В шатер то и дело заглядывают охранники. Выпускать нас никто не спешит.
Мириния и ее долговязая подруга – Лебра – вскоре приносят нам еду.
– Где моя дочь? – вновь спрашиваю у них.
Не могу усидеть на месте.
– Все с ней нормально, – мягко отвечает Мириния. – Ты поешь. Тебе силы нужны.
Я опускаю глаза к тарелке с мясом и кашей. Она покрыта тонким слоем какой-то травы. Перевожу взгляд, видя, что и у других девушек такая же еда.
– Можно сейчас к дочери? – отставляю еду. – Прошу вас. Я как мать очень волнуюсь за нее.
Они вновь переглядываются.
– Послушай, тебе надо поесть, – Лебра садится передо мной и чуть ли не шепчет. – Мы не можем тебя отвести к дочери. Если хочешь к ней попасть – тебе придется идти самой. Если дойдешь до главного шатра. Нам проблем не надо.
Мириния кашляет, а Лебра улыбается мне едва заметной улыбкой.
– Ешь, – говорит она громче, глядя за меня.
Я нервно ковыряюсь вилкой в тарелке с едой, думая о том, как пройти в нужный шатер. Все это как-то слишком.
Ладно, голодная я хуже соображаю, чем сытая.
О, какое вкусное мясо. Такое нежное и мягкое, хорошо запеченное. Рецептик бы взять и специи.
– Спасибо, – я отставляю тарелку.
Лебра поднимает ее.
– Это вы с каких пор стали такими добренькими? – вставляет свои пять копеек Анка.
– С тех пор, как с тобой перестали общаться, – нагло отвечает Мириния.
Эх, нравится мне эта женщина. Анка хмыкает и переводит на меня надменный взгляд. Ну прям принцесса – ни дать ни взять. Наверное, любимая жена в гареме.
Ведьмы переглядываются.
– Вы ложитесь спать, – говорят они девушкам. – Думаю, завтра повелитель уже войдет в город.
В меня летит какое-то огромное покрывало.
– Спокойной ночи, – машет рукой Лебра.
Девушки укладываются, и я тоже.
Расправляю данную мне вещь, понимая, что в ней что-то есть. У меня даже рука влезает и застревает в чем-то. Так это не покрывало – это плащ!
Я дожидаюсь, пока девушки уснут. Сама же, стараясь не шуметь, поднимаюсь, накидываю плащ и выхожу из шатра.
Мороз вновь колет мое лицо, и мне становится не по себе. Как только вернемся домой, обязательно переедем куда-нибудь в теплое место. Желательно в Африку. Ладно, шучу. Злате нравится холод.
Хотя, скажу честно, эта одежда очень теплая. Понятия не имею, откуда она взялась, но спасибо тому, кто ее нам дал.
Прохожу добрый километр между шатрами. Воины уже почти не попадаются. Тишина и покой. Лишь стражники провожают меня настороженными взглядами, но я стараюсь держаться подальше от других палаток. А если вижу кого-то, то тут же прячусь за ближайший шатер.
Оглядываюсь, ощущая, что за мной кто-то следит, но в темноте никого и ничего толком не видно. Благо помню дорогу. Подхожу к шатру повелителя, возле которого стоят два стражника. Они тут же хватаются за рукоятки мечей. Мне это совсем не нравится.
– Я к девочке, – стараюсь подделать голос ведьмы.
Еще и капюшон накинут так, что не видно моего лица.
– Повелитель не говорил, что вы придете, – отвечает один.
– Пропусти, – еле сдерживаюсь, чтобы не добавить «те».
– Повелитель не разрешал заходить к ребенку, – тянет резину мужчина.
Я нервно сглатываю. Ладно, так не получится. И лезть с криками, что я мать ребенка – тоже не вариант. Может, надо было подождать пересмену? Но откуда мне знать, когда она будет? Так можно прождать до утра. И превратиться в снеговика.
– Пустите к ребенку. Меня повелитель прислал, – продолжаю гнуть свою линию в манере ведьм. – Сказал, чтобы я сидела с ребенком сегодня ночью.
– Да? – переспрашивает второй. – Он же нас сожрет, если это окажется неправдой.
– Если он вас сожрет, вам будет все равно, – отвечаю. – Слушай, пропусти меня. Ничего страшного не случится.
Мужчины переглядываются, очень сильно колеблясь. Все-таки этот приказ никто из них не слышал.
– Прошу вас, – смотрю на полог шатра. – Вы представляете, что будет со мной, если я ослушаюсь его?
Еще немного, и я увижу дочь, с которой меня разделяет всего лишь тонкая ткань.
– Ладно, иди, – стражник сам отодвигает полог.
Чуть ли не подпрыгиваю от радости, но беру себя в руки и направляюсь внутрь. Прохожу знакомые коридоры, останавливаюсь. Понимаю – я совершенно не знаю, куда идти.
Рядом открывается полог, а наружу выглядывает Злата.
– Мама? – недоуменно спрашивает ребенок.
– Злата, – шепчу я, ощущая, как в глазах собираются слезы.
Дочь выбегает ко мне и обнимает тонкими ручками.
– А где одежда? – спрашиваю, видя ее опять в том же платье. – Ты чего голая бегаешь по морозу?
Пусть даже в этом шатре тепло, как в отопительный сезон.
Я тут же снимаю плащ и закутываю ее в него.
– Мне не холодно, – бурчит дочка. – Мама, я так по тебе скучала. Я же больше не сижу у тебя в печенках?
– Нет, солнышко, если ты заболеешь, я тебе такое устрою, – прижимаю ее покрепче к себе.
Грожу, но не говорю вслух те кары, что придумала.
Детская комната находится внутри огромного шатра в одном из проходов. На полу здесь также лежит темно-коричневый ковер, небольшое меховое ложе, на котором раскиданы рукодельные куклы.
– Все в порядке, солнышко? – спрашиваю дочь, вытирая ее лицо, замызганное едва заметной грязью.
Дочка смешно вырывается.
– Ай, щекотно, мама, – отмахивается она.
Безмятежный ребенок не понимает, где мы и что с нами.
– Все холошо. Я немного поиграла, потом меня тетя поколмила, – перечисляет она, – потом я поспала. Я по тебе так скучала. Почему ты ко мне не плишла ланьше?
– И я по тебе соскучилась, маленькая, – отвечаю ей. – Где твоя одежда?
Злата все еще в том белом платье, а мне хочется прибить этого повелителя, который ребенка держит на холоде. Хотя внутри шатра тепло настолько, насколько у нас в период включения отопления не бывает. Но все равно. Это же ребенок. Ребенок должен быть одет по погоде. Я никогда не привыкну, что для нее это нормально. Просто у меня как у любой матери включается древний инстинкт «надень шапочку, а то уши заморозишь». Да и тяжело признать, что дочери холод нипочем. Ладно, я посижу с ней совсем немного и вернусь в шатер. Я не хочу, чтоб ведьмам и охране досталось из-за моего самоуправства.
– Там, – Злата машет рукой в сторону сундука.
Открываю сундук – там лежат Златины вещи, которые были на ней, когда мы попали сюда. Я перебираю их и нахожу огромное яйцо, сияющее лазурным светом.
– Злата, а это что такое?
– Это я нашла, когда мы были в снежной пустыне, – отвечает дочка. – Оно такое класивое, и дядя лазлешил его оставить.
– Дядя? – шепчу я.
Злата на секунду округляет глаза, а затем безмятежность вновь появляется на ее лице.
– Ну, этот дядя, который нас спас, – довольно отвечает дочка. – Сказал, что это маленький длакон, и мы можем его выластить. Он к тебе еще приходил.
Все, после возвращения домой – опять к логопеду. Теряем буквы только так.
– Браргот? – спрашиваю я.
– Да, он холоший, – улыбается дочка. – Он мне дал комнатку и лазлешил тут иглать, пока ты спала. Он от тебя вообще не отходил, пока ты спала.
Вот так моя дочка сдала дядю. Интересно, почему он от меня не отходил? Так и представила, как мужчина склоняется надо мной спящей, а его волосы щекочут кожу, но я ничего не чувствую. В бессознательности я ощущала касания и едва заметный жар на своем теле. Мое сердце едва сжалось в груди от этого признания.
Я подхожу к Злате с одеждой, показывая ей, что надо одеться.
– Мам, не надо, мне будет жарко, – просит дочка. – Давай поиграем.
Злата тянет меня за руку к куклам. Она сует мне соломенную куклу со светлыми волосами, а сама берет другую, похожую на дракона.
– Злата, нам нужно попасть домой, – говорю ей.
Дочка смотрит на меня голубыми глазами.
– Я не хочу домой. Здесь классно, – выдает она, а я закатываю глаза.
– Солнышко, у мамы тут нет работы. И мультиков нет, и твоих кукол. И даже твоего друга Вадика из детского садика.
Да, больших проблем в жизни ребенка и не бывает. Злата задумывается и сжимает игрушку в своей руке.
– Ну, пошли, – отвечает она. – Но мы с Вадиком поссорились. Я теперь с Никитой длужу.
– Злат, не сейчас. Нас домой дядя отправит, – говорю ей.
– Холосо, давай иглать. Я злой и стлафный длакон, – полурычит дочка, нападая на мою куклу. – Я тебя заберу к себе.
– Ох, не ешь меня, дракон, – улыбаюсь я, радуясь, что хоть дочка воспринимает все спокойно.
– Мам, длаконы не едят людей, – укоризненно говорит Злата. – Он возьмет плинцессу в жены.
– Как скажешь, – говорю я довольно.
Мы веселимся и играем так, будто ничего не произошло, будто мы все еще дома.
Ближе к ночи мы уже утомились и легли спать в одном шатре. Я обнимаю своего ребенка, прижимая к себе. Моя маленькая девочка, мое счастье родное.
– Мам, а ты выйдешь замуж за этого дядю? – спрашивает дочь.
– С какой это стати? – удивляюсь я ее вопросу, а сама дико краснею.
Она поворачивается ко мне и заговорщицки шепчет:
– Он не хотел, чтобы кто-то слышал, но я услышала. Он стоял над тобой и говолил «только бы ты не умел-ла», – она прикладывает указательный пальчик к моим губам. – Я слышала. Не говоли ему, мам, хорошо? Ты – его принцесса.