Народ наш в ясный день иль грозы —
при буйстве красок и стихий —
читать предпочитает прозу,
но если пишет, то стихи.
Страшит рутины слов громада,
дар устремляется в миры
поэзии, где есть порядок
и четкость в правилах игры.
Где точно по лекалам кройка.
Народ мотал себе на ус,
и рифмовал довольно бойко,
изрядный проявляя вкус.
Но среди этого народа
есть удивительный народ.
Его особая порода
не блещет средь других пород.
Им часто сыплют соль на раны,
их гонят в бога-душу-мать,
им вслед кричат: «Вы графоманы!»
Они не устают писать.
Да, это мы. Какой печальный
и замечательный удел.
Итог судьбы многострадальной:
никто в быту не преуспел.
Зато какое наважденье,
какой чарующий восторг,
когда тебя в твой день рожденья
целует Сам Маэстро Бог.
А от успешного поэта
мы отличаемся одним:
зовет нас в путь не звон монеты,
к нам прилетает Серафим.
И говорим без всякой позы
и без словесной шелухи,
нет, мы не презираем прозу,
но жизни смысл один – стихи.
И не словесные массивы
вселяют в нас священный страх.
Иные видятся мотивы
нам в заштампованных словах.
Смотрите, их поток тягучий
для прозы только матерьял.
Идеи – цели нету круче.
Вновь всюду «измы» правят бал.
Тут драматурги, беллетристы —
густой, тягучий слов массив —
историки да эссеисты,
и прочий разный нарратив.
И прозу в хаосе полнейшем,
где тишь да гладь и благодать,
письмом решили мы в дальнейшем
горизонтальным называть.
Поток идей – идей глобальных.
В нем мысль и чувство, стать и прыть,
но где письмом горизонтальным