После того как сдохла напавшая на меня с битой рослая сука из Шестицветиков, прошло три полных дня, полных напряженной мыслительной работы и со столь же полным отсутствием любой физической нагрузки.
Ребра. Мои ребра…
Когда я уклонился от ее размашистого удара там, на Манеже, то скользил по беговой дорожке до тех пор, пока ее голени тараном не врезались мне в ребра. До этого она бежала, а я несся ей навстречу, так что наши скорости можно смело складывать, и вот он – результат: торс с одного бока почернел, вспухшая кожа отзывалась тупой болью при малейшем касании, не позволяя нормально заснуть, а про ребра и думать не хотелось. Обследоваться я не стал, тугую повязку накладывать тоже не захотел и решил просто отсидеться в своей берлоге, где и так почти безвылазно провел немало дней.
К концу первых суток я изнемогал от боли. К концу второго дня мне стало значительно легче. К исходу третьего двадцатичетырехчасового отрезка боль еще мучила, но стало настолько терпимой, что я с трудом удержал себя от выхода на беговую дорожку. Чуть больше здравомыслия, сурвер, чуть больше здравомыслия.
Но хотя в очередной раз поврежденное тело отдыхало от нагрузки, мозг я не щадил, впихнув в него огромное количество истории Хуракана – от экрана сурвпада я отлипал только на время сна.
Убежище Хуракан строилось тремя подрядчиками: «СурвМаунтинс», «Алый Юкатан» и «Россогор» – о них я прочитал все, что имелось в памяти устройства. Но читал я только факты, смело пропуская целые страницы со слюнявыми восхвалениями этих гигантов далекого прошлого. Они построили убежище и исчезли – а мы выжили. Убежище выжило – и мне было жутко интересно узнать о том, как это происходило. К сожалению, действительно полезной информации было относительно немного, к тому же было видно, что из текста кем-то изъято немало блоков – порой повествование резко прерывалось на одной ноте, чтобы продолжиться совсем на другой.
Следом я переключился на чтение кратких биографий всех наших лидеров – главных смотрителей убежища – и на Великие Роды Хуракана. Я проглатывал описание их решений и достижений, изредка делая отметки и замечая, как с каждым новым десятилетием сурверы становились действительно экономными и учились обходиться самым малым. Из нашего обихода быстро исчезало сложное и хрупкое, а взамен приходило простое и почти вечное. Лифты были разобраны, и все стали ходить по лестницам; в кафе и дома начали использовать пластиковую и железную посуду вместо стеклянной; огромное количество важных механизмов стремительно упрощалось, не теряя при этом функциональности; культивировались все менее прихотливые овощные, фруктовые, злаковые и прочие культуры. Нашими предками была проделана действительно потрясающая по своим масштабам работа, включающая в себя и массовое воспитание потомков, что уже с материнским молоком впитывали сурверские обычаи и кодексы.
За эти дни ко мне трижды наведывалась Охранка.
Сначала от них прибыл парнишка-курьер с рекрутскими нашивками Охраны на воротнике выглаженного бежевого комбинезона, желтым галстуком на шее и до блеска начищенным значком «Чистая Аура» на левой стороне груди. Помимо этих, сильней всего бросающихся в глаза атрибутов, еще имелись ремень с украшенной звездой «Россогора» пряжкой и три дополнительных значка размером поменьше, но не менее важных. Нельзя было не заметить и полосатые черно-алые шнурки в черной обуви. Просто обалдеть – ко мне в дверь постучался ИДЕАЛ из идеалов. Мне даже почудилось, что от старательно улыбающегося парнишки исходит слепящее сияние. Но потом я понял, что это просто рябь усталости в перенапряженных от экрана сурвпада глазах. Паренька я разглядывал долго, медленно скользя взглядом по его регалиям, а он, явно привыкнув к подобному вниманию и гордясь произведенным эффектом, радостно замер и молчал, давая мне время.
Ну да… тут было чем восхититься. Да еще лет пятнадцать назад для меня стало бы честью разговаривать с этим совершенством. Нам с детства прививали уважение ко всему этому – и стремление достичь тех же высот.
Значок «Чистая Аура» означал кристально чистую биографию носителя. Никаких правонарушений. Ни малейших официально зарегистрированных нареканий. Аура ангельской чистоты. А рекрутские нашивки Охраны на воротнике комбинезона подтверждали это и одновременно говорили о том, что их носитель решил служить в этой важной организации, чтобы остаток жизни посвятить поддержанию порядка на улицах Хуракана. Сейчас он уже нарабатывал репутацию, в свободное от учебы время выполняя мелкие поручения Охраны. Например, функции курьера.
Желтый галстук, пояс с красной звездой и рабочие ботинки с полосатыми шнурками – три важных символа, относящихся к тем самым гигантам прошлого, о которых я все это время читал: «СурвМаунтинс», «Россогор» и «Алый Юкатан». Наличие любого из этих символов в одежде означало выражение глубокого уважения к предкам – и парнишка постарался не обойти вниманием ни одного из них.
В его одежде вообще было еще много чего «напихано», но это уже мелочи, а из последнего крупного и самого, пожалуй, яркого и важного в его облике имелись три значка, выполненных в виде разноцветных капель: кипенно-белая, ярко-зеленая с тремя белыми плюсами и скромная коричневая с золотой каемкой. Обалдеть просто. Я знал значение этих значков – как и почти каждый сурвер Хуракана. Белая капля – парень девственник и не скрывает, а подчеркивает это. Правление убежища опасается случайных связей между молодыми сурверами, могущих вылиться в нежелательную беременность, и тут дело не в превышении квоты рождаемости. Зеленая капля – юноша ярый общественник, активно участвующий в социальной жизни Хуракана, помогающий пожилым, вызывающийся на неоплачиваемые полезные работы и так далее. Зеленая капля с тремя белыми плюсами – это высший уровень данной награды. И она у него есть. Коричневая с золотой каемкой – еще одна высшая награда, но полученная уже от Культа Экспульсо. Явившийся ко мне курьер успевает не только старичкам продукты приносить, но и по поручениям Культа бегать: забирать ящички с экскрементами, участвовать в ритуалах в качестве служки, изучать постулаты веры и все такое прочее.
Интересно, а у него личная жизнь имеется с такой загруженностью? Хотя о чем это я – белая капля говорит сама за себя. А вместе со значком «Чистая Аура» эти награды характеризуют его, как действительно идеального молодого сурвера.
Ко мне в дверь постучалась истинная гордость Хуракана. А я встретил его опухшей рожей, почерневшим с одного бока торсом и просторными старыми шортами, сползшими неприлично низко, потому что я заткнул за резинку сзади большую тяжелую отвертку – на всякий случай. Еще я небритый, а на щетинистом подбородке засохли остатки овощного рагу. На пороге встретились две противоположности. Проблемный Амос лицом к лицу с господином Юная Лучезарность.
– Здравствуйте, сурвер Амадей Амос! – паренька ничуть не смутил мой внешний вид или же он умело скрыл это. – У меня сообщение от Охраны Шестого этажа! Вас просят незамедлительно явиться в участок номер…
– Я никуда не пойду, – прервал я его и, еще раз лениво осмотрев уникального юношу с ног до головы, спросил: – Тебе лет сколько?
– Почти семнадцать!
– И ни разу не встречался с девушкой, сурвер?
– Романтика – не главное! Хуракан нуждается в молодых надежных специалистах, думающих о благе убежища, но никак не о собственных низменных желаниях!
Я медленно кивнул:
– Обалдеть… ну ладно… хорошего дня.
– Постойте! Вас вызывает на беседу Охрана в участок…
– Я же сказал – не пойду. Не видишь, в каком я состоянии? – я взглядом указал на почерневший бок, выглядящий действительно страшно.
Ему пришлось признать очевидное и кивнуть. Но смотрелся он при это настолько растерянным, что мне пришлось помочь пареньку:
– Сообщи, что сурвер Амос Амадей не в состоянии наносить визиты.
Лицо гордости Хуракана тут же просветлело, на губы вернулась ясная улыбка идеального сурвера:
– Спасибо! Так и передам! Хорошего дня, сурвер Амос Амадей! Хуракан благодарен вам за проявленный героизм! Позвольте пожать вам руку!
Поморщившись от его резких и громких нескончаемых восклицаний, я вытер руку о шорты, сжал его крепкие пальцы и поспешно захлопнул дверь, чтобы не ослепнуть. Глазам сразу стало легче, а вот память продолжала страдать, и чтобы помочь ей, пришлось прочесть пять страниц с перечислением имен всех сурверов, принимавших участие в большом субботнике сто двадцать два года назад – я ткнул в список файлов наугад, и попалось именно это. Голове полегчало. Заодно узнал, кто больше столетия назад мыл пол, а кто драил общественные туалеты Шестого уровня, после чего вернулся к записям куда более интересного содержания.
Про Охранку я не вспоминал до тех пор, пока ее представители сами не явились в тот же день позднее, а затем еще раз спустя сутки. Диалог с ними был максимально скучным, меня попросили еще раз проверить мои и свидетельские показания, после чего заверили, что расследование идет. В последний их визит усталый и безразличный сержант с уже седыми висками и солидным брюшком сообщил, что пока что они не нашли свидетельств сговора и коллективного злого умысла против моей персоны, поэтому дело рассматривается, как единичный инцидент, чьей первопричиной, столь же возможно, является конфликт личного характера между мной и погибшей. Ну да… А я так хотел быстрее отделаться от нежеланных гостей, что предпочел молча выслушать, после чего проводил их и запер дверь.
Шестицветики сумели соскочить с крючка – во всяком случае, пока что.
Я вернулся к чтению и продолжил жадно глотать страницу за страницей, забывая о времени и еде. Я бы жил в таком режиме и дальше, но уже привыкший к регулярным пробежкам организм потребовал нагрузки, и я с неохотой пошел ему навстречу. Надо разогнать застоявшуюся кровь, а во время бега обдумать более насущные дела – например, где и как заработать некоторое количество денег.
Размявшись, натянув майку и обувь для бега, я забросил в карман несколько монет и вышел, не забыв запереть за собой дверь. Начав осторожную разминку все еще ноющего, но удивительно быстро заживающего бока, невольно вспомнил того парнишку-курьера версии «идеальный сурвер». Чего не имелось во всех висюльках, шевронах и пряжках на его одежде, так это намека на принадлежность к какому-нибудь из великих родов. А так поступают все те, кто метит в большую политику в нашем тухлом озерце Хуракана – официально им очень желательно быть в стороне от влияния великих родов, чтобы выглядеть для общественности независимым кандидатом, ратующим лишь о благе убежища, но не о выгоде той или иной влиятельной общины. Но на самом деле все это полная херня – независимых не бывает. И раз парнишка трудится на Шестом уровне в области, где так сильно влияние рода Якобс, – значит, он ему и покровительствует. Вполне вероятно, что лет через двадцать пять этот улыбчивый курьер-девственник с едва уловимым запашком говнокульта займет должность Смотрителя нашего этажа…
А я?
А я, если не сдохну раньше от слишком частых ударов по голове, и через двадцать пять лет буду вычищать плесень и грязь из самых темных уголков убежища. Ну или все же сумею изменить свою искореженную судьбу, и тогда… тогда кто знает, как оно все сложится и где я окажусь…
Пробежка выдалась отличной сразу по многим важным для меня показателям: скорости бега, общей дистанции и личным ощущениям. Отдохнувшие ноги сами несли меня вперед, а где-то на девятом километре ко мне снизошла полумифическая эйфория бегуна, и я понесся вперед еще быстрее, без малейших усилий преодолев еще шесть километров и находясь при этом в состоянии абсолютного блаженства. Остановила меня не усталость, а остатки здравомыслия, напомнившие, что я и завтра хочу выйти на пробежку и поэтому сегодня не стоит заводить себя за грань разумного. До марафона я еще не дорос. А вот полумарафон… его, пожалуй, пробежать бы сумел – хотя и не за призовое время.
Улыбаясь, как сумасшедший, тяжело дыша, чувствуя, как дрожат мышцы ног и как приятно сводит мышцы пресса, я дошел до прилавка Канны. Уронил на него мокрые от пота монеты, сгреб две бутылки и, опустившись на пол прямо здесь же, в несколько глотков выхлебал первую.
– Ты хорошо бежал, сурвер, – заметила чернокожая владелица прилавка с водой. – Даже отлично.
Кивком поблагодарив, я скрутил крышку со второй бутылки и удивленно моргнул, увидев протянутый мне бутерброд. Машинально потянулся к карману с последним динеро, но Канна коротко качнула головой:
– Подарок.
Задумчиво оглядев бесплатную еду, я задал резонный вопрос, не торопясь принимать протянутое:
– И чего я такого хорошего сделал?
Может, она меня спутала с кем-то?
Но эту мысль я отмел сразу же – не первый раз у нее покупаю, а кто такой внезапно отрастивший яйца сурвер Амадей Амос, носитель великого имени и говночист, с недавних пор на нашем этаже знал каждый.
– На тебя дня три назад та безумная девка с утыканной гвоздями бейсбольной битой напала.
– Напала, – подтвердил я.
– Я слышала, она напоролась на собственную биту.
– Было дело.
– И несмотря на то, что она пыталась тебя убить, ты старался спасти ей жизнь и просил вызвать врачей – так говорят.
Пожав плечами, я криво улыбнулся:
– Ну…
– Ты хороший сурвер, Амос, – подытожила Канна и наклонилась, поднеся бутер почти вплотную к моему лицу. – Возьми.
– Спасибо, – приняв наконец угощение, я откусил большой кусок.
Ух ты…
Ржаной хлеб с отрубями, листовая зелень и солидный ломтик слабосоленой рыбы. Если и может быть более хороший перекус после долгой пробежки, то я такого не знаю. Благодарно замычав, я торопливо зажевал, запивая вкуснотищу еще прохладной водой.
– А эти… Шестицветики… – Канна недовольно поджала губы, сразу став старше лет на десять. – Что они себе позволяют? Наглые, не чтящие традиций, а теперь еще и разгуливающие по улицам с холодным оружием? Это не дело! Это не по-сурверски! У меня младшая сестра на них заглядывалась, хотел стать одной из них, несмотря на мои уговоры. Но после случившегося здесь, на Манеже – как отрезало у нее! Про все эти бредни Шестицветиков забыла, символику их со стены комнаты содрала, снова за книги умные взялась. А ведь почему?
Я продолжал молча жевать, ожидая продолжения гневной речи, и Канна не заставила себя ждать:
– Да потому, что видела она, как та умирала, считай, у тебя на руках! Издалека – но видела. Нельзя такому радоваться, но, как по мне, смерть этой безумной дуры с битой все же пошла многим на пользу! Увидели кровь на полу – и мозги на место встали!
Так вот почему я удостоился бесплатного бутерброда – пусть невольно, но я поспособствовал возвращению младшей сестры Канны на путь истинного сурвера: усердная учеба, получение правильной профессии и работа.
Что-то от того прежнего меня – робкого терпилы Ануса – вырвалось из темных глубин ушибленного мозга и заставило осторожно заметить:
– Ты как-то слишком громко и плохо о Шестицветиках говоришь. Могут ведь услышать, – опомнившись и силой воли загнав долбаное ссыкло обратно во тьму, я улыбнулся: – Мне самому плевать на них, но тебе-то зачем лишние проблемы?
– Проблемы? – она расхохоталась и, задрав рукав серой футболки, показала мне левое плечо.
Я увидел на черной коже белый узор, складывающийся в изображение хищного создания, перечеркнутое двумя параллельными красными линиями. От неожиданности я чуть водой не подавился:
– «Белые Ягуары»!
– Тише ты! Не надо старушек спортивных пугать! – шикнула Канна, опуская рукав и скрывая татуировку. – Шестицветики устроят мне проблемы, говоришь? Ну, пусть попробуют! – и она снова расхохоталась.
Да уж… теперь я понимаю ее беззаботное веселье. Про спортивную команду «Белых Ягуаров» я слышал многое и знал, что она существует до сих пор, а базируется на Пятом этаже. Официально – да и не только – они являлись мультиспортивным клубом, включающим в себя десяток дисциплин – от единоборств до настольного тенниса. Регулярно выступали, брали награды, продвигали спорт в массы. Неофициально – полный аналог Шестицветиков, но раз так в десять круче и жестче, а покровительствовал им великий род Юрьевых.
Татуировка Канны перечеркнута двумя красными параллельными линиями – значит, она добровольно покинула свою группировку, что происходит довольно редко. Но даже в качестве экс-члена, она защищена – «Ягуары» все равно считают ее своей. Шанс, что Шестицветики попрут против «Белых Ягуаров» равен нулю, а весело скалящаяся Канна может и дальше кричать о них все, что ей только вздумается. Одно странно – что она вообще тогда забыла на нашем этаже? Но это уже не мое дело. Еще раз поблагодарив за бутерброд, я поднялся и шагнул к беговой дорожке. Раз в тело поступила энергия – надо ее сжечь. Только уже не на бегу, а во время размеренной ходьбы – мне как раз надо было многое обдумать.
– Удачи! – крикнула мне все еще смеющаяся Канна.
Махнув рукой, я пересек несколько дорожек и выбрал предназначенную для быстрых ходоков. Спустя пару сотен метров ноющие ноги снова разогрелись, и я зашагал бодрее, машинально перебрасывая из руки в руку полупустую бутылку с водой.
Размышлял я о своем будущем. А если конкретней, то о том, куда мне теперь податься, чтобы заработать на проживание и пропитание. Бытовые запросы у меня невелики, для спорта хватает бесплатного Манежа, для утоления мысленного голода достаточно сурвпада и публичной библиотеки.
Но какие у меня варианты?
И чего я хочу?
На последний вопрос я мысленно ответил без малейшей заминки, и мой ответ ничуть не изменился: меня тошнит от Хуракана, и я хочу покинуть его. Покинуть убежище.
Звучит круто, даже пафосно, а еще очень по-детски. Я ничего не знаю о том, что творится за стенами убежища. А еще меня никто не выпустит. Заявись я прямо сейчас к Главному Смотрителю и попроси его выпустить меня навсегда, он покрутит пальцем у виска и вызовет охрану, что препроводит меня на выход. Буду настаивать и орать, как идиот, – отправят к больничную палату с мягкими стенами, предварительно облачив в старомодно милую смирительную рубашку. Очень редко, но у сурверов все же начинает подтекать котелок, и они рвутся наружу. Раньше случалось чаще, особенно с первыми поколениями, но теперь все реже и реже.
Законно покинуть убежище могут только члены Внешней Разведки. Но и они не уходят далеко. Попасть в ряды Внешки не так легко, но возможно – пишешь заявление, его рассматривают пару недель, а в случае положительного ответа являешься с вещами, тебя распределяют в один из отрядов, после чего заселяешься в казарму и начинается обучение, завершают которое далеко не все. Из прочитанных материалов я знал, что послабления в дисциплине допускаются только для ветеранов, а новичков там держат в ежовых рукавицах. Никакой свободы передвижения, четкий распорядок дня, мало личного времени, жесткая субординация. Если и есть в Хуракане организация, максимально похожая на армию, – так это Внешняя Разведка, тогда как Охранка выполняет функции полиции.
Готов ли я уже сейчас написать заявление, начать обучение и разом потерять свободу передвижения?
Нет, не готов. Поэтому Разведка отпадает – во всяком случае, пока что. Значит, надо зарабатывать на жизнь как-то иначе.
Какие еще варианты?
Бригада чистильщиков Раджеша Паттари?
Ну… я не против вернуться в бригаду. Но очень сомневаюсь, что в ближайшее время меня позовут – последний разговор с бригадиром, мягко говоря, не задался. Буду надеяться, что их завалят заказами и от нехватки рабочих рук он, скрипя зубами, позовет и меня.
Но его бригада не единственная. Есть и другие спасители Шестого этажа от плесени и нечистот – бригады Толстого Берна и фрау Вигбер. Не знаю, как они отнесутся к желанию проблемного Амоса влиться в их стройные ряды, прежде я бы еще долго мялся и не решался обратиться, а сейчас мне вообще плевать, что они там думают – просто дойду до каждого из бригадиров и спрошу прямо.
Вот и решено?
Взяв паузу на следующие пятьсот метров, я медленно кивнул – ну да. Вот и решено. Отмоюсь от пота в банном комплексе «Чистая Душа», переоденусь в рабочую робу, соберу на всякий случай все необходимое и сегодня же отправлюсь искать работу.
На этом мои варианты не заканчивались. Были неплохие шансы заполучить постоянную работу в рыбных садках рода Якобс. Но туда я не хотел по той же причине, что и в казармы Разведки: у меня почти не останется личного времени. Рабочие смены у Якобсов максимально долгие и ненормированные, и кормят там же, чтобы не терять время на передвижение. Могут и койко-место в их общаге выделить – ну, чтобы сразу как встал, так уже и на работе. Но мне это не подходит – я хочу сам выбирать, когда и сколько буду работать, хочу сам решать, пойду я сегодня на работу или останусь в своей норе, чтобы погрузиться в чтение… и чтобы побыть в одиночестве и не пытаться скрывать прущее изнутри глухое раздражение при виде чужих рож.
Дойдя круг, я неохотно замедлился на подходе к своему жилищу и… обреченно застонал, увидев какого-то мужика в серо-синем комбинезоне, стоящего у моей двери. Кого еще принесло?! И почему вы от меня никак не отцепитесь?! Затылок укололо болью, и я немного замедлил шаг, борясь с желанием еще издали громогласно послать незнакомца куда подальше. Удивительно, но с каждой секундой желание заорать становилось все нестерпимей, чем-то напоминая засевшую под ногтем стальную занозу, а я таких поймал немало за время работы, и ощущения от них – адские. В затылке запульсировало сильнее, зрение на мгновение окрасилось красным и… я вспомнил недавно посетившую меня эйфорию бегуна и резко успокоился за несколько шагов до родной двери и стоящего рядом с ней незнакомца. Улыбаться я ему не стал, рожи кривить тоже не захотел и, коротко кивнув, потянулся рукой к дверной ручке, надеясь, что он поймет молчаливый посыл и ничего не станет говорить. И он, высокий, широкоплечий, улыбчивый, будто уловив мои мысли, отступил на пару шагов вдоль стены и произнес:
– Сурвер Амадей Амос. Еще один парень, чью судьбу прокляли великим именем, подвергнув насмешкам и буллингу…
Его уловка сработала, и в удивлении я замешкался на пару секунд, дав ему шанс продолжить:
– И нет – это не издевка, а констатация факта. Как представитель своей партии, я решительно выступаю за отмену великих имен и всего прочего «великого», что лишь усложняет нашу и без того нелегкую сурверскую жизнь.
Прекратив попытки скрыться, я повернулся и всмотрелся в лицо говорившего. Думаю, тут сработали даже не его не совсем обычные слова и тема, а сам голос. А теперь и лицо добавило загадки: стоило посмотреть, и я понял, что уже где-то видел его раньше. Черноволосый, сероглазый, бровастый и горбоносый. Кожа смуглая от природы, в лице есть что-то азиатское. Да… я точно видел его лицо. Причем не один раз и даже не два. Такое впечатление, что в прошлом я так часто смотрел на его более юную версию, что она напрочь «замылилась» в голове и перестала быть узнаваемой. Кто он такой?
– Инверто Босуэлл, – представился он, оставаясь на расстоянии нескольких метров. – Уроженец Шестого уровня. Закончил ту же…
– Золотой Мальчик! – выпалил я и тут же смущенно закашлялся, увидев, как болезненно исказилось на мгновение его лицо. – Оу… сорри. Реально сорри. Представляю, как тебя задолбали эти слова…
На его лицо вернулась улыбка:
– Другому бы не поверил, но ты… ты действительно представляешь, – сделав шаг, он протянул руку для рукопожатия: – Пожмешь лапу еще одному бедолаге с великим именем, который к тому же совершил еще одну непростительную ошибку и слишком уж сильно выделился на свою беду из общей массы?..
– Я бегал. Потный.
– Плевать, – отмахнулся он и требовательно встряхнул ладонью: – Ну же. А то стою тут враскорячку – как голозадый дурак над священным приемником для фекалий…
Хмыкнув, я пожал ему руку. Пожал с большим уважением, с некоторым пониманием и с немалой завистью. Как оказалось, около двери меня поджидала настоящая легенда с довольно бунтарским характером. Босуэлл – еще одно Великое имя Хуракана. Инверто – тоже имечко не из простых. Золотой Мальчик – прозвище.
Он старше меня лет на пятнадцать. И действительно родился на Шестом этаже Хуракана. Более того – он закончил ту же школу, что и я, и не просто закончил, а с отличием и с лучшим результатом за все времена и поколения. Он не просто лучший ученик школы, а непревзойденный по сию пору. И именно поэтому его большое фото стояло в застекленном шкафу прямо за порогом главного школьного входа – и все годы обучения я видел это лицо каждый день. Только более молодую его версию, хотя, несмотря на годы, он изменился не так сильно и в лучшую сторону: исчезли прыщи, прическа стала стильной и с ранними седыми прядями, а на губах появилась улыбка успешного и уверенного в себе человека.
Он – моя полная противоположность. Я никогда не пытался оправдать высокое звание великого имени – а он будто жил этим, всегда занимая первые места в учебе и спорте. Достижения молодого Инверто Босуэлла ставили в пример каждому из учеников. Но, как совершенно случайно я выяснил гораздо позднее, его биография не была кристально чистой, и подпортил он ее на выпускном балу. Четверо подвыпивших одноклассников из-за воздействия спирта и тасманки уже не могли сдерживать накопившуюся зависть и тупую ненависть к тому, чьим именем их тыкали каждый день. Они начали задираться, не преуспев, полезли в драку и… он жестко надрал задницы сначала им, потом полезшему в драку завучу, и, опрокинув чашу с пуншем, гордо покинул мероприятие, держа под ручку королеву школы…
Да – он действительно полная моя противоположность. Победитель по жизни. А я терпила и лох.
– Все про меня вспомнил? – усмехнулся он. – Докуда добрался в пыльных воспоминаниях?
– До опрокидывания пунша и королевы выпускного бала…
– Лейси Аткинс, – кивнул он. – Ныне Лейси Босуэлл и гордая мать двоих юных сурверов. Моя супруга. Так что язык придержи, если вздумал спросить о том, чем мы занялись после того, как покинули ту клоаку…
– О… поздравляю.
– Спасибо, – кивнул он и, неспешно вытирая испачканную мной ладонь серым платком, спросил: – Ты после пробежки?
– Ну да.
– Много пробежал?
– Километров пятнадцать, – ответил я. – Для меня – много.
– Устал, проголодался, и в заднице свербит…
– Не без этого.
– Может, на скорую руку сполоснешься у себя, а затем я угощу тебя сытным обедом, и мы поговорим?
– Такими удобствами в комнате не располагаю, – хмыкнул я.
– Любая кафешка подойдет.
– Я про душ.
– О… если я правильно помню, то тут неподалеку есть банный комплекс «Чистый Дух»?
– «Чистая Душа», – поправил я.
– Невелика разница. Так что?
– Поговорим о чем? – спросил я, чувствуя, как крепнет желание войти в комнату и закрыть дверь.
Пусть мне встретилась настоящая школьная легенда, но, учитывая разницу между нами, я не верю, что нам есть о чем разговаривать. И мне даже не хочется напрягать голову в попытке понять, что от меня хочет Золотой Мальчик.
– Говорить буду я, – сказал он, снова безошибочно уловив мой настрой. – И о чем бы я ни говорил, это не будет напрямую касаться всего случившегося с тобой. Также мне глубоко плевать на всех, кому не повезло оказаться у тебя на пути – кроме тех, кто погиб в той поганой истории с тварью в технических проходах. А вот о твари, кстати, я бы поговорил более плотно – но опять же не собираюсь ничего расспрашивать. К тому же все, что ты мог рассказать, мне уже известно – данными поделился один знакомый тебе ветеран Красных Скаутов. Говоря вкратце – чего я, честно сказать, делать не умею – вербально шевелить ртом буду я, а ты угостишься за мой счет всем, чем пожелаешь.
– М-м-м… нет, – я даже улыбнулся, пытаясь смягчить отказ.
Он говорил со мной вежливо и не пытался давить – а я это ценю. Даже жаль отказывать, но сейчас я бы хотел отсидеться в своей норе, а если и выбираться куда, то не дальше магазинчика за съестным, на Манеж ради бега и в «Чистую Душу» ради помывки.
Удержав меня коротким жестом, Босуэлл сделал еще одно предложение:
– И я оплачу твое время. Плачу двадцать динеро в час, Амос. И первую двадцатку готов вручить прямо сейчас, – в доказательство своих слов он порылся в кармане идеально сидящего комбинезона, выудил горсть монет, пальцем раскидал их на ладони, выбрал нужное количество и, зажав их в щепоти, протянул мне: – Держи. Все честно. Или ты не нуждаешься в деньгах, сурвер? Готов отказаться от честного заработка?
А вот это уже легкое давление, эта его фраза – «готов отказаться от честного заработка». Настоящий сурвер не должен бездельничать, и если предложили подзаработать, то ему следует согласиться. Бездельничать после смерти будем. Но на завуалированное давления я внимания не обратил – мне только что предложили и уже даже протянули двадцатку.
– Я буду слушать, – предупредил я. – А еще закажу много еды и прохладительных напитков. И все за твой счет.
– Да хоть спиртное, – улыбнулся он.
– Спиртного не хочу, – покачал я головой и протянул руку: – Договорились.
Деньги упали на ладонь, и я сжал кулак.
– Хорошо… полчаса, чтобы помыться, – и я буду готов.
– Где тебя ждать?
– Знаешь кафе «Лучик света»?
– Знаю. Буду ждать тебя там, сурвер, – кивнул он уже на ходу. – И да – отсчет оплаченного времени начнется, когда сядешь за столик.
Я невольно рассмеялся – что для меня необычно:
– Договорились…