Когда подняли сходни, а в воздух в прощальном жесте взлетели носовые платки, мое сердце затрепетало от волнения. В почтовом поезде до Дувра я провела холодную бессонную ночь и за это время успела тысячу раз усомниться в мудрости принятого решения бежать во Францию. Я успела только отправить телеграмму Джейн и горько сожалела, что не имею возможности как следует попрощаться с единственным человеком, по которому буду скучать. Неизвестно, что ждет меня впереди, но я остро осознавала, что оставляю за спиной. Матушку, несомненно, приведет в ужас мое бегство – не столько потому, что она потеряла дочь, сколько из-за сплетен и дурных толков, которые окружат нашу семью. Я опозорила их обоих, но выхода не было, ведь выбор стоял между их хорошим именем и моим будущим. Я не желала приносить себя в жертву на алтарь семейных ожиданий. Чтобы прокормиться, хватит моего школьного диплома – по крайней мере, так мне казалось, хотя очень скоро я поняла, что куда более суровое образование дает университет жизни.
Я стояла на палубе, у ног ютился чемодан, а глаза мои были устремлены к горизонту. Многие попутчики уже устраивались поудобнее в откидных креслах, не желая подхватить морскую болезнь, – но только не я. Ухватившись за перила, я воображала приключения, которые ждут меня, и не слишком задумывалась о том, как буду выживать в чужой стране.
Краем глаза я заметила движение, секунда – и кто-то уже убегает прочь с моим чемоданом. Я закричала, но порывы ветра поглотили вопль. Вор стремительно удалялся, пока я, спотыкаясь о палубу, пыталась нагнать его. И тут какой-то мужчина пронесся мимо меня, словно молния, бросился вниз по трапу и схватил вора – мальчишку лет двенадцати – за шиворот одной рукой. В другую он взял чемодан и подтащил мальца ко мне, а затем, говоря с очень заметным акцентом, спросил, что бы я хотела, чтоб он сделал с воришкой.
– Я… эм… ну… – Я мямлила, от шока не в силах вымолвить что-то внятное.
– Я доложу о нем капитану корабля, если мадемуазель того пожелает, – заявил мужчина с какой-то драматичной развязностью. Он сразу привлекал к себе внимание: ростом выше ста восьмидесяти, смуглый, с очень выразительными чертами лица. Темные волосы, темные глаза, потемневшая от солнца кожа – словом, он был невероятно привлекательным.
– Мадемуазель? – повторил мужчина, и в глазах его мелькнула легкая улыбка.
– Эм… Да-да, конечно… – Я посмотрела на мальчика, который внезапно стал похож на загнанную дичь. – И что же с ним будет?
Я приняла из рук мужчины свой чемодан. Ответ прозвучал весьма бесстрастно:
– Снимут с корабля и отправят прямиком в тюрьму, я полагаю.
– Ох.
– Решать вам, мадемуазель.
– Что ж, мои вещи у меня, так что, полагаю, ничего страшного не случилось. Ты ведь больше не будешь так поступать, правда? – спросила я у мальчишки, который (я только сейчас заметила это) был бос и носил одежду на два размера меньше. Он яростно потряс головой и, едва мужчина ослабил хватку, рванул прочь, будто в самом деле был каким-то диким зверьком.
– Мадемуазель слишком добра, – прокомментировал мужчина, глядя, как воришка исчезает в толпе. – Позвольте представиться: меня зовут Арман Хассан. – И он слегка поклонился.
Имя звучало экзотично и интригующе, что явно добавляло незнакомцу очков привлекательности. Одежда сидела на нем хорошо, но с какой-то элегантной небрежностью, будто он выглядел бы великолепно в любом наряде. И все же в его глазах мне почудилось нечто опасное, какая-то скрытность, из-за чего ему сложно было верить.
– Мисс Опалин Карлайл, – представилась я, подавая руку и с опозданием сознавая, что только что сообщила совершенно незнакомому человеку свое настоящее имя.
Пора бы уже начать соображать, что я делаю.
– Enchanté[1], мадемуазель Карлайл, и позвольте заметить, что у вас очень красивое имя. Надеюсь, у меня будет еще повод произнести его, и не раз.
Он поднес мою руку к губам, и я могла поклясться, что даже сквозь ткань перчаток я ощутила его горячее дыхание. Пришлось быстро отвести взгляд и надеяться, что румянец не слишком меня выдает. Подумать только: не успела отплыть из Англии, а уже очаровалась иностранцем с акцентом, как какая-нибудь неопытная девица. Надо брать себя в руки.
– Что ж, благодарю вас, мистер Хассан, но мне уже пора идти.
Я еще не закончила фразу, как поняла, что на борту корабля у меня не могло быть никаких неотложных дел. Его глаза блеснули: должно быть, он вообразил, сколько нотаций мне прочитали, запрещая вступать в разговоры с незнакомыми мужчинами.
– Если позволите, мадемуазель, дам вам совет. Такой очаровательной девушке следует быть осторожнее в будущем. Представительницы слабого пола, путешествующие по континенту в одиночку, рискуют столкнуться с людьми, весьма… недобросовестными.
Однако ко мне уже вернулось самообладание, я расправила плечи и гордо вздернула подбородок.
– Мистер Хассан. Хотя вы, несомненно, хорошо владеете английским языком, вам недостает знаний об английских женщинах. Мы вполне способны постоять за себя, спасибо.
С этими словами я накинула пальто и зашагала по палубе против ветра, придерживая рукой шляпу, которую чуть не унесло. «Какой самонадеянный тип!» Я фыркнула и твердо решила не поддаваться никаким соблазнам, вне зависимости от обстоятельств.
Отель Petit Lafayette на первый взгляд казался весьма элегантным, но, как и с книгами, не стоило судить по обложке. Меня провели к лестнице, которая огибала весь дом со стороны внутреннего дворика, отчего к каждой комнате примыкало некое подобие балкончика – правда, вид с него открывался лишь на унылое серое здание. Настроение упало еще сильнее, когда служащий открыл дверь в мой номер. Мне не доводилось бывать в монастыре, но именно так я представляла себе келью: тесная комнатка без окон и с узкой кроватью.
– Ох, нет-нет! – Я решительно замотала головой.
– Non? – переспросил он, не двигаясь с места.
– Нет, это даже не обсуждается! – Ответа не последовало, и я решила объясниться. Проговорила как можно медленнее, чтобы он точно понял: – Это не комната, а монашеская келья! Я бы хотела… je voudrais une chambre plus grande. Avec une fenêtre![2]
Десять минут спустя, уплатив вдвое больше, я открыла дверь в другую комнату – тоже, надо сказать, довольно скромную, а кровать была ненамного шире. Очевидно, мои навыки ведения переговоров стоит отточить. Однако стоило мне открыть длинное окно и выглянуть в него – и я тут же позабыла о том, что была чем-то недовольна.
Передо мной раскинулись крыши Парижа, золотистые в лучах заходящего солнца.
Да, я была в ужасе от того, что натворила. Мечта и ее воплощение нередко вызывают противоречивые реакции… И все же меня переполняла решимость добиться своего. И нет, я не пролью ни одной слезинки!
В мой первый день в Париже стояла ветреная, но солнечная погода. Я крепко сжимала в руках маленькую карту, которую купила у уличного торговца. Город оказался точно таким красивым и вдохновляющим, как я и надеялась: каждая улица, открывавшаяся моим глазам, была очаровательнее предыдущей. Здания из камня с элегантно высокими окнами и серыми, покрытыми жестью крышами в мягком солнечном свете выглядели безукоризненными. Гуляя по набережной де ла Турнель, я наткнулась на ряды книготорговцев (букинистов, как выяснилось позднее). Они продавали самые разные книги на французском и английском, журналы, книги записей и даже старые плакаты и открытки. Я остановилась посмотреть и поразилась тому, что товары они держали в зеленых металлических ящиках, подвешенных прямо на парапет над Сеной. Эти ящики образовывали собой нечто вроде вагонов поезда, который будто бы остановился, распахнув свои двери для читающей публики до наступления темноты.
Я чувствовала себя как на небесах, гуляя по берегу реки, залитой ярким солнцем, затерявшись в мире книг и голосов с иностранным акцентом. Вот тогда-то я и заметила его. «Страшные рассказы» в лазурно-голубом переплете, двухтомник Эдгара Аллана По в переводе Шарля Бодлера. Я открыла первую страницу и узнала, что в руках у меня первое издание, опубликованное Мишелем Леви Фрером в Париже в 1856–1857 годах. Мой отец обожал Эдгара По, мне и самой нравились «Сердце-обличитель» и «Падение дома Ашеров», так что эта находка показалась знаком свыше.
Я осведомилась, сколько стоит двухтомник, и мой ломаный французский немедленно выдал во мне иностранку. Сто франков показались крайне завышенной ценой, и мы долго торговались жестами (торговец выворачивал карманы, показывая, что я обкрадываю его), пока наконец не договорились. Безрассудство охватило меня с головой, потому что я тратила те скромные сбережения, что у меня имелись, – однако теперь у меня было еще одно издание. Когда торговец уже принялся оборачивать книги в коричневую бумагу и обвязывать их бечевкой, я услышала, как кто-то окликает меня по имени.
– Месье Хассан! – удивленно воскликнула я, а он, как и тогда, приложил мою руку к губам. Я немедленно вспыхнула, а книготорговец хмыкнул. Они заговорили о чем-то на таком беглом французском, что я не успевала понимать, однако суть беседы скоро стала ясна.
– Вижу, вы купили моего Бодлера, – сказал месье Хассан с коварной улыбкой.
– Что вы имеете в виду?
– Я попросил приятеля придержать эти книги для меня, однако вижу, он решил продать их вам… правда, за куда большую цену.
Разумеется, он намекал, что меня обвели вокруг пальца, однако я предпочла проигнорировать скрытый смысл.
– Что ж, значит, это не ваш Бодлер, а мой, – отрезала я, забирая сверток, полная решимости направиться в отель.
– По крайней мере, позвольте мне угостить вас ужином, чтобы поздравить с удачной сделкой, – предложил он, легко нагоняя меня.
– Благодарю, однако с моей стороны было бы неуместно принять приглашение от незнакомого мужчины.
– Ах! – Он сделал вид, что принял это близко к сердцу. – Но ведь мы знакомы! К тому же вы, похоже, совсем одна в Париже…
– Я не одна, – перебила я. – Я остановилась у своей… тети.
– Что ж, понятно. – Месье Хассан покивал, признавая свою неправоту. – Alors[3], если передумаете, мадемуазель Опалин… – Он протянул мне свою визитку. – Будет непросто забыть, как вы меня отвергли, но, к счастью для вас, я человек отходчивый.
Приподняв шляпу, он скрылся в переулке, а я так и стояла, чувствуя, как ярость переполняет меня. Этот человек, этот напыщенный высокомерный мужчина невероятно раздражал, больше того – я начинала ненавидеть его. И все же я не выкинула его визитку в Сену, а вместо этого положила ее в карман.
Вечером я подписала для Джейн одну из открыток, купленных у книготорговцев. Я знала, что она не выдаст меня. Джейн была из тех людей, чей смех слышишь еще до того, как она зайдет в комнату. Она обожала прогулки (матушка считала, что «леди не подобает так себя вести»), и я ужасно скучала по ней. Пока я писала, расстояние между нами, пусть и ненадолго, но будто бы сокращалось. Я бодрилась, покрывая бумагу предложениями, каждое из которых кончалось восклицательным знаком. «Париж великолепен!» Не слишком оригинально, ну и пусть. Я воображала, что если останусь здесь жить, то, возможно, однажды Джейн навестит меня.
Правда, пересчитав оставшиеся деньги, я уже не была так уверена. Нужно поскорее найти какую-нибудь работу. Я решила завтра же отправиться в местную библиотеку и посмотреть, нет ли там подходящей вакансии.
Я начала переодеваться ко сну, и из кармана выпала визитная карточка месье Хассана.
Armand Hassan
ANTIQUAIRE
14 Rue Molière
Casablanca
Maroc
Итак, месье Хассан оказался торговцем из Марокко. Это объясняло его экзотическую внешность… однако я твердо решила не увлекаться им. В романах, которые я читала, женщины слишком быстро влюблялись в мужчин, подобных ему.
И вновь я почему-то не выбросила его карточку, а убрала в чемодан.