На третий день пути караван вошел в земли, отмеченные особой, древней красотой. Дорога вела через заливные луга и редкие берёзовые рощи, вдоль широкой, плавно текущей реки. Воздух здесь был чистым и лёгким. После мрачной и гнетущей чащи предыдущего дня эта перемена ощущалась как благословение. Дружинники расслабились, их разговоры снова стали громче. Даже лошади, казалось, шли бодрее.
Яромир тоже чувствовал перемену. Здесь, вдали от тёмной магии культистов, «песнь» мира была гармоничной и светлой. Но его обострившийся дар улавливал и тонкий, едва заметный диссонанс. Это не было похоже на активную угрозу или злую волю. Скорее, на тихую, застарелую боль. Словно под здоровой кожей этой земли скрывалась незаживающая рана. Он прислушивался, но не мог определить её источник.
Ночью, когда разбили лагерь на берегу реки, он, как обычно, занял свой пост в отдалении. Большинство воинов, измотанных прошлым боем, спали крепким сном. Яромир сидел, прислонившись к белой коре старой берёзы, и позволял своему сознанию раствориться в ночных звуках: плеске воды, шелесте камыша и тихом гудении комаров.
Именно в этой тишине он услышал её зов.
Это не было похоже на крик боли, как в прошлый раз, и не на слова. Это был тихий, медовый шепот, прозвучавший не в ушах, а прямо в его разуме. Голос был женским, древним, как сама река, и ласковым, как прикосновение ивовой ветви.
«Тот, кто слышит песню камня и стали… Подойди к воде. Поговори со мной».
Яромир открыл глаза. Сердце его учащенно забилось. Он медленно встал и, стараясь не шуметь, двинулся к реке. Лунный свет серебрил водную гладь, заставляя её мерцать, как чешуя гигантской рыбы.
Он подошел к самой кромке воды. В отражении он увидел не только своё лицо и звёзды, но и едва заметное движение, словно кто-то стоял за его спиной. Он резко обернулся.
Никого.
«Не ищи меня глазами. Ищи меня сердцем», – вновь прошептал голос в его голове.
Яромир закрыл глаза и сосредоточился, позволив своему дару, усиленному амулетом, заглянуть за грань видимого мира. И он увидел её.
Она стояла на воде, не проваливаясь, её фигура была соткана из лунного света, тумана и речной прохлады. У неё были длинные, до самых пят, волосы цвета водорослей, в которые были вплетены белые речные лилии. Лицо её было прекрасным, но печальным, с глазами цвета глубокой воды. Она была одета в длинное, струящееся платье, которое казалось частью речной дымки. В ней не было ничего от плоти и крови; она была чистым духом, воплощением этой реки и этого берега.
Берегиня. Хранительница.
– Ты пришел, – сказала она, и её голос был живым отражением того шепота, что он слышал. – Я видела, как вы проходили. Видела тьму, что следовала за вами. Но она не единственная беда в этих краях.
– Что случилось? – спросил Яромир, обращаясь к ней с почтением, которого заслуживает древняя сила. – Я чувствовал боль этой земли.
– Недалеко отсюда, – Берегиня указала тонкой, полупрозрачной рукой в сторону тёмной гряды холмов, видневшихся на горизонте, – есть пещера. В ней обосновались злые люди. Такие же, как те, что напали на вас. Но они не охотятся на путников. Они принесли с собой нечто ужасное. Предмет, что отравляет землю и воду. Они называют его оберегом своего чёрного бога, но это не оберег. Это яд.
Её прекрасное лицо исказила гримаса боли.
– Моя река болеет. Рыба уходит, лилии на моих волосах вянут. Лес вокруг пещеры начал сохнуть. Звери бегут из тех мест. Ещё немного, и эта скверна доберется до великой реки, Днепра, и тогда её не остановить. Я слишком слаба, чтобы изгнать их сама. Их злая воля сильнее моей, а их оберег высасывает мои силы.
Она посмотрела на Яромира с мольбой в своих глубоких, как омут, глазах.
– Но ты… ты другой. Ты несёшь в себе огонь созидания и камень, что поглощает тьму. Я прошу тебя, помоги моему лесу, моей реке. Уничтожь их отраву. Изгони скверну с моей земли.
Яромир смотрел на это печальное, светящееся видение. Он понял, что та тихая боль, которую он чувствовал, была болью этого духа, болью самой природы. Он был в походе, он нёс ответственность за княжну, но он не мог проигнорировать эту просьбу. Это был не просто долг, это было частью его нового пути – не только сражаться с тьмой, но и исцелять раны, которые она наносит.
– Я помогу, – твёрдо сказал он. – Я поговорю с воеводой. Утром мы отправимся туда.
Лицо Берегини посветлело, на губах появилась слабая, благодарная улыбка, прекрасная, как восход солнца над водой.
– Я буду ждать, – прошептала она.
Её фигура замерцала и растаяла в лунной дорожке на воде, оставив после себя лишь запах цветущих лилий и прохладу речной ночи. Яромир постоял ещё мгновение, а затем решительно направился обратно к лагерю. Он знал, что убедить Ратибора отклониться от маршрута будет непросто. Но он также знал, что должен это сделать.