Люба
– Ты наказана. Капец тебе. Шапку сними, а то я вижу, ты меня хреново слышишь!
– Нормально… – прислонившись лбом к стеклу, шепчу я.
– Нормально, твою мать?! Одиннадцать ночи, я тебя забираю из травматологии. Какого фига ты вообще в этом парке одна шарахалась?! Блин… – недобро смеется мой старший брат. – Из дома не выйдешь. После, твою мать, десяти! Теперь никогда. Усекла?!
Молчу, поджимая губу.
– Усекла, спрашиваю?!
– Да… – всхлипываю, обнимая себя руками.
Когда он орет, лучше не спорить. С ним вообще спорить бесполезно. Это профессиональное. Он оперуполномоченный, и полномочий у него выше крыши.
Я знаю, что накосячила.
По щеке стекает слеза.
– Нет, ни фига ты не усекла, – опять психует Глеб, зажимая пищалку на руле. – Твою мать, знак не видишь, что ли?! – орет впереди стоящей машине.
Стираю слезу ладонью, провожая взглядом главную елку города.
Вломившись во двор моего дома, он тормозит прямо поперек парковки.
Терпеливо жду, потому что знаю: это не конец.
Слышу его злой сип, и мои всхлипы добавляют угля.
– Ты наказана, – рычит угрожающе.
Тоскливо гляжу на свой подъезд.
– Я щас вообще не шучу, Люба.
Всхлипнув, смотрю на него.
На подстриженной почти под ноль голове черная шапка, лицо небритое, как у какого-то зэка. Краше только придумать можно. Только людей им и пугать. Он этим и занимается, причем официально.
Сжав ладонями руль своей служебной «Нивы», продолжает:
– После учебы сразу домой. Приеду – проверю. Поняла?
Молчу, прикусывая язык.
– Не слышу?!
– Поняла!
– На выход, – гаркает хрипло.
Откинув на сиденье голову, Глеб закрывает глаза.
Кусаю губу и говорю:
– Собаки на людей не нападают по расписанию.
– А мне по фигу, – втягивает в себя воздух. – Мне тебя, может, продуть еще надо?
– Только попробуй! – взвиваюсь, толкая руками дверь. – Обезьянник свой продувай!
– Ты меня услышала.
– Мне не десять лет, – говорю ему членораздельно, обернувшись через плечо. – И даже не одиннадцать.
Эти слова сжимают сердце.
Когда мне исполнилось десять, ему стукнуло столько же, сколько мне сейчас, и он был далеко. Служил на своей Камчатке, там, где в туалет ходят по веревочке, а письма… идут месяцами…
Я думала, он вернется. Ко мне. К нам с бабулей. А он… Вернулся, когда мне было пятнадцать. И принялся командовать, будто я без него до этого в жизни разобраться не могла. Я о ней все знаю. Сначала родился, потом пригодился. А в промежутках хотелось бы быть самой собой!
Повернув голову, выгибает бровь:
– А сколько тебе? Напомни, е-мое?
Этот сарказм давно не бесит.
Судя по всему, для него я навсегда останусь ребенком. Даже когда морщины на его упрямом лбу станут глубже и борода поседеет. Я останусь ребенком, потому что у нас есть только мы, и больше никого на всем этом чертовом свете.
Плюс ко всему, для него я ребенок, потому что у него нет собственных. Вот в чем все дело.
Он достоин! Достоин своих детей. И семьи. Но с таким дураком кто будет связываться?! И кобелем. Думает, я не знаю? Он пол-универа моего пере… имел!
– Посчитай, – советую ему. – Вроде ты умный. Был. Вчера.
– Сгинь, – рычит. – Пока в обезьянник не затолкал.
– Спасибо, – бросаю в сердцах. – За сочувствие. Чтоб тебе так дети твои сочувствовали…
– И тебе спасибо, – выговаривает он. – За то, что у меня на пузе еще один седой волос!
На пузе! На «пузе» у него бельё стирать можно!
Ступив на подножку, выпрыгиваю из машины.
Мышцу на ноге сводит от боли, но не настолько, чтобы об этом плакать.
«В рубашке родилась», – мне так с пяти лет талдычат.
С того дня, когда выжила. Мы выжили. Я и Глеб.
Хлопнув дверью, иду к своему подъезду.
– Люба, – слышу за спиной.
Остановившись, закатываю глаза.
– Приеду. Проверю. Спать топай.
Сделав глубокий вдох, советую:
– Валидол захвати.
Дернув подъездную дверь, захожу внутрь и без сил тащусь к лифту.
На подкорке… яркие зеленые глаза мужчины, о котором… уже полгода мечтаю перед сном. И вовремя. И который… для меня слишком взрослый, чтобы я вообще хоть как-то могла его потянуть. Я даже не знаю, о чем с ним можно говорить. Дольше семи секунд.
Войдя в квартиру, плюхаюсь на пол.
Я и о себе-то ни черта не знаю. Кто я? Где я? Зачем?
– Чтобы было, – мертвым голосом цитирую своего придурошного брата.