наконечники для копий, мои братья тупили перья, ставя подписи на предательском мирном договоре. Атгары до сих пор смеются над этими трусами, а они, пряча стыд, смеются надомной. Я приехал биться насмерть. Мой боевой конь хрипел от гнева, и рыл копытами землю. От злости я так сжимал меч, что чуть не сплющил кулаком рукоятку. Не было во мне столько силы ни до ни после. Глаза искрились, а из ноздрей валил пар. Ни мои братья, ни подлые Атгары, так и не появились.

– Откуда валил пар? – спросил один из солдат.

Чиар отмахнулся.

– А говорили, что ты просто проспал, – сказал Эрл.

– Нет, это они пришли раньше, чтоб подписать свой позорный договор. Я был против. Атгары рубили наш лес, и пасли скот на наших полях. Испокон веков праотцы наказывали смертью всех, кто притязал на наши земли.

– Но тот спор был не из-за ваших, а из-за их полей. И как это ты собирался убивать Атгаров, они такие же подданные владыки Эмистана, как и ты, и твои братья. Ты знаешь, чем грозят вам такие стычки?

– Продажный народ, они не с нами, они с теми, кто сильней. За пятьдесят лет они успели полежать под Ротриками, Чуркелями, Адриями и Натиями. Кто только ни лапал эту потасканную Атгарию. Они не с нами…

– Они платят налоги. Ими правит харпский наместник.

– Пока да…

– Вернулись! – сказала Эльза, когда из-за поворота показались Паттан и Мальвин.

Всадники задержались. Увидев вдалеке людей, израненная лошадь Валарана как сбесилась: попятилась, а потом рванула с такой силой, что чуть не стащила Паттана с его коня.

Чтобы немного утихомирить агрессивное животное, всадникам пришлось спешиться и, накинув на глаза тряпку, вдвоем повиснуть у нее на шее.

Когда они были в лагере, солдаты и проснувшиеся, от лошадиного ржания дети, долго и с опаской рассматривали вдруг одичавшее животное, и рваные раны на его теле.

– Что, никого? – спросил Леман у Паттана.

– Только лошадь Валарана, – ответил он. – Мы нашли ее у Черного леса. Зацепилась стременем за кусты, а так бы не догнали. Не знаю, что могло случиться. Может быть, на них напали какие-нибудь, отколовшиеся от основного отряда тарийцы.

– Мы всех убили – возразил Мальвин.

Паттан дернул плечом.

– Может, простые грабители. Может их поджидали дружки этого Аклюса… Одно ясно – Валаран никогда не оставил бы лошадь. Надеюсь только на то, что…

– На что? – поторопил его эрл.

– Они были хорошими войнами эрл Леман. Надеюсь Бог войны возьмет их стражниками в Замок Великих. Они не хуже других смогут охранять могучих властелинов прошлого.

– Понятно, – угрюмо произнес Леман. – А что с лошадью?

– Всю дорогу упиралась, не хотела идти, – ответил Мальвин. – Лягается, молчуну (так он называл Паттана), чуть руку не прокусила. Очень странно ведет себя. Что-то очень сильно ее испугало.

– Может, на них волки напали? – предположил Чиар.

– С волками они бы справились. Как-то зимой на Тиаса напала стая. Он убил пять штук. А эту лошадь скорей всего покусали дикие собаки. Тут их сейчас много развелось. Сзади вообще клок мяса вырвали. Точно собаки…

– Я ни одной не видел, – сказал Чиар.

– А я видел несколько. Ты же слышишь, как они воют по ночам.

– Я не знаю, что это воет по ночам, – недоверчиво произнес Чиар. – Я не люблю эти ночи, мне не нравится эта лошадь, и мне очень хочется поскорей убраться отсюда.

Акха подошла к лошади, осторожно протянула руку и сбросила с ее глаз повязку; лошадь фыркнула, клацнула зубами возле ее пальцев и лягнула копытом; девочка еле успела отпрыгнуть.

– Не надо к ней подходить, – предупредил Чиар, но Акха и сама уже все поняла. – Какой неприятный, не хороший у нее взгляд, – морщась, произнес он.

– Хищный, – с улыбкой сказала Акха. – Она скалится как собака. У нас на корабле полгода жила такая же рыжая сука. Она хотела съесть мою крысу и я ее толкнула, тогда она укусила меня за ляжку… Вот сюда. – Акха показала на свою заднюю часть, там, где ляжка как раз заканчивалась. – А когда мы попали в штиль, то слопали ее. Мою крысу тоже схрумкали, – печально добавила она.

– Можешь сказать, о чем думает эта лошадь? – с усмешкой спросил Леман.

– Конечно могу! Она хочет есть.

– Думаешь, пожует травы – успокоится?

– Травы? Не-е-ет. Она хочет пожевать вон его. – Акха показала рукой на Чиара.

– Меня? – испугался он. – Почему именно меня?

– Потому что ты из всех самый толстый. Смотри как она на тебя пялится, глаз не сводит.

– Хочешь сказать, что прочитала ее мысли, – тихо, так, что больше никто не услышал, спросил эрл.

– У лошадей нет мыслей эрл Леман, – назидательно сказала она. – Я догадалась. Мне просто так показалось. Так же как вам, этому забавному толстячку и всем остальным. Я бы отпустила ее. Она больная, в упряжке все равно не пойдет, а сама может быть еще и поправится.

Соглашаясь с ней, эрл несколько раз покачал головой, потом обратился к самому старому из своих воинов.

– Грэй, ты обещал накормить нас супом перед дорогой.

– Все готово, эрл, – ответил он. – Вы не видели какую щуку я поймал утром. Выше по течению река сужается, там их столько в коряжнике… Я опускаю клинок в воду, и играю им на солнце. Они подплывают, а у меня в руках пика. Кажется, попасть легко, но тут надо умение…

– Хорошо-хорошо… Паттан отпусти лошадь, – приказал Леман. – Заканчивайте со сборами, – сказал остальным, – перекусим и в путь. Учтите, до Покинутых деревень останавливаться не будем. Чиар, ты нашел дуги?..

Акха подошла к патану и сочувственно покачала головой.

– Что, жалко отпускать? Валаран выставлял эту лошадь на бега, и всегда она приходила первой. Ему давали за нее три ромба, и он не продал, а тут отпустить. А помнишь, как ты рискнул и поставил на Серого атгара, а она его все равно обскакала….

– Откуда ты знаешь? – удивился Паттан.

– А мне и не надо знать. Достаточно того, что ты знаешь.

– Акха! – окликнул ее Леман. – Подойди ко мне, мне нужна твоя помощь.

– Вы поедете в этой телеге, – сказал он, когда она подошла. – Сейчас натянем навес от солнца, распутай-ка вот эту веревку. – Он вытащил из второй телеги, и вручил Акхе спутанный моток плетеной кожаной веревки. Затем взял девочку за руку, и наклонился к ее уху.

– А я думал, мы с тобой договорились, – прошептал он. – Никто не должен знать.

– Они итак уже все знают эрл Леман, – усмехнулась она. – Все они считают нас ведьмами и колдунами.

Эрлу это не понравилось; он с подозрением взглянул на стоящего не далеко Грэя.

– Здесь нет ничего страшного, – сказала Акха. – Я знаю, о чем они думают. Может быть, вы оставили не самых лучших рубак, но точно самых верных. Ваше слово для них закон. Каждый из них подумал: «Если эрл решил оставить проклятых, значит так надо». А я вот, если честно, не знаю надо ли? Зачем мы вам эрл?

– А куда вас девать?

– Отправили бы в какую-нибудь деревню, – сказала она, пристально вглядываясь в его глаза. – Я слышала вы платите крестьянам, которые дают приют сиротам по три цейлона в год.

– Хочешь жить в деревне?

– Эрл Леман, – с искренностью в голосе, сказала Акха. – Вы мне нравитесь, и поэтому я скажу вам правду. Всю свою жизнь я провела на кораблях. Не наберется и месяца, когда я была на суше. Торговцы продавали меня двадцать семь раз. Иногда продавали вместе с кораблем. Девочка, которая читает мысли, увеличивала его стоимость вдвое. Были жадные купцы, они плохо меня кормили, и капли воды в дождь им было для меня жалко. Были щедрые, они покупали мне дорогую одежду, угощали сушеным фруктами, халвой, а один даже подарил золотую брошь, но никто, никогда, ничего не делал для меня просто так. Люди, эрл Леман, ничего не делают просто так. Все хотят чего-то взамен. Чего-то для себя. Скажите честно, чего хотите вы?

Леман молча развел руками, и отрицательно покачал головой.

– Это правда? – спросила она.

Он кивнул.

Акха улыбнулась. Тогда мы друзья. Но если вы обманули меня, то бойтесь.

– У-у-ух, – шутя, испугался эрл. – Для себя мне от тебя ничего не нужно, – сказал он. – А если попрошу для других, помогать или нет, решишь сама. Ну что – друзья? – спросил эрл, протягивая ей раскрытую ладонь.

– Друзья, – ответила она, пожимая ему руку. – Друзья, которые не врут, правда?

– Правда, – ответил он.

– Почему я перестала слышать ваши мысли, эрл? – не отпуская его, спросила она. – Мы вышли из клетки, и с тех пор ничего, будто вы далеко-далеко, в круге, а может и двух.

– Не знаю, – ответил он, но это у него получилось как-то не убедительно. Эрл начал откашливаться и даже слегка покраснел.

Акха почувствовала неискренность; она медленно отпустила его пальцы; радость в глазах сменилась разочарованием, упреком.

– Я скажу вам, как другу, которым вы стали на минуту, – сказала она, демонстративно вытирая ладонь о рукав своей рубашки. –Ты хороший человек эрл Леман, но такой же лжец как и все.


Завтрак был необычным и плотным. Грэй, на которого легли обязанности повара накидал в свой

рыбный суп всего что попалось под руку. В нем были бобы, картошка, рис и даже орехи. Эрл Леман выловил в нем финик, а Акха раздобыла сливовую косточку. Но несмотря на такое необычное наполнение, суп получился не плохим.

Ложек и мисок на всех не хватило, поэтому воины ели из общего котла. Дети получили свои миски, и, не раздумывая, принялись за завтрак, который, был так же их обедом, и возможно ужином. Только гордая арпийка Мия есть не стала. Взглянув, на свою ложку, она отложила ее в сторону и отвернулась.

– Что с ней? – недовольно спросил Грэй. – Не по вкусу угощение? Арпийцы едят изюм. Специально для нее бросил три жмени, пусть ест. У моей первой жены были арпийские корни. Как-то шли по рынку, увидела изюм, и говорит: купи мне. И мне тогда так захотелось ее порадовать. Тоже красавица была. Волосы черные… Да-а… очень изюм любила. Ведрами бы ела и не наелась. Да-а… Так и не купил ни разу, – Грэй печально цыкнул. – Дорогой.

– Почему ты не ешь? – спросил Леман у Мии. Он поднял миску и протянул ей. – Попробуй. На вкус это гораздо лучше, чем на вид. – Посмотрев в миску, добавил: – и тут даже плавает какой-то изюм… или не изюм?.. Грэй, что это черненькое?

– Думаю, это то что жило в изюме, – ответил повар. – Мне тоже попадалось. По вкусу то же самое.

– По вкусу то же самое, – повторил его слова Леман, и снова протянул миску девочке.

– Алакхунта ахуш, – сказала Эльза Мии, принимая миску вместо нее.

– Шхагар аман, – ответила ей арпийка, и привычным движением скрестила на груди руки.

– Чего говорит? – спросил у Эльзы Грэй. – Ты предупреди ее, если не нравится, сама будет себе готовить. Шхагар ей подавай. У нас тут такого не водится. Это у них там в каждой норе по две штуки.

– Шхагар это ложка, – сказала Эльза.

Эламир взял Миину ложку, осмотрел придирчивым взглядом, потом поднялся, подошел к ведру, которым служил пень с вырубленной сердцевиной, вымыл ее, и вернул арпийке.

Мия еще раз критически осмотрела ее, обтерла о рукав, и, только после этого приступила к еде.

– Наверное, из знатных, – сказал Грэй Леману. – Воды на них не напасешься. Зачем мыть – вчера такой же суп ели? Что мне теперь, каждый раз для нее ложки мыть?

– Интересно, – заметил эрл. – А в клетке ее что, из отдельной посуды кормили?

– Это было в клетке, – сказал Эламир. – С той стороны решетки, мир выглядит немного иначе. Появляются новые привычки. Ты никому не желаешь доброго утра, не делишься едой, и спишь в одежде, чтоб не украли. Я быстро привык. К плохой еде, к холоду и недосыпанию. Но когда сбежал от Аклюса, к свободе, я привык еще быстрее.

Загрузка...