После ухода воеводы Яромир долго стоял в тишине своей кузницы, пытаясь осознать стремительность перемен. Сопровождать княжну в Киев. Ещё пару недель назад такое было немыслимо, как и то, что он сможет говорить с князем на равных или изгонять духов. Но теперь он понял, что решение было принято не только воеводой или князем. Истинная причина его назначения крылась в желании той, которую он спас. И чтобы понять это, нужно было вернуться на день назад, в яблоневый сад за княжеским теремом.
Солнце было тёплым, а воздух благоухал ароматом цветущих яблонь. Княжна Ксения медленно шла по усыпанной лепестками тропинке, опираясь на руку своей верной служанки Любавы. Она всё ещё была бледна и двигалась с осторожностью, но с каждым днём силы возвращались к ней. Она снова могла наслаждаться теплом солнца на коже и пением птиц. Ей казалось, что она родилась заново, и каждый вдох, каждый цвет, каждый звук был для неё бесценным даром.
Но её выздоровление было омрачено тенями. Воспоминания о болезни были туманными и рваными, как обрывки кошмарного сна. Она не помнила самого духа, но отчётливо помнила ощущение – липкий, всепроникающий холод, чувство бесконечного падения в тёмную, бездонную яму. Она помнила, как её собственная воля таяла, как угасало желание бороться, оставляя лишь звенящую пустоту.
А потом, в самом сердце этой пустоты, появилось нечто иное. Она не видела его лица, но помнила его голос – не тот, что произносил слова, а тот, что звучал внутри неё самой. Голос, похожий на мощный, уверенный ритм молота, бьющего по наковальне. Этот ритм прогнал тишину. Затем она почувствовала тепло, словно тысячи маленьких солнц зажглись вокруг неё, разгоняя ледяной мрак. Она вцепилась в это ощущение, как утопающий в спасительную щепку. Этот ритм, этот свет вытянул её обратно в мир живых.
Она знала, кто был источником этого спасения. Слуги шептались, отец и мать говорили об этом. Человек, вошедший в её покои, когда все остальные уже опустили руки. Кузнец по имени Яромир.
Позже, когда она смогла сидеть, ей рассказали о нём больше. О его славе мастера, о том, что он отказался от большей части награды, о его молчаливом достоинстве. И она поняла, что хочет его видеть, убедиться, что он настоящий. Она попросила отца позвать его. Яромир пришёл. Он стоял перед ней в просторной светлице, одетый в чистую рубаху, спокойный и сильный. Он не говорил много, лишь спросил о её здоровье и ответил на её тихие слова благодарности простым: "Я рад, что смог помочь".
Но когда он был рядом, она снова ощутила то самое чувство – чувство абсолютной, нерушимой безопасности. Будто рядом с ним тот ледяной ужас, что таился в уголках её памяти, просто не мог существовать. Его присутствие было как прочная стена, как огонь очага в холодную ночь. Это было иррационально, но так реально.
Именно тогда, глядя на него, она приняла решение. Вечером, за ужином, когда отец с радостью объявил, что они отправятся на праздник в Киев, её сердце сжалось от внезапного, леденящего страха. Покинуть стены Чернигова, стены терема, где её спас этот удивительный человек, казалось немыслимым. Кто защитит её там, в чужом городе, в дороге?
– Отец, – сказала она, и её голос, хоть и был слаб, звучал твёрдо. – Я поеду. Но у меня есть одно условие.
Князь Святослав, готовый исполнить любой каприз вернувшейся к жизни дочери, с улыбкой кивнул:
– Всё, что пожелаешь, моё солнышко.
– Я хочу, чтобы Яромир-кузнец сопровождал нас.
Князь удивлённо поднял бровь.
– Яромир? Но с нами будет вся моя дружина, воевода Ратибор… Тебя будут охранять лучшие воины. Яромир – мастеровой, а не воин.
– Его сила не в мече, – возразила Ксения. Её щеки тронул румянец от волнения. – Ты сам знаешь это, отец. В пути нас могут поджидать не только разбойники, но и… то, от чего не спасут мечи. То, что почти убило меня. Когда он рядом, я не боюсь. Я знаю, что ни одна тень не посмеет ко мне приблизиться. Пожалуйста, отец. Это моя единственная просьба. Если его не будет рядом, я не смогу заставить себя покинуть Чернигов.
Она смотрела на него своими большими, ясными глазами, в которых ещё таилась тень пережитого ужаса. И князь сдался. Он видел, что это не прихоть избалованной девушки, а глубокая, почти животная потребность в защите, которую, как она верила, мог дать ей только Яромир. Её душевное равновесие было слишком хрупким, чтобы рисковать. Он переглянулся с женой, и та молча кивнула, поддерживая дочь.
– Хорошо, – вздохнул Святослав. – Я поговорю с воеводой. Если Яромир согласится, он поедет с нами.
Так, в тихом разговоре в княжеских покоях, решилась судьба Яромира. Это не было приказом князя или стратегическим решением воеводы. Это было настойчивое, почти отчаянное желание юной девушки, которая заглянула во тьму и теперь инстинктивно тянулась к тому единственному человеку, который был для неё живым воплощением света и силы. И это накладывало на Яромира ответственность гораздо большую, чем любой приказ. Ему доверили не просто тело княжны, а её хрупкую, едва оправившуюся от ран душу.