Слушай, а почему я все это узнаю только из твоего дневника, а? Почему ты нам вчера не рассказывал про этого Даная? И про Христофора, и про Планта. То не заткнешь тебя, то ходишь один в обнимку с блокнотом и молчишь загадочно. Ты обиделся на меня что ли? Вот ты олень!
Ушел добывать тебе завтрак.
P. S. Не хочу тебя расстраивать, но у меня нет ширинки на шортах.
P. P. S. Че за лисенок?
P. P. P. S. Сбросил тебе фотки твоего Христофора, твой новый друг айфон велел передать.
P. P. P. P. S. Я тебя со своим кулаком скрещу, если будешь меня со всякими гориллами скрещивать.
Добытчик-то мой. Сбегал с утра в пекарню, притащил круассан и мороженое, и даже почти не остывший кофе. И вот как на него после этого сердиться? Сейчас разговаривает со своим айфоном, ябедничает по скайпу Сашке с Данькой, что я похабные истории по мотивам греческих мифов сочиняю, обещает прислать почитать. А вот фиг вам, я еще не редактировал, ждите до моего возвращения. Жалуется, что я его, видите ли, плохо кормлю. Сладостями и фруктами. А ему мясо надо. Ладно, плотоядное животное, будет тебе сегодня кое-что получше. Вчера девочки предложили машину взять напрокат и по острову покататься, типа на четверых выйдет дешевле и с компанией веселее. Мы не стали строить из себя рыцарей и благородно брать расходы на себя. Согласились. Тем более, что этот остров видел столько настоящих рыцарей, что наши жалкие потуги для него – обнять и плакать. Я вам сегодня одну из этих рыцарских крепостей покажу. Себе тоже покажу, я ее только в путеводителях и в Интернете видел.
Но сначала, по традиции, пляж и море. Лежим мы такие расслабленные после купания, тушки греем, нектаринки поедаем. Вдруг мимо проплывает… нечто совершенное. Нечто древнегреческое. Нечто фантастическое. И все это одновременно. Как каравелла по зеленым волнам. То ли девочка, а то ли виденье. Богиня с обалденной фигурой. А, собственно, как я все это разглядел так мгновенно? Так она с голым задом шла. Ну не совсем с голым, у них, видений, это называется "стринги", то есть веревочка такая из попы торчит, дерни за веревочку, дитя мое, и дверь… хотя нет, это не отсюда. Я даже не знаю, какой национальности было это виденье и удалось бы нам найти хоть один общий язык или нет. Потому что когда я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, Макс отвлек меня советом "слюни подбери". Следующие полчаса я мог разговаривать только о задницах. Но поверьте – если бы вы видели этот экземпляр, вас бы тоже заклинило. Такие вещи надо в музей помещать и огромные деньги спрашивать за просмотр. Я все это объяснял Максу, расписывая на все лады достоинства этой штуки, какая она ровная, крепкая, золотистая, круглая, сочная, так бы и укусил. Макс тихо угорал. А я, может, ей про ресницы хотел спеть. Дребедень прошептать. Девушке, не заднице. Но заднице я бы тоже нашел достойное применение, уверял я Макса. А теперь буду больной целый день я. И, кстати, надо бы обойти тут все заведенья, вдруг найду в толпе глаза ее жадно. Девушки, не задницы. И перестань надо мной ржать, у меня глубокое эротическое переживание! Прервал поток моих плотоядных мыслей о заднице-виденье вопрос Макса, запомнил ли я ее лицо, а иначе – как я собираюсь ее искать, не просить же каждую задницу, тьфу ты, девушку снять штаны при знакомстве. Я пригорюнился, поняв, в какую безнадежную ситуацию только что попал. Сейчас пойду домой, и пусть мне приснится… Ой, нет, лучше не надо, пусть не снится, что я потом со стояком делать буду?
После пляжа Макс с девочками пошли за машиной, а я, по легенде, полез в Интернет маршрут продумывать. Это, понимаете ли, такая ответственная операция, фигня, что я все эти маршруты еще дома составил, надо же повторить, вдруг тут все крепости переползли за зиму. Видите вот, сижу, продумываю. На самом деле, просто хотел написать, что все не так, как кажется. Мы с Максом вчера не поссорились, как не ссорились никогда. Просто бывают моменты, когда он беспричинно на меня раздражается. Я в ответ раздражаюсь тоже. Но этим все, как правило, ограничивается. В детстве, правда, случалось, что мы и морды друг другу подправляли. Но стоило нас запалить учителям или родителям, как мы тут же начинали друг друга выгораживать и уверять всех, что ничего и не было вовсе, просто ударился об косяк. Шесть раз подряд. И я еще с утра вчера почувствовал, что это как раз один из таких дней. Его просто надо было пережить. Поэтому я и старался, по возможности, помалкивать, не давать лишних поводов.
Но такая фигня никогда не отражалась на нашей дружбе. И не только с Максом, в принципе, вся наша компания связана очень крепкими узами детской дружбы. С возрастом мы все стали очень разными – во всем, начиная от увлечений и кончая уровнем дохода. И если бы мы все познакомились сейчас, совершенно не факт, что заинтересовали бы друг друга и начали общаться. Но все эти раскладушки в детском саду и выкинутые из окна школы бомбочки с водой, забеги по крышам гаражей, разборки у завуча из-за распитой бутылки бренди, не говоря уже о драках из-за девчонок… Это все так объединяет, что даже в состоянии конфликта мы всегда в глубине души знаем – если кому-то по-настоящему потребуется помощь, каждый из нас бросит все дела, поднимет всех на уши и отдаст последние деньги друг для друга. И это очень ценно, когда в мире есть целых семь человек, которым ты доверяешь, на которых можешь положиться и от которых всегда получишь помощь. Так что извиняй, Максик, просто так ты от меня не отделаешься.
– Итак, Максим Тимофеевич, о чем Вам говорит имя Асклепий? – тоном профессора Зинкевича на экзамене начал я, когда мы повернули по указателю "Асклипио".
– А оно мне должно о чем-то говорить? – удивился Макс. – Я мифы Древней Греции изучал в пятом классе, если че.
– Последние шесть лет ты изучал как раз то, чем товарищ Асклепий занимался всю свою жизнь.
– Он врач что ли?
– Хуже. Он бог врачевания. Эскулап – слышал такой вариант?
– Такой – слышал.
– Ну это он и есть. Эскулап – римский вариант, Асклепий – греческий.
– Ага. И что, он здесь жил?
– Не думаю. Хотя такой вариант возможен, потому что он воспитывался Хироном, а этот конь тут жил какое-то время, если верить одной из легенд. Более вероятно, что тут просто было какое-то святилище, посвященное ему. Но когда сюда приперся Павел со своим христианством, все языческие храмы были разрушены или переделаны в христианские.
– Дим, ты каждый раз так рассказываешь свои истории, как будто все эти люди действительно существовали, – сказала Марина.
– Какие люди?
– Ну все, герои мифов. Или вот Апостол Павел.
– Но они существовали.
– Ты в них веришь?
– Может быть, не в том виде, который дошел до нас, но совершенно точно, что какие-то прототипы у них были. Например, по поводу Павла, известен даже год, когда он здесь высадился – 58-й год нашей эры. А то, что перед ним расступились скалы, – тут десятки вариантов. Может, он пьян был и с первого раза этот проход в бухту не увидел. Может, в скалы ударила молния, камни обрушились, и открылся проход. А может, он и вовсе все это сочинил, чтобы головы задурить и чтобы местные жители скорее уверовали в его бога.
– Ну хорошо, а как насчет Хирона? – спросила Света. Правильно, она же тут единственная, кто знает это имя. – Полукони-то уж точно не могли существовать.
– Во-первых, я не стал бы так категорично утверждать. То, что мы их не видели, не является доказательством их невозможности. Во-вторых, Хирон как личность наверняка существовал, хотя, скорее всего, был обычным человеком. Почему он дошел до наших дней полуконем – вопрос мифотолкования. Например, у меня есть знакомая, которую муж иначе как кентавром не называет, потому что она проводит за рулем по двадцать часов в сутки. Может, через тысячу лет в легендах она тоже каким-нибудь биороботом-кентавром предстанет.
Пока я разглагольствовал, мы въехали в маленькую беленькую деревушку Асклипио, запарковались на площади у церкви и выгрузились из машины.
– Ну давай, рассказывай. Это – церковь имени Асклепия? – попытался блеснуть интуицией Макс.
– Ты чем слушал? Не бывает здесь действующих церквей, посвященных языческим богам. В них же больше никто, кроме меня, теперь не верит. Официальная религия в Греции – православное христианство, как и в России. А данный храм посвящен замечательному событию – Успению Пресвятой Богородицы. Греки так радуются, что эта женщина, наконец, усопла, что этот знаменательный день у них объявлен национальным праздником, и 15 августа у них выходной.
– Ты что, помнишь даты всех греческих праздников? – изумилась Марина.
– А то! Я вообще крут! – нагло соврал я.
Просто, когда я готовился к поездке, пытался понять, застанем ли мы хоть один из местных праздников, и 15 августа было наиболее вероятной датой, когда мы сможем здесь быть, это единственный летний праздник. Потом так получилось, что этот день тоже остался в пролете. Но сам факт, что день чьей-либо смерти является праздником, меня позабавил, вот я и запомнил. Нет, я понимаю – праздновать Рождество. Или Воскресение. Да даже Вознесение можно. Но Успение? Праздновать? Это буддизм какой-то. Это у них на Востоке жизнь рассматривается не в своем бурном великолепии, а всего лишь как движение к смерти, ее триумфальному логичному завершению. Но в нашей Западной традиции смерть чаще всего считается досадным недоразумением, прерывающим такую великолепную жизнь. Поэтому я не понимаю, каким образом Успение Богородицы стало праздником.
Возле входа в церковь сидела… правильно, кошка. Чуть поодаль в кустах резвились котята – то ли два, то ли три, так и не удалось понять, они все были удивительно одинаковые.
Церковь эта замечательна тем, что она – самая старая на острове, 1060-й год. Для России это действительно древность, ведь даже Москва у нас ведет отсчет только с 1147-го года. Но Греция может похвастаться и более древними постройками. Правда, именно эта церковь была сильно перестроена во время турецкого завоевания, как-то не заботились турки о будущих туристах. А может, наоборот, заботились, – типа перестроим, а нас потом вспомнят недобрым словом.
Мы вошли внутрь церкви и тут же попали под обаяние ее служителя. Это был очень колоритный грек в возрасте, среднем между мужчиной и дедушкой, и он, обрадовавшись внезапным слушателям, тут же взял нас в оборот. Даже, скорее, не нас, а наших девочек. Пересказывая сюжеты местных фресок, он постоянно хватал их то за локоток, то за талию, поглаживал по спинке и чуть ли не по попке, и к концу экскурсии я уже отчетливо ощущал Светкино напряжение от его "целомудренных" прикосновений. Никто из нас не спешил ее спасать, потому что, в общем-то, рассказывал дедушка интересно. От его примитивных англоязычных конструкций герои фресок оживали, и мы видели все как наяву – от создания первого человека до Всадников Апокалипсиса. Такая библейская история в комиксах получилась. Нам было хорошо. Светке – не очень. Поэтому по окончании экскурсии она мстительно не положила мелочь в церковную копилку, не очень справедливо рассудив, что уже расплатилась своим телом.
– Ты, может, уже перестанешь тупить в экран и расскажешь нам что-нибудь? – воззвал к моей совести Макс, наш рулевой.
– Ревнует к айфону, – доверительно сообщил я, обернувшись к девчонкам.
– Нет, айфон к тебе, – парировал Макс.
На этот раз я возился с навигатором, такая прикольная штука оказалась – лучше всяких бумажных карт, задаешь маршрут и двигаешься себе по стрелочкам. Конечно, я прилип к экрану, надо же изучить все настройки и вообще…
– Тебе туда, – указал я на дорогу, круто забирающую в гору. – Сейчас мы с вами должны увидеть развалины одной из древних иоаннитских крепостей.
Мы их действительно увидели, когда дорога кончилась практически у стен, оставалось только чуть-чуть подняться.
– Иоанниты или госпитальеры – это такой средневековый рыцарский орден, – начал объяснять я. – Изначально предполагалось, что они должны лечить всяких больных и раненых, но потом это как-то забылось. Хотя вот здесь они довольно удачно к Асклепию присоседились, наверное, втирали местным жителям, что, мол, тоже врачи, все как один, поэтому давайте мы на вашей горе построим свою крепость, все равно там уже стоят какие-то развалины. Это храм Асклепия как раз имелся в виду. А поскольку что тот, что другие лечили примерно одинаково от балды, им все поверили и послали их камни таскать для крепости.
– И как же они лечили? – заинтересовались девчонки.
– О, божественный Асклепий лечил довольно оригинально – во сне. Причем, иногда не того, кто смотрит сон. В общем, система такая: заболеваешь ты, приезжаешь в специальное место с храмом (а их не дофига было, всего несколько штук по всей Греции, а у них тут тыща островов) и ложишься там спать. Смотришь сны, а потом пересказываешь их специальному толкователю. Толкователь назначает лечение. И вот однажды пришла к ним одна бедная женщина. А надо сказать, что спали в том храме вовсе не бесплатно, чтобы сон посмотреть, нужно было сначала дары там всякие принести. Ну и женщину эту даже пускать не хотели, куда, мол, ты с таким свиным рылом. Но она там что-то выдала такое, вроде "дайте хоть воды напиться, а то так есть хочется, что и переночевать негде", в общем, оказалась она как-то в храме и немедленно там на пол упала и заснула, чтобы не выгнали. Просыпается она такая и давай всем втирать – мне, мол, сам Асклепий во сне явился и велел идти к вашему дядьке местному, забыла, как зовут, у него еще денег дофига. Панайотис что ли? – спрашивают. Точно, он, – говорит. И табличку с письмом из-за пазухи достает, Асклепий, мол, передать ему велел. Тут у всех приступ богопочитания случился, не каждый же день Асклепии являются лично, пусть и во сне, пошли они всем храмом вместе с прихожанами, уборщиками и кошками к Панайотису, пали перед ним ниц и говорят – письмо, мол, тебе орел наш благородный Асклепий прислал, и тетка ему такая подает, кланяясь. Он говорит – вы че, дураки, что ли, я же слепой, да и читать не умею. Тетка – ниче не знаю, сказали тебе отдать, там все написано, и на словах велели передать, что если что не так, убьет на месте. Панайотис на всякий случай с места того сошел, на котором стоял, ну чтобы не убило, табличку взял так осторожненько, к глазам поднес, и… свершилось чудо! Самым волшебным образом слепой вдруг прозрел, а неграмотный научился читать. Читает он такой вслух: надо выдать этой женщине с табличкой две тысячи золотых монет, а иначе будешь казнен нынче на закате служителями моего храма. Служители от возложенной на них миссии подбоченились, приосанились, друг с другом зашушукались, какую бы казнь позаковыристее придумать. "Эй, стоп, стопэ! – кричит Панайотис. – Я еще не сказал "нет". Ну и – куда ему деваться-то – так и отдал той тетке две тысячи, свидетелей-то вон сколько, и не прикопаешь ее в ближайшем лесочке по-тихому. И только когда она свалила с деньгами обратно туда, куда – никто не знал, один маленький мальчик вдруг спросил: а чем, собственно, была гражданка больна? Но ответа на этот вопрос история не сохранила. Равно как и на вопрос, излечилась ли она от своего недуга или так и не помог ей Асклепий.
Тут я слез с камня, заменяющего мне трибуну. Хотелось бы сказать "под аплодисменты слушателей", но слушатели, в основном, ржали и аплодисменты для меня зажали.
– Он все это сам сочиняет, или в самом деле есть такая легенда? – смеялась Света, уже держа Макса под ручку.
– Никогда нельзя сказать с уверенностью, – ответил Макс, улыбаясь мне. – У меня тоже часто возникает этот вопрос. Но предпочитаю не знать.
– Ну хорошо, а рыцари как лечили? – Марина, видимо, рассчитывала на еще одну историю, но мне солнышко головку напекло, истории в ней временно иссякли.
– Рыцари здесь в чистом поле вряд ли кого-то лечили, но в Родосе есть их госпиталь, мы его еще увидим, я надеюсь. От них была другая польза. Надо сказать, что этот чудесный остров так удачно расположен, что его просто невозможно миновать на пути из Европы в Африку или наоборот. Поэтому сюда вечно кто-то заплывал. Особенно всякие пираты, которые, естественно, докапывались к местным жителям. Поэтому соседство сильных рыцарей под боком местным жителям тоже было выгодно, мало кто захочет связываться со всякими консервными банками с мечами и копьями. Есть даже легенда о том, что из крепости ведет подземный ход прямо в один из деревенских домов. Когда случался очередной набег, жители через этот ход могли укрыться в крепости. А давайте его найдем, а? Представляете, как круто – вылезаем мы такие из-под земли, а там молодая гречка кашу варит, вот она удивится!
Какие-то дырки в земле мы действительно нашли, но Макс мне туда лезть не разрешил, да я и не собирался до этой гречки ползти, просто хотел посмотреть, действительно ли есть какой-нибудь проход, но мой тиран сказал, что отпустит меня туда только обвязанного веревкой, шибарист нашелся, тоже мне.
В общем, крепость эта замечательна тем, что в отличие от вчерашней, в Линдосе, здесь мы не встретили ни одного человека. Гуляет здесь, так сказать, лишь ветер да мы. Еще солнышко разгулялось тут так, что того гляди ушибет до смерти. Мы не стали его долго искушать, облазили развалины, полюбовались видами с высоты, пофоткали друг друга и поехали дальше. Мы с айфоном героически прокладывали дорогу.
– Самая южная точка Родоса называется мыс Прасониси, – рассказывал я дальше. – Правда, он не всегда мыс. Например, когда Сашка здесь был в 2013 году, это был остров, потому что перемычку размыло водой. Для привлечения туристов этому месту придумали романтическое название "поцелуй двух морей", здесь сливаются два моря – Средиземное, в котором мы купаемся каждое утро, и Эгейское, которое омывает противоположную часть острова. Если бы с нами был Антон, он бы популярно объяснил, почему при слиянии морей образуется ветер. Но, поскольку Антона с нами нет, просто смиритесь с этим фактом, как смирился я. На этот ветер слетаются всякие виндсерферы со всего мира, и я как раз собираюсь попробовать сегодня встать на доску. И даже не возражай!
Хотя, кажется, Макс возражать и не собирался. Видимо, эта моя затея не казалась ему достаточно безрассудной. Режим наседки он все же включает только в ситуациях, опасных для жизни. Мы остановились на смотровой площадке полюбоваться местной красотой с высоты.
– Ну вот, они поссорились! – разочарованно протянул я, глядя на узкий песчаный перешеек.
– Кто? – не поняли мои спутники.
– Моря. Эгейское со Средиземным. Видите – не целуются в этом году. А Сашка рассказывал, что купался одной ногой в одном море, другой – в другом. Я тоже так хочу!
– Не капризничай! – тоном строгой мамочки сказал Макс.
– А ты купишь мне море с парусами? – подхватил я тоном избалованного ребенка.
– Я лучше убью соседей.
Море по обе стороны от перешейка было в самом деле расцвечено разноцветными лоскутками парусов. Серферов здесь было какое-то запредельное количество – и на досках с парусами, и с кайтами на поясе. Забегая вперед, скажу, что действительно попробовал покататься на доске под руководством Кирилла, инструктора из Болгарии, с непривычки умаялся за час так, будто вагон разгрузил. Но это было потом. А до того случилось самое яркое событие сегодняшнего дня, которое можно охарактеризовать одним емким словом – жопа.
Мы приехали на парковку перед пляжем, но почему-то не спешили выходить из машины с кондиционером, помня, какое тут немилосердное солнышко. Потом оказалось, что боялись мы напрасно, поскольку именно в этом месте постоянно дует ветер и жара совсем не ощущается. Но тогда мы этого не знали, поэтому просто тормозили в машине, пытаясь еще хотя бы минуточку посидеть в прохладе от кондиционера.
– Что означает "Прасониси"? – спросила Марина.
Я задумался.
– Одно могу сказать точно: "ниси" по-гречески "остров". Насчет первой части… Ну, может быть, "прасино" имелось в виду – "зеленый". Хотя зеленого там столько же, сколько в Гренландии, камни сплошные и песок, – рассуждал я, вспоминая то, что мы видели с горки несколькими минутами ранее. – О! – Меня вдруг осенило, и я полез в айфон.
То, что мне выдал Яндекс-переводчик, слегка озадачило.
– Лук-порей? – поднимая глаза от айфона, удивленно спросил я. – Черт, я сейчас стану геем!
– Как это связано? – с недоумением спросила Света. Макс поперхнулся, а Маринка сдавленно ржала, прикрывая рот ладошкой. И было над чем. Светка с Максом еще просто не видели.
Пока мы прохлаждались под кондиционером, справа от нас запарковался синий фиат. Из фиата вылез… назовем его "мужик", хотя, я считаю, для людей, перевернувших твой мир с ног на голову, должно существовать в языке какое-то отдельное слово. И вот это самое отдельное слово угнездилось между нашими машинами и совершенно беззастенчиво стащило с себя шорты. Вместе с трусами, ага. После чего, наклонившись к своей машине, начало долго и тщательно перетряхивать в ней все вещи, очевидно, в поисках плавок. Таким образом, перед нашими с Маринкой окнами замаячила, поигрывая мышцами, крепкая мускулистая волосатая мужская задница. Во всей своей первозданной непристойности.
Я подавил первый порыв выскочить из машины с воплем "жопы преследуют меня", потому что – куда мне выскакивать-то, преследующая единица находилась как раз с моей стороны, я бы только дверью ее ушиб, выскочив. Мужик не торопился, давая нам возможность рассмотреть все в подробностях. Он был строен, подтянут, атлетично сложен, все, что надо, на месте, ну растительности, может, многовато, на мой вкус (господи, откуда у меня вкус в вопросах мужских задниц?). Поворачивал к нам эту штуку то в фас, то в профиль, то напрягал мышцы, то втягивал, слегка прогибал поясницу, один раз даже расставил ноги, давая возможность рассмотреть яйца. Я и не знал, что поиск плавок – такая порнография. А мы – нет бы культурно отвернуться и сделать вид, что увлечены обсуждением лука-порея. Нет, мы уставились во все глаза и давай подмечать каждую деталь и анализировать каждое движение.
– Он что – нас не видит?
– Стекла вроде не тонированные.
– Может, он специально?
– В смысле, рассчитывает на что-то?
– С чьей стороны – мальчиков или девочек?
– Димыч, спокойно, не пори горячку. Подумай хорошенько, прежде чем менять ориентацию. Что я парням-то скажу?
– Тебя так волнует мнение окружающих?
– Дим, прекрати свои фантазии. Он просто переодевается. Не ради тебя.
– Почему ты так решила? Плавки надеть – это пять секунд. А он тут уже пять минут отсвечивает.
– У него ребенок в машине.
– Где? – вскричали мы хором и действительно увидели на заднем сиденье мальчика лет трех или пяти, я не разбираюсь в мелких детях. Мы были так увлечены зрелищем, что внутрь даже не смотрели. И если к нам мужик был повернут своей филейной частью, то мальчик удостоился чести все это время наблюдать его достоинство или там не знаю, недостаток, может, у него, нам-то не видно.
– Да ну нафиг! – возмутился, наконец, Макс и попытался вылезти из машины. Светка взвизгнула и схватила его за плечо, удерживая на месте и мыча что-то про "неприлично" и "подождем".
В общем, мы так и не поняли – то ли он нас действительно не увидел в стоящей в полуметре от него машине, то ли не счел нас достойными внимания, то ли и вовсе считал надевание плавок на пляже естественным физиологическим процессом, не требующим специальных условий. Только я теперь никогда не буду прежним.
В этот день было еще много разных впечатлений, но ни одно из них не смогло затмить, так сказать. Сначала я катался на доске. Ну как катался – в основном, падал с нее или вместе с ней, а потом нечеловеческим усилием добывал парус из воды. Хотя иногда удавалось и пройти несколько метров. Макс и девочки в это время бессовестно ели пиццу в одной из пляжных кафешек. Потом мы пошли на этот то ли мыс, то ли остров. До конца не дошли, конечно, я еле ноги волочил после своего моря с парусами. Просто поднялись на горку, обнаружили там сад камней и построили в нем собственную композицию, подозрительно напоминающую по форме задницу. Я знал, что где-то впереди есть маяк, но идти к нему ни у кого не было сил. Да и солнце уже садилось, поэтому я решил, что пора забивать гвоздь в сегодняшнюю культурную программу.
Гвоздем была небольшая деревушка под названием Плиммири. Даже не столько деревушка, сколько расположенная в ней рыбацкая таверна. Такая роскошь доступна только на Средиземноморье. Ну или на каком-нибудь еще "морье". Только не у нас в России. Фокус в том, что еда там готовится исключительно из свежего сегодняшнего улова всяких рыб и морских гадов, и никакая санэпидстанця в нашей стране такого не допустит – чтобы прямо вот так, из моря, без всяких документов. Ну кто там документы-то в море выдаст? Да и пока выдаст, все стухнет уже в местной жаре. Не знаю, как они решают такие вопросы в Греции, но надо пользоваться, пока они не переняли наш прогрессивный опыт в организации общественного питания.
Мы воспользовались по полной программе. Заказали всех – от лобстеров до креветок. Нас честно предупредили, что креветки нынче биг, хьюдж, энормоуз. Мы порадовались, и заказали четыре штуки, типа на пробу. Кто ж знал, что их креветки больше лобстеров! Еще мы съели рыбу дораду. И осьминогов в двух видах – маринованного и на гриле. И кальмаров. Я порадовался, что таверна довольно далеко от нас, иначе я Макса оттуда бы не вытащил, а деньги кончились бы примерно на середине нашего отдыха, это довольно небюджетное развлечение. Но Максик был сыт и доволен, а это главное. В качестве комплимента от таверны нам напоследок выдали свежайший арбуз и по рюмке местного алкогольного напитка, в которых я еще не успел разобраться, то ли сума, то ли узо, но зашло оно очень хорошо. Я взял еще литр местного домашнего вина для Макса, который был за рулем и не мог разделить его с нами там. Кстати, домашнее вино у нас в России тоже запрещено. Не то чтобы совсем, но в кафешках или в ресторанах вы его не попробуете. Я даже как-то закомплексовал от такой несправедливости.
И вот когда мы поздно ночью сидели на балконе и распивали этот литр, Максик завел со мной душеспасительную беседу. Начиналось все довольно нейтрально, ничто, как говорится, не предвещало. Мы поржали над тем, что девочки нас поделили не так, как рассчитывали мы. Светка клеилась к Максу, Марина обхаживала меня.
– Мне все равно, – признался я честно.
– Но кто-то же из них тебе нравится больше? – настаивал Макс.
– Не знаю. Ни с кем из них не могу себя представить.
– А какого черта ты сел в машине рядом со мной?
– А как надо было? – не понял я.
– Ну ты садишься сзади, одна из них садится с тобой. Вы оказываетесь рядом, ты можешь до нее дотрагиваться, и по ее реакции понимаешь, нравится ей это или нет.
– Серьезно? – удивился я. – Так это делается? Знаешь, я, наверное, разучился клеить девушек. Последние четыре года я встречался с Лизой, три из них мы жили вместе. И я даже не смотрел никогда на других, просто забыл, как нужно действовать.
– Меня беспокоит твой недотрах. Ты так реагируешь на задницы… И ладно бы на женские, но мужские?
– Ну… Я больше прикалывался, чем действительно реагировал. И в любом случае какая-то случайная задница не решит мою проблему. Разовый трах меня не устраивает. Проще подрочить.
– Ты хочешь каких-то постоянных отношений?
– Не знаю. Вряд ли. Наверное, я еще не готов.