Глава 4 Знакомьтесь, это Чудо!
В подвалы я спускаться не стала. Не повела Лизу и к знаменитым «Крыльям желаний» – похоже, именно они подхватили нас у того бетонного забора и перенесли сюда. Такое вот вертелось у меня в голове объясненьице. Как это осуществилось, лучше было не гадать – просто принять как факт. Хотя первоначально я частенько ломала голову, пытаясь понять, кто и зачем покрыл стены ЗБ таким количеством разномастных рисунков, надписей и граффити. Вряд ли это было желанием увековечить себя. Под рисунками не стояло подписей, да и на форумах никто не спешил похвастать авторством. Иной раз приходила и такая сумасшедшая мысль, что надписи появились сами – все равно как изображения на фотобумаге, опущенной в химреактив. В какой-нибудь из особо безумных дней, когда планете вздумалось одарить своих неугомонных обитателей еще одним маленьким шансом. Шансиком – я бы сказала. Нас-то с Лизой эти «крылышки» реально спасли! И не так уж важно было знать, как именно это случилось.
По черному от копоти коридору мы дошли до главной лестницы, а после поднялись до верхнего этажа, где арочным сводом зиял выход на крышу. Нам следовало элементарно перевести дух, а более комфортного места, чем крыша ЗБ, я не знала…
То, что когда-то именовалось крышей больницы, давным-давно сгорело и обрушилось, чердачные же полы со временем покрылись пылью и неведомо откуда взявшимся дерном, на котором буйно проросла трава, юные березки, черемуха, кленовые деревца и даже елочки. Круто, да? Шестой этаж, открытое небо – и вдруг маленькое подобие сада. Или леса, это уж как хотите. Справа и слева каменные полустены с арочными проемами, над головой – солнце и синева. И никаких там мух или комаров, только легкий ветерок.
– Это лес? – потрясенно произнесла Лиза.
– Ага, что-то вроде. Висячие сады Семирамиды, – я опустилась на каменный выступ, устало вытянула ноги. Помассировала ноющее колено и недоуменно взглянула на пучок крапивы, по-прежнему сжимаемый в руке. Отбросив колючие стебли, потерла саднящую ладонь о ту же многострадальную коленку. Сумку с ноутбуком, наконец-то сняла с плеча, поставила рядом.
– Но как?! Как такое может быть?
Вопрос Лизы можно было истолковать двояко. Возможно, она спрашивала о выросшем на крыше здания лесочке, а может, ее интересовало то, каким образом мы сюда угодили. Выбор был за мной, и я предпочла вопрос более легкий.
– Чердаки раньше часто засыпали землей. Ну, и пыли здесь скопилось за десятки лет предостаточно – листва там, помет птичий, еще и пепла навалило от сгоревшего настила. А потом ветер занес семян, птички свою лепту добавили – вот и разросся лесок. Тут и земляника стала появляться – правда, правда! В прошлом году я сорвала ягод пять или шесть. Вкуснотища!
– Я не про ягоды, – тихо сказала Лиза. – Я про другое.
– Про другое, подруженька, примерно то же самое, – улыбнулась я. – Один ветер семена перенес, другой нас подхватил.
– Я серьезно!
– Если серьезно, значит, ты материалистка.
– А ты нет?
– Была когда-то, – запрокинув голову, я подставила лицо солнцу. В ресницах немедленно зашебуршились золотые червячки, ветер ласково огладил щеки. Удовольствие – неописуемое! Так бы часами и сидела…
Не раскрывая глаз, я неторопливо поведала Лизе историю про шестерых пропавших школяров – про то, как видели их, спустя несколько лет, и искали, про то, как постепенно разрастался нездоровый бум вокруг здания.
– Понимаешь, это уже и не руины теперь, это ЗБ. Место, где весь материализм сыплется прахом. И без причины здесь ничего не происходит.
– Но как же ученые? Кто-нибудь из них проводил здесь опыты?
– А зачем? Все опыты сегодня ставят по сугубо прикладным задачам: первая задача – изобрести побольше лекарств от всех людских болезней, вторая – изобрести чудо-оружие, чтобы истребить всех вылеченных и не вылеченных, и третья – это индустрия развлечений – жрачка, жвачка, гаджеты, новые драндулеты и спорт.
– Жестко ты!
– Это не я, это мой папуля сформулировал. Но, в общем, я, наверное, с ним согласна. Так что наше ЗБ – это чудо в белых перьях. Только чудеса свои оно редко демонстрирует. Иногда месяцами здесь ничего не происходит. Народ ходит, зевает, многие разочаровываются. А потом – раз! – и кто-то своего двойника в коридоре встречает или голос мертвеца из шахты слышит, и снова расползаются слухи. А еще круче, если «Корону» кто примерит и совет какой-то получит. Есть у нас тут такая картинка на стене. Ну, или на «Крыльях», как мы, переместится.
– «Крыльях»?
– Ага, они на стене нарисованы – лет уж семь, наверное, как появились. Надо всего лишь встать рядом и прижаться к ним лопатками.
– И что?
– Если ЗБ решит, что ты того стоишь, тебя переместят.
– Куда переместят?
– Да куда пожелаешь.
Лиза покачала головой.
– Мистика какая-то.
– Вся наша жизнь – мистика.
– А может, мы просто не в состоянии многое объяснить?
– По мне так и хорошо, что не в состоянии.
– Это почему?
– Да потому что мир окончательно стал бы плоским и до последнего пятнышка изученным. А так не должно быть, понимаешь? Кто-то из древних сказал, что самое страшное начинается тогда, когда тебе кажется, что все понятно.
Лиза кивнула.
– Потому что тормозится развитие?
– Ну… Вроде того. Или даже хуже. Потому что человек, которому кажется, что он все знает, стопудово ошибается. Сомнение – удел мудрых.
– Как-то ты говоришь это… Больно уж уверенно.
Я хмыкнула.
– Это верно, подружка! Значит, не хватает пока мудрости. Дура, как и большинство вокруг.
Мы рассмеялись.
– Ты-то зачем за нами поскакала? – вспомнила я. – Меня, что ли, спасать?
Лиза немного подумала, осторожно кивнула.
– Ну, да. Разве это плохо?
– Не плохо, конечно, но глупо. Я-то ладно – давно в этих болотах квакаю, а ты-то реально рисковала.
– Но я же теперь не одна, я с тобой.
– И что? Вот отметелили бы обеих, и явилась бы домой вся в синяках да шрамах. А того хуже – в больницу увезли бы.
– В больницу я и там у себя сто раз могла попасть. И в больницу, и на кладбище, – Лиза снова огладила меня своим удивительным взглядом. Я даже смутилась. Собственные мудреные словеса показались вдруг вычурными и абсолютно ребяческими. Сразу вспомнилось, откуда она приехала, и снова всплыло то самое словечко «беженка», из-за которого разгорелся весь сыр-бор.
– Странное тут место, – снова заговорила Лиза. – Очень похоже на наши подвалы. Мы в них от бомбежек прятались. Земля вздрагивала, а мы жались друг к дружке и ждали.
– Чего ждали?
– Снаряда – большого, тяжелого, безжалостного. Сидишь и представляешь себе, как он пробивает стены, потолок, пробуривает целый тоннель, а по пути крошит бетон, рвет арматуру. А потом… Потом он зависает над нашими головами – точно робот-убийца, сканирует все вокруг и снимает наши испуганные лица.
– Снимает?
– Ну, да! Мы ведь все за мгновение до смерти становимся самими собой. Вот этот робот-снаряд и впитывает в себя наши страхи, наши мечты, наши желания – и только потом взрывается. Я это всегда как вспышку себе представляла. Удар света по глазам, и все. Я даже думала, что так оно проще и лучше. На улице-то от осколков многие калеками становились, кровью истекали, а тут сразу и без мучений.
– Что-то не то ты говоришь, подруга, – хрипло отозвалась я.
Лиза качнула головой, точно соглашалась.
– Не то, конечно. Но мы там ко всему привыкли. Это поначалу тряслись да переживали, а потом уже и спали, и ели, даже сказки малышам рассказывали.
– Разве к такому можно привыкнуть?
– Человек ко всему привыкает. Жить-то надо. Даже самые маленькие переставали бояться и вздрагивать. Засыпали при любом обсреле… – Лиза вздохнула. – Вот наружу вылезать было страшно. Потому что всякий раз выбираешься и не знаешь, что вокруг будет. Но нам везло – обычно только руины и пепелище видели. Совсем как тут. И никого кругом – ни единой живой души.
Мне стало не по себе. Она точно мысли мои читала. В нашем-то ЗБ тоже не водилось ни кошек, ни собак, ни даже птиц. Я это давно приметила. Вроде заходи да живи, никто ведь не гонит, а их нетути – зверюшек, значит. Чуют, видно, что нечеловеческим духом пахнет. Мы не чуем, а они чуют. Может, даже видят что или слышат. А если забредает кто, так тут же с ума сходит – как тот бешеный пес, что прыгнул на меня в коридоре…
– Тут многое напоминает мой дом, – Лиза погладила ствол ближайшей березки. – Даже здесь, на крыше. Сама не знаю почему.
Я нахмурилась. Потому что неожиданно подумала, что знаю ответ. Дело заключалось не просто в руинах или подвалах, а в том, что любые постройки – они ведь тоже страдают. Может, даже душа у них есть – у каждого здания – своя отдельная. И когда их разрушают взрывающимся металлом, что-то с ними происходит. Они словно просыпаются. Совсем как люди. Пока ведь не порезался, ничего не чувствуешь, а распорол рану, укололся или ударился – и заболело. Вот и разрушенные здания тоже начинают болеть да мучиться. Может быть, надеются, что придет неведомый строитель-врач и вылечит их. Возможно, даже жалеют тех, кто прячется в их ненадежной скорлупе. Ведь, действительно, здание ЗБ приняло ее, как родную – перенесло вместе со мной. Может, потому и перенесло, что она была не случайной гостьей, а гостьей оттуда – из тех сгоревших подвалов и руин…
– Тут всегда так тихо?
– Смотря где, – я огляделась. – Хотя что-то и впрямь нас долго не тревожат. Обычно здесь каждые четверть часа кто-нибудь появляется.
– Наверное, дети в основном?
– Днем – да, а позднее и взрослые появляются. Иногда целыми делегациями забредают. Совсем редко – одиночки вроде меня, чаще – группы по пять и более человек.
Я вспомнила про журналистов, снимавших здесь репортажи, но далеко они не заходили. Отщелкивали положенное количество кадров, бубнили что-то в микрофоны и смывались. Вот фотографы экстремалы – те могли и в подвалы забраться, и на крышу. Посмотреть тут было на что. И граффити местное часто снимали, потом на форумах выкладывали. Чистые-то стены в ЗБ давно стали редкостью, – всюду красовались стихи, пожелания, привычные глупости. Вроде «Не ешь суши, зри в душу», или «Сдохнем все под музыку Вивальди!». Но особое место занимали рисунки, и главными среди них были, конечно, знаменитые «Крылья желаний» с «Короной». Если верить байкам, «Корона» помогала решать застарелые проблемы, подсказывала верные решения, ну а «Крылья» переносили, куда просило сердце. Такое вот немудреное волшебство! А еще был «Кулак», проламывающий стену и дыра, пронзающая сразу две комнаты. Считалось, что тот, кто умудрится соединить свою силу с изображенным кулаком, станет на какое-то время непобедимым. Ну, или что-то типа этого. Неудивительно, что многие в подобное отказывались верить. Скажем, туристы из сталкеров и диггеров тупо отправлялись в подвалы. Чудеса им на фиг были не нужны – просто желали пощекотать нервы, бродили по тоннелям, ведущим в разрушенные мастерские, прачечную или морг. Лезли в любые дыры, крючья в стены вбивали, по шахтам лифтовым спускались. Таких ЗБ нередко наказывало – кто-то падал и ломал кости, другие голоса начинали слышать – охи там вздохи разные – ну, и улепетывали со всех ног. Находились и коллекционеры, мечтающие подобрать на память какую-нибудь уцелевшую склянку. Знали ведь, что уносить из ЗБ ничего нельзя, а все равно уносили. Раритеты потом продавали на тех же форумах. Ладно – хоть не мусорили, с этим тут всегда обстояло строго. Никто, понятно, не штрафовал, не следил, но как-то народ сам соображал, что за подобные шалости можно получить по маковке – в прямом и переносном смысле. О сошедших с ума поминали часто, была и история про одного буяна, расколовшем в вестибюле второго этажа с полдюжины бутылок. Он их попросту метал в стену, на которой поверх одного из граффити намалевал что-то вроде простенькой мишени. Минут через пять подобного цирка хрустнул потолок, и на голову «шервудскому стрелку» рухнула хороших размеров доска. Если верить рассказам, чувак провалялся без сознания несколько часов, а когда очнулся, прибрал за собой осколки и даже мишень попробовал со стены стереть. Во всяком случае, из ЗБ он убрался живехоньким. А в общем… В общем, всякое тут бывало – и веселое, и не очень. И смерти людские ЗБ видел не раз и не два. Обо всем этом я также поведала Лизе.
– Тут и карнизы смерти имеются, – я показала Лизе в сторону арочных окон. – Самые безбашенные по ним бегать любят. Храбрость свою проверяют.
– Ты по ним тоже гуляла?
Я поморщилась, хвастать тут было особо нечем.
– Ну, в общем, было дело. Гуляла несколько раз… Но только когда никто не видел.
– Боялась?
– Да вроде нет, не очень. Вот на других смотреть куда страшнее.
Лиза, поднявшись, приблизилась к арочному окну, выглянула наружу. А я и без того знала, что она там увидит – купола далеких церквей, махины навороченных высоток – в том числе и ту, с которой меня углядела Пигалица, а еще зеленое хвойно-лиственное море парка. Ну, и само ЗБ можно было получше рассмотреть – левое крыло здания, кирпичным мысом выпирающее в парковое море, средний полуразрушенный корпус с черными глазницами окон, одноэтажные кирпичики морга и прачечной. Сейчас мы располагались на самом высоком чердачном уровне, и панорама отсюда открывалась впечатляющая.
Я тоже поднялась и подошла к Лизе. Все было именно так, как я себе и расписывала. Разве что с правой стороны на уровне уличных фонарей парка маячила корзинка с оранжевым человечком. Что-то там чинили – то ли провода, то ли лампы.
– Хочу попробовать, – Лиза неожиданно перекинула ногу через кирпичную кладку и ступила на карниз. В пестром своем платьице, легонькая и беззащитная, она показалась мне мотыльком, присевшим на солнечный абажур. Я сразу представила, как идет она по бетонному карнизу – сперва до ближайшего арочного окна, потом до поворота, и вот там… Там воображение мое воспротивилось, и внизу живота запульсировал пугающий холодок. Нет, я по-прежнему видела успокоительно толстую плиту карниза, но вот черная стена снизу, а после оглушающая пропасть в шесть этажей – это в моем сознании никак не укладывалось. Я точно вспышку увидела – ту самую, о которой рассказывала Лиза. И рука моя сама собой стиснула кисть новенькой.
– Не надо!
Лиза чуть нахмурила брови.
– Почему? Ты сама говорила: подростки тут вовсю бегают.
Сердце мое скакнуло раз и другой. Я прямо печенкой чувствовала, что Лизе ходить туда нельзя, да только язык словно прирос к нёбу, объяснить что-либо внятное я не могла. А вот пальцы мои знали, что делали – и еще крепче стиснули Лизину кисть.
– Ты чего?
Я с шумом выдохнула из себя, резко качнула головой.
– Не знаю, но я тебя прошу – не надо…
В недрах здания что-то утробно просело, где-то тяжко рухнули несущие балки, градом посыпались камни и кирпичи. Ничего этого мы, понятно, не видели, зато рассмотрели, как часть карниза вблизи поворота, отзываясь на позвоночный хруст здания, с треском провисла. Горсть потревоженной пыли облачком слетела с наклонной плоскости, распахивающимся вширь парашютом поплыло к далекому асфальту.
Лицо Лизы побелело, мое же наоборот побагровело еще больше. Зато сердце стукнуло раз и два – все равно как часовой, четко приставляющий к ноге приклад винтовки, а после пошло биться в прежнем бесшумном ритме.
Мы поглядели с Лизой друг на друга, и губы мои разъехались в кривой и, должно быть, не самой красивой улыбке.
– Ты знала? – прошептала Лиза.
– Дело не во мне, – объяснила я. – Дело в тебе, подружка.
– Во мне?
– Ага. Похоже, нашему ЗБ ты понравилась. Вот оно и предупреждает.
– Кстати, оно или она? – Лиза спросила это все тем же шепотом. – Больница – это ведь женский род, значит, она.
– Может, и женский, только то, что здесь обитает, это уже совсем иное. Потому и ЗБ – это оно…
Я сама прислушалась к тому, что сказала, и подумала, что получилось глупо и неубедительно. Однако Лиза и не думала хмыкать. Доверчиво кивнула и ответно пожала мою руку.