Но сколько бы я ни ломала голову, сколько бы ни пыталась припомнить детали нашей встречи, чтобы хоть так пролить свет на происходящее, ни до чего не додумалась. И глядя на то, как Грэгори томится от безделья, позвала его гулять. Заодно проверим рабочих, да и я задам им несколько ненавязчивых вопросов. Может, о чём-нибудь обмолвятся.
Мальчишка, услышав моё предложение, тут же встрепенулся и слетел с кресла, в котором сидел, так быстро, что я успела испугаться – как бы он себе ненароком нос не разбил. Но нет, Грэгори стоял на ногах крепко.
А потом вовсе стал носиться вокруг меня, подгоняя.
– А здесь совсем никто не жил? Вы всегда были одна? – стоило нам выйти из замка, мальчишка принялся задавать вопросы.
– Одна, – кивнула, – но ты знаешь, это даже хорошо. Меня совсем никто не заставлял по утрам есть невкусную овсянку и музицировать сутки напролёт.
Про кашу и музицирование я ничуть не приукрашала. Ещё когда матушка была здесь, она заставляла нас просиживать за инструментом по четыре часа, а для меня это всегда было самым настоящим подвигом. Ещё бы, все эти последовательности пальцев в гаммах, этюдах и сонетах, разнообразие закорючек на нотных листах, обязательное соблюдение форте и пиано раздражали меня уже спустя десять минут занятий, не говоря о более длительном времени.
А овсянку наша семейная повариха, которую родители забрали вместе с собой в столицу, готовила так, что её можно было есть только с закрытыми глазами, и вовсе не жуя.
– Да-а-а? – протянул Грэгори и хитро улыбнулся: – Я тоже не люблю эту кашу!
Что же, у нас уже появились общие интересы – мы не любим овсянку.
– Значит, нужно предупредить Тайру, чтобы она даже и не думала нам её готовить.
– Согласен, – подхватил мальчишка и, увидев впереди Грома, вальяжно развалившегося рядом с рабочими, сорвался на бег.
Заприметив меня, мужики подобрались, словно ждали, что я сейчас непременно устрою им выговор.
– Ну как работается, ребята? – оперлась на клюку, что прихватила с собой.
– Хорошо, льдэра, – заговорил тот же мужчина, что и утром вёл со мной беседу.
Я им поручила подправить во дворе колодец, из которого поступала в дом вода, – деревянный сруб совсем покосился, да и доски на крышке превратились в трухлявые головёшки. Ещё велела слазить на крышу, там в одной из комнат третьего этажа после последнего дождя на потолке появились бурые разводы. И много чего по мелочам – ступени подправить у парадного входа, покосить траву на поляне рядом с прудом, разобрать хлам рядом с пустующей конюшней.
– Может вам водички принести? – стараясь быть дружелюбной, предложила с улыбкой.
Двое мужчин, что сейчас как раз чинили колодец, посмотрели на него затравленным взглядом и синхронно покачали головами:
– Не надо, мы своей обойдёмся, – нервно передёрнул плечами всё тот же рабочий. Похоже, он у них за главного или же самый смелый, раз не боится разговаривать с жительницей проклятого замка.
– Ну как знаете, – проворчала и так же ворчливо продолжила: – а Алекс-то ваш чего не пришёл? Обещал подсобить старухе, да сам струсил?
Мужики вновь переглянулись – на этот раз озадаченно. Потом главный задумчиво почесал бороду и нехотя произнёс:
– Дык, занят он, хозяин его работой загрузил.
– Угу, – понимающе кивнула, – и он вас послал? – задала вопрос, на который и так знала ответ.
– Ну да, – мужик пожал плечами.
– И вы его вот так прям послушались и пошли? – ещё один наводящий вопрос.
– Ну да, – так же односложно отозвался рабочий.
– Это кем же он у хозяина ходит, раз посылает вас, куда ему захочется?
Вот тут мужик нахохлился, как воробей, и отвернулся к колодцу, чтобы я не увидела его выражение лица:
– А тут уж я не знаю, что вам сказать, льдэра. Мне велели, я пошёл, вот и весь сказ.
Ясно. Значит, правду говорить ему не разрешили. И к чему эта таинственность? Будто бы Алексу заняться больше нечем, как только разводить секреты. Хотя… Выходит, что нечем.
– Ну работайте, ребята, работайте, – проворчала тихо, развернулась и пошла к Грэгори.
Он стоял рядом с тем мужчиной, который размашистыми движениями уничтожал высокую траву на поляне. Гром сидел рядом, у его ног.
– Нравится? – кивнула на косу, чьё блестящее лезвие мягко цепляло зелень и с довольным хрустом укладывало её ровным рядком.
– Ага, – не отрывая заворожённого взгляда, ответил мне мальчик. – Я бы тоже так хотел: вжик – и нет травы.
Едва не усмехнулась. До чего же он ещё маленький. Косить траву не так-то и просто, я вот за все десять лет так и не научилась управляться с косой. Обкашивала поляну серпом, да и тем орудовать научилась только на третий год. А до этого поляна будто побывала в руках неумелого цирюльника – тут чуб, там проплешина.
– Вот подрастёшь и научишься, – пообещала ему.
Между нами повисла пауза, потом Грэгори обернулся и веско, по-взрослому, произнёс:
– Если вырасту, – незаметно для рабочего задрал рукав камзола и показал пятно, которое, по сравнению со вчерашним днём, стало больше и темнее.
Мне хотелось его утешить, снова сказать, что его проклятье совсем не такое страшное, как моё, но по блеску в глазах поняла – не поверит.
– Никогда нельзя опускать руки, – строго, без намёка на улыбку, ответила ему.
И тут же ещё раз убедилась, что упрямством он тоже пошёл в отца:
– Но вы ведь опустили! – сжал руки в кулачки и топнул ногой, поднимая вокруг ботинка облако серой пыли.
– Я – это другое дело, – сильнее обхватила набалдашник клюки и посмотрела на рабочего, который перестал косить траву и принялся что-то искать на земле. То, что он внимательно прислушивается к нашему разговору, поняла сразу. – Пойдём присядем, – пока мальчишка не успел ничего больше сказать, махнула рукой на дальнюю скамью.
Оттуда Грому будет прекрасно видно мужчин, и в то же время никто из них не сможет услышать нас.
Грэгори хотел возразить, судя по упрямо поджатым губам, но я выразительно посмотрела в сторону поляны, и мальчик тут же сник. Кивнув, первым пошёл к скамье. Я же, пока шла за ним, раздумывала о том, не поспешила ли я, впустив незнакомцев в замок. Суеверия суевериями, а от наживы ещё никто не отказывался.
Нужно будет вечером сходить к старому склепу и поручить охрану духам. Хоть я и не люблю эту процедуру, но лучше призраков стражей не найти.
– Почему это вы – другое дело? – насупился, словно промокший птенец, и покосился на меня, стоило опуститься рядом с ним на скамью.
Я тяжело вздохнула и попыталась донести до него свои мысли:
– Потому что я уже привыкла одна, и мне ничего не нужно, кроме этого замка.
Конечно, это было ложью. Но для меня действительно не было никакого спасения, проклятье неизлечимо, раз уж его не смог снять самый именитый маг. А Грэгори… мне просто не хочется верить, что мальчишку ждёт такая же участь.
Когда точно такое же пятно появилось на моей руке, я тоже не верила, что всё закончится столь печально, только моя вера не оправдалась. Впрочем, я знала, за что несу наказание, а вот Грегори… Оно не должно было его коснуться, и мальчишка не должен был оказаться здесь.
– Неправда, – на этот раз он говорил тихо, почти не различимо среди шелеста листвы, – я слышал, как вы плакали.
А ведь я думала, что он уже спит.
Вздохнула, смотря куда-то вдаль, при этом не видя ничего.
– Просто… вчера был слишком тяжёлый день.
Он принял мой ответ, может быть, и не поверил ему, но хотя бы стал настаивать на своём. Правда, он тут же задал вопрос, который вовсе нельзя считать приятным:
– А вы расскажете, почему поругались с моей… – он почему-то запнулся, болезненно сморщившись, но всё же закончил, – мамой?
Справедливости ради – я с ней не ругалась. Она со мной – да, а я… Мне всего лишь досталась роль глупышки, которая всеми силами пыталась оправдаться и отмыться от грязи, которую на меня вылили.
– Может быть, – кивнула, проводя клюкой по аккуратному гребню скошенной травы. – Но не сегодня.
Грэгори согласился с правилами, придуманными мной, и вновь проговорил:
– Они водили меня по целителям, целый месяц…
– И? – подбодрила его, хотя и так знала ответ.
– Ничего, – признался со вздохом, – все в один голос говорят, что впервые встречают «такую гадость», – на последнем слове он явно попытался кому-то подражать, и у него это вышло весьма недурно.
– Совсем-совсем никто не смог помочь?
– Совсем, – он насупился, вскочил со скамьи и принялся ходить из стороны в сторону.
– Я написала твоей маме, – не знаю зачем, но призналась ему.
Мальчишка тут же остановился, застыл на месте. В его глазах, помимо любопытства, промелькнуло что-то странное, совершенно мне непонятное чувство.
– Да? – Грэгори пытался выглядеть спокойным, даже чуточку равнодушным, словно пытался оправдать слова Дионы о его принадлежности к мужскому полу.
– Да, – подтвердила и без того сказанное, – но она пока не ответила.
– А что вы спросили?
– Многое, – ушла от прямого ответа. – Думаю, к вечеру придёт письмо, и я всё расскажу тебе.
Всё, что касается его и проклятья, остальным я пока не готова делиться.
– Хорошо, – выдохнул и вновь принялся ходить по дорожке туда и обратно.
– А чем ты занимался в столице? – перевела тему, пытаясь развеять гнетущую атмосферу.
– Я? – переспросил так, будто я могла задать этот вопрос кому-нибудь другому.
– Конечно ты, – тихо усмехнулась, заметив искреннее удивление на его детском лице.
– Ну-у-у… – он замялся и принялся постукивать носком ботинка по камням дорожки. – Отец учил меня верховой езде. Правда, получалось у меня очень плохо, – тут Грэгори тяжело вздохнул и искренне посетовал: – Вот почему так? Младшая Сесиль с семи лет крепко держится в седле, а я…
Ох, малыш, как же у тебя всё сложно.
– Слушай, но вчера ты спокойно катался на Громе и никуда не падал.
Мальчишка засмущался так, что даже шея покрылась красными пятнами.
– Так… – запнулся, – Гром не такой большой, как наша Молния.
А Молния у нас, значит, лошадь. Ясно.
– Боишься высоты?
– Угу, – пролепетал невнятно, и довольно неубедительно, но тут же подобрался и горячо продолжил: – И это тоже неправильно. Ведь я мужчина, я не должен ничего бояться.
Я не выдержала, встала со скамьи и подошла к нему, положив руки на плечи.
– Знаешь, Грэгори, каждый человек чего-нибудь боится. И неважно – мужчина это или женщина.
– Неправда! – возмутился он. – Мой папа ничего не боится, совсем!
Охотно верю.
– А ты его об этом спрашивал?
– Нет, но…
– Подожди, – перебила торопыгу, – при следующей встрече обязательно спроси его об этом. Уверена, он тоже чего-нибудь боится.
К примеру, змей. Хотя вряд ли он в этом признается сыну.
Мальчик набрал полную грудь воздуха, но так ничего и не сказал. Я лишь успела заметить в его глазах грусть.
Рабочие ушли ближе к вечеру, когда солнце скрылось за верхушками деревьев и на замок медленно опустились сумерки.
За свои труды они ничего не взяли, сколько бы я ни настаивала. Их главный только упрямо бубнил:
– Велено было помочь, мы помогли. А деньги… Вон, мальцу сладостей купите, льдэра.
А когда они ушли и я вернулась в замок, как раз к ужину, Тайра вместе с подносом принесла мне письмо.
– Только что увидела на столе, – пояснила женщина.
Грэгори смотрел на письмо таким взглядом, будто ждал, что вот-вот из белой бумаги появится Диона. Но этого чуда не произошло, как, впрочем, и того, что письмо окажется от моей сестры.
Я развязала красную ленту и удивилась незнакомому почерку:
«Уважаемая льдэра! Я хотел бы извиниться за то, что не смог прийти к вам, как обещал, но, надеюсь, рабочие выполнили моё поручение».
И размашистая подпись: «Алекс».
Если до этого я ещё сомневалась, то теперь уверилась – к рабочим Алекс не имеет никакого отношения. Я ошиблась, приняв его за слугу хозяина. Уж не знаю, какие отношения его связывают с тем стариком, но сам парень из благородных. Каллиграфический почерк, ровные ряды букв, и та самая подпись – с особым отличительным знаком в конце, который он написал, скорее всего, по забывчивости. Или же просто решил прекратить игру в прятки.
И если по этому поводу таинственность рассеялась, то тут же возникал новый вопрос: что ему от меня нужно? От дряхлой старухи – горбатой и страшной?
Мой внутренний богатый мир?
После этой мысли не выдержала и коротко рассмеялась. О да! Как же! Мир ему и нужен… В это я никогда не поверю. Но других идей почему-то на ум не пришло.
После ужина я ненадолго отлучилась к склепу. Брать с собой мальчишку не стала, в этой прогулке не было ничего увлекательного. Только противный могильный холод и затхлый запах. Духи подношение в виде нескольких капель моей крови приняли благодушно, несмотря на давние счёты между нами, – пламя зажжённой свечи взметнулось вверх и застыло, вытянувшись по струнке.
Сама процедура вызова стражей не представляла из себя ничего особенного. Добровольно пожертвованная кровь, охранные символы и просьба оберегать родовое гнездо. Последнее обязательно должно было быть произнесено так, чтобы духи остались довольны. Это мне далось сложнее всего – не очень приятно рассыпаться в комплиментах перед теми, кто когда-то сыграл не последнюю роль в моём заточении. Но ничего не попишешь. Защита замка куда важнее.
Потом я вернулась в гостиную, и мы с Грэгори долго сидели там вместе, каждый занимаясь своим делом. Я бездумно смотрела в окно, пытаясь поймать за хвост ускользающее спокойствие, Грэгори же увлёкся какой-то книгой, которую нашёл в библиотеке.
К слову, о библиотеке. За разнообразие литературы стоит поблагодарить отца. Он был помешан на книгах и скупал их сотнями, самолично раскладывая по полкам. Здесь было всё – от уклада семейной жизни до экономических справочников. От словарей до трудов великих мыслителей. Для чего ему было столько – для меня до сих пор загадка. Но мне книги заменили людей. В библиотеке я чувствовала себя не такой одинокой, ведь эти буквы, слова, фразы когда-то были произнесены и записаны другими людьми.
Стрелки старинных часов натужно заскрипели, возвращая меня из мира грёз. Пора.
– Грэгори, пойдём спать? – предложила ему, с кряхтеньем поднимаясь с кресла.
Мальчишка встрепенулся, с трудом сфокусировал на мне взгляд.
– Уже? – протянул тоскливо, вцепившись в книгу с такой силой, что кончики пальцев побелели.
– Уже, – кивнула с улыбкой и тут же предложила, – а книгу ты можешь забрать с собой.
– Правда? – тёмные глаза заблестели, и губ коснулась счастливая улыбка.
Пожалуй, только дети могут радоваться мелочам так искренне.
– Правда.
Бросив «спасибо», он подскочил со своего места и понёсся к ступеням. До чего же он шустрый, мне за ним никогда не угнаться.
Грэгори выглянул из комнаты, когда я, запыхавшись, подошла к своей. Пожелал доброй ночи и скрылся за дверью. То есть о вчерашнем страхе он совсем забыл? Ну что же, это очень хорошо. Значит, сегодняшняя ночь пройдёт спокойно.
Пережив очередное превращение, я долго рассматривала свои помолодевшие руки, проводила ими по лицу, пыталась понять, какой теперь стала. Но потом тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли.
Замок затих. Впрочем, он и при свете дня не сильно «шумел», но сегодня, после беспрестанного стука рабочих, тишина чувствовалась особенно остро. Или это я привыкла к ней, и суета казалась мне чем-то лишним и чуждым?
Может быть…
Я отвыкла от людей, от того, что нужно считаться с их желаниями. Я превратилась в настоящую затворницу. А возвращаться к обычной жизни довольно сложно, особенно когда груз прошлого лежит на плечах.
Грэгори не должен был пострадать от моей ошибки. И я никак не могу взять в толк, почему проклятье пало на него.
Диона не торопилась отвечать на мои вопросы. Письма так и не было, и мне захотелось написать ещё одно, более грубое и требовательное, но меня отвлёк какой-то странный звук. Словно по гравию дорожки кто-то шёл. Из приоткрытого окна было слышно, как камни хрустят и щёлкают, выбиваясь из-под чьей-то обуви.
Сердце замерло всего на мгновение и пустилось вскачь.
Тайра решила прогуляться? Это самое безопасное объяснение. И самое предпочтительное. Ведь Гром не должен никого пропустить на территорию замка. Не должен же? Так? А духи? Духи же приняли моё подношение…
К окну мне было страшно подходить, настолько страшно, что ноги и руки вмиг превратились в ватные валики и отказывались слушаться меня. Очередной хруст, буквально под моей комнатой, заставил подскочить с кровати, на которой я сидела, и сделать два лихорадочных шага к столу.
Кто это?
Рабочие всё же вернулись, несмотря на заверение, что из проклятого замка никогда и ничего не возьмут? Или это кто-то другой?
Пока я размышляла, не в силах подойти и посмотреть на ночного посетителя, стекла что-то коснулось. Будто колючая ветка со скрипом прошлась по поверхности.
Стало по-настоящему жутко. До лихорадочно участившегося дыхания и непонятно откуда взявшегося желания во что бы то ни стало защитить свой дом и тех, кто находится под его крышей.
Я, не раздумывая о последствиях, подошла к окну и с силой отдёрнула штору, чтобы в следующий миг… увидеть лишь темнеющую полоску неба вдалеке. У стекла никого не было, и на дорожке, внизу, – тоже.
Я шумно выдохнула, нервно передёрнула плечами и ещё раз внимательно всё просмотрела. Эта сторона замка выходила на пышные клумбы и низенький кустарник. Спрятаться так, чтобы я не увидела, негде.
Так неужели мне показалось?
Сердце всё ещё стучало громко-громко, и я безрезультатно пыталась успокоиться. Что-то было не так. Словно кто-то пристально смотрел на меня, следил за каждым движением. Ужасное чувство.
Я вновь прильнула к стеклу, оставляя на поверхности белесые разводы своим дыханием, и как только мне показалось, будто я что-то вижу за низенькой вишней, на стол упал увесистый свёрток. От крика удержаться не смогла, но тут же нервно рассмеялась.
На столе всего лишь лежало письмо. На этот раз от Дионы.