Моторка, мчавшаяся вверх по течению неширокой таежной речки, внезапно сбросила ход, проскользила по набегавшей воде еще метров двадцать, развернулась в сторону правого берега и, плавно, тихо урча мотором, прошла к узкому пятачку пологого схода к реке; вдоль днища, от носа до середины решетчатого настила, мягко прошуршал песок – набежав на берег, лодка замерла. Трошка, то есть Трофим Звонарев – коренастый, в фуфайке, лет двадцати светловолосый парень с ямочками на щеках, – заглушил мотор и, шмыгнув носом, весело кивнул сидящему впереди, рядом с девушкой, пассажиру:
– Приехали, Пашка! Это Гнилуха и есть. Лови – не хочу! Рыбы – навалом!
Павел – высокий худощавый юноша, на вид лет на пять постарше своего приятеля, в стеганой пятнистой куртке и той же расцветки бейсболке, – осторожно, стараясь не раскачивать лодку, поднялся со своего места и обернулся в сторону леса; оказавшись глазами чуть выше уровня нависавшего берега, он восторженно было оглядел широкую, вытянувшуюся вдоль опушки поляну, покрытую рослой, уже желтеющей травой, но тут же отчего-то помрачнел, перевел взгляд на усмехающегося кормчего: молодое красивое лицо Павла, которому темная двухдневная щетина лишь придавала изящный мужественный вид, теперь выражало недоумение – ничего особенного в этой мирной, спокойной картине таежной природы не было…
Два дня подряд Трофим возбуждал его воображение рассказами о загадочном месте у таежной речки – пустынном, диком, богатом зверьем и с хорошей рыбалкой, но слывшем средь охотников дурным и темным из-за происходивших на ней странных, а порой и трагических случаев. Павла же всегда тянуло к загадочному и необычному… Особенно к тайге, к таежным приключениям. И виной тому, вероятно, рассказы дожившей до девяностолетия прабабки, в молодости вдоволь побродившей по таежным дебрям; и, видимо, оттого, едва женившись на Даше Звонаревой – старшей сестре сидящего позади лихого кормчего, – он страстно желал приехать к ее родным, в таежную Глуховку… А тут шурин со своим таинственным притоком… Но ничего необычного здесь не было…
Он еще раз оглядел поляну, всмотрелся в темнеющий вокруг лес, зеленый мыс справа, из-за которого шумно выбегала таежная речка, и вновь с сомнением посмотрел на парня:
– Неужели та самая Гнилуха?
– Она и есть.
– И рыбы много?
– Уйма! – провел тот ладонью по шее. – Хариуса – тьма! Сам увидишь. Через полчаса – ведро, не меньше…
– Значит, здесь и ловят?
– Не-е, – протянул парень. – Говорю же, наши мужики эти места не любят… Ну что… выгружаемся?
Даша в толстой спортивной куртке, как и брат белокурая, круглолицая, с милыми ямочками на щеках, подняла на мужа ясные голубые глаза; ее носик сморщился:
– Выгружаемся? Ты первый…
Павел, качнув лодку, спрыгнул на песок:
– Давай руку…
Он помог жене сойти, она огляделась:
– День-то, теплый какой!
– Денек что надо, – подал голос Трошка, опускаясь в воду. – На заказ! В нашем октябре не часто бывает… Будьте там, я стану подавать вещи…
Действительно, стояла тихая ясная погода. Над макушками могучих кедров, частоколом выстроившихся на противоположном берегу речки, светило солнце – мягкое, теплое, приветливое; поляна, словно замысловатый ковер, пестрела под его лучами яркими пятнами уже выцветшей травы. И тишина, вдруг навалившаяся после многочасового стрекота мотора – таинственная, до звона в ушах…
Даша улыбнулась:
– Хорошо-то как!
– Нравится? – засмеялся парень, подмигивая Павлу. – Ну и ладно… Сносите мешки подальше, на поляну…
На разбивку лагеря ушло около часа. Когда палатка была поставлена, вещи уложены, а у выкопанной под кострище ямы выросла кладка нарубленных Трофимом дров, все, не сговариваясь, расселись у вбитых в землю рогатин. Трофим не спеша чиркнул спичкой, поднес к неизвестно когда скрученной цигарке и, затянувшись, выпустил изо рта клубок сизого дыма.
– Ты что же – часто куришь? – покосившись, спросил Павел.
– Не, нечасто, – самодовольно оскалился парень. – Так, в охотку…
– А я так и не начал…
– И не надо! – сказала Даша.
Павел повел носом:
– Что-то крепкое…
– Самосад батин. Другим не накуриваюсь…
Павел с любопытством поглядел на шурина – веселого, неунывающего парня, внешне похожего на Дашу, и, разглядывая его важное, сосредоточенное лицо, дымящуюся на краю рта самокрутку, на лихо заброшенную на затылок кепку и пышущую жаром грудь, виднеющуюся из-под распахнутой фуфайки, невольно улыбнулся. Трофим словно почувствовал на себе взгляд, покосился и неизвестно для чего спросил уже в десятый раз:
– Значит, как расписались, так сразу сюда?
Молодожены весело переглянулись.
– Значит, сюда, – усмехнулся Павел.
– Медовый месяц, значит…
– Что-то вроде того…
– И оба, получается, на ученых учитесь?
Даша засмеялась:
– Не знаешь, что ли, – в аспирантуре…
– Только на разных факультетах, – добавил Павел. – Я на историческом, Дарюха – биологическом…
– Во как! – уважительно протянул парень. – А мы вот все здесь, в тайге…
Он затянулся и, выдыхая дымок, оглядел поляну.
– А все ж красиво у нас… Скажи?
– Красиво, – согласился Павел, вслед за ним оглядываясь вокруг.
– И девки у нас самые лучшие! Это ты правильно сделал, что на Дашке женился! – Он весело подмигнул сестре, и та, склонившись к плечу мужа, просияла:
– Конечно, правильно!
Павел коснулся губами волос жены и, улыбаясь, спросил:
– Отчего ж ваши не любят это место?
– Гнилуху-то? А пес его знает… Гнилуха, она и есть Гнилуха… Место гнилое…
– Я и не была здесь. – Даша повела глазами по реке, поляне, взглянула на темнеющий вдоль него лес. – Хорошо вроде…
Трошка пожал плечами:
– Разное говорят… Было, что и люди пропадали. Пойдут на Гнилуху – и как в омут!
– Как это? – насторожилась Даша. – Впервые слышу.
Трофим не спеша сделал еще несколько затяжек, выпустил дым в сторону и, откинув окурок, насмешливо посмотрел на сестру:
– Ты что же – забоялась? Не бойсь! Это так говорят только. При мне ничего такого не было… Да и ты, говоришь, не слыхала…
Он помолчал.
– Правда… кто бы ни пришел сюда – порыбалить, к примеру, или пострелять – обязательно что-то да и произойдет. То снасти пропадут, то зверь какой напугает – волк там какой, медведь… То завоет кто… Гнилое место, одним словом…
Он сплюнул.
Даша настороженно взглянула на мужа:
– Может…
– Может, что? – усмехнулся Павел. – Вернуться?
Даша кивнула. Глядевший на них Трофим улыбнулся:
– Так ведь со мной ничего не было! Говорят только так. Да и рыбы здесь – море! Места нетронутые… А то смотрите, можно и другие найти…
Павел тихо обнял сидевшую рядом жену:
– Трофим у нас заговоренный, с ним ничего не случается…
Даша улыбнулась:
– Уж это да!
Трофим самодовольно хмыкнул и поднялся.
– Ладно, молодожены, разговоры разговорами, а темнеет скоро. Надо бы и рыбки к ужину набредить. Айда, Пашка, сеть таскать! – Он молодецки передернул плечами, вытянул руки ладонями вперед и громко хрустнул суставами. – Засиделись уже…
Повернулся и небрежно зашагал к лодке. Павел встал и, наклонившись к жене, нежно поцеловал в лоб.
– Ну, я пойду. Надо Трошке помочь…
Даша отвела взгляд на реку:
– Студеная, наверное. Не замерзнете?
– Мы ж недолго. Сама слышала – через полчаса – ведро… – Павел потрепал светлую челку жены.
Шурин, кряхтя, уже натягивал старый, видавший виды резиновый комбинезон.
Вскоре, растянув сеть, они один за другим вошли в зашумевшую под ними воду. Осторожно дошли до стремнины, развернулись, стали медленно двигаться против течения, все более и более заводя левый конец бредня в сторону берега.
– Заходи, заходи, – негромко командовал Трошка. – Да, не боись, здесь не глыбоко!
– Вправо, что ли? – фыркал Павел.
– А то куда же! Вот… вот… И не мути слишком. Вот так… И к берегу… Идем… идем…
Возня парней привлекла внимание Даши. Она прошла к полого спускавшемуся к воде пляжу и стала с любопытством наблюдать. От вида копошащихся в реке рыбаков она, натянув воротник куртки на подбородок, непроизвольно поежилась и прошла к кромке воды.
– Паша! – позвала она. – Не холодно?
Павел мельком взглянул на жену; вместо него, не оборачиваясь, прокричал Трошка:
– Какое там! Жарко!
Набежавшая от рыбаков волна плеснула на ноги; отскочив, Даша раздосадованно посмотрела вниз и вдруг взвизгнула:
– Ой, мамочки!
– Что случилось? – прокричал с реки Павел. Он остановился и посмотрел на жену.
– Паша, что это?
– Откуда же я могу знать? – Постояв, вновь двинулся навстречу течению.
Даша осторожно ковырнула носком песок и, не удержавшись, издала истошный визг, эхом разнесшийся по реке:
– Ай-й, мамочки, мамочки!
Павел, только поднявший в толще воды ногу, от неожиданности завалился набок, на мгновение скрылся с головой под волной, вскочил и, кинув бредень, испуганно бросился к жене:
– Что случилось?
Дарья, отскочив на несколько шагов назад, чуть не плача, показывала рукой на песок и поминутно причитала:
– Паша, что это? Что это?..
Павел рассек волну и вылетел на берег. Оставшись один, Трошка с минуту растерянно глядел на него, затем сплюнул и бросился следом. Павел тем временем уже тряс жену за плечи:
– Даша, что случилось? Успокойся! Ну, успокойся… Все хорошо…
– Что это? – всхлипывая, показала она глазами.
Павел обернулся, разжал пальцы и, быстро присев на песок, разгреб круглый, темный предмет.
– Что здесь? – запыхавшись, прохрипел выскочивший из воды Трофим.
– Череп… – не оборачиваясь, произнес Павел.
Трофим склонился:
– Вот тебе раз!
Павел поднялся и обнял жену.
– Прости, я мокрый, – тихо извинился он. – Ну что ты, дуреха, это же всего лишь череп. А еще биолог…
– Ну, вот и поели ушицы! – проворчал Трошка, стягивая с себя мокрую резину. – Придется трескать консервы…
– Что это… за мерзость? – прошептала Даша, с ужасом глядя на лежавшую на берегу находку.
– Это, Дашка, опосля, – мельком взглянув на сестру, заметил Трофим. – Первым делом надо Пашку разогреть… Застудится…
– Да, конечно, – потерянно пробормотала Даша. – Конечно, разогреть… Паша, я сейчас…
Она скрылась в палатке.
Трофим переобулся и, пока сестра шумно и долго копошилась за брезентовой стенкой, разложил наготовленные дрова, почиркал не сразу зажегшейся спичкой и, припав к земле, осторожно подул на занявшуюся кору. Язычки пламени, словно мотыльки, весело заметались меж смолистых кедровых поленьев, сгустив неожиданно опустившийся на поляну туман.
– Сейчас разойдется, – заверил Трофим, вставая, и кивком подозвал окоченевшего друга. – Давай, что ли, сюда…
Когда Павел, облаченный в свитер и толстые спортивные штаны, лязгая зубами, вновь подсел к огню, Трофим протянул до краев наполненную стопку:
– На, прими, однако, для согрева. Да и вещи просушить не мешало бы… Погрейтесь пока…
Он встал, подхватил на ходу торчащий в земле топор и бесшумно исчез в клубившемся за палаткой тумане. Через некоторое время в лесу послышался глухой стук.
– Ты как? – с тревогой спросила Даша, помолчав.
– Ничего, согреваюсь…
Павел протянул руки к костру.
– Прости. Это все из-за меня…
– Ерунда.
– Дурацкая история… Я как увидала эти глазницы… Сама не знаю, что со мной случилось…
Павел с нежностью посмотрел на жену:
– Не бери в голову…
– И ты промок, и сеть потеряли…
Разглядывая ее лицо, Павел вдруг подумал, как сильно он любит это милое нежное существо, какое было бы несчастье не встретить ее! А ведь мог и не встретить… Он с грустью вспомнил, как не хотел идти на тот студенческий вечер, где впервые увидел ее, как, едва взглянув, уже не мог отвести глаз и как, одеревеневши от мимолетного взгляда, пригласил на танец и потом долго не мог произнести ни слова… А это пронзившее его «Ой, мамочки!»… Этот крик напомнил ему, как однажды, подвернув ногу, она так же беспомощно вскрикнула и он, остолбеневший и испуганный, вдруг всем существом почувствовал как ее боль отзывается в нем самом… Казалось, он готов был на все, лишь бы никогда больше она не испытывала страданий, которых не перенес бы… Губы неожиданно зашептали:
Вершины гор прекрасны чистотою!
И в дождь осенний с желтою листвою
Прекрасны вдруг расцветшие цветы!
Все в мире, что согрето красотою —
Все есть в тебе, все воплощаешь ты,
Во всем твои мне чудятся черты!
Даша, не мигая, посмотрела на него повлажневшими глазами, прильнула к щеке и быстро поцеловала.
– Спасибо! Небезупречный, но милый отрывок… Весь сонет я только что прочла в палатке. Прости – нашла в твоем рюкзаке… когда рылась… Сам писал?
Павел смущенно посмотрел в счастливые глаза жены:
– Автор, по правде, мне неизвестен. Но стихи… Мне они показались теми, которые я посвятил бы тебе… Даже заучил их. – Он помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить. – У меня есть одна тетрадь…
– Гнилуха, одним словом! – послышался позади голос Трофима, заставивший его замолчать. Супруги обернулись. – Я же говорил: здесь всегда что-нибудь случается… – Он скинул на землю свежие колья. – Только не беда! Завтра сеть достанем, а одёжу сейчас просушим…
Потоптавшись у рогатины, Трошка поднял один из кольев, примерился и несколькими ударами топора вогнал его в траву. Другой кол был вбит у второй рогатины.
Павел и Даша молча наблюдали: Трофим натягивал на колья веревку.
– Тащите мокроту свою, – не оборачиваясь, сказал он. – Через час – все будет сухеньким…
Когда сырая одежда повисла над костром, Трошка присел рядом и вновь закурил. После нескольких затяжек, он покрутил головой и затем кивнул в сторону реки:
– Странная находка, однако… И как это ты нашла-то?..
Даша вздрогнула. Помолчав, она едва слышно прошептала:
– Он человеческий…
– Человеческий, конечно. А то как же!
– Значит… здесь кто-то погиб?
Трошка, задумавшись, выпустил изо рта дым.
– Выходит, погиб… Давно, однако. Черепок-то совсем трухлявый… – Он покосился на череп. – А ведь и верно, просто так черепа не валяются; никак утоп кто здесь… Может и убили кого… Поглядеть бы надо…
Трошка приподнялся.
– Не надо! – вскликнула Даша. – Зачем?
Парни с удивлением покосились.
– Я лишь взглянуть, – сказал Трофим. – Кость это только…
Он некоторое время постоял в нерешительности и, не дождавшись возражений, направился к берегу.
Череп Трофим рассматривал долго, склонившись, осторожно, одним пальцем, вертя кость то в одну, то в другую сторону. Наконец поднял голову и громко, чтобы было слышно у костра, прокричал:
– Однако правда, кажись!
– Что? – сорвавшимся голосом крикнула в ответ Дарья.
– Убили, кажется… Вот и дырка на затылке!
– Дырка?!
В размывавшем его очертания тумане было видно, что Трофим поднял череп.
– Ой! – взвизгнула девушка. – Не надо сюда!
Парень издалека взглянул на супругов, опустил череп на прежнее место и поспешно накинул на него тряпку, захваченную перед этим с лодки.
– Васильичу показать надо, – сказал он, подходя ближе. – Дело-то, по всему, темное…
– Кто это? – тихо спросила Даша.
– Васильич-то? – Трофим сел рядом. – Забыла уже? «Аниськин» наш – участковый…
– Я не засну, – прошептала Даша.
Трофим удивленно взглянул на нее и зачем-то поднял глаза к лесу:
– Однако стемнеет скоро… Надо и ужин состряпать. Сидите пока, я воды наберу.
– Только не здесь! – взвизгнула Даша.
Трошка, помедлив, кивнул:
– Хорошо, я в сторонке…
Он встал, подобрал котелки и зашагал в затянутый уже плотной дымкой конец поляны.
– Я скоро! – бросил он на ходу.
– Паша, мне страшно! – воскликнула Даша, как только брат, пройдя поляну, скрылся в тумане. Она беспомощно посмотрела на мужа. – Я не засну рядом с этим…
Павел обнял жену за плечи.
– Да что ты, Дашка! Ведь всего лишь кость! Дряхлая и никчемная! Ты же биолог! Сама все знаешь…
– Но ведь кого-то убили… Здесь, на этом месте…
– Это наверняка было давно…
Он прижал женскую головку к груди. Сердце отчего-то заколотилось, словно от предчувствия чего-то неясного, но давно ожидаемого…
– Не думай об этом… – нежно произнес он. – И, вообще, надо заняться ужином… Сейчас возьмемся и начистим картошки, ладно? – Павел провел рукой по волосам жены и поцеловал. – Ну, пойдем, что ли?
На поляне Трофим появился спустя полчаса. Шел не спеша с разведенными в стороны котелками, словно боясь расплескать на себя воду, изредка, на ходу, для чего-то утираясь лицом об плечо, как если бы отбивался от надоедливых комаров.
Ужин проходил уже в полной темноте. Дарья вяло поковырялась в картошке, сдобренной тушенкой, задумчиво попила у костра чай и, отставив кружку в сторону, тихо уткнулась взглядом в полыхающие и пышущие жаром поленья.
– Даш, может, тебе выпить? – осторожно спросил Павел.
– Нет, не буду, – тихо ответила она. – Просто посижу.
– О чем думаешь?
Даша повела плечами:
– Странно как-то… Здесь погиб человек… А мы…
Друзья посмотрели друг на друга.
– А что остается, Даш? Бог знает, когда и было-то, бог знает с кем…
В наступившей тишине, слова Трофима прозвучали неожиданно:
– А я, кажется, могу сказать, кто это был…
Две пары глаз устремились на Трофима; тот даже смутился.
– За мысом нашел в прошлом году… Километра два от него… – словно оправдываясь, проговорил он. – Показалось, будто зверь какой у камня, вроде волк… Ну, я и стрельнул дуплетом…
– И что?..
– Ну, волк исчез! Как сквозь землю! Подхожу, склоняюсь… а под камнем – пластинка металлическая; стальная, скорее всего… Потом только понял – кобура деревянная была, такая как от маузера… У нас есть такая откуда-то, Дашка знает. А пластинка эта – аккурат от нее, кобуры, значит. Верно – прибита была: дырочки для гвоздиков имеются. Я примерял на своей – подходят; на ней также дырки имеются… Хотя попорчена сильно, пластина, но буквы некоторые остались…
Трофим протянул руку внутрь фуфайки, поерзал и осторожно вынул что-то, завернутое в носовой платок.
– Все из кармана не выложу… Вот – глянь! Это, историк, верно, по твоей части…
Он аккуратно, по одному, откинул концы платка и протянул находку Павлу.
Странное чувство охватило Павла, когда подернутая тлением пластина оказалась на ладони; ощущение чего-то неприятно-знакомого вдруг повеяло от шершавого кусочка металла…
– Ну-ка… посвети… – медленно произнес он.
Трофим натянул на лоб фонарик и включил свет.
– Действительно – буквы… «хра… шт… ан… Дунк… Ю… 18».
Даша подвинулась ближе:
– И что они могут означать?
– Трудно сказать… – Павел помолчал. – Здесь, что же – белые были? – спросил он вдруг. Трофим уставился на шурина.
– Ты не в глаза свети! – поморщился Павел.
– А что ты вдруг о белых? – удивленно спросил охотник, вновь опуская голову.
– Да так. Если «Дунк…» – часть фамилии, «Ю…» – одна из букв инициалов, то «18», возможно, – год, например – «1918-й».
– И что с того? В восемнадцатом здесь и красные шастали…
– Может и красные… – Павел задумался. – Однако что означает «шт…»? «Штаб»? Штаб чего? Армии? Бригады? Но здесь стоит «…ан». Может, воинское звание? «Штабс-капитан», например…
– Ты еще скажи – «Овечкин»…
Луч, исходящий с трошкиного лба, затрясся от мелкого смеха.
– Чудак ты! – отмахнулся Павел. – Лучше – свети!
– А что же тогда означает «хра…»? – спросила Даша.
– Вот именно, – пробурчало из-под фонаря.
Павел почесал затылок.
– Ну… если предположить – пластинка от наградного оружия, то… То, возможно – это часть слова «За храбрость»!
– Во даешь! – выдохнул Трофим. – И что получается?
– А тогда и получается: «За храбрость штабс-капитану Дунк. Ю. 1918 год».
Наступила тишина. Трофим щелкнул выключателем фонарика, и на лицах друзей вновь запрыгали блики костра.
– Однако слишком складно… – выдавил наконец Трофим. – Ладно! Давай пластину. Нехай Васильич разбирается… Это по его части…
Когда находка была водворена на прежнее место, он вздохнул:
– А и в правду говорят – гнилое место… Может, и действительно – штабс-капитан какой был…
Дарья встрепенулась:
– А, может, действительно… это его… на берегу…
Парни разом посмотрели на нее. Трофим встал.
– Может, и его… Только надо на боковую…
Он повертел головой и, принюхиваясь, несколько раз потянул носом.
– Поутру погода, кажись, попортится… Айда, укладываться, что ли… Только прибрать надо. Иначе ночью здесь «хоровод» будет.
– Это какой? – не понял Павел.
– Простой – тварь всякая пировать придет. Мыши там, а кто и крупнее.
Даша брезгливо передернулась.
– Да не бойсь! Дело привычное… Продукты в ящиках; в палатке им ничего не станется…
Павел проснулся внезапно. От страшного сна… Чья-то пугающая тень… Нет, даже не тень, а отчетливый черный силуэт кого-то в черном плаще… И не в плаще – в каком-то широком длинном платье с балахоном… Лица не видно, но он уверен, что это была женщина – пожилая, в шляпе… Шляпе? Да, в шляпе… с широкими полями… Она удаляется по поляне, а он почему-то идет за ней, по мягкой траве, и пытается понять, куда его ведут… А потом? Павел поморщился. Потом показалась Даша, она шла впереди, вслед за женщиной… Он звал ее, но она, изредка оборачиваясь, все шла и шла, а он никак не мог их догнать… Вот они оказались в конце поляны, прошли на мыс… Даша пропала. Внизу журчит вода… Женщина остановилась, стала оборачиваться и… он проснулся…
Павел слышал, как лихорадочно билось сердце; он приподнял голову, прислушался – тихо… Кажется, стало спокойней. Вдруг словно пронзило током: рядом, за тонкой брезентовой стенкой, послышался совершенно отчетливый вздох! Павел замер; кто-то вздохнул вновь – громче, печальнее… В темноте он почувствовал, что рука Даши зашарила по его спальнику.
– Паша… – прошептала она. – Слышишь?
– Слышу, – прошептал Павел.
Они прислушались. Ни звука… И вдруг – шорох! Через мгновение вновь, чуть дальше, у реки.
– Ты слышишь! – Даша испуганно приподнялась.
– Спите, черти! – пробубнил сонный голос Трошки. – Зверь это…
Сказал и засопел, словно говорил во сне…