Глава 6, в которой приходится пинаться ногами

Огромные каменные склады, покрытые белой штукатуркой, с крышей из свежего шифера, располагались на огороженной территории в окружении рощ и зарослей кустарника. С одной стороны имелись металлические ворота для автомобилей – туда, видимо, и въехала «Волга», с другой – виднелись провода и опоры над верхушками молодых деревьев. Там, по моим прикидкам, должна была пролегать железная дорога: локомотивами в Апсаре служили в основном электровозы.

Переться напролом в ворота было бы глупостью даже для меня, а потому я пошел в обход, намереваясь осмотреться вдоль ж/д путей. Благо, помимо заехавших на погрузку вагонов, на запасных путях стояло и несколько ржавых, видавших виды платформ, за которыми можно было укрыться. Я и укрылся – скорчился в три погибели и крался за путями.

Забор, окружающий склады, выглядел, честно говоря, не очень: местами подгнившие, проломившиеся доски, поросшие плющом, были скорее номинальной защитой, преградой для случайных коровенок или овечек. Но никак не препятствием для злоумышленников. Любителей поживиться фруктами ожидал другой сюрприз: забористый хриплый лай возвещал о том, что на территории имелись сторожа посерьезнее двух небритых дядек у ворот!

Собачек я, если честно, побаивался. Но делать было нечего, всё зашло слишком далеко. Тем более, с точки зрения закона я ничего не нарушал и на охраняемую территорию не проникал – нет такого правила, которое запрещало бы прятаться за ржавыми платформами! Солнышко припекало, и от нагнетаемого адреналина и жарких лучей спина стала мокрой, а по лицу текли крупные капли пота, которые мешали мне нарушать технику безопасности и пролезать под вагонами.

В тот самый момент, когда я спрятался за колесной парой вагона из состава, стоящего на погрузке, со стороны складов послышался оживленный разговор и шум шагов нескольких человек.

– Как – некондиция? Почему – некондиция, Самвел? Смотри, какая кондиция! Товарный вид имеет, хоть его в ЦУМе выставляй! – послышался звук отодвигаемой двери вагона.

– Говорю – некондиция, и товарищ из Москвы уверяет: когда доедет, будет некондиция, Заур! Смотри, как он убедительно говорит, просто эксперт! Эрнест, вы же эксперт?

– Эксперт, – раздался голос Эрнеста. – Лучший специалист по некондиционному товару!

Зашуршала бумага – я аккуратно выглянул из-под вагона и увидел, что мой сосед по комнате снова полез в портмоне. Однако, осёл, груженный золотом, пройдет в любые ворота! Даже если осла зовут Эрнест. Тем более, если его зовут Эрнест!

– Сколько некондиции, товарищ эксперт? – поинтересовался ответственный Заур.

Я снова спрятался за колесную пару и слушал очень внимательно.

– Маврикис Адамович очень просил к Новому году мандаринов побольше, может быть – семь, восемь… – проговорил Эрнест.

– Ящиков? – уточнил Заур.

– Станет Постолаки на ящики размениваться, – усмехнулся Самвел – видимо, он тут был начальник. – Вагонов, верно?

– Точно – вагонов! – подтвердил Эрнест.

– Но это же… – Заур закашлялся и долго не мог прийти в себя.

– Это экспертное мнение. Усушка, утруска, угар, утечка. Мы ведь не говорим, что десять вагонов должны прибыть одним поездом? Мы говорим про Новый год. Апсарские мандарины – лучшие в мире, верно? Потому что хранятся до четырех месяцев… И валютой за них платить не надо.

– Или не хранятся, – усмехнулся начальник Самвел. – Усушка, да? Утруска, угар…

– Это вы про кого угодно можете говорить, но не про Маврикиса Адамовича! У нас на овощебазе всё есть и всё хранится как положено! А почему? Потому что эксперты работают!

– Так что, документы исправлять? – уточнил Заур, которому явно нравилось быть экспертом.

А обеспеченным экспертом ему нравилось быть еще больше.

– Оставь тут, потом исправишь! Пойдем, дорогой, – выпьем, закусим… – предложил Самвел.

– … о делах наших скорбных покалякаем, – продолжил мысль Эрнест. – Маврикис Адамович еще про фундук просил напомнить, есть выход на кондитерский цех…

– Это почему – «скорбных»? – перебил его Самвел. – Хорошие у нас дела, на благо людям, на пользу себе! А что – в «Гнильторг» отдавать? Думаете, они наши мандаринки – один к одному – на прилавок выставят? Та же усушка-утруска, только под прилавком магазина! Традиция есть – мандарины на новогоднем столе. Традиции мы с вами чтим, и потому – делаем благое дело, пусть и извлекаем из этого прибыль… Так что и за фундук поговорим, и за лимоны… Лимоны нужны?

– О-о-о-о! Лимоны! – зацокал языком Эрнест. – Лимоны – это золотое дно!

Так они и шли, наслаждаясь обществом друг друга и собственным величием, в сторону административного корпуса. Я дождался, пока троица скроется из виду, и вынырнул из-под вагона с фотоаппаратом наперевес: они не закрыли дверь! Щелк-щелк! Ровные ряды ящиков с мандаринами заснял в момент, а потом едва не завопил от счастья: Заур действительно оставил тут же, на полу вагона накладные, табели! Или как это там называется у товароведов-экспедиторов и прочей подобной братии? Стопка листков лежала, придавленная какой-то реечкой, дабы не унесло ветром. О счастья день!

Разгильдяйство – наше всё! Я принялся перелистывать документы, фотографируя их один за другим, и отщелкал все и положил обратно, и сунул фотоаппарат в сумку, и…

– Э-э-э-э, а ты кто? – раздался удивленный голос. – Что, на рынке мандарины не продают? Совсем бздыхи страх потеряли! Дамсик, возьми его!

Кто такой Дамсик, я понял сразу – утробное рычание едва не сбило меня с ног волной инфразвука, а гулкий топот мощных собачьих лап вызвал дрожь земли.

– …я-а-а-ать!!! – завопил я и устремился вдоль путей, понимая, что шансов нырнуть под вагоны у меня нет.

Огромная коричневая псина мчалась прямо за мной, имея вполне определенные гастрономические намерения!

– Я! ЗА! ГРАНАТОВЫМ! СО-О-О-О-ОК-О… – орал я на бегу, слушая клацанье зубов за самой моей спиной, угрожающее сохранности ягодичных мышц.

– Возьми его, Дамсик!!! – кричал злой собачник.

Я осознавал, что в целом псины бегают быстрее людей, а потому должен был использовать какие-то другие преимущества. На мозг у меня надежды давно не было, на ловкость рук и силу убеждения – тоже, оставалась только импровизация. Добежав до ржавых платформ, стоящих на запасном пути, я вспомнил один из своих физкультурных ужасов из детства: гимнастического коня. На всем скаку опершись о борт этого недовагона, я взлетел наверх, с ужасом услышав треск рвущейся… Плоти? Слава КПСС, это была всего лишь рубашка! Черт с ней! Я сумел быстро встать на ноги и приготовиться.

Зубастая рожа коричневого Дамсика уже мелькала за бортом, брызгая слюной и надрываясь рычащим лаем. Собаченция была капитальная, страшная как смертный грех, огромная – не меньше кавказской овчарки. Когда оскаленная пасть появилась в пределах досягаемости, я выдохнул:

– Н-на!!! – и отвесил хорошего пинка прямо по зубам мохнатому стражу фруктовых складов.

Клацнуло громко!

– И-и-и-и-и-и!!! – раздался леденящий душу скулеж, и коричневая молния метнулась прочь – туда, где продолжал выкрикивать агрессивные лозунги ее хозяин.

Видимо, по роже псине прилетело крепко. Собачку, наверное, было жалко. Но себя мне было еще жальче, и потому я устремился прочь, вдоль железнодорожных путей, пытаясь держаться поближе к зарослям, чтобы меня не заметили. Однако – остановился и, повинуясь журналистскому инстинкту, выдернул фотоаппарат из сумки и заснял вагоны: так, чтобы было видно надписи, номера и другие пометки на бортах, понятные специалистам.

А потом снова припустил вдоль путей, хрупая по гравию – за мной в погоню устремились уже люди! Те самые небритые охранники, которые разлагались у железных ворот, присоединились к собачнику и бежали за мной, потрясая какими-то здоровенными бамбуковыми (!) дрынами. Хорошо хоть – без винтовок! Мне и двустволки с солью вполне хватило бы для серьезного огорчения…

Огромными прыжками я устремился по лесу к машине такси и, увидев курящего у водительской двери Тимура, замахал ему руками:

– Ходу, ходу!

Не говоря ни слова, апсарец выбросил сигарету, сиганул за руль и завел автомобиль. Я как раз успел нырнуть в салон. Завертелись колеса, выбросив целые потоки грязи, рыкнул мотор, и машина помчалась прочь, сначала вырулив на дорогу из плохого асфальта, а потом уже набрав крейсерскую скорость.

– Что, украл что-то?

– Фотографировал…

– Фотографировал? А дрался с кем?

– С Дамсиком? – неуверенно проговорил я, стараясь при этом не садануться головой, учитывая тряскую дорогу.

Тимур хрюкнул и засмеялся, продолжая крутить баранку и свирепо орудовать рычагом коробки передач:

– Наши Дамсики – они да… Они хе-хе-хе! А про гранатовый сок ты ему сказал?

– Кому – Дамсику?

– Хе-хе-хе!

Рубашку я снял, оставшись в одной футболке. Даже местный приятный микроклимат не очень располагал к такой форме одежды в конце октября, но не ходить же в рванье! Да и остыть стоило.

– Тяжела и неказиста жизнь простого журналиста? – спросил Тимур сочувственно. – Как твоё имя, журналист?

– Герман, – сказал я.

– О! – оживился таксист. – Я твоего тёзку читаю, этого, который Белозёров. Настоящий джигит, такие вещи исполняет – я его «Афганское сафари» два раза перечитывал, как он с этим майором… Или полковником? В общем – К.! Как они там поля жгли… Знаешь, я думаю – этот полковник К. – апсарец. Кяхба, например, или Кварчиа… Ведет себя как воин, большую храбрость имеет! А Белозёров – тоже молодец, хоть и русский…

– Полешук, – сказал я. – Оба они – полешуки.

Он странно посмотрел на меня, и ничего не сказал. А потом молчал всю дорогу.

Когда мы въезжали в Анакопию, на город уже опустилась густая бархатная тьма южной ночи. Смеркалось тут быстро, и мне это было на руку: я собирался вернуться в санаторий незамеченным.

– Давай, до свидания, товарищ Белозёров, – взмахнул открытой ладонью Тимур. – Своим расскажу кого возил – не поверят!

– Белозор моя фамилия. Не рассказывай никому пока, ладно? Мне тут еще до конца отпуска время проводить, а дела мутные творятся… Сам понимаешь…

– Это ты отпуск такой имеешь? – снова мелькнула невозможная апсарская интонация.

– Вот именно – имею, – усмехнулся я. – Давай, абзиараз!

«До свидания», значит. Он улыбнулся, снова махнул рукой, яростно дернул рычаг коробки передач и автомобиль с красной крышей умчался прочь по анакопийской улочке.

* * *

Рубашку я выбросил в мусорку, она совсем пришла в негодность, еще и кровью из царапины на предплечье оставшийся целым рукав залило… Царапина пустяковая, уже засохла, а всё равно – неприятно. Главное – фотоаппарат цел! Нужно будет высмотреть где-то в городе фотоателье, пленку проявить!

Я шел по тротуару, намереваясь перелезть через забор в том же самом месте, где и сбегал. Горели желтым светом фонари, бились о плафоны жуки и москиты, трещали во всё горло в ветвях деревьев цикады или какие-то другие шумные насекомые… А к моему месту, как будто специально предназначенному для перелезания, знакомой пружинистой походкой приближалась некая высокая атлетичная фигура. Эрнест!

Прижавшись к забору, я замер в тени. Вот ведь действительно – гора с горой не… Эге! Он по своей привычке остановился, помахивая кожаной курткой, и осмотрелся по сторонам, как будто чего-то опасаясь. Кого мог бояться мой сосед по комнате? Видимо – причины для осторожности были, потому что, повесив кожанку на гребень забора, Эрнест мигом взобрался наверх и быстрыми шагами скрылся из виду.

А куртка? Головотяп забыл куртку! Ох-ре-неть! Я снял ее с забора, повертел в руках и залез в нагрудный карман, конечно. Портмоне там не было… Значит – не совсем головотяп?

– Вон тот говноед! – раздался голос а потом – скрип тормозов.

Огненно-красный «Запорожец» остановился прямо передо мной, хлопнули дверцы и наружу вылезли два парня – кстати, вполне себе славянской внешности. Твою-то мать! Грёбаная куртка! Ясное дело, говоря про говноеда, они имели в виду Эрнеста, кого ж еще? Не меня же! Я, например, не говноед, а вот что касается мажора – сомнения были. Но, увидев в темноте высокую фигуру, примерно тот же типаж лица и эту импортную куртку – что они могли подумать?

– А-а-а, сволочь! – крупный детина очень по-народному размахнулся, мечтая размозжить мне кулаками всю голову, но был обескуражен – я швырнул кожанку ему прямо в лицо и отскочил в сторону.

– Пацаны, это не я! Вы не за того меня приняли! – попытаться проявить благоразумие стоило.

– Ага! А нехрен было ее лапать! – второй – шустрый и худощавый, кинулся мне в ноги.

Наверное, занимался вольной борьбой… Я с ним бороться не собирался – снова отпрыгнул назад и пнул его ногой, точно так же, как Дамсика какой-то час назад. Получилось прискорбно: попал пяткой прямо в лоб.

– Ыть! – защитник униженных и оскорбленных ткнулся носом в тротуар, потеряв равновесие.

О его туловище запнулся второй, здоровенный, и полетел прямо ко мне в объятия. Наткнувшись солнечным сплетением на кулак, он задохнулся, сел на задницу и широко открыл рот, пытаясь прийти в себя.

– Еще раз – это был не я! И куртка – не моя! Я никого не лапал! Вы, наверное, хорошие парни, и мне действительно неловко, что так вышло… – вот же вшивая интеллигенция, ее из меня не вытянуть и пытошными клещами, наверное. – Если у вас ко мне еще будут вопросы – приходите на проходную завтра, спросите Германа из семьсот двенадцатого номера – обсудим. Всего хорошего!

Уцепившись за забор, я подтянулся, сделал выход силой, перебросил ногу – и был таков. А кожанку им оставил – нехрен мне делать, еще Эрнесту одежку подносить… Перетопчется. Тем паче – спалился бы, как есть!

Пока шел по тенистым аллеям санаторной зоны, в голове у меня стучал один вопрос: «Где игучий Эрнест успел за это короткое время найти женщину и облапать ее, если мы с Тимуром едва успели добраться до города?»

Мне очень хотелось принять душ и переодеться, прежде чем пойти искать Тасю и девочек, и потому я двинулся к своему номеру. Даже если там и был Эрнест – в чем он мог меня заподозрить? Ну – потный, ну, с царапиной… И что? Накачав себя таким образом, я сделал безразличное лицо, взялся за дверную ручку и надавил.

– …ах, Эрнест, я ждала тебя тут, как дура, целых полчаса…

– Ну, ну, маленькая… Да вот же я!

Твою-то мать! Я стоял как оплеванный – этот говноед раздевал там девушку – фитнес-инструктора! Или как эта должность сейчас называется?

Вот же ухарь! Вот кто должен был быть попаданцем, а не я! Москвич, красавец, атлет, упакован в импортные шмотки, в которых полные карманы денег! Делает гешефты и закрывает гештальты, открывает нужные двери задней ногой, повсюду у него друзья и знакомые, на гитаре он играет и волосами трясет, и девушки на него вешаются пачками – вот это каноничный путешественник во времени!

– Кур-р-рва! – я ляпнул дверью из-за всех сил, уходя.

Девочку-инструктора было жалко, может, испугается и убежит от этого средоточия вселенской несправедливости… А у него, может, междудушье отвиснет от неожиданности. Жалеть не буду. Тоже мне, услугу, гад, оказал – в номер со своим великолепием поселил! Лучше бы жил с могилевскими историками, ей-Богу!

Историки, кстати, гудели в конце коридора. Гудение было слышно очень хорошо, и я с горя двинул к ним – сдаваться.

– Шаноўнае спадарства[2]! – постучался я в двери. – Разрешите?

– А-а-а-а, наконец-то звезда полесской жуналистики к нам пожаловал! Сардэчна запрашаем[3]! Садись, Белозор! Выпей с нами! Что ты как не родной?

Вот, это я и имел в виду! Вот почему я так сильно противился проживанию с ученой братией, хранителями и исследователями секретов прошлого… Их там было человек шесть – молодых, небритых и нечесаных, худощавых, с блестящими умными глазами. Все они сидели за выдвинутым в центр комнаты столом, на кроватях и табуретках. Пахло спиртом, свежим хлебом, копченым салом и разговорами о смысле жизни, о разумном, добром и вечном… К столу была приставлена гитара, в руках одного из историков я увидел пачку листов папиросной бумаги – явно какая-то полулегальная самиздатовская перепечатка… Это было очень привлекательно, очень маняще, но нужно было держать себя в руках!

– Хлопцы! – сказал я. – Торжественно обещаю зайти к вам завтра, а теперь – вынужден просить помощи…

– Дык! – сказал самый кудлатый историк из всех. – Ёлы-палы!

Через пятнадцать минут я был умыт, причесан, снабжен новыми, совсем не ношенными носками по размеру, и свежей рубашке – не по размеру. Она едва сошлась на груди, верхние пуговицы оставил не застегнутыми, а рукава пришлось закатать – коротковаты!

– Хто-о-о-о першы хлапчук у вёсцы?[4] – протяжно вопросил самый кудлатый историк.

– Спанч Боб Скуэр Пэнтс! – заявил я.

– Ты чего материшься? – не поняли они.

– Я хотел сказать – вялiкi дзякуй, пацаны! – это значит «большое спасибо» по-белорусски. – Обязательно зайду!

Историки расчувствовались и один из них, с встопорщенной рыжей бородой, полез куда-то за штору и протянул мне букет крупных, ярких, разноцветных местных цветов – понятие не имею, что за они, но аромат был волшебный. Со стебельков еще капала вода, цветочки были только что из вазы.

– Это своей прекрасной даме передай, можешь даже сказать, что от нас. Очень она у тебя замечательная! Давай, Белозор! Заходи в гости завтра…

– Зайду, обещал же!

– Помни – ты трижды обещал! – погрозил мне пальцем историк.

Когда я спускался по лестнице в сквер, на поиски девчат, настроение у меня было чудесное.

Загрузка...