Высокий и худой Сван во внешней среде всегда немного сутулился и прятал свою андрогинную внешность под объёмной одеждой. В маске (хвала коронавирусу!), серой толстовке с капюшоном, с небольшим чёрным рюкзаком за спиной он мягко бежал по эскалатору вниз, обгоняя стоящих на ступеньках людей. Они, конечно же, думали, что он тупой придурок, если не может подождать пару минут, но Сван ненавидел опаздывать.
Вскочив в захлопывающуюся пасть электрического монстра, он привалился к противоположной двери с надписью: «Не прислоняться». Поезд с рёвом мчал его на север. Положив руки в карманы и прикрыв глаза, Сван слушал яростный стук колёс.
Тормозной путь, качнуло, монстр выплюнул пережёванных пассажиров и заглотнул партию новых. Разгон. Снова рёв и стук. И так семь раз.
Сван оторвался от двери и выскочил на перрон. Мягкие подошвы мокасин пружинили вверх по эскалатору.
Пробежав стометровку на скорость, он минута в минуту успел на трамвай по расписанию и повис на поручне у окна. А за стеклом правил бал свежий августовский вечер. Солнце клонилось к закату, раскрасив небо яркими красками.
Сван вышел на своей остановке, снял маску, вдохнул полной грудью и припустил по аллее, пугая собачников и их питомцев. Нашлась смелая псина, самая маленькая, затявкала на бегущего человека.
Он на полной скорости влетел в ворота и посмотрел на часы. Уложился в норматив, можно осадить коней. Остаток пути по темнеющему больничному парку Сван прошёл медленным шагом и наконец отворил дверь с табличкой «Патологоанатомическое отделение».
– Добрый вечер!
– Здравствуйте!
– Как поживаете?
– Как ваше здоровье?
– До свидания!
– Хорошего вечера!
– Двоих тебе оставил, не успел.
– Спасибо, удружил. Я поспать мечтал.
– Успеешь.
– Если новеньких не подкинут…
– Сладких сновидений, дружище!
– Зине Петровне привет! Пла-а-аменный.
– Подхалим!
– Сам такой…
И Сван остался один с десятком покойников в холодильной камере. Сегодняшний день выдался урожайным для его коллег. Он полистал карточки двух невскрытых тел и решил, что у него есть время на чашку кофе.
Шум студии, гул метрополитена, стук трамвайных колёс, собачий лай и смех детей – все эти звуки бурлящей жизни остались где-то далеко, за толстыми стенами. Свана окружала по-настоящему мёртвая тишина. Он подносил чашку со сваренным на портативной электрической плитке кофе к трепещущим ноздрям, настраиваясь совсем скоро, через пару десятков минут окунуться в иную ароматическую историю. Жизнь не всегда пахнет розами.
Стянув волосы в плотный пучок, Сван облачился в рабочую одежду: хирургические брюки и куртку, высокие бахилы, халат, нарукавники, фартук, шапочку и маску. Натянул перчатки и был готов к работе.
Он потянул на себя тяжёлую дверь секционного зала и в испуге отпрянул. Сквозь него на полной скорости пролетела призрачная старушка, во всё горло орущая пошлые частушки:
Я лежала с Коленькой
Совершенно голенькой.
Потому что для красы
Я сняла с себя трусы.
Сван помотал головой и, шагнув внутрь, захлопнул за собой дверь.
– Ты видел?! Видел?! – раздался возбуждённый мужской голос откуда-то справа.
Он головы не повернул. У него было строгое правило, которое Сван ненароком только что нарушил: никоим образом не показывать, что он видит и слышит их, призраки умерших.
Сван тяжело вздохнул, уткнувшись в медицинскую карточку. Похоже, придётся расплачиваться за свою нерасторопность. Но бабка появилась так внезапно, да ещё и с криками…
– Чё видел? – переспросил другой голос.
Боковым зрением Сван уловил двоих мужчин. Одного из них он узнал – это был вчерашний пациент Геннадий Николаевич. Некуда ему идти, что ли? До сих пор здесь околачивается. Второй – новенький, незнакомый.
Сван делал свою работу, не отвлекаясь на призраков. Они были для него лишь тенями умерших людей. Болтали, крутились под ногами, но он умел их игнорировать. Вот и сейчас невозмутимо подогнал каталку к нужному шкафчику, чтобы вынуть тело из холодильника.
– Она от бабки шарахнулась! Она её видела! И головой помотала! Значит, слышала.
– Кто – она?
– Врачиха! Кто же ещё?!
– Ги-ги, ты думаешь, это девка? – посмеялся Геннадий Иванович.
– А кто же, по-твоему?
– Ты на глазищи и длинные ресницы не смотри, приятель. Это парень.
– Какой тебе парень?! Девушка. – Мужчина висел прямо у Свана перед носом, разглядывая. – Фу, кого-то достаёт из морозилки.
– Я вчера тоже клюнул. У него ещё хвост болтался сзади, волосы длинные. Думал, плоскогрудая, но симпатичная девушка. В душ за ней попёрся, настроился, а там… Чуть заново не помер, когда она штаны спустила. Отвечаю тебе, друг! Я видел, чего у него промеж ног.
– Да ладно! Впрочем, неважно, пусть парень. Главное то, что он её видел и слышал. А значит, и нас видит и слышит.
– Что-то не похоже. И вчера я за ней, то есть за ним всю смену увивался, а он и бровью не повёл.
– Прикидывается, как пить дать. Смотри. Кхе-кхе! – Мужчина выразительно покашлял и встал напротив Свана, загородив ему тело, которое тот уже переложил на секционный стол. – Уважаемый! Молодой человек, у меня к вам очень важное дело…
В зал на полной скорости ворвалась бабуля:
Ах вы, сиськи мои, сиськи,
Каждые по пуду.
Я наелась творогу
И гулять не буду!
Мой милёнок – как телёнок,
Только сиську не берёт,
Потому что мой милёнок
Больше любит бутерброд!
– Ой! Ой, горе мне! Что ж делается-то? Сынок, прикрой срамоту-то! – надрывно завизжала старушка. – Сынок, что ж ты творишь-то?! Бабку позоришь!
Призрачный мужчина обернулся. Не обращая внимания ни на него, ни на орущую старушку, Сван снял с тела умершей женщины простыню и теперь готовил инструменты к вскрытию. Зрелище было не из приятных.
С криком: «Не дамся!» бабуля нависла над бывшим своим телом, раскинув руки.
– Отойди, окаянный!
«Извините, Надежда Мироновна, – подумал, но не подал вида Сван и взял в руки секционный нож. – Это моя работа».
Ужасно сложно, но можно и сквозь призрак делать своё дело, лишь бы не раскрыть себя. Такое, чтобы призрак пытался препятствовать вскрытию, редко, но случалось. Обычно они скромно сидели в сторонке, чаще – летали себе в более интересных местах. Чего в морге околачиваться? Сегодня как сговорились.
Сван решительно сделал разрез. Бабка била его прозрачными руками. Геннадий Николаевич подлетел и попытался её оттащить. Только у него ничего не выходило, схватить старушку он не мог.
– Бабуль, отойди, не мешай, – стал он её уговаривать. – Меня тоже вчера полосовали, я ж не в претензии. Он причину смерти выясняет. Работает парнишка. Ему, думаешь, приятно?
Надежда Мироновна обречённо слетела со стола, не выдержав вида раздвинутой грудной клетки.
– Ироды! Осквернители! Чего там выяснять? – заливалась слезами она. – Карточка толстенная. От рака я умерла, от рака горла. Они же меня, доктора эти, и лечили. Год не могла говорить, а я ведь петь люблю, – рыдала она на плече Геннадия Николаевича.
– Бабуль, летела бы ты внуков проведать, что ли?
– Нет у меня никого! Нету! Ни детей! Ни внуков! – Обратив лицо к потолку, бабка заорала что было мочи: – Заберите меня отсюда! Сколько же можно-то!
Столб света ударил из потолка прямо в пол и взвился обратно, а Надежда Мироновна пропала.
– Во как! Ничего себе! – ошарашенно произнёс новенький. Всё это время он сидел на соседнем столе и наблюдал за представлением.
Сван отделил органокомплекс от скелета, аккуратно достал его и понёс как раз туда. Мужчина в ужасе отшатнулся.
– Да не мешайся ты, – зашипел на него Геннадий Николаевич. – Закончит, потом поговоришь.
– А если не успею?
– Успеешь. Я вон второй день здесь ошиваюсь. Да и не слышит он тебя. Бесполезное это дело. Садись, отсюда посмотрим. Вчера было интересней наблюдать, когда думал, что это баба.
«Наконец-то отцепились», – с облегчением подумал Сван, нарезая гистологию и складывая в баночки с формалином.
– Вот работёнка-то собачья.
– Денег, небось, много платят.
– Вряд ли.
Такие речи звучали здесь каждый день. Он их не слушал. Сливал кровь, складывал обратно органокомплекс, тампонировал, зашивал и омывал тело. Потом долго заполнял на компьютере бланки. Призраки скучали.
– Я бы полетел к дочери, да надо с парнем переговорить.
– Смотри, сейчас тебя кромсать будет. Ты тут один остался целенький.
– И хочу и не хочу я на это смотреть.
– После бабки не так страшно.
– Был бы живой, стошнило бы. А ты от чего умер?
– Тромб.
– А я крабом подавился. Самая нелепая и обидная смерть.
Вот бы она и подсказочка, да скользкая это дорожка. Сван никогда не слушал трёп призраков. Хотя предварительный диагноз, поставленный бригадой скорой помощи, так и звучал: «Механическая асфиксия вследствие попадания пищи в дыхательные пути». Однако его задачу это никак не упрощало. Яворскому Вадиму Вадимовичу было всего пятьдесят семь лет, а значит, надо проводить вскрытие со всеми подробностями. На всякий случай.
– Мне, думаешь, не обидно? – возразил Геннадий Николаевич. – Не пил, не курил, бегал, правильно питался. Вот откуда тромб взялся? Этот, – он махнул на Свана, – вчера написал, что вследствие резкого отказа от разжижающего кровь препарата.
– А ты такой принимал?
– Да, – обречённо ответил Геннадий Николаевич. – Поди пойми! Один говорит полезно, другой – вредно. Горстями витамины глотал. Что толку?
– Не буду я смотреть, как он резать меня будет. – Яворский отвернулся.
Сван отработал это тело в тишине, в голове навязчиво крутилась бабкина частушка про сиськи.
Загрузив тело Яворского в холодильник и заполнив очередную кипу бланков, он посмотрел на часы. Они показывали пятый час. Сван решил, что пусть даже привезут новенького, на сегодня с него вскрытий достаточно. Примет, бумаги заполнит и в камеру.
Он направился в душ.
Сбросив использованную одежду и сложив её в специальный пакет, Сван встал под тёплые бьющие струи воды.
– Бу! – В душевую кабину с перекошенным лицом влетел Яворский.
Хотел, видимо, проверить, как патологоанатом отреагирует, но на лице Свана не дрогнула ни одна мышца. Он был готов к провокации.
«Предсказуемо, Вадим Вадимович», – подумал он и густо намылил голову.
Мылся он долго. Даже через спецодежду в волосы въедался запах формалина, а утром ему на свидание с Алёной. Промыть такую шевелюру было непросто.
– Пидорас, что ли? – Яворский презрительно косился, наблюдая, как Сван расчёсывает и сушит волосы феном. А тот назло не торопился.
– Ладно, парень, мне до твоей ориентации дела нету, а вот денег заработать ты можешь. Мне нужна твоя помощь.
Сван надел чистую хирургическую пижаму и халат и направился в ординаторскую. Налил в электрический чайник воды, включил и устало потянулся.
– Ты же понимаешь, что у меня нет другого выхода, кроме как приставать к тебе. Если есть хоть один шанс из ста, что мне не показалось, будто ты видишь и слышишь меня… А мне не показалось! Но почему-то ты это скрываешь. Я не отстану.
Сван налил себе чаю. Есть не хотелось, однако он понимал, что надо хоть чем-то перекусить, и распаковал пачку печенья.
– Пойми, – Яворский сел напротив, – мне, как мёртвому, все эти земные дела теперь побоку, но речь о моей дочери. Прошу, скажи, что ты мне поможешь!
Призраки умерших исчезали максимум на третий день, впереди у Свана было два выходных. Да, он видит их и слышит, но стоит дать слабину, как они сядут ему на шею. Эх, с бабкой вышла промашка. Сиди теперь, давись печеньем, обжигайся чаем, терпи занудство Вадима Вадимовича.
Дело не в том, что ему было трудно помочь дочери умершего. Сван был твёрдо убеждён, что нельзя нарушать не им установленный порядок. Есть некая высшая сила, которая решает, когда человеку подавиться крабом, и вмешиваться по просьбе призрака в последующие события нельзя, обязательно нарушишь баланс. Разговор с отошедшей от тела душой – вещь противоестественная, а потому не должен влиять на жизнь людей.
Покончив с чаем, Сван упал на диван и прикрыл глаза, пытаясь уснуть.
– Я не отстану от тебя, даже не надейся, – не унимался Яворский. – Сам подумай, как я могу? Ты мой единственный шанс. – И запел ужасно противным голосом:
Девки по лесу гуляли
И поймали зайца.
Целый день они искали,
Где у зайца яйца.
– Это бабка пела, – смущённо пояснил он и принялся орать следующую частушку.
На зайце c яйцами Сван чуть не заржал, еле сдержался. И зараза же эта Надежда Мироновна!
Поспать так и не удалось. Совершенно разбитым он поутру покинул место службы и окунулся в ласковую свежесть больничного сада, чуть слышный аромат цветов и птичьи трели.
Неужели Яворский отстал? Стены морга не были ему преградой. Видимо, смирился с неудачей. Сван облегчённо выдохнул и ускорил шаг, лавируя между лужами, оставшимися после поливальной машины.
До дома своей подруги он доехал на автобусе, забежал в кофейню за стаканчиком американо и в цветочный магазин.
– Свежие розы, молодой человек? Только что поступили.
– Пять голубых голландских гортензий, пожалуйста.
– О, ваша девушка с претензией!
– Ещё с какой… – Он широко улыбнулся, но продавщица не увидела его белоснежной улыбки, спрятавшейся за чёрной маской.
Пышные бутоны нежных цветов полностью переключили мысли Свана на Алёну. Шагая по улице, он представлял, как своим звонком в дверь вытащит её из нагретой смятой постели. Она выйдет к нему без церемоний, лохматой и сонной. Он обнимет девушку и уткнётся носом в её шею, жадно втянет аромат нежной кожи и задержит дыхание, чтобы сохранить его в памяти навсегда.
Так оно всё и случилось.
– Мне только что снились цветы. Как ты угадал? – пробормотала она сонным голосом.
– Они тебе всегда снятся…
Сван любил эту её утреннюю беспомощность, когда в Алёне ещё не проснулась тигрица. Полусонная, она была полностью в его власти, млеющая и томная. Они нырнули в омут шелковистых простыней.
– Давай будто я сплю. Лежу неподвижная, беззащитная… – Алёна закрыла глаза и чуть запрокинула голову, погружаясь в истому от своих фантазий. – Хочу прекрасный сон…
Сван задыхался, ощущая губами, как сильно бьётся жилка на её шее. Зажав пальцами набухший сосок, он оттянул его, покрутил и сдавил чуть сильнее. Алёна невольно подалась к нему бёдрами и издала глухой стон. Его руки и губы жадно, но нежно ласкали тело девушки, спускаясь всё ниже. Алёна откликалась, сминая ладонями простыню, но не выходя из роли Спящей красавицы. Ничто вокруг не могло прервать этой сладкой неги.
– А вот и я! – заорал над его ухом Яворский и плюхнулся рядом на кровать.
Сван резко дёрнулся, тошнота подкатила к горлу. Его обдало жаром, но уже иной страсти.
– Что с тобой? – Всё было настолько плохо, что даже девушка заметила и открыла испуганные глаза.
– Я на минуту, – сдавленно прошептал он.
Вне себя от ярости Сван направился в ванную.
– Я так и знал! Я был уверен! – довольно кричал Яворский, следуя за ним.
Сван с перекошенным от гнева лицом повернулся к призраку.
– Ты не понимаешь, что так нельзя?! – горячо прошептал он, открыв кран, чтобы заглушить звук своего голоса. – Мы не должны разговаривать!
– Как хочешь, но я не отстану, – решительно заявил Вадим Вадимович.
– Слушай сюда! – Сван бы взял призрак за грудки, но это было неосуществимо. – Ты сию секунду исчезаешь! И прилетаешь вечером ко мне домой. Я буду спать – не буди, жди. Если сейчас ты опозоришь меня перед Алёной, на помощь можешь не рассчитывать.
– Адрес? – деловито уточнил призрак.
– Тебе не нужен адрес. Просто подумай, что хочешь оказаться рядом со мной. Так это работает в твоей реальности.
– Это точно? Без обмана?
– Исчезни! Немедленно! – сквозь зубы процедил Сван.
Яворский понимающе выставил ладони и начал пятиться, пока не скрылся за дверью.
Сван умылся холодной водой, с трудом привёл чувства в порядок, но настрой был безвозвратно утерян. Не удастся отрешиться от проблемы. Теперь хотя бы не разочаровать девушку.