Романов
Пресс-фургон выпускает наружу оператора и знакомые темно-бурые соболя. Пока плывут к нам, с наслаждением изучаю их хозяйку.
Я охренеть как отвык от зрелой самодостаточности. Разговаривать с женщиной на одном языке и уровне эрудированности – это как запивать лобстера охлажденным «Дом периньоном», а когда у нее язык еще и физически талантливый…
Кровь частично меняет направление. Встряхиваю плечами и хрущу шейными позвонками. Дожил ты, Романов. Скоро от картинок плейбойных заводиться начнешь, прямо как в пятнадцать.
С насмешкой встречаю открытый дерзкий взгляд.
Ноль жеманства. Полный комплект, и я уже три месяца на самообеспечении, так что выделываться не собираюсь.
– Привет, мальчики.
– Марго, – сдается Рус без борьбы.
Взгляд карих глаз Маргариты проезжается по мне, пока она стряхивает с плеча Чернышова снег.
– Романов, – смотрит через плечо. – Рада видеть.
– Рад, что ты рада, – возвращаю под мышки ладони.
Поправляет волосы и достает из кармана шубы репортерский микрофон.
Выглядит она сногсшибательно.
Безупречный макияж, чёрные волосы гладкие и блестящие, духи дорогие и запоминающиеся.
Так уж повелось, что я Марго растрепанной видел только один раз в жизни, и ноги ее были у меня на шее. Как раз перед тем, как Яна снесла задний бампер моей «Ауди» своим «Мерседесом». Вполне возможно, вместе с бампером она мне ещё и мозги повредила, потому что, когда я женился, особо не задумывался, на кой хрен вообще это делаю?
Диссертация и любимая работа тогда имели меня по очереди, так что простить я себя могу.
– Коля, – Марго машет рукой оператору, глядя при этом на меня. – Вот здесь свет отличный…
Алые губы за полгода стали полнее, и вряд ли сами собой. Смотрю на них, а потом в глаза. Делает их загадочными, и я даю согласие, даже не открывая рта.
Надув свой бантиком, улыбается.
– Дадите интервью, ваше величество? – стучит по толстовке Чернышова микрофоном. – По старой дружбе…
– Когда дама просит, – в тон отвечает он, складывая на груди руки.
– То джентльмен не должен думать о риске, – смеется Марго.
– Мой пиарщик с тобой бы не согласился.
– Тю, – снова смеется она. – Мы осторожненько. Ты же меня знаешь.
– Начинай, – вздыхает.
Почесав бровь, улыбаюсь и смотрю на потерпевшую, про которую забыл.
На лице девчонки выражение такое, будто она час без перерыва сосала лимон.
Пухлый недетский рот поджат, и глаза сощурены. На фоне Марго выглядит еще большим ребенком.
Переведя на меня взгляд, вдруг задирает нос и говорит:
– Я интервью не даю. Можно мне в травмпункт?
– Кхм… – смущаюсь, внутренне с ней соглашаясь.
Выгляжу полной скотиной, но она вроде как кровью не истекает и, судя по всему, рассчитывает отправиться туда на своих двоих.
Сбрасывает мою олимпийку и начинает самостоятельно выкарабкиваться из багажника.
Это «Ровер», а не «Жигули», так что быстро кладу ладонь на ее плечо и останавливаю.
– Сейчас помогу, – оборачиваюсь. – Руслан, брось ключи.
– Документы в бардачке, – лезет в карман спортивок и запускает в меня брелоком.
Ловлю его в воздухе, выбросив руку.
От Марго поступает еще один взгляд, который расшифровываю как «позвони мне».
Киваю.
Соболей я, конечно, не потяну, но вина марочного достать в состоянии, как и обеспечить ей очень энергичный досуг без обязательств. «Энергии» во мне лютый переизбыток, как выяснилось минуту назад.
Глянув на багажник, Марго иронично гнет брови.
Тоже смотрю на девчонку.
Повесив на плечо сумку, выжидает, глядя на меня снизу вверх.
У неё припухшие веки и покрасневший нос. Выглядит малость несчастной, но в целом психически стабильной, хотя я не стал бы ее винить, если бы продолжила реветь.
По спине гуляет ветер. Перестаю чувствовать уши, поэтому тру их ладонями и быстро надеваю олимпийку, спрашивая:
– Документы с собой?
– Да, – отвечает тихо.
– В каком районе живешь? – пытаюсь прикинуть, куда ее потом везти.
– Здесь… недалеко… – отвечает с заминкой.
– Тогда погнали, – подхватив под колени, беру ее на руки.
Вокруг шеи обматываются ее руки.
Обхожу машину. Тонкий слой снега хрустит под подошвами кроссовок. Через две недели Новый год, и этот год для меня был… разным.
Голубые глаза прямо напротив моих, все остальное, включая нос, спрятано под воротником куртки.
Спотыкаюсь об этот взгляд, подходя к пассажирской двери.
Тонкий цветочный запах посреди зимы ощущается странно, но это просто фигня в сравнении с тем, что она делает дальше – не мигая смотрит в мои глаза, а потом опускает взгляд на мои губы.
Брови ползут вверх.
Не понял.
Показалось?
Не уверен.
Думать о наших контактирующих губах – еще больший бред, чем ее наряд. Таким, как она, полагается смотреть на губы пацанов-ровесников, а не на губы два дня не брившегося мужика, поэтому стряхиваю ее на сиденье под тихий возмущенный писк и захлопываю дверь.