2. Начало

Отперев решётку своим ключом, я проскользнула внутрь. В нос мне ударил запах, больше всего похожий на смесь водорослей с тухлой капустой, но всё же гораздо терпимее, чем в ту пору, когда подземелья заполонили ядовитые водоросли. Приладив на лоб фонарик, я осветила ярким лучом сумрачный неровный подземный ход. Терпеть не могу этот путь к лабиринту туннелей, идущих под всем Лондоном, но это ближайший ко мне вход в подземелье: тут так низко, что мне приходится сгибаться в три погибели. По крайней мере, я уже знала по опыту, что лучше надеть перчатки, а фонарик закрепить на голове.

Скрючившись, я ускорила шаг, стремясь как можно скорее преодолеть узкий коридор и выбраться в пещеру за ним. Но в темноте этот нелёгкий путь всегда казался длиннее, и скоро у меня возникло ощущение, что я никогда оттуда не выберусь. Пару раз мне пришлось остановиться, чтобы помассировать ноющие икры, и в одну из таких остановок на меня вдруг навалилось осознание, где я нахожусь: глубоко под землёй, и совсем никто не знает, что я тут. Пришлось усилием воли заставить себя дышать медленнее и сосредоточиться на цели.

Наконец впереди показалось отверстие, и я, прибавив ходу и выбравшись в пещеру, со стоном потянулась, распрямляя шею и ноги. А потом зашагала к кирпичной стене с почти незаметной высокой железной дверью. Без труда отперев её своим ключом, я шагнула на гостеприимный придверный коврик, защищающий роскошный красный ковёр. Я была в штаб-квартире Гильдии Привратников!

Кабинет профессора, как и множество других кабинетов, расположен в длинном главном коридоре. По дороге к нему я проходила двери с именами других сотрудников и подумала – не в первый раз, – как же много людей работает в этой организации. С большинством агентов и администраторов я ещё не встречалась, но они явно были неотъемлемой частью Гильдии. По сравнению с ними я вдруг почувствовала свою незначительность – неуютное ощущение.

Я постучала в дверь с табличкой «Профессор Д’Оливейра» и услышала отрывистое «Войдите».

Маленькая старая дама (так называла себя сама Дороти Д’Оливейра) оторвала взгляд от документа на столе и приподняла брови:

– Агата? Я не ждала тебя сегодня…

От удивления её карибский акцент всегда делается чуть заметнее. И это единственный признак, хоть сколько-нибудь выдающий её эмоции.

Я кивнула:

– Знаю. Но я надеялась поговорить с вами.

Просто странно, насколько неувереннее я вдруг стала, оказавшись лицом к лицу с профессором! Для такого миниатюрного существа она на удивление внушительна, и очень трудно не нервничать.

– Садись. – Она указала мне на одно из деревянных кресел перед её письменным столом, и я послушно уселась.

– Спасибо… я просто… – я замялась.

– Ты гадала, когда мы наконец поручим тебе долгожданное «первое дело»? – закончила она за меня.

Я кивнула.

– Просто… у меня такое ощущение… – Я набрала в грудь побольше воздуха. – Я уже дважды спасала Лондон, а вы всё ещё никак не доверите мне собственное дело.

Прозвучало это слегка по-детски, но я хотя бы высказалась.

Профессор внимательно посмотрела на меня. Я не могла расшифровать выражение её лица, поэтому уставилась себе на руки. Фиолетовый лак на ногтях облупился, пора обновить. Наконец профессор откинулась на спинку обитого зелёной кожей кресла и сложила руки на коленях:

– Агата, ты ещё очень мала…

– Но я уже не раз доказывала…

Она предостерегающе подняла руку:

– Не перебивай, пожалуйста. Я хотела сказать, что, несмотря на твою юность и относительную неопытность, мне предложили использовать твою помощь в деле, которое я только что получила. Нам сейчас не хватает агентов.

Пожалуйста, пожалуйста, не говорите, что я сама всё испортила своим нытьём, как избалованная капризуля!

– Правда?! – спросила я, затаив дыхание.

Она кивнула:

– Я бы привлекла к расследованию Софию Солоков, но заболела одна наша сотрудница, и Софии придётся взять её дела. Поэтому заняться этим она не сможет. – Профессор взглянула на часы. – Твоего нового напарника сейчас здесь нет. Приходи завтра утром в девять тридцать, я вас познакомлю.

Новый напарник?! От потрясения я заморгала, смахивая слёзы.

– Н-напарник? – пролепетала я. – Я не предполагала, что мне придётся работать с кем-то ещё…

– Именно это я и имела в виду, говоря о твоей юности и неопытности. Тебе будет крайне полезно научиться работать в команде.

Я покраснела.

– Ну, хорошо. Да, я понимаю… – И уже начала было подниматься, как вспомнила про маму – она ведь тоже была агентом Гильдии. И я знала: она погибла вовсе не от столкновения её велосипеда с машиной, как сказала полиция нам с папой семь лет назад. – Профессор?

Она уже снова уткнулась в документ.

– М-м-м?

– А вы больше ничего не слышали о… о том, кто взял мамин архив?

Она подняла голову:

– Нет, Агата, не слышала. Я очень надеялась, что к этому времени у нас уже будут хоть какие-то ответы. Неприятно осознавать, что Гильдия настолько уязвима, что может пропасть целое личное дело. И очень неприятно, что не можешь доверять своим же людям… – Она резко оборвала фразу, как будто поняла, что сказала лишнее. – Но над поисками пропавшего архива твоей матери работают лучшие агенты. Обещаю, как только мы получим хоть какую-то информацию, ты будешь среди первых, кто об этом услышит.

– Спасибо, – сказала я. – Всего хорошего, профессор.

– Всего хорошего, Агата. Значит, завтра в девять тридцать.

– Да, до завтра.



Я вышла из отсека с кабинетами в главный коридор, откуда можно попасть в любую часть Лондона. Я глянула на часы. Всего без четверти пять. Вчера я не попала на тренировку по кунг-фу и решила сейчас зайти в додзё – зал, где я учусь под руководством моего сифу (господин учитель), мистера Чжана.

Отсюда до Сохо совсем недалеко, и я припустила бегом по туннелям – отчасти для разогрева перед тренировкой, а отчасти ради данного папе обещания. На бегу я вспоминала тот день, когда меня приняли в Гильдию и я узнала, что личное дело мамы пропало из архивов. Я верила, что, узнав, какие дела она расследовала, наконец получу хоть какие-то ответы – но без личного дела вся эта информация была утеряна…

Я вытерла выступившие на глазах злые слёзы и постаралась выровнять дыхание, черпая силу в мерно работающих лёгких и сердце. «Я выясню! Выясню!» – думала я в такт стуку подошв по полу.

Когда я поднялась на поверхность, у двери ресторанчика «Чёрный бамбук» меня встретила внучка мистера Чжана:

– Привет, Агата!

– Привет, Баи! Твой дедушка занят? Я надеялась позаниматься.

– Он внизу. У тебя ги с собой? – Она имела в виду мою белую форму для занятий – тунику и штаны.

Я помахала рюкзаком:

– Всегда.

Переодевшись в маленькой комнатке в глубине ресторана, я положила аккуратно сложенную одежду на стул. На стенке в рамочке висел китайский иероглиф, обозначающий блюдо под названием «лапша бян-бян». Я несколько секунд разглядывала его. Этот иероглиф знаменит сложностью в написании – даже мне, с моей почти фотографической памятью, запомнить каждую загогулину на нём сложновато.

– Сифу, – поклонилась я, когда вошла в комнату, где меня уже ждал учитель.

– Покажи-ка новые ката, которым я тебя учил, – кивнул мне мистер Чжан.

Изо всех сил сосредоточившись и стараясь держать центр тяжести пониже, я проделала комплекс упражнений – повороты, выпады, удары в воздух руками и ногами.

– Хорошо, – похвалил он. – Очень хорошо. Ты демонстрируешь заметный прогресс. Мы ещё сделаем из тебя мастера.

– Спасибо, сифу, – сказала я, наклоняя голову.

Он велел мне поработать над разными движениями, а потом поколотить грушу.

– Концентрация! – кричал он. – Когда твой разум отвлекается, ты теряешь жизненно необходимое равновесие духа и тела.

– Да, сифу.

Мы занимались, пока я окончательно не запыхалась. Я посмотрела на часы. Половина шестого. Чтобы сдержать обещание и вернуться в коттедж к шести, надо торопиться. Поблагодарив мистера Чжана, я бегом рванула наверх переодеваться, а потом крикнула «до свидания» ему и Баи.

Всю дорогу домой я бежала. Просто удивительно, насколько улучшилась моя физическая форма после того, как я начала регулярно упражняться. Я неслась мимо витрин на Оксфорд-стрит, которые уже сияли рождественским убранством. Трудно было не останавливаться на каждом шагу, чтобы поглазеть.

«Концентрация и равновесие», – вспомнила я уроки мистера Чжана.

Я невольно гадала, кем окажется мой новый напарник в Гильдии. А вдруг таким же, как София – и будет так же командовать и придираться на каждом шагу?



Вернувшись домой и пройдя по следу грязных предметов по всему коридору – сапоги, свитер и садовые перчатки, – я нашла папу на кухне. Он готовил ужин. Оливер снова приветствовал меня, при этом громко урчал и тёрся мне о ноги.

– Привет, па!

– Привет, Агги. Как пробежка?

– Прекрасно. – Я поёжилась. – А как тебе работалось на свежем воздухе, ничего?

– Ой, ну ты же меня знаешь, мне холод нипочём. А когда стемнело, мы перешли в оранжереи. Если опять будет омлет, нормально?

– Отлично. Хочешь, я приготовлю?

– Не, я уже начал. Беги в душ.

– Ага. Разжечь потом огонь в гостиной?

– Отличный план, – одобрил он. – Давай там и поужинаем – в тепле и уюте.

Когда я помылась, Оливер отправился вместе со мной в гостиную и составил мне компанию, пока я разводила огонь в крохотной печке. Папа научил меня, как правильно разжигать – взять на растопку старую газету и подождать, пока разгорится как следует. На этой стадии важно держать дверцу открытой. А потом, когда заполыхает, потихоньку подкладывать поленья – но не слишком большие и не слишком много, чтобы не задушить огонь. Когда хорошо разгорится, дверцу можно за крыть.

– Ну вот, – сказала я Оливеру, усевшись на диване и накрыв ноги флисовым пледиком. – Так-то лучше, правда?

В его мурлыканье добавилось децибелов. Запрыгнув ко мне на колени, он немножко покружился на месте, выбирая удобное положение, и свернулся калачиком, вибрируя всем телом от удовольствия. Я читала, что когда гладишь кошку или собаку, это способствует понижению давления и частоты сердцебиения. Самой мне, конечно, ещё рано волноваться на этот счёт, но и просто проводить руками по гладкой шёрстке Оливера очень успокаивает.

Папа принёс ужин. Я ела очень аккуратно, держа тарелку почти у самого подбородка, чтобы не уронить горячую еду на кота. У меня омлет был с чеддером и печёными бобами – моё любимое сочетание.

– И как экскурсия? – спросил папа.

– Спасибо, интересная.

Он приподнял бровь:

– А мне казалось, ты считаешь вашу учительницу – миссис Шелдон… Шелби? – занудой.

– Шелли.

– Как поэт?

– Ага. Да она и правда зануда. Но картины потрясающие, и ещё там был один парень, который очень много знает про живопись.

– Правда? Но не больше же, чем ты?

– Ну, может, самую чуточку побольше… – Я ухмыльнулась. – Правда, знаешь, так чудно: из-за выставки Ван Гога «Подсолнухи» перевесили на новое место, и там они смотрятся по-другому.

Папа отпил воды.

– В чём именно по-другому?

– Бледнее… или ярче. – Я вздохнула. – Трудно объяснить. Но Артур по этому поводу ничего не сказал.

– Артур? Тот молодой человек?

Я кивнула:

– Он тоже очень любит эту картину. Очень интересно, как можно поменять восприятие картины, просто-напросто перевесив её на новое место, да? – Папа внимательно слушал и кивал. – А как там ваши черенки?

– Пока отлично, спасибо. Сегодня мы рассаживали тис – а то ему уже тесно.

– Тис, – повторила я, закрывая глаза и сверяясь с внутренним каталогом. – Taxus Baccata. Он ядовит, и его часто сажают на кладбищах, чтобы отогнать домашний скот.

– Молодец. Хотя в наши дни идут интереснейшие дебаты о причинах, почему его принято сажать на кладбищах…

Я отключилась. Ужасная привычка, но я совершенно не могу сосредоточиться на папиных садоводческих лекциях. Вот и сейчас я мысленно унеслась в завтрашнее утро, когда узнаю, кто мой новый напарник. Ну, хуже Софии быть не может, рассудила я. Но всё равно мысль о необходимости работать с совершенно незнакомым человеком очень действовала на нервы. Не так я представляла себе своё первое расследование.

– Ну вот теперь ты в курсе, – жизнерадостно закончил папа. – В смысле в курсе дебатов вокруг тиса.

– Здорово, пап. – Я соскребла с тарелки остатки томатного соуса и отложила вилку. – Слушай, у меня домашка… – Мне не пришлось договаривать фразу.

– Конечно. Я помою посуду. – Папа по мере сил изобразил французский акцент: – В конце концов, если не упражнять маленькие серые клеточки, они ржавеют.

– Это ты мне будешь Пуаро цитировать?! Да ещё перевирая?!

– Эй! Не одной же тебе все радости жизни?

Тут он был прав.

– Спасибо за чай – и что посуду помоешь.

Я встала, поцеловала папу в щёку и отправилась в свою спальню на чердаке.

Сидя за письменным столом и таращась на листок с заданием по математике, я поняла, что цифры у меня перед глазами начинают расплываться. Я повернулась в кресле и посмотрела на стопку красных записных книжек на верхней полке. Там содержалась вся информация о маминой гибели, которую мне удалось собрать за эти годы. Я не верила, что мама погибла в аварии, но так и не сумела выяснить, что с ней случилось. Как будто всякий раз, как я пыталась узнать, меня отбрасывали назад.

Дело в том, что моя мама – Клара Фрикс – была агентом Гильдии Привратников задолго до того, как я услышала это название. Я рассчитывала, что, вступив в Гильдию, получу доступ к её личному делу и выясню, над чем именно она работала перед тем, как погибла.

Мне вспомнился тот летний день, когда профессор Д’Оливейра и София взяли меня в архив Гильдии, но там выяснилось, что из папок, хранящихся под именем моей мамы, вытащили все документы, а на их место положили чистую бумагу.

Усилием воли прогнав печальные воспоминания, я вернулась к заданию по математике. Я в ней неплохо смыслю – хотя с Лиамом, конечно, не сравнить. Много времени на выполнение задания мне не потребовалось. Удовлетворённо вздохнув, я запихнула задачник обратно в рюкзак.

Я вышла из-за стола и легла на кровать. В комнате было холодно, из окон дуло, и я забралась под одеяло. Отсюда мне были отлично видны все таблицы и прочий хлам, определяющий, что комната принадлежит мне. Карта Лондона, бюст королевы Виктории, прекрасно изданные томики детективных романов и рассказов Агаты Кристи в твёрдых обложках. А ещё – два стеллажа с коллекцией одежды и аксессуаров, часть которых очень полезна для маскировки во время расследований.

Переодеваясь перед сном, я посмотрела на фотографию рядом с кроватью. На ней была изображена мама на велосипеде. Стоит, одной ногой опираясь на землю, чтобы не потерять равновесия.

– Я выясню, что с тобой случилось, мам, – пообещала я ей в тысячный раз. Но я говорила совершенно всерьёз – я не успокоюсь, пока не найду ответы на все вопросы. Перед тем как заснуть, я рассказала ей про Артура – и как его завораживает текстура полотен Ван Гога. Приятно встретить человека, который разделяет мою страсть к прекрасному и не считает чокнутой из-за пылкой любви к «Подсолнухам». – Спокойной ночи, мама, – сказала я, выключая свет.