Опять Дед Етой встал не с той, спозаранку
со сна посмотрел на родную Фонтанку,
на небо над ней, на полёт сизарей
над трубами красными госпиталей.
И вспомнил Етой настоящее время,
то давнее время, то главное время,
где «я», а не «он», и где «мы» – не «они»,
в какой переулок трамвай ни сверни.
Фонтанка впадает в Балтийское море,
в Балтийское море, костистое море,
где рыбка-колю́шка кусает за хвост…
Трамваи бегут за Египетский мост…
Зачем-то рифмуются «море» и «горе»,
и следом Некрасов – «и хворосту воз».
Я слушаю трепет октябрьских вязов,
мой садик Покровский огнём опалён,
в нём воздух, как в детстве, прозрачен и вязок,
и мне не хватает простуженных связок,
чтоб хрипло сказать: «Я в Маринку влюблён».
Сегодня четверг, завтра пятница, в хоре
недель проходящих не знаешь, всерьёз
ли в сердце рифмуются «горе» и «море»,
и рыбка-колюшка играет с рекою,
и падает в детство Египетский мост?