См.: Робер де Клари. Завоевание Константинополя / пер., ст. и коммент. М. А. Заборова. М., 1985.
См. подробно: Заборов М. А. К вопросу о предыстории Четвертого Крестового похода//Византийский временник. М., 1953. Т. VI.
Так, хронист сообщает о смерти Алексея IV тотчас после упоминания о его отравлении Морчуфлем (Алексей V) (§ 223), хотя между этими событиями происходили другие, о которых речь пойдет, однако, лишь далее. Другой пример группировки фактов: Жоффруа де Виллардуэн рассказывает в одном и том же месте, как Алексей III, попавший в плен к латинянам, был отправлен на Запад Бонифацием Монферратским (§ 309), хотя в действительности между пленением и отправкой экс-императора в Италию случились различные «промежуточные» события, повествование о которых пойдет позднее (§ 331–332) и т. п.
Beer J. Villehardouin, Epic Historian. Geneve, 1968. P. 34.
Ibid. Р. 39.
Ibid. P. 40.
Ibid. P. 44.
См. подробнее: Dufournet J. Les ecrivains de la IVе croisade. Villehardouin et Clari. P., 1973. P. 247–258.
Histoire de la Champagne, Publiee sous la direction de M. Grubellier. Toulouse, 1975. P. 132; Dufournet J. Op. cit. P. 40.
Ibid.; см. также: Lejeune R. La femme dans les litteratures francais et occitane du XIе au XIIIе siecles//Cahiers des civilisations medievales. 1977. № 2–3. P. 206.
Ср.: Михайлов А. Д. Молодые годы Кретьена / Кретьен де Труа. Эрек и Энида. Клижес. М., 1980. С. 438–439.
Beer J. Op. cit. Р. 5.
Dufournet J. Op. cit. P. 45, 47.
Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.; Л., 1964. С. 166–167.
Dufournet J. Op. cit. P. 41.
Beer J. Op. cit. P. 11.
Ср.: Woledge В. Notes on Wace’s Vocabulary//The Modem Language Review. 1951. Vol. XLVI. P. 16–30.
Beer J. Op. cit. P. 11.
Ibid. P. 12.
Ibid. Р. 8.
Morris С. Geoffroy de Villehardouin and the Conquest of Constantinople//History. 1968. Febr. Vol. 53. № 177. P. 24–34. См. нашу рец.: Вопросы истории. 1969. № 2. С. 199–200.
Larmat J. Sur quelques aspects de la religion chretienne dans les chroniques de Villehardouin et de Clari//Le Moyen age. 1974. № 3–4. P. 427; ср.: Ibid. Note. Здесь приведено аналогичное мнение Ж.-Ш. Пайен (Payen J. Ch. Le Motif du repentir dans la Litterature francaise medievale (des origines a 1230). Geneve, 1968).
Называя 1197 год в качестве начальной даты проповеди Крестового похода, Жоффруа де Виллардуэн придерживается счета времени по церковному календарю – в соответствии с ним год считался до праздника Пасхи. Последняя приходилась тогда на 29 марта (1198 г.). Поскольку Иннокентий III стал папой 8 января (или же 27 февраля), постольку очевидно, что Фульк, как утверждает хронист, приступил к проповеди между этими датами, т. е. в январе – марте 1198 г. В действительности начало его проповеднической деятельности относится к ноябрю 1198 г.
Римский папа Иннокентий III (8 января или, по иным данным, 27 февраля 1198 г. – 16 июля 1216 г.). Хронист, подобно некоторым другим своим современникам, в частности Роберу де Клари, называет его «апостоликом Рима» – термин, широко распространенный в старофранцузском языке XII–XIII вв. (от лат. apostolicus – выполняющий миссию посланца, наместника Божьего). Иннокентий III, в понтификат которого папство достигло большого могущества, был инициатором Четвертого Крестового похода.
Филипп II Август – французский король (1180–14 июля 1223 г.) из династии Капетингов. Родился 21 августа 1165 г. Сын Людовика VII и Адели Шампанской.
Ричард I Львиное Сердце – английский король (1189–1199 гг.). Родился 8 сентября 1157 г., умер 6 апреля 1199 г. Сын Генриха II Плантагенета и герцогини Алиеноры Аквитанской. Романтическая историография и художественная литература XIX в. (Вальтер Скотт и др.) прославляли его как воплощение рыцарского благородства, великодушия, отваги, государственной мудрости и пр. На самом деле Ричард I, будучи храбрым воителем, олицетворял собой алчного феодального насильника и политически недальновидного авантюриста.
То есть в Иль-де-Франс – области, расположенной между реками Сеной, Марной и Уазой (территория современных департаментов Сены, Сены и Уазы, Сены и Марны, Уазы, Эн) с главным городом Парижем. Эта область составляла королевский домен, и вокруг нее постепенно происходила консолидация остальных земель страны. Впрочем, иногда Виллардуэн употребляет понятие «Франция» для обозначения всей Французской территории (§ 2, 42, 102, 242). Фульк развернул свою проповедь в основном в Иль-де-Франс.
Фульк, приходской священник из Нейи-на-Марне (в 7,5 км от Парижа) в 1191–1202 гг., получил первоначальную известность в Париже, проповедуя против ростовщичества и дурных нравов. О его проповеднической деятельности подробно сообщают современные и опирающиеся на них более поздние хроники, в частности королевский летописный свод XIII–XIV вв. «Хроники Сен-Дени» и хроника кардинала-епископа Жака де Витри (1160/70–1210).
Более подробные сообщения о Фульке сохранились у Жака де Витри. Будучи современником Фулька, он, по всей видимости, еще студентом слушал проповеди этого священника, вышедшего из низов и сделавшегося впоследствии проповедником Четвертого Крестового похода.
В то время когда этот святой человек, читаем в хронике Жака де Витри, привлекал к Богу множество народа, он начал осенять плечо крестным знамением и вознамерился проповедями и примером склонить князей, рыцарей и прочих людей всякого звания, чтобы поспешили на помощь Святой земле. Он сам начал собирать с верующих деньги и милостыню, намереваясь раздать ее бедным крестоносцам – как рыцарям, так и всем остальным. «И хотя он производил поборы эти не корысти ради или по какой-либо иной дурной причине, все же с этой минуты – по непостижимой воле Божьей – его влияние и влияние его проповедей сильно стало падать в глазах людей; чем больше увеличивались суммы денег, тем больше утрачивались страх и уважение, которые он внушал».
Через некоторое время, заканчивает свой рассказ Жак де Витри, Фульк захворал тяжелой лихорадкой и умер в селении Нейи. Его похоронили в приходской церкви, настоятелем которой сам он являлся. К его могиле стекались толпы людей из близких и дальних краев. На пожертвования от его почитателей, которые поступали со всех сторон, была закончена перестройка этой церкви, «начатая еще им самим».
Сведения о Фульке, а также об отношении Ричарда I Львиное Сердце к проповедовавшемуся священником из Нейи Крестовому походу сообщает и английский хронист Роджер де Хоуден (умер в 1202 г.), современник Фулька и Ричарда I.
Многие священники и монахи во Франции подхватили проповедь нового Крестового похода, призыв к которому бросил папа римский. Иннокентий III направил с этой миссией в Германию настоятеля одного из базельских монастырей – Мартина Линцского. Во Францию был командирован для этой же цели аббат Пьер ле Лонгпон, который, однако, заболел и уступил порученное ему дело своему ученику – Фульку. Последний и развернул тогда проповедь Крестового похода. В это время во Францию прибыл папский легат, кардинал-дьякон церкви Св. Марии Пьетро Капуанский, на которого была возложена миссия примирения Филиппа II Августа с Ричардом Львиное Сердце. Легату удалось добиться заключения перемирия между Францией и Англией (январь 1199 г.), что в известной степени облегчило сборы французского рыцарства в Крестовый поход.
Слово «prodome», или «prud’homme», часто употребляемое Виллардуэном, имело в XIII в. значение «честный», «почтенный», «разумный», «мудрый», «праведный», «святой» (человек), иногда – «отважный» (воин, рыцарь). В данном контексте оно означает «благочестивый», или «праведный».
Выражение «поручил проповедовать крест» (manda que il preechast des croiz) тождественно выражению «поручил проповедовать Крестовый поход» (см. примеч. 10).
Папа римский Иннокентий III, как уже отмечалось, явился вдохновителем очередного, четвертого по счету, крупного крестоносного предприятия западноевропейского рыцарства. До этого в течение примерно ста лет состоялись три Крестовых похода: первый – в 1096–1099 гг., второй – в 1147–1149 гг. и третий – в 1189–1192 гг. Формальной, «программной» задачей всех этих «священных войн» было освобождение Палестины от власти «неверных». В представлении христиан Палестина символизировала Святую землю, ибо там, согласно евангельским рассказам, родился, жил и был распят на кресте, а затем «воскрес» Иисус Христос, основатель христианской религии).
Само понятие «Крестовый поход» современникам, однако, было неведомо: война за Гроб Господень в Иерусалиме обозначалась другими терминами – «странствование», «поход», «путь в Святую землю», «заморское странствование», «поход по стезе Господней» и т. д. Формула «Крестовый поход» родилась гораздо позднее – уже на пороге Нового времени. Во Франции, как предполагают, первым ее употребил придворный историк короля Людовика XIV иезуит Луи Мэмбур (1610–1686), назвавший свой труд на эту тему, опубликованный в 1675 г., «Историей Крестовых походов».
Пьетро Капуанский – папский легат (уполномоченный) при войске крестоносцев, кардинал-дьякон церкви Св. Марии в Виа-Альта, позднее – кардинал-пресвитер церкви Св. Марсилия. Иннокентий III направил его во Францию 14 августа 1198 г. (сохранилось датированное этим соответствующее письмо папы), распорядившись одновременно, чтобы духовенство всячески содействовало сбору денег для надобностей Крестового похода. Папа самолично объявил кардинала Пьетро Капуанского крестоносцем, прикрепив на его головной убор знак креста. По мнению французского исследователя Э. Фараля, крупного знатока текста хроники Виллардуэна, кардинал Пьетро происходил из города Амальфи, а прилагательное «Капуанский» (в родит. падеже – «Perron de Chappes») – это его прозвище.
«Принять крест», или «взять крест» – традиционная формула западных повествований XII–XIII вв., означавшая «отправиться в Крестовый поход», точнее, принять обет участия в походе. Человек, принявший такой обет, снаряжаясь на войну против мусульман, прикреплял к одежде (на грудь или плечи) красного цвета матерчатый знак креста, который символизировал религиозные побуждения, намерения и цели воина – освобождение Святой земли от владычества иноверцев. Отсюда выражение «принять крест», т. е. совершить ритуал принятия крестоносного обета.
Часто применяемый Виллардуэном термин «pardon», или «grant pardon», означал в XIII в. частичное или полное прощение грехов католической церковью – индульгенцию (от лат. indulgere – оказывать снисхождение). Индульгенцией называлось также письменное свидетельство (удостоверение) об отпущении грехов, выдававшееся церковными властями. В XII–XIII вв. индульгенции все чаще стали предоставляться за деньги и вскоре превратились в одно из главных средств обогащения духовенства, а торговля ими приняла крайне циничные формы: позднее даже издавались папские «таксы» отпущения грехов – своего рода прейскуранты, предусматривавшие ставки оплаты всевозможных преступлений, главным образом нарушений нравственных норм. Со временем папством были введены индульгенции и на еще не совершенные, т. е. на будущие грехи, даже на грехи лиц последующих поколений, своеобразные «пропуска в рай» для потомков.
Сама по себе практика выдачи индульгенций, независимо от злоупотребления ею католической церковью, основывалась на доктрине ее канонического права, в соответствии с которой грехи могут быть искуплены «добрыми делами» – молитвами, паломничеством к святым местам и пр., предваряемыми исповедью у священника и данным им «прощением». По церковному учению, коль скоро верующий нарушил «божественный закон» и совершил грех, особенно если этот грех представляет собой серьезное нарушение религиозно-нравственных норм («божьих заповедей»), принадлежащее к категории «смертный грех», одно только таинство исповеди и отпущения грехов способно смягчить последствия такого преступления и вернуть душу к Богу. Жоффруа де Виллардуэн, будучи человеком своего времени, не упускает случая заметить, что исповедь – это непременное условие для получения «прощения». Однако, кроме такого «прощения», получаемого от священника или епископа, «грешнику» необходимо искупить совершенный грех страданием в земной или посмертной жизни. Смысл индульгенции и состоял в том, что она как бы удостоверяла добрые дела или содействие таковым, подтверждала, что «грешник» прощен, ибо страданием искупил содеянное.
Поскольку участие в Крестовом походе против «язычников» или «неверных» считалось великим и тяжким подвигом, требовавшим больших жертв, папство предоставляло за это полное или частичное отпущение грехов. Именно о полном отпущении идет речь в повествовании хрониста. Добрыми делами, искупающими «грех», могли быть такие – постройка храма, дарение монастырю и т. д.
То есть в 1199 г. По более точным сведениям, приводимым хронистом, турнир происходил в ноябре месяце (см. примеч. 16).
Экри на реке Эн, в Арденнах (в настоящее время – Асфельд-Ла-Виль), в 20 км к юго-западу от г. Ретеля. В одной из рукописей хроники местоположение замка представлено в уточненном виде: «между Экри и Балеамом». Последний находился севернее Экри, на правом берегу р. Эн.
Тибо III (род. 13 мая 1179 г.), второй сын графа Анри I Щедрого и Марии, дочери Людовика VII (от брака с Алиенорой Аквитанской), племянник Филиппа II Августа и Ричарда I Львиное Сердце. С апреля 1198 г. – вассал французской короны. Во время приготовлений к Четвертому Крестовому походу (24 или 25 мая 1201 г.) Тибо III неожиданно умер. Похоронен в церкви Св. Этьена. Предводителем крестоносцев после кончины Тибо III был избран маркиз Бонифаций Монферратский, о чем хронист рассказывает далее. По рассказам Робера де Клари и франкосирийского хрониста Эрнуля, Тибо III якобы первоначально являлся главнокомандующим Крестового похода. Это известие сомнительно: Виллардуэн ни о чем подобном не сообщает, в договоре же баронов с Венецией от 1201 г. подписи послов Бодуэна Фландрского поставлены ранее, чем послов графа Шампанского.
Луи (род. в 1171 г.), граф Блуаский и Шартрский, один из предводителей крестоносцев, участвовавших в Четвертом Крестовом походе. Принял обет во время турнира в Экри.
В Четвертый Крестовый поход Луи Блуаский отправился из своих клермонских владений в начале мая 1202 г.; по пути он подписал различные дарственные акты в пользу ряда церквей и монастырей, в частности цистерцианцев. По прибытии в долину р. По, возможно, намеревался, вопреки соглашению, заключенному с Венецией в 1201 г. и его послами, отбыть на Восток из какого-нибудь другого порта, но выехавшие ему навстречу граф Гюг де Сен-Поль и Ж. де Виллардуэн (они свиделись с ним в Павии) сумели его отговорить от этих намерений, и он направился в Венецию, хотя часть примкнувших к нему рыцарей из Пьяченцы избрала дорогу в Апулию (§ 51–54). В дальнейшем граф Луи Блуаский наряду с Бодуэном Фландрским, Гюгом де Сен-Полем и Бонифацием Монферратским выступал в числе главных военачальников крестоносцев, предопределявших все изменения маршрута похода. 14 апреля крестоносцы, в значительной мере вследствие самовольных действий Луи Блуаского, потерпели крупное поражение под Андринополем от куманов, союзников болгарского царя Калояна. Попытки Жана Фриэзского, одного из вассалов графа, который был тяжело ранен в бою, спасти своего сеньора не увенчались успехом – Луи Блуаский пал в этом сражении вместе со многими другими рыцарями (§ 357–361). В книге записей об усопших в шартрской церкви Пречистой Девы смерть этого знатного крестоносца датирована 15 апреля 1205 г.
Адвент – в католицизме четырехнедельные торжественные литургические приготовления к Рождественским праздникам (от лат. «адвентус» – «пришедшие», т. е. «приход» Иисуса Христа в «мир»). Описываемые Жоффруа де Виллардуэном события датируются 28 ноября 1199 г.
Виллардуэн, очевидно, не знал точного возраста собственного сюзерена: ко времени турнира в Экри ему было на самом деле двадцать с половиной лет.
Тибо III – по линии своей матери Марии, Луи – по линии своей матери Алисы: обе были двоюродными сестрами короля Филиппа II.
Тибо III – со стороны своего отца Анри I Шампанского, Луи со стороны своего отца Тибо Доброго: тот и другой – братья Алисы Шампанской, матери Филиппа II, короля Франции.
Матери того и другого (Мария и Алиса) являлись двоюродными сестрами Ричарда I, короля Англии. Тибо и Луи были троюродными братьями «вдвойне», как по линии своих матерей, так и по линии своих отцов.
Симон IV, сеньор Монфора (Монфор л’Амори, современный департамент Сены и Уазы, округ Рамбуйе) и Эпернона с 1181 г., вассал французского короля и родич Матье де Монморанси. Принадлежал к видным участникам Четвертого похода, со времени осады Задара находился в оппозиции к главным предводителям крестоносцев. В конце 1202 г. отделился от войска и уехал в Венгрию, затем в Сирию. Спустя шесть лет Симон де Монфор, отказывавшийся в 1202 г. под религиозными предлогами воевать против христианского города, тем не менее встал во главе Крестового похода северофранцузского рыцарства против альбигойцев Южной Франции (кстати, вместе с некоторыми участниками задарской «оппозиции» – Гюи де Монфором, Симоном де Нофлем и Робером Мовуазеном).
Рено де Монмирай – вассал французской короны, сын Эрве II де Донзи, сеньора Донзи, Аньеля и Косна, находился в родстве с Луи Блуаским. Отправился в Крестовый поход в мае 1202 г.; до этого во «искупление прегрешений» перед монастырями совершил почетные дарения перед лицом всего капитула шартрского собора Св. Петра. В 1203 г., после взятия Задара по ходатайству Луи Блуаского был направлен в Сирию, откуда и не вернулся в обещанный срок. В хронике Виллардуэна его имя вновь всплывает уже после описания событий, связанных с завоеванием Константинополя. Рено де Монмирай участвовал в осаде Андринополя в апреле 1205 г. (§ 352) и погиб в битве с половцами 14 апреля 1205 г. (§ 361). В книге записей об усопших в шартрской церкви Пречистой Девы его кончина датирована 18 апреля.
Гарнье де Труа (из семейства сеньоров Трэнель, современный департамент Об) впервые взял крест еще в 1197 г. и тогда же отправился в путь. По прибытии в Пьяченцу, узнав о гибели под Акрой своего сеньора, графа Анри II Шампанского, вернулся на родину, причем был освобожден папой от обета под условием выплаты определенной суммы на нужды Крестового похода. Однако весной 1199 г. епископ возобновил свой обет. Он был уже пожилым человеком, если судить по тому, что в документе, датируемом еще 1104 г., упоминается его брат Понс. Гарнье Труаский принадлежал к числу тех церковнослужителей, которые в дальнейшем благословляли все завоевания крестоносцами христианских городов. В мае 1204 г. был среди шести выборщиков императора, представлявших крестоносцев. Умер в Константинополе 14 апреля 1205 г. Французский историк Ж. Лоньон, издавший в 1978 г. подробный справочник о «спутниках Виллардуэна» в Крестовом походе, характеризует этого епископа как «совесть крестоносцев».
Готье III, граф Бриеннский – крупнейший из взявших крест вассалов графа Шампанского (Бриенн – к северо-востоку от г. Труа). Виллардуэн был вассалом Готье III. Сын, внук и правнук крестоносцев. Хотя Готье III и встал в ряды «пилигримов», но в дальнейшем, будучи целиком поглощен отвоеванием наследственных земель собственной супруги в Сицилии и Южной Италии (он был женат на дочери Танкреда де Лечче, короля Сицилийского), не участвовал в Четвертом Крестовом походе.
Жоффруа V де Жуанвилль – сенешаль Шампанский, второй сенешаль из дома Жуанвиллей, племянник Готье III Бриеннского. Участвовал в Третьем Крестовом походе. Во время самих событий Четвертого Крестового похода Жоффруа V находился вне главного войска: минуя Венецию, он, вероятно, из Апулии уехал прямо в Сирию, где, по сообщению французского хрониста Альбрика де Труафонтэна, «совершил много подвигов». Накануне отъезда в Четвертый Крестовый поход, в 1201 г., совершил дарственные акты в пользу Клерво и других церковных учреждений. Скончался в замке Крак де Шевалье в конце 1203 или в начале 1204 г. Спустя полсотни лет его племянник, прославившийся впоследствии биограф Людовика IX сир Жан де Жуанвилль, разыскал в этом замке щит своего дяди, который привез во Францию и вывесил в церкви Св. Лаврентия в Жуанвилле, посвятив в своем жизнеописании Людовика IX эпитафию Жоффруа V.
Здесь автор хроники упоминает самого себя. Биографические сведения о Жоффруа де Виллардуэне приводятся в качестве предисловия.
Манассье де л’Иль (или де Лиль) – сеньор из Шампани, видный участник Крестового похода, вассал графов Шампанских. В походе снискал репутацию храброго рыцаря. Был видным советником при дворе первого латинского императора (носил титул «великого стольничьего»). В 1205 г. участвовал в подавлении восстания греков (§ 343–344), а после андринопольского поражения вместе с Виллардуэном сумел положить конец беспорядочному бегству уцелевших от разгрома и организовать отступление (§ 362). В рассказе об этом эпизоде имя Манассье фигурирует в записках последний раз, в документах из Шампани оно встречается еще в 1210–1214 гг. Робер де Клари ошибочно причисляет Манассье де л’Иль к вассалам Луи Блуаского.
Макэр де Сент-Менеу – шампанский рыцарь, один из героев похода. Многократно упоминается в хронике. При разделе византийских земель получил от императора Никомидию (§ 312). Занимал видное положение при дворе Латинской империи (носил титул «хлебодара») и участвовал в военных операциях по удержанию за крестоносцами земель, которые находились под угрозой во время восстания греков в 1205–1206 гг. и войны с Калояном. Погиб в битве против никейского императора Иоанна Ватаца в 1224 г.
Милон ле Бребан – сеньор Шампани, довольно часто упоминаемый Виллардуэном, с которым он тесно соприкасался еще на службе при дворе графов Шампанских и совместно с которым выполнял разного рода дипломатические миссии во время Четвертого Крестового похода, а также участвовал в сражениях и служил при дворе латинских императоров. Милон ле Бребан состоял в свойстве с хронистом. Наряду с Виллардуэном и другими знатными сеньорами участвовал в церемонии принесения Тибо III оммажа Филиппу II Августу в качестве гаранта верности вассального договора (Мелэн, апрель 1198 г.). Принял крест в 1199 г. вместе с Тибо III. Был одним из послов во время переговоров с Венецией о перевозке крестоносцев «за море» в 1201 г. (§ 12–32). Вероятно, по поручению Иннокентия III вместе с Матье де Монморанси, Кононом Бетюнским и Готье де Годонвиллем распределял среди нуждавшихся крестоносцев соответствующие средства (в «Деяниях Иннокентия» упоминается под именем Милона «де Бремон»). Во время похода, под Константинополем (1203 г.), действовал в боевом отряде шампанских рыцарей. С основанием Латинской империи принадлежал к группе главных советников Бодуэна I и Анри II; его имя многократно встречается в официальных документах первых государей Латинской империи. Он носил титул «бутелье» (кравчего), участвовал в боевых операциях против греков и болгар в 1206–1208 гг. (§ 430, 436, 465–470 и др.) и осуществлял различные дипломатические акции. Умер около 1224 г.
Смысл выражения неясен: имеется ли в виду какая-то «книга», с данными которой Виллардуэн сообразовывал свое повествование или в которой черпал сведения? Скорее всего, речь идет о его собственном труде, который он и называет, в обычной манере средневековых авторов (ср. § 6, 7 и др., 129). Заметим попутно, что аналогичный перечень лиц, принявших крестоносный обет, приводит и другой французский хронист Четвертого похода – Робер де Клари, однако в то время как Виллардуэн перечисляет своих героев в хронологии принятия ими крестоносного обета, пикардийский рыцарь, не зная этой последовательности, упоминает лишь о происхождении или владениях рыцарей, притом иногда с ошибками.
Пэйан Орлеанский – рыцарь из старинного феодального семейства. Пэйан – его кличка, а не имя («язычник»). Владения этого крестоносца находились вблизи Орлеана.
Пьер де Брашэ (у Виллардуэна – Брасье) – вассал Луи Блуаского из Клермонского графства, сын Гюга де Брашэ и брат Гюга, взявшего крест одновременно с ним. Отправился в поход позднее своего сюзерена, присоединившись к крестоносному войску в конце 1202 г., уже после захвата Задара, вместе с Матье де Монморанси и Бонифацием Монферратским (§ 91). Один из самых воинственных участников похода, снискавший репутацию храбреца как среди крестоносцев, так и у греков, а равно и болгар. Робер де Клари в своих записках дважды расточает ему похвалы за отвагу, Никита Хониат называет его человеком «героической силы», превосходившим остальных «необычным ростом и прославившимся благородной твердостью души». Впрочем, Роберт де Клари по недоразумению причисляет Пьера де Брашэ к «французам», т. е. к жителям Иль-де-Франса. В действительности он входил в отряд Луи Блуаского (§ 305). При отступлении остатков рыцарских отрядов, разбитых 14 апреля 1205 г. куманами, Пьер де Брашэ возглавлял арьергард. Летом 205 г. участвовал в осаде Андринополя, предпринятой регентом Анри д’Эно, был тяжело ранен камнем в голову, но выжил (§ 396) и в дальнейшем, в 1206–1208 гг., с неослабевшим пылом принимал участие сперва в подавлении «мятежных» греков, затем в войнах против Калояна и Борила. В 1209 г. вернулся на короткое время в Бовези, но вскоре вновь уехал в Малую Азию. Попал в плен к Феодору Ласкарю, который, судя по письму Анри д’Эно к Иннокентию III, приказал живьем содрать с пленника кожу. Во французской историографии обычно прославляется как «герой и мученик» Четвертого Крестового похода.
Жан Фриэзский – рыцарь из Фриэза (в 7 лье западнее Шартра, близ Перша). Входил в состав посольства, ведшего в 1201 г. переговоры с Венецией о перевозке за море. Перед отправлением в Крестовый поход, в 1200–1202 гг., уступил некоторым шартрским церквам и аббатствам ряд своих имущественных и юридических прерогатив (сбор денежных пошлин и др.). После взятия Задара был избран одним из послов, направленных к папе римскому, чтобы испросить «прощение» крестоносцам за это «деяние» (§ 105). Во время пребывания крестоносцев на Корфу в мае 1203 г. выступал за поход на Константинополь. В битве под Андринополем 14 апреля 1205 г. пытался спасти своего сюзерена Луи Блуаского, упавшего с коня и тяжело раненного, пересадив его на свою лошадь. Погиб в сражении (§ 359, 361). Готье де Годонвилль – вассал Луи Блуаского. Входил в состав посольства, направленного его сюзереном в Венецию для ведения переговоров о найме флота (§ 12). Упоминается хронистом только в данной связи, так что неизвестно, принял ли этот рыцарь участие в походе.
См. выше, примеч. 5.
Нивелон де Кьерзи (на р. Уазе, современный департамент Эн, округ Лаон, кантон Куси-ле-Шато), епископ Суассонский (1176–1207), видный церковный деятель, сопровождавший войско крестоносцев. С конца XII в. был связан с проштауфенской политикой Филиппа II Августа. Именно Нивелон «возложил крест» на плечи Бонифация Монферратского (§ 44). После захвата Задара крестоносцами возглавлял направленное ими посольство в Рим, добивавшееся снятия папского отлучения (§ 105). Во время избрания государя Латинской империи Нивелон объявил крестоносцам результаты голосования в коллегии выборщиков, уполномоченных для этой цели, – избрание Бодуэна Фландрского (§ 260). В 1205 г., когда крестоносцы были разбиты болгарским царем Калояном при Андринополе, Нивелон в качестве одного из послов, уцелевших после Андринопольской битвы, поехал в Рим, во Францию, Фландрию и т. д. за помощью для Латинской империи (§ 388). В 1207 г. отправился было в обратный путь, но по дороге заболел и умер в Бари. Виллардуэн всегда упоминает об этом церковнослужителе в благосклонном тоне и с почтительностью.
Матье де Монморанси – младший сын коннетабля Франции Матье I и дочери английского короля Генриха I – Алисы. По своим фьефам Марли и Феррьер, близ Ланьи, был вассалом графов Шампани. Иннокентий III поручил Матье де Монморанси (вместе с Кононом Бетюнским, Милоном ле Бребаном и Готье де Годонвиллем) распределить между рыцарями средства, собранные на нужды Крестового похода. Из-за болезни задержался в 1202 г., как и Этьен дю Перш, в Венеции, но, в отличие от него, присоединился к войску в Задаре (§ 79, 91). Выступал сторонником похода на Константинополь (Гюг де Сен-Поль в письме к герцогу Анри Лувенскому называет имя Матье де Монморанси первым в перечне десятка с лишним знатных рыцарей, ратовавших за изменение направления похода). Во время осады Константинополя в июле 1203 г. командовал пятым боевым отрядом (из шампанцев) (§ 150). В день штурма города 17 июля 1203 г. ему было поручено во главе с шампанцами и бургундцами охранять лагерь под командованием Бонифация Монферратского (§ 170). Вскоре после восстановления на престоле Исаака II Ангела был направлен к нему вместе с Жоффруа де Виллардуэном и двумя венецианцами, чтобы добиться от василевса подтверждения обязательств, принятых царевичем Алексеем (§ 184). Вскоре после этого умер. Рассказывая о захоронении его тела в константинопольской церкви госпитальеров, Виллардуэн отзывается о Матье де Монморанси как об «одном из лучших рыцарей королевства Франции» (§ 200).
Ангерран де Бов – сеньор Бова (в 5 км от Амьена). Участвовал в Третьем Крестовом походе, сопровождая своего отца, Робера де Бова, погибшего при осаде Акры в 1191 г. Зять Жана Йельского, шателена Брюгге. Под Задаром отделился от войска (вслед за Симоном де Монфором). Позднее, в 1219 г. принимал участие в осаде Дамиетты во время Пятого Крестового похода.
Робер де Бов – сеньор Фуанкампа, в 3 км юго-восточнее Бова. Во время осады Задара крестоносцами был уполномочен группой сеньоров, противников войны с христианским городом, уговорить его жителей, чтобы они отказались от намерения сдаться на милость Венеции (§ 81). После захвата Задара вместе с епископом Нивелонским, Жаном Нуайонским и Жаном Фриэзским отправился в Рим испросить у папы «отпущение грехов», но, в отличие от остальных послов и в нарушение принятого всеми послами обязательства, уже не вернулся в войско, а уехал в Сирию (§ 105, 106). В 1209 г. возвратился во Францию.
Робер де Клари относит к «французам» Рауля д’Онуа, о котором Виллардуэн вовсе умалчивает, и Пьера де Брасье, который, как и его брат Гюг, на самом деле являлся вассалом Луи Блуаского.
23 февраля 1200 г., в первую среду Великого поста (ежегодный многодневный весенний запрет на употребление мясной, молочной и рыбной пищи). По установлениям католицизма священник в этот день во время богослужения осыпает головы молящихся пеплом от сожженных сухих веток вербы, оставшихся от прошлогоднего праздника Вербного воскресенья. Обряд сопровождается произнесением по-латыни библейской формулы, требующей от человека помнить, что он сотворен из праха и после смерти возвратится в прах (Екк., гл. I, ст. 7). Это ритуальное действие восходит к раннему христианству. В Библии пепел символизирует скорбь и покаяние.
Бодуэн IX, граф Фландрии и Эно, – один из главных вождей крестоносцев. Сын Бодуэна V д’Эно и Маргариты Эльзасской, унаследовавшей Фландрию. Вассал французского короля (по Фландрии) и германского императора (по Эно). Принял крестоносный обет в Брюгге 23 февраля 1200 г. Вместе с Тибо III Шампанским и Луи Блуаским направил в Венецию послов (Конона Бетюнского и Алара Макеро) (§ 12–22). Участвовал в совете баронов в Суассоне в июне 1201 г. (§ 40). Снарядил в то же время на свои средства флот (§ 48) и выдал значительные суммы отдельным рыцарям для участия в походе (§ 54). Накануне отъезда в марте – апреле 1202 г. совершил дарственные акты в пользу церковных учреждений и отменил ряд поборов с городов (Брюгге, Куртрэ, Ипра, Лилля и др.). Отбыл в Венецию 14 апреля 1202 г. и приехал туда в начале июля 1202 г. При разделе византийских земель императору достались Восточная Фракия и ряд районов в Малой Азии, где он учредил герцогство Никейское, пожаловав его в феод Луи Блуаскому (§ 304, 306–307, 310, 312, 314–316). В марте 1205 г. вступил в жестокую борьбу с восставшими против латинского ига греками, осадил Андринополь (§ 336–337, 339, 340–342, 344, 347–350). 14 апреля был наголову разбит Калояном в битве при Андринополе (§ 360, 364, 370, 380, 384, 385, 387, 389, 390, 398, 402, 403, 421, 423, 428, 430, 434).
Анри, брат Бодуэна Фландрского (ок. 1176–11 июня 1216), – третий сын Бодуэна V д’Эно и Маргариты Эльзасской, графини Фландрии. Во время осады Константинополя командовал вторым боевым отрядом (вместе с Бодуэном и Гюгом де Сен-Полем) (§ 148). После захвата Константинополя активно участвовал в завоевании византийских земель летом – осенью 1204 г. по обе стороны Дарданелл. Отозванный из Малой Азии ввиду восстания греков во Фракии, прибыл слишком поздно: в Родосто он встретил уже остатки отступавшего после андринопольского разгрома войска. Став сперва регентом (§ 385), а 20 августа 1206 г. императором Латинской империи, неудачно воевал против греков и болгар.
Тьерри, племянник Бодуэна Фландрского, – внебрачный сын фландрского графа Филиппа Эльзасского, чья сестра Маргарита была матерью Бодуэна IX. Иными словами, Тьерри приходился ему двоюродным братом. При отплытии в Крестовый поход был назначен вместе с Жаном Нельским и Николя де Майном командующим фламандским флотом (§ 48). Из Марселя отправился в Сирию, откуда приехал в Константинополь в 1204 г., уже после избрания Бодуэна IX латинским императором.
Филипп Эльзасский, граф Фландрский (1157–1191).
Гийом II Рыжий (год рождения неизвестен – 13 апреля 1213), сеньор Бетюна (l’avoez) и Термонда (поверенный из Арраса), сын Робера V Бетюнского и Аэль де Сен-Поль, приходившийся, таким образом, двоюродным братом графу Гюгу IV де Сен-Полю и Бодуэну IX Фландрскому. После разгрома крестоносцев у Андринополя вернулся в том же году во Францию. L’avoez (от лат. advocatus) – должностное лицо, представляющее перед светскими властями тот или иной монастырь или иное церковное учреждение.
Конон Бетюнский – видный сеньор из Фландрии, сын Робера V Аррасского, игравший значительную роль в политике предводителей Четвертого Крестового похода в 1202–1204 гг., а затем и в делах Латинской империи. Участвовал вместе с отцом в Третьем Крестовом походе. Видам (должностное лицо, представлявшее интересы епископа) Шартрский и шателен (во Франции XI–XIII вв. лицо, обладающее в пределах данной феодальной территории судебно-полицейскими прерогативами) де Куси. Автор любовных и других кансон, в том числе двух об этом походе. В 1201 г. в числе других послов, направленных баронами в Венецию, вел с ее дожем переговоры о фрахте кораблей (§ 12). Был назначен Иннокентием III вместе с еще тремя рыцарями содействовать распределению между нуждавшимися крестоносцами денег, собранных для их надобностей. Отличался красноречием. Ему неоднократно поручали вести переговоры с греками. Конон занял высокое положение в Латинской империи – при Бодуэне IX и при Анри д’Эно, когда носил заимствованный крестоносцами в византийской административной терминологии титул протовестиария (его функции были равнозначны обязанностям западного сенешаля). Дипломатические и военные способности этого рыцаря нашли применение в Латинской империи и в последующие годы. После смерти императора Анри д’Эно бароны избрали Конона Бетюнского правителем империи, а затем вторично – после кончины в 1217 г. императрицы Иоланты Куртенэй.
Жан де Нель – знатный фламандский феодал. Шателен Брюгге, вассал графа Фландрии, сеньор Фальфи (современный департамент Соммы, округ Перонны, кантон Нель) и Эрель (современный департамент Уазы, округ Клермон, кантон Бретэй). Во время сборов в Четвертый поход весной 1202 г. Жану де Нель и Тьерри, племяннику Бодуэна IX, поручили командовать флотом, двинувшимся из Фландрии и зазимовавшим затем в Марселе. Они должны были подождать прибытия крестоносцев Бодуэна IX в Модоне (Юго-Западный Пелопоннес). Не дождавшись сюзерена, Жан де Нель уехал в Сирию (§ 48, 102).
Ренье де Трит (Три-Сен-Лежэ в графстве Эно, в лье юго-восточнее Валансьенна), близкий к Бодуэну IX. При разделе византийских земель осенью 1204 г. Ренье Тритский получил «герцогство Финепополь» (§ 304). Отправившись туда (девять дней пути от Константинополя) с отрядом в сотню с небольшим рыцарей, в числе которых было немало его родичей, он овладел большей частью «пожалованной» ему территории и ввиду угрозы со стороны Калояна был признан греками своим сеньором (§ 311). Затем, когда во Фракии вспыхнуло восстание греческого населения (март 1205 г.), родственники Ренье Тритского (тезка-сын, брат, зять, племянник) покинули сюзерена, увлекши за собой 30 рыцарей: все они попали в плен к грекам, передавшим их Калояну, по приказу которого пленным отрубили головы (§ 345). После этого от Ренье Тритского отъехали еще 80 рыцарей (§ 346). Поскольку финепопольские павликиане перешли на сторону Калояна, Ренье Тритский оставил Финепополь и с 15 рыцарями укрепился в крепости Станемак, которую удерживал в течение 13 месяцев (§ 400), пока на выручку ему в июле 1206 г. не пришел рыцарский отряд под командованием Жоффруа де Виллардуэна.
Матье де Валинкур – сеньор из Эно (Валинкур – в 3 лье юго-восточнее Камбрэ). При осаде Константинополя в июле 1203 г. сражался во втором боевом отряде (фламандцы) с Анри д’Эно. Осенью 1204 г. был направлен вместе с Макэром де Сент-Менеу в Малую Азию, где они захватили Никомидию и вступили в воину против византийского магната Феодора Ласкаря (§ 312). С началом восстания фракийских греков первыми соединились с Бодуэном IX и осадили Андринополь. Матье де Валинкур был убит в сражении с куманами.
Жак д’Авень – сеньор Ландреси, в 2 лье западнее Авеня.
Бодуэн де Бовуар (или Боревуар) – рыцарь, местоположение владений которого неясно: часть исследователей полагают, что они находились в Боревуаре (в лье севернее Мон-Сен-Мартэн, другие – в Бовуази-ан-Камбрези (современный департамент Нор, округ Камбрэ, кантон Карниер).
Гюг де Сен-Поль – один из главных предводителей Четвертого Крестового похода. Сен-Поль-ан-Тернуа – центр графства, до 1191 г. подвассального Фландрии, затем французской короне. Гюг де Сен-Поль участвовал в Третьем Крестовом походе. Став в 1191 г. вассалом Филиппа II Августа, получил от него в 1194 г. много фьефов за верную службу. Вновь взял крест в 1200 г. Летом 1201 г., после смерти Тибо III Шампанского, принимал участие в совете баронов в Суассоне, решившем избрать главнокомандующим Бонифация Монферратского (§ 40). В мае 1202 г., накануне отправления в поход, совершил дарение аббатству Св. Спасителя, за что получил 350 парижских ливров. По прибытии в Венецию был послан вместе с Жоффруа де Виллардуэном навстречу Луи Блуаскому в Павию уговорить его явиться в Венецию (§ 53). Ввиду нехватки денег для уплаты Венеции Гюг де Сен-Поль, подобно Бодуэну Фландрскому и Луи Блуаскому, внес долю из своих средств, а также за счет взятого в долг (§ 61). В январе 1203 г. в Задаре подписал в числе других вождей договор с послами царевича Алексея (§ 98–99). В мае 1203 г. на Корфу приложил вместе с другими вождями немало стараний, чтобы ликвидировать «оппозицию» со стороны противников похода на Константинополь (§ 115–116).
В марте 1204 г. подписали вместе с Бонифацием Монферратским, Бодуэном Фландрским и Луи Блуаским договор с венецианцами о разделе империи. Судя по рассказу Виллардуэна, проявил суровость при разделе добычи, приказав повесить со щитом на шее одного из своих рыцарей, присвоившего себе часть добычи (§ 255). Участвовал в церемонии коронации Бодуэна I в Св. Софии, неся его меч. При разделе фьефов получил Дидимотику (§ 335) и должность коннетабля. Вскоре умер от острого подагрического приступа и был погребен в церкви Св. Георгия на Манганах (§ 334), в гробнице императрицы Склирины (сообщение Никиты Хониата). Впоследствии его останки перевезли во Францию и захоронили в аббатстве Серкам (современный департамент Па-де-Калэ, округ Сен-Поль-сюр-Тернуаз).
Пьер Амьенский – один из предводителей рыцарства области Амьенуа, принадлежал к семейству шателенов Амьена. Старший сын Дрэ Амьенского, участника Третьего Крестового похода. Пьер Амьенский входил в отряд Гюга де Сен-Поля, хотя его фьеф Виньянкур (близ Доллана) находился в Амьенуа, являвшемся частью королевского домена. Пьер Амьенский представлен в этом перечне племянником графа де Сен-Поля, а ниже, в § 291, назван его двоюродным братом.
Робер де Клари «поместил» в рыцарский отряд, сформировавшийся в Амьенуа: Ангеррана де Бов (по Виллардуэну же, этот рыцарь был «французом»), трех его братьев (Виллардуэн упоминает лишь одного из них – Робера), Валеса, де Фриуз и Бодуэна де Каварон (последнего Виллардуэн не упоминает вовсе).
Жоффруа Першский (год рождения неизвестен – 1202) – граф Жоффруа III, сын Ротру III, графа дю Перш, и Маго, дочери Тибо II Шампанского, следовательно, двоюродный брат крестоносцев Тибо III Шампанского и Луи Блуаского. Ветеран Крестовых походов – вместе со своим отцом принимал участие в осаде Акры, где тот и погиб в 1191 г. По возвращении во Францию, в которой разгорелась вражда Филиппа II Августа с Ричардом Львиное Сердце, встал на сторону французского короля. В 1200 г. участвовал в советах баронов-крестоносцев в Суассоне и Компьене, в 1201 г. – в совете в Суассоне, избравшем Бонифация Монферратского предводителем войска (§ 40). В поход не успел отправиться, ибо заболел и умер между 27 февраля и 7 апреля 1202 г. По завещанию поручил командовать своими рыцарями и распоряжаться своими деньгами брату Этьену, от чего крестоносцы, по мнению Виллардуэна, остались в проигрыше, ибо Этьен покинул войско (§ 46).
Суассон – город во Франции на р. Эн. Епископом его был Нивелон, часто упоминаемый в хронике. В Суассоне состоялись на протяжении 1200–1201 гг. три совета баронов, где были решены главные вопросы, связанные с подготовкой и организацией Четвертого Крестового похода.
Компьен – город во Франции на р. Уазе. Состоявшийся в нем совет баронов постановил направить послов в Венецию для переговоров о перевозе крестоносцев «за море».
Автор говорит здесь о самом себе – вероятно, он был главой посольства.
Менее осведомленный Робер де Клари, не сообщая о численности посольства, называет в качестве послов крестоносцев только двух лиц – Конона Бетюнского и Жоффруа Виллардуэна. Перечень имен шести послов, направленных баронами в Венецию, совпадает с соответствующим текстом договора о перевозе (апрель 1201 г.). По данным венецианских хронистов, в составе посольства якобы было 10 человек.
Феодальные сеньоры XII–XIII вв. по большей части были неграмотны и не всегда могли начертать даже свое имя; в официальных актах подпись скреплялась восковой печатью. С начала XII в. вместо восковой печати стали сплошь и рядом прикреплять к грамотам металлическую (позолоченную или оловянную) буллу: она соединялась с пергаментом шнурком, или «язычком», вырезанным из самого пергамента (такой «язычок» назывался «хвостом»). Верительные грамоты баронов, скрепленные подобным образом, именовались «висячими грамотами» (chartes pendans) – о них-то и идет речь у Виллардуэна.
Согласно хронике «Константинопольское опустошение» Венецию им посоветовал выбрать для переговоров о предоставлении флота папа Иннокентий III. По рассказу же Робера де Клари, послы сперва отправились в Геную и Пизу, что, вероятнее всего, соответствует действительности (см. ниже, § 32). Аноним Гальберштадтский, немецкий хронист, считает, что послов сопровождал в Венецию Бонифаций Монферратский, однако сведения этого хрониста приобретают достоверность лишь с повествования о событиях после 15 августа 1202 г., когда он вместе с епископом Конрадом фон Крозигом сам прибыл в Венецию; сообщения его о более ранних фактах сомнительны.
Здесь и далее Виллардуэн часто употребляет старинный идиоматический оборот «ехали par lor jornees», сохраняющийся в иной форме и в современном французском языке («aller a grandes journees»).
Между 4 и 11 февраля.
Дож – титул главы Венецианской республики с 697 г. Дож избирался пожизненно венецианским патрициатом путем многостепенных выборов и располагал большой властью. События, рассказываемые Виллардуэном, приходятся на время расцвета этого института в Венеции (XI – середина XIII в.).
Имеются в виду, конечно, не воинская доблесть, а интеллектуальные и нравственные достоинства дожа. Виллардуэн, подобно другим западным хронистам, именует Энрико Дандоло привычным во Франции титулом «дюк Венеции» (li dux de Venise): слово это – французский вариант итальянского термина «дож», оба происходят от латинского «дуке» (dux – герцог, вождь), в русских летописях – «дуж».
Энрико Дандоло (Виллардуэн переделывает его имя на французский лад «Анри Дандоль») – венецианский дож с 21 июня 1192 г. Принадлежал к патрицианскому семейству Дандоло, которое упоминается в венецианских документах еще в X в. Это семейство, игравшее заметную роль в политической жизни Венеции с последней четверти XII в., дало республике в XII–XIV вв. четырех дожей (Энрико, Джованни, Франческо, Андреа). Энрико Дандоло, действуя в интересах торгово-аристократических верхов республики, энергично добивался установления господства Венеции в левантийской торговле. Ко времени начала Крестового похода ему было 92 года. Энрико Дандоло по праву считается основателем венецианской колониальной державы. Его преемники в течение 150 лет продолжали носить громкий титул государей «четверти и полчетверти Римской империи». В своей хронике Виллардуэн довольно часто и много говорит о «деяниях» дожа, которого всегда упоминает с симпатией и почтительностью.
То есть самыми знатными среди некоронованных особ: корону носили только короли и императоры, а герцоги, графы и бароны в начале XIII в. ее не имели.
То есть верить в то, что условия, на которые согласятся послы, будут твердо выполнены сеньорами, от имени которых они действуют.
Речь идет о Синьории – Малом, или частном, совете при доже, состоявшем из шести человек.
Действительно, послы, как видно из дальнейшего рассказа, изложат свои просьбы дожу в присутствии «совета» (§ 18), затем Энрико Дандоло заявит, что дело надлежит доложить «Великому совету и всему народу» (§ 20). После этого будут созваны Великий совет, а потом и другие, все более многочисленные совещания – с числом участников от сотни до двух тысяч (§ 25). И когда грамоты, скрепив их подписями, предъявят, то Дандоло будет находиться в окружении Малого и Великого совета, состоявшего из 40 человек (§ 31). То, что Виллардуэн называет более многочисленными совещаниями, – это, с одной стороны, так называемый совет приглашенных (pregadi), иначе – Великий совет, который насчитывал в своем составе свыше 500 человек, а с другой – народное собрание (типа вече). См. также примеч. 112.
Древнейшее здание Дворца дожей было возведено в VIII в. на том же самом месте, где стоит нынешний дворец, с тех пор подвергшийся пятикратным перестройкам.
Заморская земля, Terre d’outre-mer – общее обозначение стран Востока у латинских (западноевропейских) хронистов. При этом для отдельных регионов применялись уточненные названия: Святой Заморской землей (Sainte Terre d’outre-mer) назывались Сирия и Палестина, а Египет и Малая Азия – Вавилонией.
Выражение «avoir navie et estoire» означает у Виллардуэна «получить флот».
Власть дожа контролировалась, как уже отмечалось выше (см. примеч. 67), Большим, или Великим, советом, в ведении которого находились наиболее важные дела государственного управления, и Малым советом, который являлся своеобразным исполнительным комитетом при доже.
Юиссье – транспортные или грузовые парусные корабли с глубоким трюмом, в который по перекидному мостику, через дверцы в кормовой части корпуса корабля (дверцы назывались huis, отсюда – название этих судов) можно было вводить коней прямо с причала или, напротив, выводить на берег.
Нефы – крупные, тяжеловесные, вместительные суда круглой формы, с несколькими мачтами и большими парусами, крепившимися с помощью громадных рей («антенн»). Для повышения устойчивости нефа на плаву в носовой и кормовой частях сооружались деревянные башни («крепости», или «замки», – «шато»). Нефы двигались медленно и отличались слабой маневренностью, неповоротливостью, управление ими требовало большого умения и опыта.
Марка – денежная единица, равная (в XIV в.) приблизительно стоимости 234 г серебра. Сравнение подлинного текста договора Венеции и крестоносцев (его русский перевод опубликован в кн.: Заборов М. А. История Крестовых походов в документах и материалах. М., 1977. С. 169–175) с сообщениями Жоффруа де Виллардуэна и Робера де Клари показывает, что маршал Шампанский гораздо более точен в передаче условий договора. Несовпадения с документальным текстом, встречающиеся в повествовании Виллардуэна, сводятся к следующему. В соответствии с договором Венеция обязывалась обеспечивать крестоносцев провизией в течение одного года, по сведениям же хрониста – девяти месяцев. Сумма платы за фрахт составляла, по договору, 85 тыс. марок, а Виллардуэн называет 94 тыс. марок (§ 22). Хронист ничего не говорит о времени, определенном для оплаты фрахта, в тексте же документа ясно установлены четыре срока: первый взнос следовало уплатить к августовским календам (1 августа) 1201 г., второй – к Празднику Всех Святых (1 ноября) 1201 г., третий – ко 2 февраля 1202 г., четвертый – в течение апреля 1202 г. С другой стороны, договор умалчивает о таксе уплаты за перевоз одного человека и одного коня, Виллардуэн же называет ее конкретные цифры: четыре марки за коня и две – за человека. В тексте договора употребляются аналогичные французским латинские термины для обозначения типов кораблей, которые венецианцы обязались поставить крестоносцам (к примеру, уссерии, юиссье).
В целом цена, назначенная Венецией, равнялась годовому доходу английского и французского королевства. Ясно, что, заключая договор, венецианцы отдавали себе отчет в невыполнимости его условий для крестоносцев.
Галеры – длинные легкие гребные корабли (наподобие античных галер), оснащенные вместе с тем и парусами, которые, однако, имели в данном случае второстепенное значение. Отличались большой подвижностью и маневренностью.
То есть якобы безвозмездно («без всякой корысти»).
То есть на следующий день после получения ответа послов и на третий день после того, как дож предложил им свои условия договора.
В административной терминологии и обозначениях венецианских органов управления у Виллардуэна налицо явная путаница. Он ошибочно считает Великим советом (grant conseil) Совет сорока. Некогда это был исключительно судебный орган, который со временем превратился в политико-административное учреждение. В особо важных случаях требовалась санкция еще более представительного органа – «Совета приглашенных» (consiglio dei Pregadi), возникшего в 1172 г. Его состав обновлялся ежегодно в Праздник св. Михаила (29 сентября), и сама процедура пополнения этого совета новыми лицами была многоступенчатой: каждый из шести кварталов города выделял двух человек, эти 12 выборщиков, в свою очередь, избирали еще по 12 человек. Таким образом, «Совет приглашенных» состоял из 144 человек. Он являлся совещательным органом. Для решения же наиболее ответственных вопросов, главным образом внешней политики, существовал еще Великий совет (Consiglio Maggiore) из 576 человек. Слабо осведомленный о сложном административном механизме Венеции, Виллардуэн, говоря далее (гл. 25) о том, что дож созывал последовательно «сто, потом двести, потом тысячу» венецианцев, вероятно, имеет в виду Великий совет. Решения, принятые и одобренные Синьорией, Советом сорока, Прегадами и Великим советом, в последней инстанции должны были утверждаться народным собранием (arrengo), но это уже была чистая формальность.
Собор Св. Марка – знаменитый храм в Венеции, посвященный апостолу Марку, который считался небесным покровителем Венецианской республики.
Буквально – «в монастырь» (vindrent el mostier). Подобно тому как Виллардуэн называет этим словом собор Св. Марка, Робер де Клари обозначает таким же образом константинопольский храм Св. Софии (mostier Sainte-Sophie). Слова «mostier» и «yglise» нередко употреблялись этими авторами в качестве синонимов.
Автор говорит здесь о самом себе: из контекста явствует, что он возглавил посольство, направленное из Франции.
В октябре 1187 г. Иерусалим, являвшийся столицей государства крестоносцев, основанного в июле 1099 г. в результате Первого Крестового похода, был завоеван египетским султаном Салахом-ад-Дином. Вслед за ним под власть мусульман попала и бо́льшая часть Латино-Иерусалимского королевства.
Святая земля – Палестина, где, по евангельским преданиям, родился, жил, проповедовал, умер и воскрес Иисус Христос.
Передавая патетические элементы обращения послов к Венеции, Виллардуэн, однако, обходит молчанием тот факт, что конкретные и детальные условия ее договора с крестоносцами не были преданы гласности: венецианцы в массе своей ничего не знали о содержании договора.
В соборе Св. Марка – два амвона, сохранившиеся и поныне. Поднимаются на них по множеству ступеней. Правый, восьмиугольной формы, поддерживают 15 высоких колонн, он двухъярусной конструкции. Левый, такого же вида, покоится на девяти мраморных столпах. Видимо, сюда и взошел дож, чтобы обратиться к собравшимся под сводами храма.
То есть освобождение Гроба Господня из рук «неверных» – так формулировалась в XII–XIII вв. традиционная, религиозная цель Крестовых походов.
Имеется в виду Каир, на Западе называвшийся тогда Вавилоном.
Иными словами, конкретная, географически определенная цель похода присутствовавшим не была указана: выражение «за море» могло толковаться весьма широко.
В 1201 г. Великий пост приходился на время с 14 февраля по 21 марта.
24 июня 1201 г. То есть бароны и прочие крестоносцы должны были начать собираться в Венеции с 24 июня 1201 г. и оставаться там до 24 июня 1202 г.
Существует различное понимание выражения хрониста «jura sor sainz a bone foi». Некоторые историки переводят это выражение в смысле «поклялся на Евангелии», что, кстати, соответствует тексту самого договора. Другая часть исследователей отдают предпочтение переводу «поклялся на святых мощах» – это была общепринятая в те времена особо торжественная клятва. В данном случае, по-видимому, первый вариант ближе к истине.
Ранее, в § 25, автор указывает, что Великий совет состоял из 40 человек. Очевидно, здесь имеется в виду совместное заседание Великого и Малого советов, собравшихся в тот день во Дворце дожей. Характерный факт: клятву принесли как дож, так и весь его совет – верховная власть в Венеции принадлежала не одному дожу, но дожу и Великому совету.
Договор был действительно утвержден в Риме 8 мая 1201 г., оценка же хронистом этого акта папы («сделал весьма охотно») представляется сомнительной. Конечно, папа, будучи проницательным политиком, не мог отклонить договор: без венецианского флота крестоносцам было бы невозможно переправиться «за море». Эпистолярий Иннокентия III свидетельствует, что вслед за утверждением договорных грамот папа направил послание венецианскому духовенству, в котором выразил удовлетворение тем, что его «возлюбленные чада, дож Энрико и народ венецианский, решили оказать Святой земле столь могущественную подмогу». Делая вид, будто все идет сообразно его собственным намерениям и как бы во исполнение его воли, Иннокентий III, кроме того, обратился к духовенству Англии и Франции с увещеванием, чтобы там тщательно проследили за своевременностью отправления рыцарей в поход. Тем не менее, утверждая договор, Иннокентий обставил свое согласие на совершенную сделку существенной оговоркой: «да не поднимут пилигримы оружия против христиан». Эта оговорка в какой-то мере противоречит виллардуэновской формуле, в соответствии с которой папа «весьма охотно» утвердил договор. Если он и поступил таким образом, то не без опасений скомпрометировать идею Крестового похода – в случае попыток венецианцев использовать рыцарей, участников предприятия, в каких-либо собственных целях, далеких от официальной программы Крестового похода.
Возможно, что и сами формулировки договора и, что также не исключено, донесения папского легата в Венеции наталкивали Иннокентия III на подозрение, что сделка венецианского правительства с французскими послами таит в себе нечто не вполне согласующееся с замыслами апостольского престола, связанными с Крестовым походом.
Для уплаты аванса деньги были взяты взаймы у богатых венецианских купцов и финансистов, включая, быть может, самих членов Великого совета.
Плезанс – Пьяченца, город в Ломбардии на р. По, северо-восточнее Милана.
Послы отправились туда в расчете на то, что Пиза и Генуя, где еще раньше, по указанию Иннокентия III, была развернута проповедь Крестового похода, окажут содействие крестоносцам. Однако, будучи соперниками Венеции в Средиземноморье, Генуя и Пиза отказались принять участие в Крестовом походе, о чем недвусмысленно сообщает Робер де Клари. Вообще же это сообщение Виллардуэна малодостоверно: могло ли иметь место обращение к Генуе и Пизе после успешного завершения переговоров с Венецией?
Монсенис – Сенис, высокая гора (3 тыс. м над уровнем моря) в Альпах, через которую в Средние века проходила дорога от Турина до Лиона. Возможно, что, проезжая территорию маркизата Монферратского, Виллардуэн и Алар Макеро встречались с маркизом Бонифацием: во всяком случае, по рассказу более поздней Морейской хроники, они ввели его в курс событий, происшедших в Венеции.
Речь идет о старшей дочери Танкреда, претендовавшей на корону Сицилийского королевства, которое в 1194 г. захватил германский император Генрих VI и которое в 1197 г., после его смерти, перешло к Фридриху II Гогенштауфену. См. также примеч. 24.
«Добрые люди» (la bone gent) – выдающиеся по своему социальному положению.
Именно тогда, по возвращении послов, согласно сведениям Робера де Клари, якобы состоялся совет крестоносных феодалов в Корби. Однако это известие ошибочно. Обитель Корби находилась неподалеку от фьефа Робера де Клари, так что туда могли дойти какие-то отголоски происходившего, которые и дали хронисту повод думать, что совет действительно заседал, причем в нем якобы участвовали и венецианцы. Об этом совете, между прочим, упоминает также французский хронист из Сирии Эрнуль, совсем уж неверно считающий, будто в Корби и был заключен договор французских послов с венецианскими. Робер де Клари, со своей стороны, допускает путаницу в датах. Из его рассказа явствует, что Тибо III Шампанского в дни заседания совета уже не было в живых: следовательно, совет этот никак не мог состояться тотчас по возвращении послов. Мало того, венецианцы, по Роберу де Клари, получили в Корби 25 тыс. марок – сообщение, которое не сообразуется ни с одним из условий договора 1201 г. Если что-либо из фактов и цифр, приводимых в данном случае амьенским повествователем, и заслуживает внимания, так это, возможно, известие, согласно которому после совета в Корби, где венецианцы якобы получили деньги, общая сумма уплаченного им к тому времени достигла 25 тыс. марок, иначе говоря, были внесены два первых взноса (15 тыс. и 10 тыс. марок). Из этого следует также, что дело происходило где-то в конце октября 1201 г. – дата, предусмотренная договором в качестве срока для второго взноса в счет платежа за фрахт кораблей.
Тибо III, граф Шампанский. См. о нем выше, примеч. 14.
Эта вторая часть денежной суммы, собранной графом Тибо ради нужд Крестового похода, была затем использована для того, чтобы расплатиться с венецианцами в сроки, предусмотренные договором 1201 г.; средства, однако, оказались недостаточными для полного расчета.
Тибо, граф Шампанский, скончался 24 или 25 мая 1201 г.
Церковь Св. Этьена в Труа была построена в 1157 г. Анри Щедрым в память его первого паломничества в Палестину, притом по образцу одной из тамошних церквей. Сохранилось описание гробницы Тибо III, сделанное в 1704 г. каноником Жаном Гюго. Судя по этому описанию, вдова Тибо III – Бланш Наваррская воздвигла графу величественное надгробие, на котором он был представлен в облачении крестоносца.
Бланш – дочь Санчо VI Мудрого, короля Наварры (умер в 1194 г.) Ее дочь звали Марией. Сын, которым она была беременна, – он родился спустя несколько дней, вероятно, 30 мая 1201 г., – Тибо IV, граф Шампанский и король Наварры, известный трувер.
О мотивах отказа Эда, графа Бургундского (1193–1218), стать предводителем войска крестоносцев историки высказывали различные гипотезы: возможно, он сомневался в успехе Крестового похода и к тому же, подобно Иннокентию III, не доверял венецианцам.
По сведениям Робера де Клари, а также Эрнуля, граф Тибо III Шампанский в свое время якобы был избран предводителем Крестового похода. В литературе высказывались обоснованные сомнения на этот счет. Виллардуэн ничего не сообщает о каком-либо формальном избрании графа Шампанского командующим.
Тибо I, граф Бар-Ле-Дюк, которого Виллардуэн представляет кузеном Тибо III Шампанского, был, как и последний, внуком Тибо Великого. Оба эти сеньора – Эд III Бургундский и Тибо I Бар-Ле-Дюк являлись родственниками французского короля (в силу того, что Людовик VII был женат на Алисе Шампанской).
«В конце месяца» (al chief del mois), последовавшего за смертью Тибо III, т. е. около 25 июня 1201 г.
Бонифаций Монферратский (ок. 1150 – 4 сентября 1207) – знатный ломбардский сеньор, маркиз. Состоял в родстве с французским королем Филиппом II Августом и германским королем Филиппом Швабским, приходясь дядей (или кузеном) первому и дядей второму.
Вместе с тем маркиз был связан родственными узами с домом графов Шампанских (его свояченица Изабелла Иерусалимская во втором браке находилась замужем за графом Анри II Шампанским). Представители дома маркизов Монферратских играли заметную роль в Крестовых походах и в Латино-Иерусалимском королевстве, а также находились в тесных отношениях с Византийской империей. Отец Бонифация Гилельм III Старый (1135–1190?) участвовал во Втором Крестовом походе 1147–1149 гг. и долго жил в Палестине, а в 1187 г. в битве при Хаттине попал в число пленников Салаха-ад-Дина. Старший брат маркиза – Гилельм Длинный Меч, граф Яффы и Аскалона, был с 1176 г. женат на сестре Бодуэна IV Иерусалимского (1174–1185) Сибилле, дочери Амори I (1163–1174) (от этого брака уже после смерти отца родился Бодуэн V Иерусалимский (1185–1186), приходившийся Бонифацию племянником). Второй брат Бонифация, Ренэ, в 1179 г. женился на дочери византийского императора Мануила I Комнина Марии Порфирородной, получил титул кесаря и в качестве приданого супруги город Фессалонику (на правах фьефа). Ренэ был отравлен Андроником I Комнином. Еще один брат Бонифация – Конрад Монферратский в 1185 г. сочетался браком с сестрой Исаака II Ангела Феодорой и занимал некоторое время видное положение при византийском дворе. Содействовал Исааку II в подавлении мятежа Алексея Враны в Константинополе в 1186/87 гг. Затем, вызвав против себя недовольство придворной знати, вынужден был уехать из Константинополя на Восток. Оказал в 1187 г. серьезные услуги крестоносцам при обороне г. Тира в войне с Салахом-ад-Дином в 1187 и 1188 гг. Женился на наследнице Иерусалимского королевства Изабелле, дочери Амори I, с 1190 г. считался государем этого королевства, 28 апреля 1192 г. был убит ассасинами (мусульманская секта). Самому Бонифацию Монферратскому, в 1187 г. сражавшемуся с сарацинами под Тивериадой и попавшему в плен, где находился в течение года, Исаак II Ангел предлагал руку своей сестры Феодоры. В силу семейной традиции Бонифаций был гибеллином. Он поддерживал союзные отношения с Гогенштауфенами во время их войны против ломбардских коммун (1191 г.), сражался на стороне императора Генриха VI при завоевании им Сицилии в 1194 г. Таким образом, маркиз был заинтересован в Крестовом походе материально, а также связан с этим предприятием традициями своей семьи. Бонифаций Монферратский снискал репутацию щедрого сеньора, при его дворе нашли прибежище прославленные трубадуры Лимузена, Тулузы, Прованса (Раймбаут де Вакейрас – самый известный среди них). Во время Крестового похода, как видно будет из дальнейшего, он выступил наряду с Энрико Дандоло вершителем судеб всего предприятия.
Хроника Жоффруа де Виллардуэна – одна из немногих латинских хроник, сообщающая об обстоятельствах избрания маркиза Монферратского предводителем крестоносцев, в том числе о собственной инициативе маршала Шампанского в выдвижении этой кандидатуры. Гораздо менее осведомленные авторы – Робер де Клари и составитель Морейской хроники рисовали дело таким образом, будто почин в избрании Бонифация Монферратского принадлежал самим участникам суассонского совета баронов. Стоит отметить вместе с тем, что хронист уже в начале своего повествования выпячивает собственную роль даже в событиях, относящихся к предыстории похода: именно он, Виллардуэн, якобы обратился к совету баронов с предложением о «замене лидера», т. е. хронист стремится представить себя равным, если не первенствующим, в подготовке похода остальным баронам. На самом деле он занимал все же не столь высокое положение и, вероятно, преувеличивал степень своего участия в этих событиях.
Выражение «судили и рядили так и сяк» (assez i ot parole dites avant et arriere), употребляемое Виллардуэном, – весьма «гибкая» формулировка, которая, быть может, косвенно свидетельствует о разногласиях в совете баронов по поводу кандидатуры маркиза Монферратского. Не исключено, что сторонники графа Фландрского могли предвидеть сложности в будущих отношениях Бодуэна IX с Бонифацием. Хотя граф Фландрский был значительно моложе маркиза, но в силу своего положения и родственных связей имел основания претендовать на пост командующего. «Гибкость» манеры повествователя в данном случае, как и при изложении многих других фактов, подчеркивает лишний раз его старания оттенить собственное участие в руководстве походом, по крайней мере путем выдвижения собственного кандидата на пост верховного командира.
Жизель Бургундская, прабабка Филиппа II Августа, являлась бабкой Бонифация Монферратского. Согласно хронике-биографии папы («Деяниям Иннокентия III») Бонифаций Монферратский был назначен предводителем войска крестоносцев «по совету (соизволению) короля франков». Аналогичное мнение высказывали и некоторые другие хронисты – итальянец Созомен из Пистойи, а также, с определенными отклонениями в описании последовательности событий, автор Морейской хроники. Созомен писал совершенно недвусмысленно: «Князья по совету короля франков избрали Бонифация, маркиза Монферратского, вождем христиан». Морейская хроника, памятник в целом неточный и путаный, передает события в несколько иной последовательности, но сохраняет существенную основу «показаний» и «Деяний Иннокентия III», и Созомена из Пистойи: в ответ на обращение французских баронов Бонифаций заявляет их послам, что он должен сначала выяснить, желает ли король Франции, чтобы он взял на себя предводительство крестоносцами. Вместе со свитой маркиз «как можно быстрее отправился в город Париж, где нашел короля Франции и королеву, свою сестру» (последний факт – явный домысел). Он «сообщил им, каким образом и почему знатные сеньоры Франции и другие князья просили его стать предводителем крестоносцев и командовать всеми участниками похода». Король, по сведениям автора Морейской хроники, одобрил выбор баронов: «Что до меня, то мне весьма по душе сделанное вам предложение, и я полагаю, что вы должны принять его как можно скорее». Услышав такой совет, «маркиз склонил голову и почтительно приветствовал короля».
В научной литературе высказывалась точка зрения, будто в формулировке «по совету короля франков», употребляемой в официальной хронике-биографии папы, отразились скорее подозрения курии, где было известно о связях Филиппа II и Бонифация Монферратского, чем реальная связь событий. В действительности же, как полагал, к примеру, Ж. Фараль, французский король воспользовался Крестовым походом, чтобы поручить Бонифацию дипломатическую миссию в Рим, относившуюся к собственным делам капетингской короны. Возможно, допускал названный исследователь, маркиз Монферратский во время своего пребывания в Суассоне даже беседовал с королем о своем назначении и хлопотал о его одобрении.
Совет собрался в конце августа или в начале сентября 1201 г. Этот факт отмечает и Робер де Клари в III гл. своей хроники.
Аббатство Св. Марии – женский бенедиктинский монастырь, где почиталась гробница св. Дрозона, считавшегося покровителем тех, кто готовится отправиться в поход против мусульман.
Автор хроники «Константинопольское опустошение» и Робер де Клари излагают дело таким образом, что маркиз действительно получил в свое распоряжение деньги, собранные и завещанные графом Тибо III Шампанским для надобностей Крестового похода. По Роберу де Клари, эта сумма составила 25 тыс. марок. Возможно, что она-то и была передана венецианцам (якобы в Корби).
По рассказу Робера де Клари, Бонифаций Монферратский сперва якобы просил дать ему время поразмыслить, но это маловероятно: ведь он наверняка знал заранее, чего от него хотят, и отнюдь не был застигнут врасплох предложением баронов. В исторической литературе высказывалось даже предположение, будто еще во время возвращения из Венеции – через Монферрат – Жоффруа де Виллардуэн и Алар Макэро вели переговоры с маркизом на предмет привлечения его к Крестовому походу. Впрочем, эта гипотеза лишена прочной основы: в то время никто не мог предугадать ни кончины Тибо Шампанского, ни последовавшего затем отказа герцога Бургундского и графа Бар-Ле-Дюк от предложенного им после этого предводительства. Существеннее другое обстоятельство: выраженная Виллардуэном (см. выше, § 41) уверенность в том, что Бонифаций примет предложение взять на себя предводительство. Видимо, у маршала Шампанского имелись веские соображения на этот счет.
Одним из них был, вероятно, Пьетро из аббатства Св. Марии в Лочедио, в диоцезе Верчелли. Его имя встречается в различных источниках, повествующих о Четвертом Крестовом походе. Другим аббатом, как полагают, являлся де Трапп. «Белыми» называли в XII–XIII вв. августинских монахов, «черными» – бенедиктинцев. «Белые» аббаты вели обычный образ жизни «в миру», т. е. не обязаны были проживать в монастыре.
По-видимому, Фульк как официально назначенный папой римский проповедник Крестового похода и Нивелон Суассонский как высокопоставленный церковный иерарх собственноручно пришили крест на плечо маркизу с тем чтобы придать церемонии особую значительность и торжественность.
Сито, близ Дижона, – местонахождение центральной резиденции влиятельного тогда католического монашеского ордена цистерцианцев. Был основан в 1098 г. С начала XII в., со времени реорганизации ордена знаменитым церковным деятелем Бернаром Клервоским, этот орден назывался также орденом бернардинцев. Бернар Клервоский ввел суровые правила монашеского общежития: цистерцианцы обязаны были постоянно трудиться, соблюдать обет молчания, предаваться вечному посту и пр. Орден цистерцианцев играл крупную роль в организации Крестовых походов. В истории Четвертого Крестового похода получил особую известность цистерцианский аббат Ги де Во де Сернэй, о котором Виллардуэн упоминает далее, излагая события, разыгравшиеся в связи с захватом Задара.
В католической церкви праздник величания Св. Креста – 14 сентября 1201 г.
Эд де Шанлитт (год рождения неизвестен – май 1204) – знатный рыцарь, младший внук графа Гюга I Шампанского (отсюда прозвище – «шампанец») и Эльзы Бургундской. Этот граф, поверив в «диагноз» медиков, будто он неспособен иметь детей, отказался признать своим сыном Эда I Шампанца (прозвище было вырезано на его печати). Сеньорией последнего служил замок Шанлитт, принадлежавший опекуну его матери, сестры одного из графов Бургундских. Эд II, о котором упоминается в хронике, был сыном Эда I, участника Третьего Крестового похода, и Сибиллы, племянницы виконта Дижонского. Из Хроники Виллардуэна явствует, что Эд де Шанлитт не пользовался расположением ее автора, ибо принадлежал к группе противников завоевания Константинополя и был одним из главных заводил недовольных рыцарей, готовых распустить войско во время пребывания на Корфу. Не случайно в их перечне у Виллардуэна его имя значится первым (§ 114). Позднее, после высадки крестоносцев в Скутари, Эду де Шанлитту поручено было командовать отрядом, на который возлагалась охрана войска и фуражиров (§ 138). Эти рыцари вошли в шестой боевой отряд, состоявший из бургундцев (§ 138, 140). Говоря о его составе, хронист также упоминает на первом месте Эда де Шанлитта (§ 152). В феврале 1204 г. он сопровождал Анри д’Эно в рейде против г. Филеи на берегу Черного моря и в разгроме Алексея V Морчуфля (§ 226). Умер в мае 1204 г. и был торжественно похоронен в церкви Святых апостолов.
Гийом де Шанлитт (? – 1208?) – потомок Гюго I и Эльзы Бургундской, состоял в третьем браке с внучкой Людовика VI Толстого. Он приходился дядей (по жене) графу Эрве Неверскому. Гийом де Шанлитт являлся виконтом Дижона и держал эту сеньорию от матери. Известен как автор произведений куртуазной поэзии (сохранились отдельные отрывки). Взяв крест в 1201 г., в 1201 г. совершил много «благочестивых дарений», заняв 300 ливров у ростовщика Пьера Капитуш под залог доходов с Шанлитта и рент с шампанских ярмарок. Выступил в поход из Паси-сюр-Армансона, в полулье от Лезинна, из которого отправился Жоффруа де Виллардуэн. Во время похода находился с братом Эдом II. В дни вылазки греков у Влахернского дворца в июле 1203 г. был тяжело ранен камнем в руку (§ 167). Осенью 1203 г. сопровождал Алексея IV при завоевании византийских провинций (§ 201–202), в феврале 1204 г. участвовал в рейде на Филею (§ 226). В период распри Бонифация с Бодуэном Гийом де Шанлитт находился в окружении маркиза Монферратского, с которым был под Андринополем (§ 284). Участвовал в дальнейших военных кампаниях маркиза, пройдя Македонию, Фессалию, Беотию и Аттику и дойдя до Пелопоннеса. Хронист подчеркивает единодушие Гийома де Шанлитта со своим племянником – Жоффруа де Виллардуэном при завоевании Мореи. Гийом де Шанлитт стал сеньором всего северо-западного Пелопоннеса – в одном из писем от ноября 1205 г. Иннокентий называл его «князем всей провинции Ахайи». После его кончины эти земли перешли к племяннику Виллардуэна.
В 1202 г. Великий пост приходился на время с 27 февраля по 7 апреля.
Он и в самом деле заменил брата в качестве предводителя отряда крестоносцев, но не стал владельцем его сеньории. Правда, хронист Ригор, автор «Деяний Филиппа II Августа», именует его графом Першским, однако на самом деле он никогда такого титула не носил. Кстати сказать, и Виллардуэн тоже нигде не именует его графом.
О неверном, с точки зрения хрониста, шаге, который сделал Этьен Першский, см. § 79.
Пятидесятница, иначе Троица, – церковный праздник, отмечаемый на 50-й день после Пасхи. В 1202 г. этот день приходился на 2 июня. По аналогичному сообщению Робера де Клари, крестоносцы пустились в путь, когда миновала Пасха (гл. IX).
В узком смысле Монже-Сен-Бернарский перевал, в более широком значении хронист называет таким образом Альпы вообще.
Остров Лидо вблизи Венеции. Судя по рассказу Робера де Клари, крестоносцы размещались там по собственному выбору, поскольку в самой Венеции для них не нашлось места (гл. X). Иначе изображает ситуацию автор хроники «Константинопольское опустошение»: крестоносцы, согласно его рассказу, были вынуждены расположиться лагерем на этом острове, так как венецианцы выгнали их из самого города, подобно тому, как еще раньше их не пожелали принять в ломбардских городах: там даже было официально постановлено давать крестоносцам постой не более чем на одну ночь. В исследовательской литературе высказывалось также предположение, будто о размещении крестоносцев на о. Лидо было договорено еще при подписании договора с Венецией в 1201 г., однако это предположение, как мы полагаем, имеет надуманный характер. Вопрос о численности крестоносцев, собравшихся в Венеции к лету 1202 г., остается дискуссионным, ибо сведения хронистов расплывчаты и не совпадают между собой. По скрупулезным подсчетам итальянского историка А. Кариле, в Венецию прибыли 10 589 крестоносцев, а согласно мнению американского ученого Д. Э. Квеллера и ряда других медиевистов США, скорректировавших арифметические погрешности А. Кариле, – 11 166 или 13–14 тыс. человек. Бельгиец Б. Хендрике признает минимальную численность крестоносцев равной 11 167, максимальную же – 21 750 человек. Э. Г. Мак Нил и Р. Л. Уолф (США) оценивают ее в 10–12 тыс. человек. Так или иначе, все эти данные свидетельствуют о том, что в Венецию прибыла примерно третья часть тех, кто должен был явиться, как это предполагали французские послы, подписывая в 1201 г. договор с Венецией.
Зимой 1202/03 г. эта флотилия прибыла в Марсель, где корабли встали на якорь. Отсюда Жан де Нель, Тьерри Фландрский и Николя де Майи запросили дальнейших распоряжений у Бодуэна Фландрского, находившегося тогда в Задаре. Граф передал им приказ, согласно которому флоту надлежало плыть к Модоне, на юго-западе Пелопоннеса, на соединение с его силами. Командиры флота не исполнили приказа, и корабли двинулись непосредственно в Сирию (см. § 103, 229 и сл.). Причины такого неповиновения Виллардуэн сводит к «великой опасности», которой они якобы убоялись в Венеции, к страху перед этой «великой опасностью». Тенденциозность такой версии очевидна.
Марокканский пролив – Гибралтар.
Есть основания считать, что среди тех, кто отказался примкнуть к главному войску крестоносцев, многочисленнее всего были выходцы из Франции. Из 16 сеньоров, взявших крест (по рассказу Виллардуэна) в Экри, трое (Готье и Анри де Сен-Дени, Бернар де Морей, § 50) отправились через Марсель, семеро остальных (Рено де Монмирай, Робер и Ангерран де Бов, Симон и Гюи де Монфор, Робер Мовуазен, Дрэ де Крессоньяк, § 102, 106, 109) покинули войско в Задаре. По-видимому, они чувствовали себя в меньшей степени связанными договором с Венецией, поскольку не были представлены во время переговоров в 1201 г. Венецианцы не могли не предусмотреть подобного оборота дел: недаром в текст договора был включен пункт, по которому крестоносцам рекомендовалось заручиться по мере возможности гарантиями со стороны французской короны.
Упомянутые здесь рыцари направились через Марсель, предполагая, вероятно, держать затем путь на Восток, остановившись по дороге в Бриндизи, откуда обычно паломники отплывали в Палестину. Едва ли все эти рыцари ожидали в Марселе флот из Фландрии: сохранились сведения о том, что в начале июня 1203 г. крестоносцы повстречали у южных берегов Пелопоннеса два своих корабля, уже возвращавшихся из Сирии. Этот факт заставляет предположить, что они отправились туда еще летом 1202 г.
В апреле 1202 г. он проехал аббатства Клерво и Сито, в пользу которых совершил дарственные акты.
Луи Блуаский отправился в путь несколько позднее Бодуэна Фландрского – 4 мая 1202 г. он был еще в Шартре. Примечателен тот факт, что оказалось необходимым увещевать насчет явки в Венецию этого владетельного сеньора, через своих уполномоченных (Жана Фриэзского и Готье де Годонвилля), участвовавшего в переговорах с нею в 1201 г. Вероятно, пришлось также уговаривать и находившихся с ним рыцарей.
Павия расположена на дороге от горы Сенис к Венеции.
Виллардуэн называет эту провинцию в Южной Италии словом Пюй (Puille). Крестоносцы, направившиеся туда, предполагали, судя по всему, достичь, как уже отмечалось ранее, портового города Бриндизи, где пилигримы обычно погружались на корабли, чтобы затем плыть в Святую землю.
По сообщению Альбрика де Труафонтэна, относящемуся к 1202 г., этот рыцарь оставил войско лишь в Задаре, с тем чтобы плыть прямо в Сирию.
Он стал затем героем рыцарского романа, названного по его имени.
Виллардуэн, принадлежавший к той части знати, которая готова была пойти на компромисс с дожем, изображает ситуацию, сложившуюся во время пребывания крестоносцев на о. Лидо, в подчеркнуто благополучном виде. Иную картину рисует автор хроники «Константинопольское опустошение», правда, имеющий обыкновение сгущать тона, когда дело касается политики венецианцев. По его изображению, крестоносцы содержались на острове подобно узникам Венеции; хлеб им продавали очень дорого, они несли тяжкие потери от голода и болезней, вспыхнувших на почве недоедания («смертность была столь велика, что живые едва успевали хоронить умерших»).
Первый сбор денег был произведен среди всех крестоносцев – как у знати, так и у рядовых рыцарей и прочих воинов.
По-видимому, Дандоло и рассчитывал на неплатежеспособность крестоносцев: типичный маневр ростовщика, который затем предложит крестоносцам возместить «натурой» не выплаченный ими долг.
Вторичный сбор денег, о котором идет речь, был проведен лишь у состоятельных сеньоров, уплативших, таким образом, более того, чем они, собственно, должны были внести.
Судя по этому тексту, оппозиция предложениям об уплате была весьма внушительной, так что ни о какой жертвенной готовности баронов не может быть и речи. Не догадывались ли некоторые о коварных замыслах венецианцев?
Объяснение разногласий среди крестоносцев, которое предлагает хронист, не только поверхностно, но и неверно по существу. Едва ли можно представить себе, что большая часть баронов и рыцарей беспричинно (так получается у Виллардуэна!) или по какой-то злой воле вдруг возжаждала отказаться от крестоносного предприятия и готова была распустить войско. Виллардуэн, несомненно, стремился уже здесь, с самого начала повествования, оправдать линию вождей крестоносцев и собственную позицию в истолковании последующих событий (см. статью).
Очевидно, эта часть была не такой многочисленной.
Сохранился документ, свидетельствующий о том, что в октябре 1202 г. граф Бодуэн IX Фландрский занял в Венеции 118 марок.
Если Бонифаций Монферратский тоже участвовал в этой выплате денег, то данный эпизод, видимо, относится ко времени после 15 августа 1202 г.
Говоря таким образом, Энрико Дандоло в какой-то мере раскрывает карты своей политико-дипломатической игры; он отдает себе ясный отчет в том, что справедливость условий договора, навязанного венецианцами крестоносцам, не могла бы быть никем признана и, разойдись войско, вся Венеция была бы опозорена в глазах «общественного мнения». Разумеется, дож имел в виду в первую очередь Иннокентия III, который впоследствии и в самом деле с присущей ему решительностью и категоричностью осудил действия венецианцев (по крайней мере, на словах). Вкладывая мотивировку своих дальнейших предложений в уста дожа, хронист явно обнаруживает намерение оправдать его, а вместе с тем, и вождей крестоносной рати. Наивное на первый взгляд «озарение» дожа, который внесет им предложение завоевать Задар, есть не что иное, как реализация заранее продуманного решения: направить собранное в целях «освобождения Иерусалима» из всей Западной Европы войско против соперника Венеции – Задара.
Задар – крупный торговый центр на восточном побережье Адриатического моря, в Далмации. В XII в. между Венецией и Венгрией велась упорная борьба за овладение городом, который неоднократно переходил из рук в руки. В 1183 г. Задар отдался под покровительство венгерского короля Белы III – венгры изгнали тогда венецианского правителя и возвели в городе мощную крепость. В 1192 г. или 1193 г. Венеция попыталась было отвоевать его, но безуспешно. Венецианская плутократия, тем не менее, не оставляла намерений вернуть Задар под свое владычество и таким путем покончить с торговым могуществом соперника. Использование с этой целью сил крестоносной рати, оказавшейся в зависимости от Венеции, сулило последней заманчивую перспективу: представлялась возможность овладеть Задаром ценой наименьших затрат собственных людских ресурсов. Не случайно дож в своей речи, оттеняя могущество республики, указывает на ее неспособность самостоятельно отвоевать Задар; решить эту задачу можно не иначе, кроме как при содействии крестоносцев, к тому же, по условиям договора 1201 г., республика Св. Марка получила бы в свою пользу половину всей захваченной добычи.
Склавония (Славония) – принятое на средневековом Западе обозначение Далмации.
В этом рассуждении, вкладываемом хронистом в уста Энрико Дандоло, тоже довольно отчетливо обнаруживается чисто коммерческая, точнее, купеческо-ростовщическая, подоплека проекта: использовать власть Венеции над должником – крестоносной ратью, чтобы двинуть ее против Задара и сокрушить мощь соперника.
Виллардуэн, как явствует из этих слов, постоянно оправдывает курс предводителей крестоносцев: ценой завоевания христианского Задара обеспечить продолжение Крестового похода. Обращают на себя внимание существенные различия в передаче этого эпизода, с одной стороны, Виллардуэном, с другой – Робером де Клари. Последний останавливается на событиях, связанных с предложением дожа, гораздо обстоятельнее, нежели маршал Шампанский. В частности, пикардийский хронист явно оттеняет непричастность «меньшего люда» к плану изменения направления Крестового похода, тогда как Виллардуэн, хотя и вскользь, но все же дает понять, будто в конечном счете было достигнуто общее согласие – принять условие венецианцев взамен обещанной ими отсрочки уплаты долга.
В некоторых рукописях говорится о некоем «Празднике св. Марка» – на самом деле такового летом не бывает. Торжество, о котором рассказывает Виллардуэн, происходило в Праздник рождества Богородицы – 8 сентября. Такие сведения приводит, правда, без ссылок на источник, поздний автор, переведший на латинский язык в XVI в. хронику, – Паоло Раннузи. Верно, во всяком случае, что в 1202 г.
8 сентября приходилось на воскресенье, что вполне согласуется с текстом Виллардуэна. Сам он, впрочем, повествует о событиях таким образом, что можно думать, будто они имели место еще и до начала сентября.
Виллардуэн, как, впрочем, и Клари, постоянно называет крестоносцев паломниками-«пилигримами». Так именовались тогда участники благочестивых странствований к «святым местам». По представлениям, распространенным в Западной Европе, крестоносцы тоже зачислялись в эту категорию, ибо и сами Крестовые походы считались своего рода «вооруженными паломничествами».
Большая обедня – принятое в католической церкви торжественное богослужение по воскресным и праздничным дням.
В подчеркивании Виллардуэном почтенного возраста его героя, физической дряхлости и слепоты последнего явственно сказывается стремление хрониста представить дожа по возможности в благоприятном свете. Особенно важно упоминание о том, что дож был незрячим человеком: обстоятельства, при которых он потерял зрение, могли служить обоснованием его смертельной ненависти к Византии. См. примеч. 165.
Согласно рассказу венецианской хроники Андреа Дандоло еще в бытность свою послом в Константинополе Энрико Дандоло был по приказу императора Мануила ослеплен. Прочие венецианские авторы воспроизводят эту версию, отличающуюся, однако, от известий французских и фламандских хронистов, которые приводят иные причины слепоты дожа. Известия об ослеплении Энрико Дандоло (с помощью солнечных лучей, преломленных через стекло) содержатся также в Новгородской и Морейской хрониках.
Сына дожа звали Райнальдо.
Дожи носили высокую шапку. Обычно крест нашивался на плечо (или на грудь), но для Энрико Дандоло сделали исключение.
Судя по известиям Робера де Клари (гл. XIV), отражавшего представления рядового рыцарства, венецианцы поначалу не слишком близко принимали к сердцу дела, связанные с походом на Восток. Решено было, что на корабли погрузится половина венецианцев, способных носить оружие. Многие вообще отказались от участия в походе, так что для определения тех, кто отправится на Восток, пришлось даже прибегнуть к жеребьевке с помощью пары восковых шариков, причем в каждый второй был вставлен кусочек пергамента, и тот, кто вытягивал шарик с таким пергаментным язычком, считался обязанным отправиться в поход с крестоносцами.
Сентябрь 1202 г.
Сюрсак – византийский император Исаак II Ангел (1185–1195 гг. и 1203–1204 гг.). Виллардуэн называет его «Сюрсаком», вероятно, по созвучию «сир Исаак» (sire Jsaac), «подгоняемому» хронистом под привычную французскую терминологию («сир» – государь). Интересно, что Робер де Клари тоже именует этого императора, допуская фонетическое искажение, однако иного рода, на греческий лад: «Кирсак» («Kyrsac»), т. е. «господин Исаак». Кстати сказать, и русский паломник, побывавший в Константинополе около 1200 г., Добрыня Ядрейкович, впоследствии архиепископ Антоний Новгородский, в своих записках о путешествии («Книга паломник») называет Исаака Ангела Кирсаком. Исаак II Ангел (Сюрсак) был враждебно настроен по отношению к крестоносцам еще со времени Третьего Крестового похода (1189–1192 гг.). Накануне этого похода – в декабре 1188 г. послы императора, прибывшие в Германию на Нюрнбергский рейхстаг (их возглавлял константинопольский вельможа, носивший высокий чин логофета дрома, – Иоанн Дука), заключили соглашение с Фридрихом I Барбароссой: Византия приняла на себя обязательство обеспечить немецким крестоносцам беспрепятственный переход через ее владения и предоставить за умеренную плату продовольствие. Однако, не доверяя немецким крестоносцам, василевс чинил им всевозможные препоны во время прохождения по Балканам. А летом 1189 г., когда рыцари проходили по территории Венгрии, Исаак II подписал союзный договор с главным врагом крестоносцев – египетским султаном Салахом-ад-Дином. Отношения Исаака II с Фридрихом I особенно обострились после того, как в июле 1189 г. германский император завязал в сербском городе Нише переговоры с правителем Сербии Стефаном Неманей и с посланцами болгарских бояр (знати) Петром и Асенем: Фридрих Барбаросса явно натравливал правителей обоих славянских государств на Греческую империю. Во Фракии фактически развернулась необъявленная война между немецкими крестоносцами и Византией. Война эта грозила превратиться в открытый вооруженный конфликт обоих «союзников». При германском дворе вынашивались планы нападения на Константинополь. Византия оказалась перед лицом двойной опасности – со стороны штауфенской Германии и со стороны Сербии и Болгарии. Они состояли в дружественных отношениях между собой, причем Болгария только что – в результате восстания 1185–1187 гг. – уже добилась независимости, а Сербия находилась на пути к ее близкому достижению. Испытывая непосредственное давление немецких крестоносцев, подвергших разграблению болгарские владения Византии, Исаак II Ангел 24 февраля 1190 г. подписал в Андринополе новое соглашение с Германской империей. Оно было аналогично предыдущему, но включало ряд дополнительных уступок, которые касались поставок продуктов питания и фуража крестоносцам после того, как они переправятся в Малую Азию.
Имеется в виду брат Исаака II Алексей III (1195–1203 гг.) Ангел-Комнин: двойное обозначение его династической принадлежности связано с тем, что по женской линии он «роднил» династию Ангелов с правившей в Византии ранее (до 1185 г.) династией Комнинов.
Речь идет о дворцовом перевороте в Константинополе в 1195 г., в результате которого Исаак II был низвергнут, а престол занял Алексей III.
Впоследствии Алексей IV (1203–1204 гг.).
Германский король Филипп (1198–21 июня 1208 гг.) из династии Гогенштауфенов, четвертый сын Фридриха Барбароссы. Родился 26 июля 1178 г. Еще будучи герцогом Швабским, он в мае 1197 г. по настоянию своего брата, германского императора Генриха VI, продолжавшего агрессивную внешнюю политику Фридриха Барбароссы, стремившегося к подчинению Византии и рассчитывавшего, помимо силы оружия, также на возможности, предоставляемые династическим браком, женился на дочери Исаака II Ангела Ирине.
Ирина, или, по другим сведениям, Мария – греческая царевна, дочь Исаака II Ангела, вдова последнего норманнского государя Сицилийского королевства – Рожера. Во время захвата Генрихом VI Сицилии (1194 г.) эта гречанка попала в Палермо в плен к немецким завоевателям. Чтобы получить формальный предлог для притязаний на византийскую корону, Генрих VI 25 мая 1197 г. женил на Ирине своего брата Филиппа, который после неожиданной смерти императора сам стал германским королем, точнее, одним из двух германских королей, в течение десяти лет соперничавших друг с другом (противником Филиппа Гогенштауфена выступал утвердившийся на троне при поддержке папы Иннокентия III племянник Ричарда Львиное Сердце Оттон Баварский из династии Вельфов).
Это были немецкие крестоносцы. Видимо, Алексей двинулся в Германию по так называемой Трентинской дороге, на которой стояла Верона. Именно этим путем шли к Венеции крестоносцы, состоявшие в отряде Мартина Линцского.
Царевич Алексей бежал из Константинополя на корабле, принадлежавшем пизанцам, недовольным неуступчивой в отношении Пизы, добивавшейся возобновления своих торговых привилегий политикой Алексея III. Возможно, что именно в кругах пизанского купечества зародилась первоначально сама идея восстановления на византийском престоле сына Исаака II Ангела, с тем чтобы при его поддержке изменить курс Константинополя в сторону, благоприятную для расширения позиций пизанских негоциантов, а венецианцы лишь сумели воспользоваться такого рода замыслами ради собственной выгоды, т. е. как бы перехватили инициативу изменения направления Крестового похода, вырвав ее из рук пизанцев. Такая гипотеза имеет под собой тем больше оснований, что, как известно, Венеция являлась торговым конкурентом Пизы, Генуи и других морских итальянских торговых республик. Она всегда старалась пресекать их любые коммерческие начинания, которые могли бы причинить ей ущерб. Тем не менее, хотя пизанцы и помогли царевичу Алексею бежать, предоставив ему свой корабль, не они все же были его непосредственными советниками. Эту роль исполнял, скорее всего, воспитатель царевича, который, судя по рассказу Робера де Клари (гл. XXVIII), организовал бегство Алексея, «ибо не хотел, чтобы дядя погубил его, – ведь он был более законным наследником, каковым не являлся его дядя Алексей».
Несколько неожиданный переход с «вы» (veez, criez) на «ты» (toi, ton реге, tu feras etc.) довольно часто встречается в старофранцузских текстах и сам по себе не свидетельствует о какой-либо фамильярности обращения.
Примечательна формула «совета», данного Алексею его наставником: «Ты согласись исполнить все…», следовательно, любые требования крестоносцев. По-видимому, их предводители – дож Энрико Дандоло и маркиз Бонифаций Монферратский (намерения которых определенным образом отразились в изложении событий Виллардуэном), – вовлекая царевича Алексея в свою политическую игру, руководствовались соображениями, аналогичными тем, которые уже ранее старались реализовать венецианцы, договариваясь с крестоносцами о «перевозе за море». Примечательно следующее обстоятельство: подобно тому как в 1201 г. Венеция навязала им заведомо неисполнимые денежные условия, что позволило ей впоследствии стать госпожой положения, так теперь Алексею дан был совет принять любые условия, которые будут выставлены его возможными «покровителями», и взять на себя любые обязательства для оказания ответной «помощи» крестоносцам за поддержку с их стороны. Действительно, в дальнейшем крестоносцы поступят с ним в принципе таким же образом, каким венецианцы обошлись с ними самими, т. е. навяжут ему весьма обременительные, по сути невыполнимые условия соглашения, а тот поневоле примет эти условия. Как раз невыполнимость их позволит крестоносцам обвинить Алексея IV в нарушении договора и объявить войну Византии, приведшую к созданию Латинской империи.
Далее Виллардуэн, казалось бы, ясно сообщает (§ 74), что этот шаг был предпринят еще до прибытия в Венецию епископа Гальберштадтского, каковая дата точно известна: 13 августа 1202 г. Не противоречит ли это сообщение хрониста содержащемуся в данном параграфе известию, что царевич «назначил послов и отправил их к маркизу Бонифацию Монферратскому… и к другим баронам»? Ведь Бонифаций прибыл в Венецию, как видно из хроники «Константинопольское опустошение», лишь 15 августа 1202 г. Не исключено, однако, что царевич Алексей направил своих послов вовсе не в Венецию, а в какой-либо иной пункт. Как бы то ни было, остается фактом, во всяком случае, что Виллардуэн повествует о демарше юного Алексея уже после рассказа о взятии креста дожем Дандоло (§ 64–69); стоит отметить, вместе с тем, что в § 57 и сл. хронист опустил все, относящееся к вопросу о денежной задолженности крестоносцев, вплоть до развязки событий на данном этапе (участие в походе самого дожа). Иными словами, Виллардуэн излагает ход событий, далеко не всегда соблюдая хронологическую последовательность; ничто поэтому не мешает ему датировать дипломатическую акцию Алексея первой половиной августа 1202 г.
То есть «отправим наших людей, которые будут сопровождать Алексея» – таков смысл этого ответа баронов, в обычной своей лапидарной манере передаваемого Виллардуэном.
Царевич Алексей успел побывать в Риме (о чем Виллардуэн, как видно, либо не знает, либо умалчивает) и уже оттуда уехал ко двору Филиппа Гогенштауфена.
Французский комментатор Виллардуэновой хроники Э. Фараль не без основания заметил, что, возможно, крестоносцы уже тогда конкретизировали свои условия оказания поддержки отцу и сыну Ангелам: соответствующие детали, правда довольно расплывчато, проступают в письме папы Иннокентия III от 16 ноября 1202 г., адресованном византийскому императору-узурпатору Алексею III, где содержится туманный намек на содержание этих условий.
Фульк умер в мае 1202 г. Как видно из повествования хрониста, это произошло уже после отправления крестоносцев, или по крайней мере некоторой их части, в Венецию. Однако смерть настигла его, во всяком случае, до выступления Эда де Шанлитта и Гюи де Куси, которые, согласно рассказу автора хроники «Константинопольское опустошение», еще имели время забрать, действуя по повелению французского короля, значительные денежные суммы, собранные Фульком на нужды Крестового похода.
Имеются в виду обращение царевича Алексея к крестоносцам и переговоры, завязавшиеся у них как с Алексеем, так и с германским королем Филиппом.
Чтобы упрочить позиции своего шурина, ведшего переговоры с предводителями крестоносцев (а Бонифаций Монферратский еще в декабре 1201 г. побывал в Хагенау, при дворе германского короля, где, судя по официальной биографии Иннокентия III («Деяния»), обсуждался и вопрос о том, чтобы «вернуть с помощью христианской рати и водворить на престоле Римской империи сына Исаака II – царевича Алексея»), Филипп Гогенштауфен, должно быть, уговорил кое-кого из германской знати примкнуть к Крестовому походу. Перечень некоторых немецких церковных и светских сеньоров приводится в последующих строках этого же параграфа.
Так Виллардуэн называет Конрада фон Крозига, епископа Гальберштадтского (Гальберштадт – город примерно в полусотне километров к юго-западу от Магдебурга), прибывшего в Венецию через Богемию (Чехию), Австрию (Зальцбург) и Аквилею. В Венецию епископ приехал 13 августа 1202 г., т. е. уже после того, как была достигнута договоренность между вождями крестоносной рати и дожем против Задара. Поскольку епископ фон Крозиг не имел к этому делу никакого отношения, он обратился за советом к папскому легату Пьетро Капуанскому. Последний рекомендовал ему линию поведения, отчетливо обнаруживавшую двуличие папской дипломатии уже на этой стадии Крестового похода: не удаляться от войска и по возможности снести все, что оно содеет. В дальнейшем этот прелат был одним из ревностных сторонников похода на Константинополь, а после неудачного штурма города 9 апреля 1204 г. вместе с епископами Суассонским и Труаским, а также преподобным Жаном Фасетом убеждал крестоносцев, как сообщает Робер де Клари, в том, что предстоящая битва является «вполне законной» (гл. LXXIII). 9 мая Конрад Гальберштадтский находился в числе выборщиков императора, а 16 мая участвовал в коронации Бодуэна Фландрского и получил свою долю добычи (реликвии).
17 августа 1204 г. уехал на Восток, где пробыл около полугода и через Венецию вернулся в Гальберштадт. Возможно, по его указанию и под его контролем была написана оставшаяся анонимной хроника Четвертого Крестового похода («Аноним Гальберштадтский»).
Галеры оставались под командованием дожа и венецианцев.
У каждого рыцаря имелся свой щит, в верхней части которого изображался фамильный герб.
Речь идет о рыцарских флажках, на которых тоже имелось изображение герба.
Флажки обычно прикреплялись на корабельные «башни» (см. § 132).
Мангоньо, или мангонно (иногда – мангонель) – метательные орудия типа катапульты.
Об отплытии флота из Венеции гораздо детальнее повествует Робер де Клари (гл. XIII): «И каждый из знатных людей имел свой неф, для себя и для своих воинов, и свой юиссье, чтобы везти коней, и дож Венеции имел с собой пятьдесят галер, поставленных целиком за собственный счет. Галера, в которой он находился, была вся алого цвета, и на носу ее развевался алый шелковый флаг; здесь стояли четыре трубача, которые трубили, и кимвалы, которые гремели, выражая большую радость. И все знатные люди, клирики и миряне, малые и великие, выказывали при отплытии такую радость, какой никогда еще не слышали, да и флота такого никогда не было видано; а потом пилигримы заставили всех священников и клириков подняться на корабельные башни, и они пели там Veni creator spiritus („Приди, о дух всезиждущий“ – начальные слова литургического песнопения. – Примеч. перев.). И все до единого, великие и малые, плакали от наплыва чувств и большой радости, которую они испытывали. И когда флот отплыл из гавани Венеции, все эти галиоты, все эти богатые нефы и столько других судов – это было со времени Сотворения мира самое великолепное зрелище: ведь там было по крайней мере сто пар серебряных и медных труб, которые все трубили при отплытии, и столько колокольчиков и барабанов, и иных инструментов, что это было настоящее чудо». Данные источников относительно численности флотилии, отбывшей из Венеции, разнятся между собой. Согласно хронике «Константинопольское опустошение» эскадра насчитывала 40 нефов, 72 галеры, 100 юиссье (всего 212 судов). По известию византийского историка Никиты Хониата, в ее состав входили 70 «круглых судов» (нефов), 60 «длинных судов» (галер), 110 дромонов (юиссье) (всего 240 судов). Венецианские анналы, использованные в XVI в. Паоло Раннузием, гласят, что там было 310 грузовых кораблей, из коих 240 с квадратными парусами (на этих судах перевозили воинов) и 70 для поклажи, а кроме того, 50 бирем, или галер, и 120 юиссье (всего 480 кораблей). Венецианский хронист Андреа Дандоло (XIV в.) называет число в 300 кораблей, приводя при этом имена адмиралов, навархов и 50 капитанов галер. По подсчетам итальянского исследователя А. Кариле, явно завышенным, численность венецианцев, отправившихся с флотом, равнялась 17 264 человек.
Праздник св. Реми приходится на 1 октября, следовательно, по Виллардуэну, флот отплыл из Венеции 8 октября (через 8 дней после праздника). По данным некоторых других хронистов, отплытие состоялось 1 октября. В «Константинопольском опустошении» сообщается, кроме того, что флот, державшийся берегов Адриатического моря, подчинил Триест и Муглу. По Роберу де Клари (гл. XIII), флот проплыл через Пулу (в Истрии). Маршрут флота – его прохождение через Пирано и Триест – подтверждается двумя сохранившимися документами – договорами Венеции с Триестом и Муглой.
Праздник св. Мартина приходится на 11 ноября, следовательно, флот с крестоносцами прибыл к Задару к концу дня 10 ноября (или в ночь с 10 на 11 ноября 1202 г.). Эту дату, подобно Виллардуэну, приводит и Аноним Гальберштадтский; согласно же сведениям автора хроники «Константинопольское опустошение» эскадра появилась перед Задаром в самый день Праздника св. Мартина, т. е. 11 ноября.
Иными словами, осада началась сразу же по прибытии сюда крестоносцев, т. е. месяц с небольшим спустя после отплытия флота из Венеции.
По сообщению автора хроники «Константинопольское опустошение», корабль Этьена Першского «Фиалка» затонул при выходе из Венеции.
Вероятно, «уклонившиеся» не доверяли Венеции и не намеревались рисковать жизнью ради ее корыстных интересов, предпочитая отстаивать собственные интересы на Востоке.
«Мартовский переезд» – обычно паломники отплывали в Сирию дважды в год: весной (это и называлось «passage de Mars») и летом – в августе, во время Праздника св. Иоанна («августовский переезд», или «переезд Св. Иоанна» – «passage de Saint-Jean», или «passage d’aout»). Упоминаемые хронистом рыцари отправились на Восток в марте 1202 г.
То есть 12 ноября 1202 г. Цистерцианский монах-хронист Пьер де Во де Сернэй в своей «Истории альбигойцев» передает другую версию событий, излагаемых Виллардуэном в § 80–84 и связанных с поведением тех, кого в войске «сильно порицали». Этот хронист (он был племянником аббата Гюи де Во де Сернэй, крестоносца) рассказывает, что Симон де Монфор и сам он (аббат Гюи де Во де Сернэй) выступили против осады Задара; вместе со своими людьми они расположились лагерем на некотором расстоянии от города; при этом аббат Гюи прочитал в совете военачальников-крестоносцев послание Иннокентия III, запрещавшее нападать на христианский город.
Очевидно, задарцы готовы были подчинить свой город Венеции, лишь бы избежать грабежей и кровопролития, которыми угрожали крестоносцы, если их действия, как можно было предполагать, увенчаются успехом.
В свидетельствах латинских хронистов об «оппозиции», проявившейся в крестоносном войске, имеются несовпадения. По данным Робера де Клари (гл. XIV), «оппозицию» возглавляли граф Симон де Монфор (что согласуется с известиями Пьера де Во де Сернэй, автора «Истории альбигойцев») и Ангерран де Бов. Виллардуэн называет в качестве второго предводителя той партии, которая противилась захвату Задара, Робера де Бов, чье поведение он освещает в явно неодобрительном тоне. Ангерран де Бов вскоре уехал в Венгрию, так как не разделял проектов венецианской олигархии и баронской верхушки, добивавшихся у папы «прощения» за захват Задара. Робер де Бов находился вместе с епископом Нивелоном Суассонским в составе посольства, направленного крестоносцами после захвата Задара в Рим (§ 105), откуда, не возвратившись в войско «пилигримов», уехал в Сирию (§ 106).
Гюи, глава обители цистерцианского ордена в Во-де-Сернэй. Позже в знак протеста против вмешательства крестоносцев в греческие дела уехал в Венгрию.
Иннокентий III наверняка знал о предстоявшем походе против Задара. В октябре 1202 г. его известил об этом легат римской курии, прикомандированный к войску крестоносцев, кардинал Пьетро Капуанский, который, по словам папского биографа, «ясно открыл папе злое намерение венецианцев». Возможно, что папа был информирован о подготовке войны против Задара и Бонифацием Монферратским, посетившим Рим одновременно с легатом. Туда же, кстати, отправились и гонцы от тех крестоносцев, которые, как записал в своей хронике эльзасский монах Гюнтер Пэрисский, считали «недопустимым для христиан… обрушиваться на христиан же убийствами, грабежами, пожарами».
Как упоминал позже в одном из своих писем Иннокентий III, жители Задара, чтобы дать знать «пилигримам» о том, что он является христианским городом, вывесили на его стенах и башнях иконы и знаки креста. Мало того, судя по сведениям Робера де Клари (гл. XIV), задарцы заручились папской грамотой, угрожавшей отлучением всякому, кто нападет на город; они переслали эту грамоту дожу и предводителям крестоносцев – в надежде предотвратить осаду и приступ своего города. Возможно, именно на эту грамоту указывал аббат Гюи де Во де Сернэй, когда пытался именем папы воспрепятствовать нападению на Задар.
В гораздо более категоричной и жесткой форме изображает позицию дожа Энрико Дандоло пикардийский хронист Робер де Клари. По его словам, дож заявил будто бы следующее: «Сеньоры, знайте, что я ни под каким видом не откажусь отомстить им, даже ради апостолика» (гл. XIV). Виллардуэн же как бы перекладывает ответственность за происшедшие впоследствии события на тех крестоносцев, которые советовали задарцам ничего не опасаться со стороны «пилигримов», поскольку если город не будет вынужден одними лишь венецианцами к сопротивлению, то у жителей вообще не возникнет необходимости прибегать к силе: ведь папа римский запретил «пилигримам» нападать на христианский город и т. д. Иными словами, во всем случившемся виноваты, по Виллардуэну, именно противники венецианских планов, дезориентировавшие задарцев и сорвавшие наметившееся было мирное урегулирование.
Текст, который еще раз свидетельствует о том, что, по-видимому, крестоносцы, сопротивлявшиеся планам дожа, составляли довольно обширную группировку в войске «пилигримов».
13 ноября 1202 г.
Согласно хронике «Константинопольское опустошение» осада велась весьма ожесточенно «с суши и с моря», в ход была пущена вся «осадная техника» – свыше 150 камнеметов и «масса других орудий», которой располагали захватчики; Гюнтер Пэрисский также замечает, что они осадили Задар, «наведя большой страх и произведя ужасающий шум», правда, с его точки зрения, сделали это лишь потому, что хотели, не откладывая, покончить «с неприятным и ненавистным для них самих делом». Вообще, судя по рассказу этого хрониста, если крестоносцы в течение трех дней овладели городом, то, собственно, не столько благодаря активным действиям против него, сколько посредством угроз, не учинив ни убийств, ни кровопролития. В свете весьма откровенного повествования Виллардуэна попытки такого рода обнаруживают свою явную несостоятельность.
Les eschieles (букв. «лестницы» – перекидные мостики, сооружавшиеся из деревянных рангоутов, или нок-рей, т. е. длинных перекладин), которыми крепились к мачтам треугольные («латинские») паруса, оснащавшие обычно венецианские, как и другие итальянские, корабли. На каждом мостике могли поместиться три-четыре воина. Взбирались на эти мостики по ступенькам (отсюда название); каждый мостик был огражден по бокам барьером из грубой, плотной холщовой ткани, защищавшей воинов от стрел противника. Мостик перебрасывался над морем с носовой части судна и имел в длину то ли сотню «стоп» (судя по письму графа Гюга де Сен-Поля герцогу Анри Лувенскому), то ли «сорок туаз и более того», по данным Робера де Клари (туаза равнялась примерно шести футам). Эти приспособления довольно подробно описаны также Гюнтером Пэрисским, составлявшим свою хронику со слов очевидца событий Четвертого Крестового похода.
Поскольку приступ длился пять дней, начавшись 13 ноября, постольку датой взятия города можно предположительно считать 18 ноября (самая ранняя дата). Однако Виллардуэн не указывает продолжительность подготовки к приступу – установки осадных орудий, их отладки и пр. Согласно сообщению автора хроники «Константинопольское опустошение» Задар сдался через 15 дней, следовательно, если считать со дня прибытия флота к берегам Далмации (10 ноября), 24 ноября 1202 г. Эта дата совпадает и с приводимой в хронике Анонима Гальберштадтского – «в Праздник блаженного Хрисогона», каковой приходился на 24 ноября. Что касается судеб жителей города, то им действительно пощадили жизнь, но сам город подвергся безжалостному разграблению, о чем сообщается в упомянутых выше хрониках. Аноним Гальберштадтский, в частности, отмечает «раздел добычи», произведенный завоевателями.
Со времени отплытия флота из Венеции до капитуляции Задара прошло свыше семи недель, следовательно, по плану дожа, предстояло задержаться в городе примерно на пять месяцев.
Дож, несомненно, стремился нанести возможно больший ущерб торговому сопернику Венеции – Задару. Расквартирование войска крестоносцев на зимний период было бы весьма обременительным для задарцев; как побежденным, им пришлось бы обеспечивать победителей продовольствием, а их коней – фуражом, не говоря уже о предоставлении жилищ для постоя и пр.
Такую же датировку дает автор хроники «Константинопольское опустошение» («на третий день по вступлении в Задар»).
По сообщению той же хроники, погибло около сотни человек. Об этой ожесточенной распре и о рукопашных схватках рассказывает также Робер де Клари, по известию которого, однако, существенно уточняющему ситуацию, конфликт вспыхнул между венецианцами и «меньшим людом пилигримов», а рыцарям пришлось употребить немало усилий, чтобы погасить вражду сторон.
Автор хроники «Константинопольское опустошение» уточняет: вспыхнул «мятеж» – следовательно, произошла не просто беспорядочная рукопашная «свалка» или «распря» (meslee), как рисует ее Виллардуэн, а настоящее сражение, участников которого пришлось разнимать, «мятежников» же умиротворять силой.
Жиль де Ланда – фламандский сеньор. Известие Виллардуэна интересно в том отношении, что лишний раз свидетельствует о значительном размахе возмущения против венецианцев: оно охватило не одну только рыцарскую мелкоту, но и какую-то часть знати.
Виллардуэн, как и Робер де Клари, подчеркивает, что примирения удалось достигнуть лишь ценой больших усилий: переговоры заняли целую неделю. Пикардиец отмечает, кроме того, что примирение явилось окончательным и имело прочный характер.
Приблизительно 25 декабря (по крайней мере, судя по данным Виллардуэна). Согласно свидетельству автора хроники «Константинопольское опустошение», «посол короля Филиппа» прибыл около 1 января 1203 г.
Valet (букв.) – молодого человека – речь идет о царевиче Алексее (IV).
Империя Романии, т. е. Византия.
ele – относится к Romanie; речь идет о схизме (церковном расколе), начавшейся в середине IX в. в патриаршество Фотия и завершившейся в 1054 г. при патриархе Михаиле Керуларии.
То есть в Египет.
В передаче хрониста, послы здесь говорят уже от собственного лица.
Речь идет, конечно, об условиях соглашения. Они излагаются, кстати, более или менее полно многими авторами, современными походу, рассказывающими о Крестовом походе, однако наиболее обстоятельным является изложение, даваемое в письме графа Гюга де Сен-Поля к герцогу Анри Лувенскому и в записках Робера де Клари, в основных чертах совпадающее с тем, что говорит Жоффруа де Виллардуэн. Повествование пикардийского рыцаря в особенности выделяется прямодушием и искренностью: «Дож Венеции хорошо видел, что крестоносцы находятся в стесненном положении; и вот он обратился к ним и сказал: „Сеньоры, в Греции имеется богатая и полная всякого добра земля; если бы нам подвернулся какой-нибудь подходящий повод отправиться туда и запастись в той земле съестным и всем прочим, пока мы не восстановили бы хорошенько наши силы, то это казалось бы мне неплохим выходом, и в таком случае мы сумели бы двинуться за море“. Тогда встал маркиз и сказал: „Сеньоры, на Рождество прошлого года я был в Германии при дворе моего сеньора императора. Там я видел одного молодого человека, брата жены императора Германии. Этот человек был сыном императора Кирсака из Константинополя, у которого один из его братьев предательски отнял Константинопольскую империю. Тот, кто смог бы заполучить себе этого молодого человека, сказал маркиз, легко бы сумел двинуться в землю Константинопольскую и взять там съестные припасы и пр., ибо молодой человек является ее законным наследником“» (гл. XVII). Из сообщения хрониста явствует, что венецианско-монферратско-германская дипломатия была разработана весьма детально. Граф Гюг де Сен-Поль в указанном письме сообщает, будто Алексей обещал выплатить по 200 тыс. марок и крестоносцам, и венецианцам, что не находит подтверждения ни в одном ином источнике.
То есть не согласятся на такой договор.
Как видно из рассказа Виллардуэна, до января 1203 г. намерения предводителей крестоносной рати были скрыты от рыцарства и рядовых воинов, взявших крест со вполне определенными намерениями и имевших в качестве цели освобождение Святой земли от «неверных». Когда на совете в Задаре подверглись обсуждению предложения послов царевича Алексея и германского короля Филиппа, многим стало ясно, что вожди, руководствуясь собственными мотивами, решили повернуть войско на Константинополь. Отсюда – бурные споры, вспыхнувшие на совете. Видные участники – церковнослужители и рыцари – отказались принять предложения об изменении направления похода. Попытка такого вторичного «уклонения с пути» была (после захвата Задара) новым, притом важнейшим, политическим актом дожа и венецианцев.
Оппозиция, проявившаяся в войске по отношению к предложению царевича Алексея и короля Филиппа Гогенштауфена, выразилась, по Виллардуэну, в речах, произнесенных на заседании совета в Задаре, вероятно, в начале января 1203 г. (§ 94–99); в серии «измен», т. е. дезертирств из войска (§ 100–102, 106, 109); в своеобразном «заговоре» части сеньоров и рыцарей на о. Корфу. По рассказу автора хроники «Константинопольское опустошение», когда Бонифаций Монферратский и бароны приняли предложения, внесенные 1 января 1203 г. германским послом, тотчас, узнав об этом, собрался «народ», который заявил, что не пойдет в Грецию. Аббат де Во, Симон де Монфор, Ангерран де Бов, а с ними и многие другие рыцари отправились в Венгрию. В этой хронике, однако, нет ни слова об осложнениях, возникших на о. Корфу.
Напротив, Гюг де Сен-Поль в своем письме к Анри Лувенскому, а также Робер де Клари, опуская какие-либо упоминания о заседании совета в Задаре, повествуют лишь о событиях, разыгравшихся позднее на Корфу. Первый сообщает, что «толпа пилигримов» были враждебны замыслу, в соответствии с которым поход менял направление: почти все хотели отправиться прямо в Акру. Прочие же (а их было свыше двадцати человек) доказывали, что не сумеют ее достичь из-за отсутствия продовольствия, денег для оплаты, из-за отсутствия осадных дел мастеров, умевших обращаться с осадными орудиями. Тогда противники антигреческого проекта потребовали гарантии, что крестоносцы не задержатся в Константинополе долее одного месяца. Им было разъяснено, что официальное обещание такого рода, если выступить с ним открыто, лишь побудит греков к сопротивлению, после чего участники оппозиции получили требуемые гарантии тайным образом.
Робер де Клари (гл. XXXIII) отмечает, что противники отклонения похода от цели обеспокоились о другом: останется очень мало времени, в течение которого еще можно будет пользоваться венецианским флотом; та же мысль сквозит в хронике Анонима Гальберштадтского, где понимание данного обстоятельства приписано Филиппу Швабскому. Сторонники константинопольской авантюры, однако, ответили «оппозиции», что целесообразно ввиду нехватки продовольствия и именно для того, чтобы добыть его, отправиться в Грецию («тогда мы сможем успешно действовать…»). Из этих далеко не во всем совпадающих между собой известий явствует, что лишь с большим трудом крестоносцы приняли, в конце концов, соглашение, предложенное константинопольским наследником и теми, кто за ним стоял. Напротив, Аноним Гальберштадтский утверждает, что соглашение было принято «единодушно», а Гюнтер Пэрисский, во всяком случае, старается приуменьшить размеры «оппозиции» («немногие отъехали») – тенденция, видимо, объясняемая нежеланием обоих хронистов умалить престиж Филиппа Швабского. В действительности соглашение было подписано лишь несколькими баронами, не посчитавшимися с «оппозицией».
По Анониму Гальберштадтскому, папа прикомандировал к войску четырех цистерцианских аббатов.
Симон, цистерцианский аббат в Лоосе во Фландрии, в одном лье к юго-западу от Лилля. Занимал должность аббата в 1187–1203 гг. Был в числе тех цистерцианцев, которые в противовес Гюи де Во де Сернэй и его сторонникам рьяно ратовали в Задаре за поход на Константинополь. Он принял в 1203 г. участие в первом приступе византийской столицы; умер осенью 1203 г. Виллардуэн всегда отзывается о нем в хвалебных выражениях (§ 95–97, 206). Кстати, такова же в данном случае и оценка, даваемая Робером де Клари (гл. XXIII), согласно сообщению которого, впрочем, этот церковнослужитель якобы проповедовал среди крестоносцев в апреле 1204 г., что неверно: видимо, пикардиец перепутал аббата де Лоос с аббатом де Лочедио.
Поскольку в этом случае весь поход расстроился бы (см. § 115). Интересно, что Виллардуэн, в сущности, ничего не говорит о мотивах, которые побудили Бонифация Монферратского и других предводителей крестоносцев принять предложения послов царевича Алексея и его немецкого «покровителя» (Филиппа Гогенштауфена), не раскрывает глубинной подоплеки этих мотивов, ограничиваясь тем, что рассказано в § 96 и 97. Многие другие современные походу авторы (Робер де Клари в гл. XVI и XVII, Аноним Гальберштадтский и др.) тоже констатируют лишь серьезную озабоченность, царившую тогда в войске из-за нехватки съестного. И, судя по рассказу, содержащемуся в письме Гюга де Сен-Поля к герцогу Анри Лувенскому, как раз это обстоятельство предопределило позицию предводителей войска. Позднее, в июле 1205 г., сам Бонифаций Монферратский, чтобы «оправдаться» перед Иннокентием III, в свою очередь, подчеркнет данный фактор в своем письме к папе. Однако из различных источников (папская переписка, хроники и др.) известно, что еще в конце 1201 – начале 1202 г. в Германии и в Риме велись дипломатические переговоры (их осуществляли послы, отправившиеся туда, включая самого Бонифация Монферратского), и уже тогда, во время этих переговоров, обсуждался вопрос о том, чтобы, по словам анонимного папского биографа, «вернуть в Константинополь с помощью христианского войска и водворить на престоле Римской империи» сына Исаака II Ангела – Алексея. Иными словами, события, передаваемые Виллардуэном, не были для тех, кто находился в «курсе дел», чем-то неожиданным, вызванным преходящими, попутными причинами и соображениями.
Примечательная деталь: подписание соглашения происходило в резиденции Энрико Дандоло – факт, ясно указывающий не только на его особую заинтересованность в заключении такого соглашения, но и на то, что бароны, сторонники поворота похода к Константинополю, молчаливо признали главенствующую роль венецианского дожа.
То есть послы царевича Алексея и Филиппа Гогенштауфена.
По Роберу де Клари, соглашение одобрили также епископы, находившиеся с крестоносной ратью (гл. XXXIX).
Речь идет не только о крестоносцах из Иль-де-Франса, но и из большей части Франции, занявших тогда позицию, враждебную проектам и предложениям, внесенным царевичем Алексеем и Филиппом Швабским через их послов.
Несомненно, что как раз к этому эпизоду относятся события, о которых сообщает в своем письме к герцогу Анри Лувенскому Гюг де Сен-Поль, смешивая случившееся в Задаре с происшедшим позже на о. Корфу и с полным основанием утверждая, что лишь немногие крестоносцы благоприятно отнеслись к проекту. В одной из рукописей хроники Виллардуэна сторонниками соглашения, «узаконившего» поход в Грецию, названы 16 баронов: Бонифаций Монферратский, Луи Блуаский, Матье де Монморанси, Жоффруа де Виллардуэн, Конон Бетюнский, Милон ле Бребан, Жан де Фуанон, Жан Фриэзский, Пьер де Брасье, Ансо де Кайо, Ренье Тритский, Макэр де Сент-Менеу, Милон Лилльский, а также епископы Гальберштадтский и Труаский и Жан де Фасет. В этом перечне отсутствуют граф Бодуэн Фландрский и граф Гюг де Сен-Поль. Естественно, возникает недоуменный вопрос: каким же образом соглашение мог подписать Конон Бетюнский, коль скоро этого не сделал Бодуэн Фландрский? Что касается упоминания в этом перечне трех князей церкви, то оно, вероятно, вполне оправданно: примечательно, что и Робер де Клари, как уже было сказано выше, говорит об одобрении епископами в войске антиконстантинопольского замысла (гл. XXXIX): «Епископы сказали, что это не только не явится грехом, но, скорее, благочестивым деянием»).
Постоянно акцентируя мысль о том, будто противники венецианских авантюр стремились лишь к разложению войска, Виллардуэн, безусловно, проявляет необъективность в подходе к оценке действительного положения вещей. Подлинная суть состояла в ином: часть крестоносцев, притом значительная, ясно дали понять, что не намерены превращаться в слепое орудие корыстолюбивой политики венецианской олигархии.
По рассказу автора хроники «Константинопольское опустошение», меньшой люд испытывал большие лишения и, страдая от голода, проявлял недовольство, тем более что знать присвоила себе почти всю добычу, взятую в Задаре. Он сообщает далее, что тысяче человек, настоятельно потребовавших у баронов корабли, позволено было уехать: эта тысяча ратников погрузились на предоставленные им суда и достигли Анкони. Кроме того, дезертировало свыше тысячи других «воинов креста», но два юиссье из тех, которые их перевозили, затонули.
Вернер фон Боланден, но, возможно, также Генрих фон Бургланд.
По данным хроники «Константинопольское опустошение», 30 марта 1203 г.
Видам – феодальный титул, означавший светского сеньора, который представлял высокопоставленного церковного магната в «мирских» делах, являлся главой его административного персонала и предводительствовал соответствующими вооруженными силами.
Здесь имеется в виду Гийом де Феррьер, видам Шартрский, известный в качестве автора кансон. Еще в 1190 г., во время осады Акры, как показала западногерманская исследовательница М.-Л. Бульст-Тиле, он был принят в местное братство ордена тамплиеров. Э. Фараль ошибочно считал, что этот сеньор стал впоследствии великим магистром ордена и погиб под Дамиеттой в 1219 г. Французский историк в данном случае перепутал, очевидно, двух сеньоров: упоминаемого Виллардуэном видама Шартрского, участника Третьего и Четвертого Крестовых походов – Гийома де Феррьера и его тезку Гийома Шартрского из рода Вер, избранного в 1210 г. великим магистром тамплиеров, а до того являвшегося начальником крепости крестоносцев в Святой земле – Шатель-Блан. Последний и в самом деле был тяжело ранен в бою за Дамиетту в августе 1219 г., после чего ему пришлось сложить с себя должность великого магистра. Что касается рыцаря-поэта Гийома де Феррьера, то он отправился в Четвертый Крестовый поход в мае 1202 г., продав церкви Бельомера свои права на долю причитавшейся ей десятины и совершив тогда же «дарственный» акт в пользу шартрской церкви Пресвятой Девы. После захвата крестоносцами Задара вместе с Рено де Монмираем уехал в Сирию. Позднее, когда Бодуэн Фландрский был коронован императором Латинской империи, Гийом де Феррьер прибыл в Константинополь и, видимо, в том же 1204 г. умер.
См. выше, § 48–49. Как там уже отмечалось, фламандский флот, вопреки обещаниям, данным его капитанами графу Бодуэну Фландрскому, отказался участвовать в операциях против Задара и Константинополя и, не заходя в греческие гавани, направился в Сирию.
Так Виллардуэн переиначивает название гавани Модоны на юге Пелопоннеса.
Хронист передает весь последующий эпизод (§ 105–107), уже рассказав (§ 91–102) о прибытии послов из Германии в Задар и о последствиях этого посольства. Они прибыли, как указывалось, 1 января 1203 г. Между тем посольство крестоносцев выехало в Рим, по-видимому, в декабре 1202 г. Дата определяется на основании сообщения Гюнтера Пэрисского, согласно которому весть о прибытии в Задар послов из Германии (царевича Алексея и короля Филиппа) достигла Рима в то время, когда послы крестоносцев находились уже там. Иными словами, порядок изложения событий у Виллардуэна не соответствует их реальной последовательности, и это имеет свое объяснение: дело в том, что послание Иннокентия III «воинству Христову» дошло по назначению уже после прибытия в Задар византийских и немецких послов (послы же крестоносцев выехали в Рим раньше).
Судя по рассказу Робера де Клари (гл. XV), венецианцы не участвовали в каких-либо контактах крестоносцев с Римом. Действительно, они оставались в стороне от переговоров, что подтверждается и последующими событиями. Любопытно, однако, что Виллардуэн хранит на сей счет полное молчание.
То есть крестоносные бароны решили отправить депутацию к папе, который после взятия Задара крестоносцами в самом деле выразил свое негодование. Получив сообщение о захвате Задара, папа в послании к крестоносцам высказал «безмерную скорбь» в связи с тем, что они «пролили братскую кровь» и «уклонились с пути», нарушив его, папы, запрет нападать на христианские земли. Иннокентий III даже отлучил крестоносцев от церкви! Именно озабоченность этим обстоятельством и побудила предводителей, опасавшихся потерять влияние на массу рядовых воинов, участников захвата Задара, отрядить в декабре 1202 г. депутацию в Рим, чтобы в оправдание перед рыцарством испросить хотя бы формальное «прощение» апостольского престола за совершенное «прегрешение». Предводителям Крестового похода приходилось считаться с тем, что негативная позиция «апостолика» усиливала дезертирство из крестоносной рати, а папское «прощение» могло бы по крайней мере предотвратить ее дальнейший распад.
Имя Невелона Суассонского называют и другие авторы, в том числе Гюнтер Пэрисский, а также сам папа (в своих письмах). Гюнтер, впрочем, «включает» в состав посольства и своего аббата Мартина, чью роль в этой миссии (да и вообще в Крестовом походе) всячески старается подчеркнуть.