Все совпадения с реальными людьми и событиями бессмысленны и жестоки.
Виталич был чиновником департамента здравоохранения всех созывов. Служил он третий десяток лет. Груди имел третьего размера, живот соответствовал третьему триместру, коррупцией он занимался через третьих лиц. Бог любит троицу.
В деле коррупции, а именно откатов и распилов, прохождения финансов через неведомые промежуточные фирмы и счета с постепенным их таянием, Виталич достиг уровня мастерства, равного мастерству Малышевой меня раздражать. То есть делал он это очень хорошо.
Виталич был похож на большую лысую удивленно-озадаченную рыбу и чем-то ностальгически напоминал губернатора Шанцева.
Основной отличительной чертой Виталича, которой он мне запомнился, было то, что он вскрыл тайный код русского языка и автоматически переводил русскую речь в рубли, а рубли, автоматом, в валюту.
Ведя с ним переговоры, я понимал, что сказанное мной он слышит, но не воспринимает, проводя в голове какие-то вычисления, в результате которых он либо растягивал все три подбородка в подобии улыбки, либо вытягивал губки и качал головой. Последнее означало непорядок и маленькие возможности для откатов.
Безынтересное предприятие, как он любил говорить.
Вот говорю я ему, что Ассоциация вместе с Еврокомиссией и всеми людьми доброй воли, дабы улучшить показатели заболеваемости у беременных…
А Виталич слушает и при этом корчит гримасу, будто через его уретру прямо сейчас выходит почечный камень в два карата. Потом так жиденько спрашивает:
– А выделено-то сколько?.. Ага… Ясненько. И нам столько же надо выделить? Ага.
И вычисляет. Сидит молча двадцать секунд, тридцать. Максимум до минуты. И все ясно.
Отдельную личную неприязнь вызывало у Виталича слово «безвозмездно», даже если это безвозмездно делали мы.
– Ну что вы, Роооерт Ааныч, безвозмездно! Мы же не сьексьом занимаемся, чтоб безвозмездно, – шутил он, намекая, что секс в его жизни бывал не за деньги. – Тем более, дорогой друг, нам-то с чего заниматься безвозмездно беременными, нам-то это не грозит, – продолжал он. Хотя с его елейным голосом, грудями и животом я не был бы так уверен в невозможности вынашивания и тем более вскармливания плода.
Так же омерзительно, как «сьексь», он выговаривал слово «письать».
– Где тут можно пописьать? – спрашивал он, создавая ощущение тяжелого простатита и мочеиспускания в час по чайной ложке.
В общем, иметь с Виталичем дело было ужасно. Но я много пил кофе, играл в Angry birds, чтобы абстрагироваться, и эпатировал его рассказами о подаренных детским домам деньгах и вещах.
Однажды большой испанский меценат и небожитель приехал нас проведать. Предвкушая коррупционный оргазм, Виталич добился того, чтобы лично встретить «дорогого гостя» и вести с ним все переговоры от лица департамента.
Испанский меценат и небожитель от ужина с проститутками отказался сразу, что Виталича несколько фраппировало, но на переговоры пришел. Полчаса небожитель говорил про благотворительность, что вызвало у Виталича состояние, близкое к инсульту. Его явно тошнило.
Увидев загвоздку в наличии «третьих лиц», он выпроводил помощницу по какому-то дурацкому заданию и, интимно скрестив руки на столе, стал ждать, что меценат наконец заговорит про коррупцию, перевозку наркотиков и подставные фирмы.
Находясь на другом этапе эволюции, небожитель явно не понял, к чему призывает интимная поза собеседника, и стал еще более страстно говорить об искоренении болезней неимущих слоев населения, доступных лекарствах и просветительстве.
Виталичу физически стало плохо. Он смотрел на потолок и по сторонам, будто в поисках источника кислорода или ведра, куда можно вырвать.
Я все переводил на русский, но понимал, что в самом тембре собеседника Виталич уловил отсутствие нужных компонентов, делающих возможным перевод слов в рубли и далее в валюту.
Это был провал.
Меценат договорил речь, попрощался и ушел «наблюдать птиц Подмосковья», так как был большим бердвьетчером и натуралистом.
Оставшись вдвоем со мной, Виталич помолчал, отдышался, потом подытожил:
– Какой высокопоставленный человек! Такой умница! Красавец! – И безутешно покачав головой, добавил: – И так умом тронулся.