Екатерина Фролова вернулась домой вечером, в половине девятого. В июле темнеет поздно. Но уличные фонари уже зажглись, и теперь гигантские тополя, окружавшие темный в этот вечерний час двор пятиэтажного дома, сделались необычайно красивыми, изумрудного оттенка. Быть может, еще вчера Катя полюбовалась бы ими, насладилась бы красивыми красками розового заката, порадовалась бы тому, что на ее пальчике появилось колечко с рубином, зашла бы даже в кафе, чтобы съесть свое любимое пирожное, то есть постаралась бы насладиться жизнью даже вот в таких простых ее проявлениях. Но это вчера, позавчера – в прошлом… А вот сейчас она вдруг поняла, что прежней, наполненной счастьем и радостью жизни уже больше никогда не будет. А ведь она и не знала, что кошмар, как черная змея, обовьет ее и теперь будет давить на нее, травить, превращая эту самую жизнь, которую она готовила себе в надежде на счастье, в настоящий ад. Что где бы она теперь ни была, что бы ни делала, как бы ни пыталась отыскать хотя бы немного радости в окружающем ее мире, она ее не найдет. Потому что ее больше никогда не будет. И что самое страшное она еще и не пережила. И бомба ждет ее дома. Еще немного она посидит в машине, окруженная изумрудными тополями, понаблюдает за светящимися окнами домов, оценит тепло и уют квартир, позавидует чужим простым семейным делам (вот женщина стоит возле плиты и что-то помешивает в кастрюльке, или ребенок, сидя на подоконнике, пускает из трубочки мыльные пузыри, вот парочка целуется возле окна, уверенная в том, что их никто не видит, или женщина гладит белье, или мужчина сидит за столом и ужинает), но потом-то все равно придется выходить и брести домой. Она поднимется на крыльцо, откроет дверь подъезда, глотнет кошачий смрад, смешанный с запахом лука или борща, поднимется на третий этаж, достанет из сумочки ключи, отопрет дверь квартиры, войдет, позовет мужа, Леву, а он ей не ответит. Он точно не ответит, потому что чудес не бывает. Потому что, когда она сегодня утром уходила из дома, он уже не дышал. Он с удовольствием выпил кофе, который она ему приготовила, насыпав туда неприлично большую порцию крысиного яда. Его скрутило моментально. А она, чтобы не видеть его мучений, выбежала из кухни и стояла на балконе как парализованная, не в силах даже пошевелиться. Она, как идиотка, стояла и смотрела, как какой-то скучающий мальчик во дворе, один-одинешенек в этот ранний час, играет с красным мячом, лупя им по гулкому металлу старого гаража… Удары мяча по стене были такими громкими и раскатистыми, они заполняли весь двор и соседние тихие утренние улицы и заглушили отвратительные и страшные звуки рвоты или предсмертных криков Левы. Потому что спустя какое-то время, когда мальчик уже ушел, прижимая к себе мяч, наступила такая зловещая тишина, что Катя догадалась – все кончено. Левы больше нет. Теперь она свободна. Теперь, когда муж выплатил последний взнос по ипотеке, когда все финансовые вопросы казались априори решенными (Кате, единственной наследнице, достанутся трехкомнатная квартира, гараж и две машины плюс надежный бизнес мужа, пиццерия на бойком месте в центре Калины, которая будет приносить ей ежемесячный доход), она может по-настоящему почувствовать себя свободной и наслаждаться без помех своим любовником. Теперь не надо будет прятаться от чужих глаз, снимать комнаты и квартиры, оплачивать гостиничные номера в областном центре, обниматься в машине где-нибудь в лесу или поле. Все. Теперь они смогут встречаться с Андреем в ее квартире и спать на ее широкой, с удобным матрацем, кровати. Счастья ожидалось так много, что прямо дух захватывало. И для достижения всего этого только и надо было купить заранее, за несколько месяцев, упаковку крысиного яда, приготовить из этих синих продолговатых таблеток в форме сливовых косточек концентрированный раствор, процедить его и плеснуть в чашку с утренним кофе мужа. И вуаля!
Итак, ей предстояло вернуться в квартиру тогда, еще утром, после того, как он глотнул кофе и когда она больше всего боялась, что яд недостаточно подействовал, чтобы убить его, и он еще живой или даже в сознании, и тогда она не представляла себе, как поступить, как довести дело до конца. И было очень страшно.
Теперь же надо было войти в квартиру спустя много часов, чтобы, увидев труп мужа, поднять крик, всполошить соседей, позвонить в полицию и «Скорую помощь», то есть устроить самое настоящее представление, чтобы все поверили, что она только что обнаружила, что ее муж мертв.
Утром она, пройдя на одеревеневших ногах в кухню и увидев Леву, который лежал, скрючившись, на полу, не знала, хватит ли ей сил опуститься перед ним, чтобы проверить его дыхание. Но нашла же в себе силы. Присела, поднесла к его мокрому, в коричневой жидкости (кофе, наверное) рту зеркальце – оно не запотело. Потом храбро взяла его руку и пощупала запястье, проверяя, бьется ли сердце. Кажется, не бьется. Позвала его на всякий случай: «Лева! Лева… Ты жив?» Пожалуй, это был самый глупый вопрос из всех, которые она когда-либо произносила в своей жизни. Лева ей, понятное дело, не ответил. Из совокупности всех этих признаков, которые показались ей даже при ее медицинской некомпетентности вполне убедительными, она определила, что муж все-таки умер. И это притом что тело его пока еще было теплым.
И вот сейчас. Вдруг окажется, что он жив и здоров и отравление ей просто приснилось? Что она крепко спала, увидела во всех подробностях то, что ей предстояло провернуть, а когда проснулась, подумала, что все это было на самом деле? Но тогда получится, что она сошла с ума. Потому что нормальный человек никак не может в течение целого дня не отличать свои сонные фантазии от реального положения дел.
Она все-таки вышла из машины, заперла ее и, вздохнув, направилась к дому. Каждое ее движение, каждый шаг уже мысленно были много раз отрепетированы. И вот она уже стоит перед дверью. Сначала позвонила. К счастью, никто не открыл. Значит, можно надеяться, что Лева не в состоянии это сделать. Да и вообще – даже если бы он был жив, разве не зажег бы свет хотя бы в одной из комнат или на кухне? А так – все окна были темными.
«Ну что ж, открою сама», – решила она и достала из кармана ключи. Но отпирать ей не пришлось, дверь поехала сама. Господи боже мой! Да я же специально не заперла ее, чтобы, в случае если кто придет, поскорее нашли труп! Другой вопрос – почему ей хотелось, чтобы поскорее нашли труп мужа? Да потому, что в принципе хотелось, чтобы все уже поскорее закончилось! Чтобы Леву по-быстрому похоронили, а ее, вдову, оставили в покое.
Она чуть не умерла от страха и ужаса, когда в темноте, сделав пару шагов в прихожей, наткнулась на что-то мягкое… Рука потянулась к выключателю, вспыхнул свет, вызвав резь в глазах, и она увидела распростертую на полу соседку Марину. Молодая женщина лет тридцати лежала, раскинув руки. Халатик в розочках задрался, открывая стройные и неестественно белые ноги. Домашние тапочки свалились с ног соседки, и Катя еще пару минут стояла и смотрела на яркий, малинового цвета, лак на пальцах.
Она что, заглянула к нам и допила кофе, который я приготовила Леве? Но этого не может быть. Это из разряда кошмарных снов или клинического бреда. С какой стати ей заходить и выпивать кофе?
И тут Катю пронзила догадка, причем настолько логичная и абсолютно здравая, что она удивилась, как это не пришло ей в голову в первый момент, когда она увидела Марину. И как не заметила, что она дышит?!
Катя быстро опустилась на колени и взяла руку Марины, та была теплой, да и пульс едва прощупывался.
Ну конечно, она просто заглянула, перед этим позвонила, но затем как-то догадалась взяться за ручку, словом, дверь открылась, соседка прошла в квартиру, позвала Катю или Леву, потом, оказавшись на кухне, увидела труп, от страха рванула к выходу, намереваясь вызвать полицию. Но ей стало плохо, и она упала. Возможно, сердце.
Надо было срочно что-то предпринимать, звонить в «Скорую». Но не лучше ли сразу все-таки дойти до кухни, заставить себя увидеть мертвого Леву, а уж потом бить во все колокола? Без этого не обойтись. Надо, надо заставить себя сделать еще несколько шагов…
И все-таки, что бы она сделала, если бы его тела там не оказалось? Подумала бы, что он чудом остался жив, промыл желудок, сам вызвал «Скорую»? Вот это было бы крахом всех ее надежд. И ее ждала бы тюрьма.
Но Лева был там. Как она его оставила, в таком же положении он и находился. Безусловно, он был мертв. А в кухне пахло разлитым кофе. Или же ей так показалось потому, что она знала про кофе.
Ну вот. Теперь она может спокойно позвонить в «Скорую» и вызвать полицию. Больше того, любая женщина, обнаружив такую сцену в своей квартире (мертвый муж на кухне и молодая привлекательная соседка без чувств в прихожей), запросто может предположить, что мужа отравила именно соседка, потому что они, возможно, были любовниками! Вот это подарок! Такое предположение Катя непременно выскажет во время допроса (или беседы, это уж как получится или как положено по закону) следователю. И пусть тогда Марина, придя в себя в больнице, оправдывается, пусть докажет, что она зашла к соседям за солью.
Что ж. Пора звонить. Вот хорошо бы еще вызвать слезы, чтобы, когда в квартире появятся эти чужие, казенные люди, они поверили в ее чувства, не усомнились, что смерть мужа поразила ее в самое сердце. Но слез не было. Да и чувств особых никаких. Даже страха. Что ж, пусть. Значит, у нее просто шок. И она взяла в руки телефон.