В тот вечер в отеле были танцы. Ник Бакли обедала там с друзьями и весело помахала нам рукой.
На ней было длинное, в пол, платье из алого шифона. Из шифонового облака выглядывали белые плечи, стебелек шеи и венчавшая его темноволосая головка.
– Очаровательная маленькая чертовка, – заметил я. – И какой контраст с подругой, а?
Фредерика Райс была в белом. Она танцевала лениво, с томной грацией, так не похожей на веселое оживление Ник.
– Она очень красива, – заметил вдруг Пуаро.
– Кто? Наша Ник?
– Нет – другая. Но вот зла она? Или добра? А может быть, просто несчастна? Неизвестно. Она загадочна. Хотя, может быть, и это только кажется. Но то, что она allumeuse[37], – для меня несомненно.
– Что вы хотите сказать? – с любопытством спросил я.
Пуаро, улыбаясь, покачал головой:
– Рано или поздно вы сами поймете. Попомните мои слова.
И тут он, к моему удивлению, поднялся. Ник танцевала с Джорджем Челленджером. Фредерика и Лазарус только что закончили свой танец и вернулись за столик. Затем Лазарус встал и вышел, и миссис Райс осталась одна. Пуаро направился прямо к ней. Я последовал за ним.
Он действовал прямолинейно и точно.
– Вы позволите? – Он положил руку на спинку стула, скользнул на сиденье. – Мне нужно перемолвиться с вами парой слов, пока ваша подруга танцует.
– Да? – Ее голос прозвучал холодно и равнодушно.
– Мадам, не знаю, говорила она вам об этом или нет. Если нет, то скажу я. Сегодня на ее жизнь было совершено покушение.
Ее большие серые глаза широко раскрылись от удивления и ужаса. Зрачки, и без того расширенные, стали еще шире.
– Как покушение?
– В мадемуазель Бакли стреляли в саду этого отеля.
Внезапно она улыбнулась – нежной, сострадательной, скептической улыбкой.
– Это Ник вам сказала?
– Нет, мадам, я видел это собственными глазами. Вот пуля.
Он протянул ей пулю, и она слегка отпрянула.
– Но тогда… тогда…
– Как видите, это не игра воображения. Ручаюсь. Но это еще не всё. В последние дни имели место несколько очень любопытных происшествий. Вы наверняка слышали о них – хотя нет, вряд ли. Вы ведь только вчера приехали, верно?
– Да – вчера.
– А до этого вы гостили у друзей, как я слышал. В Тэвистоке.
– Да.
– Интересно, мадам, как зовут ваших друзей?
Она подняла брови.
– Есть какая-то причина, по которой я должна назвать вам их имена? – спросила она холодно. Пуаро тут же изобразил невинное удивление.
– Тысячу извинений, мадам. Какая maladroit[38] с моей стороны. Просто у меня тоже есть друзья в Тэвистоке, вот я и подумал, может быть, вы случайно встречали и их… Бьюкенен – так зовут моих друзей.
Миссис Райс покачала головой.
– Я не помню. Вряд ли мы встречались. – Ее голос потеплел. – Давайте не будем говорить о разных скучных людях. Поговорим лучше о Ник. Кто в нее стрелял? И зачем?
– Я не знаю, кто, – пока не знаю, – сказал Пуаро. – Но я выясню. Я ведь, знаете ли, детектив. Мое имя Эркюль Пуаро.
– Очень известное имя.
– Мадам слишком добра.
Она медленно произнесла:
– Чего вы хотите от меня?
Думаю, этим она удивила нас обоих. Такого мы от нее не ожидали.
– Я прошу вас, мадам, присмотрите за вашей подругой.
– Хорошо.
– Это всё.
Он встал, торопливо поклонился ей, и мы вернулись к своему столу.
– Пуаро, – сказал я, – вам не кажется, что вы слишком открываете свои карты?
– Mon ami, а что еще я могу поделать? Возможно, моему шагу не хватает утонченности, зато он гарантирует безопасность. Я не могу рисковать. И, по крайней мере, одно теперь совершенно ясно.
– Что именно?
– Миссис Райс не была в Тэвистоке. Где же она была?.. А! это я узнаю. От Эркюля Пуаро ничего нельзя утаить. Смотрите – красавец Лазарус вернулся. Она ему все рассказала. Он смотрит на нас. Он не глуп, да, определенно не глуп. Обратите внимание на форму его черепа… Ах! Хотелось бы мне знать…
– Что? – спросил я его, когда он умолк…
– То, что я узнаю в понедельник, – загадочно ответил Пуаро.
Я посмотрел на него, но ни о чем не спросил. Он вздохнул:
– Вы совсем утратили любопытство, мой друг. В былые дни…
– Есть удовольствия, – холодно заметил я, – без которых вы вполне можете обойтись.
– Вы имеете в виду…
– Удовольствие отказываться отвечать на вопросы.
– Ah, c’est malin[39].
– Вот именно.
– Ага, ну, ну, – пробормотал Пуаро. – Сильный немногословный герой, любимец романистов эдвардианской эпохи…[40]
Его глаза сверкнули, совсем как в старые добрые времена.
Вскоре мимо нашего столика прошла Ник. Отделившись от своей компании, она подлетела к нам, точно большая яркая птица, и беззаботно бросила:
– Танцую на краю гибели.
– Это новое для вас ощущение, мадемуазель?
– Да. И довольно забавное.
И девушка снова упорхнула, взмахнув на прощание рукой.
– Лучше бы она этого не говорила, – медленно сказал я. – Про танцы на краю гибели. Мне это не нравится.
– Мне тоже. Слишком близко к истине. Но у нее есть кураж, у этой малышки. Да, у нее определенно есть кураж. К несчастью, в настоящий момент ей нужно кое-что другое. Осмотрительность – voilà ce qu’il nous faut![41]
Следующий день был воскресным. В половине двенадцатого мы сидели на террасе отеля, когда Пуаро вдруг встал.
– Идемте, друг мой. Проведем небольшой эксперимент. Я точно знаю, что месье Лазарус и мадам уехали кататься в автомобиле, и мадемуазель с ними. Берег чист.
– В каком смысле?
– Увидите.
Мы спустились по ступеням и пересекли неширокий газон. От моря нам навстречу поднималась пара купальщиков. Оживленно болтая и смеясь, они прошли мимо.
Когда они скрылись, Пуаро подошел к незаметной узкой калитке с проржавевшими петлями и еле видной надписью на табличке: «Эндхауз. Частное владение». Поблизости не было ни души. Мы шмыгнули в калитку.
Через минуту мы оказались на газоне перед домом. Вокруг по-прежнему никого не было. Пуаро подошел к обрыву и поглядел вниз, потом зашагал к дому. Французские окна веранды стояли открытыми настежь, и мы вошли прямо в гостиную. Оказавшись внутри, Пуаро, не теряя времени, открыл дверь и вышел в холл. Оттуда он поднялся по лестнице на второй этаж, я – следом. Войдя прямо в спальню Ник, он сел на кровать, кивнул мне и подмигнул.
– Видите, друг мой, как просто. Никто не видел, как мы входили. Никто не заметит, когда мы будем уходить. Мы можем натворить здесь что угодно, и никто никогда не узнает, что это мы. К примеру, перетереть шнур, на котором висит картина, так, чтобы тот со временем лопнул… Предположим, однако, что возле дома кто-то был и видел нас. Что ж, у нас и тогда есть готовое оправдание, если мы друзья дома.
– То есть вы хотите сказать, что это сделал не кто-то чужой?
– Именно, Гастингс. Никакой бродячий маньяк к нашему делу не причастен. Нет, искать надо ближе к дому.
Он повернулся, чтобы выйти из комнаты, я за ним. Мы оба молчали. И оба, как мне кажется, волновались.
Вдруг на повороте лестницы мы остановились. Навстречу нам поднимался какой-то человек.