Роза погрузилась в раздумья, выронив старую перчатку, когда в коридоре зазвучали шаги и послышался мелодичный голос:
«Узрел он вдруг прелестный лик.
Прекрасна и стройна,
На парня дева в этот миг
Глядела из окна».
Услышав знакомый мотив, Роза присоединилась к пению:
«Взбежал он вверх – и у окна,
В стекло заколотил,
И уж впустить его она
Спешила, что есть сил».
В дверь постучали.
– Доброе утро, Розамунда, письма доставлены, верный слуга ждет дальнейших указаний! – объявил Чарли, входя, как обычно, красивый, веселый и доброжелательный.
– Указаний не будет, благодарю! Вольно, Принц! Если только отправить ответы… – Роза принялась распечатывать записки.
– О, ужас! Что я вижу? – вдруг воскликнул Чарли, театрально содрогнувшись и указывая на перчатку: как и многие начинающие актеры, он любил превращать повседневные встречи и разговоры в небольшие представления.
– Это дядина.
– Ну ладно! Я уж подумал, тут был соперник! – Чарли поднял перчатку, шутки ради нацепил ее на голову стоящей на каминной полке маленькой Психее[13], напевая третий куплет:
«И тотчас Дженни обнял он,
В свой горский килт одет…
Тот смел, кто истинно влюблен,
Преград для страсти нет»[14].
Роза принялась читать письма, однако мысли ее возвращались к разговору с дядей, а также к новому гостю с его песенкой.
Все три месяца после возвращения Роза видела Чарли чаще других кузенов. Он единственный располагал свободным временем, чтобы «поиграть с Розой», как они говорили в детстве. Остальные вечно были заняты, даже маленький Джейми мужественно сражался с латынью, которая будто злой рок омрачала мальчишескую жизнь. У доктора Алека накопились дела за время отсутствия; Фиби музицировала; тетушка Изобилия неустанно хозяйничала. А Чарли то и дело забегал: занести письмо, передать привет, поделиться новостью или куда-нибудь пригласить, и это вошло в привычку. Чарли помогал Розе с рисунками, катался верхом, пел, а также, как само собой разумеющееся, сопровождал на балы и в гости вместе с тетушкой Кларой, которая, будучи охочей до выездов, взяла на себя обязанности дуэньи.
Поначалу Роза была довольна, однако вскоре начала желать, чтобы кузен нашел другое занятие и перестал ходить за ней по пятам, словно у него нет других дел. В семье уже привыкли к праздности Чарли, а мальчики до сих пор наивно считали, что Принц – украшение клана, достоин лучшего и обязательно прославит Кэмпбеллов. Каким образом прославит – никто точно не знал: Чарли, хоть и был талантлив во всем, не проявлял интереса или склонности ни к чему в отдельности. Старшие родственники уже покачивали головами, видя, что амбициозные планы и выдающиеся способности ни к чему не приводят.
Роза наблюдала все это, и ей хотелось сподвигнуть гениального кузена на некое благородное дело, чтобы окружающие не только любили, но и уважали его. Задача, впрочем, оказалась не из легких: Чарли ее добродушно выслушивал, с готовностью признавал недостатки, а затем придумывал аргумент или отговорку, и через пять минут Роза уже сомневалась в собственной правоте и оставляла спор.
Постепенно Розе стало казаться, будто Чарли считает себя вправе единолично распоряжаться ее мыслями и временем, остро реагируя на появление других претендентов. Это раздражало Розу, она опасалась, что Чарли неверно расценил ее дружеские намерения, а тетушка Клара и вовсе обернула ситуацию в свою пользу, объясняя частые встречи тем, что Роза «должна повлиять на дорогого мальчика», – как бы не так! «Дорогого мальчика» она обожала и никому не позволила бы воспитывать. Роза с досадой думала, что угодила в ловушку: хоть Чарли и был самым привлекательным из кузенов, она не хотела, чтобы он так просто ее присвоил, учитывая, что более достойный мужчина искал ее внимания менее бесцеремонно.
Эти мысли постоянно возвращались в ее голову, пока она читала письма, и оказали некоторое влияние на развитие последующего разговора.
– Столько приглашений, если буду на все отвечать, никогда не закончу с подарками! – пожаловалась она.
– Позволь, я помогу, побуду твоим секретарем, – предложил Чарли, который чувствовал себя в маленьком кабинете как дома и охотно брался за любое дело.
– Можешь ответить на записки, если хочешь. Нужно написать вежливый отказ почти на все, кроме двух или трех. Зачитывай имена, я скажу – каких именно.
– Слушаю и повинуюсь! Кто теперь посмеет назвать меня бездельником?
Чарли с радостью уселся за письменный стол, ибо часы, проведенные в кабинете Розы, были самыми приятными и счастливыми за день.
– «Порядок – первый закон небес!» Чудесный вид, однако я не вижу писчей бумаги! – сказал он, открывая крышку и с интересом оглядывая содержимое.
– В правом ящике! Сиреневая с монограммой для записок, обычная – для деловых писем. С ними я сама разберусь! – ответила Роза, размышляя, кому подарить кружевной платок. Анабелле или Эмме?
– Доверчивое создание! А если бы я открыл не тот ящик и наткнулся на сердечные тайны? – продолжил новоявленный секретарь, перерывая аккуратно сложенные стопки.
– У меня нет тайн, – скромно ответила Роза.
– Неужели? Ни одной трогательной записки, бережно хранимого миниатюрного портрета или засохшего букетика? Я вам не верю, кузина! – Чарли с сомнением покачал головой.
– Вам я бы точно ничего не показала, нахальный юноша! Есть несколько сувениров, но ничего особенно сентиментального и интересного.
– Хотел бы я взглянуть! Жаль, не смею просить… – хитрил Чарли, умоляюще поглядывая поверх полуоткрытой крышки.
– Смотри, если хочешь, но ты разочаруешься, Пол Прай![15] Левый нижний ящик с ключом!
– О, добрый ангел, моя благодарность безмерна! С каким же трепетом я ждал сего момента! – С этой цитатой из «Удольфских тайн»[16] Чарли отпер и открыл ящик картинным жестом. – Посмотрим, что в шкатулке… Семь локонов: соломенно-желтый, рыжевато-каштановый, золотой, просто рыжий… Что-то знакомое! Похоже, я знаю, с чьих голов они срезаны!
– Да, вы дали мне по локону перед отъездом, и они путешествовали со мной по миру в этой шкатулке.
– Лучше бы путешествовали сами головы… Так, янтарный флакон в виде божка с золотым колечком на спине – какой чудный аромат! – продолжил осмотр Чарли.
– Давний подарок дяди, мои любимые духи.
– А это уже подозрительно – мужской перстень с цветком лотоса и письмо! Я с дрожью спрашиваю: кто, где и когда?
– Один джентльмен, на мой день рождения, в Калькутте.
– Неужто мой родитель?
– Хватит дурачиться, конечно, он! Дядя оказал мне самый радушный прием! Тебе бы поехать и навестить его, как добропорядочному сыну, вместо того чтобы попусту терять время здесь.
– Дядя Мак твердит то же самое, однако никакие нотации не загонят меня в упряжку, пока я не нагуляюсь на свободе, – упрямо буркнул Чарли.
– Если долго гулять, можно заблудиться… – серьезно начала Роза.
– О, за меня не волнуйся – судя по благодарной записке, ты обещала за мной приглядеть. Бедный мой родитель, хотел бы я его увидеть! Последний раз он навещал нас почти четыре года назад, должно быть, постарел с тех пор…
Чарли иногда называл дядю Стивена «родителем», потому что, в отличие от остальных мальчиков, которые знали и любили отцов, редко видел своего и прибегал к полунасмешливому обращению. Для Чарли отец был лишь некой фигурой, выдвигающей требования и отдающей приказы, которые часто выполнялись с неохотой или не выполнялись вовсе.
Роза давно знала, что дядя Стивен не любит бывать дома из-за пристрастия жены к светской жизни и предпочитает сбегать, объясняя затянувшееся отсутствие делами.
Глядя, как кузен с непривычной серьезностью, которая была ему к лицу, вертит в руке кольцо, Роза решила, что это подходящий момент для разговора, и с жаром произнесла:
– Он и правда стареет. Дорогой Чарли, подумай о долге, а не об удовольствии – я уверена, что ты не пожалеешь!
– Хочешь, чтобы я уехал? – быстро спросил кузен.
– Думаю, это было бы правильно.
– А я думаю, ты была бы еще очаровательней, если бы поменьше беспокоилась о том, что правильно, а что нет! Тебя дядя Алек этому научил, как и другим странным понятиям.
– И хорошо, что научил! – воскликнула Роза, затем добавила спокойней: – Знаешь, женщины всегда пытаются сделать дорогих им мужчин лучше.
– Верно! Удивительно, что мы еще не ангелы. Впрочем, ангелы наверняка понравились бы вам меньше, – лукаво улыбнулся Чарли.
– Возможно, но не уходи от ответа. Ты поедешь к отцу? – неосмотрительно настаивала Роза.
– Нет! – исчерпывающе ответил Чарли.
Повисла неловкая пауза, во время которой Роза усердно завязывала банты, а Чарли бесцельно ворошил содержимое стола.
– Смотри-ка! Мой подарок! – вдруг радостно воскликнул он, поднимая маленькое сердце из агата на выцветшей голубой ленте. – Позволь, я заберу каменное сердце, а тебе оставлю свое, настоящее? – спросил он то ли в шутку, то ли всерьез – его тронула старая безделушка и связанные с ней воспоминания.
– Нет! – резко ответила Роза, рассерженная дерзким вопросом.
В силу легкости характера Чарли обычно быстро справлялся с краткими приливами эмоций, успокаивался сам и успокаивал других.
– Ну вот, теперь мы квиты! Давай забудем ссору! – предложил он с подкупающим добродушием, невозмутимо пряча маленькое сердце в карман и собираясь закрыть ящик.
Вдруг его внимание привлекла толстая стопка писем с иностранными марками.
– Это еще что такое? – воскликнул он, извлекая из-под пачки фотографию.
– О, я и забыла… – потупилась Роза.
– Кто он? – Чарли хмуро рассматривал красивое лицо.
– Благородный Гилберт Мюррей, который сопровождал нас в поездке по Нилу, отгоняя крокодилов и прочую живность. Он прекрасный охотник, я же тебе писала! – весело объяснила Роза, слегка смущенная открытием Чарли. Знакомство с Гилбертом относилось к «опасным моментам», которые упоминал дядя.
– Судя по стопке писем, крокодилы его еще не съели? – ревниво спросил Чарли.
– Надеюсь, нет! Его сестра, наверное, упомянула бы об этом…
– Вот как! Значит, ты переписываешься с ней? Вообще сестер стоит опасаться! – Чарли с подозрением рассматривал пачку.
– От этой сестры сплошная польза, потому что она единственная подробно описала мне свадьбу брата.
– Что ж, если он женат, мне на него наплевать. Я-то думал, что нашел объяснение твоей неприступности! Если дело не в тайном возлюбленном, то я вновь в полном недоумении. – Чарли бросил фотографию в ящик, совершенно потеряв к ней интерес.
– Я непреступна потому, что разборчива и не нашла никого, кто был бы мне полностью по вкусу.
– Никого? – бросил нежный взгляд Чарли.
– Никого! – подтвердила Роза, вспыхнув, и призналась: – Многие меня восхищают, многие нравятся, но нет никого достаточно сильного духом и доброго. Полагаю, мои идеалы слегка старомодны.
– Зануды, вроде Гая Карлтона, графа Альтенбурга и Джона Галифакса[17] – я знаю вкусы добропорядочных девиц, как ты, – усмехнулся Чарли, предпочитавший Боклерка и мистера Рочестера[18].
– Значит, я не добропорядочная. Я не люблю зануд. Я ищу джентльмена в лучшем смысле этого слова и готова ждать, поскольку уже знаю одного.
– Черт возьми! Я с ним знаком? – в тревоге воскликнул Чарли.
– Немного, – ответила Роза с хитрым блеском в глазах.
– Если это не Пэм, то я сдаюсь. Он самый воспитанный из моих знакомых.
– О боже мой, нет! Гораздо лучше мистера Пэмбертона и много старше! – уважительно сказала Роза, и Чарли, еще больше встревожившись, продолжил гадать.
– Какой-нибудь преподобный отец? Набожные девушки обожают пастырей. Но пастыри, как правило, женаты!
– Нет!
– Сжалься – назови имя! – взмолился Чарли.
– Александр Кэмпбелл.
– Дядя? Ей-богу, это облегчение, хоть все равно ужасно нелепо! Значит, когда найдешь такого же святого помоложе, выйдешь за него замуж? – спросил Чарли – новость и позабавила, и обескуражила его.
– Если встречу человека хотя бы вполовину такого же честного, доброго и благородного, как дядя, с гордостью стану его женой, – решительно заявила Роза.
– Странные вкусы у женщин! – Подперев рукой подбородок, Чарли задумался о неразумности отдельно взятой представительницы, которая предпочитала старого скучного дядюшку молодому привлекательному кузену.
Роза тем временем заворачивала подарки, жалея о своей излишней суровости – отчитывать Чарли было нелегко, хоть тот порой сам напрашивался на отповеди, каялся в грехах и, пользуясь своей неотразимостью, легко получал прощение.
– Пора заканчивать с записками, – напомнила Роза, чтобы прервать тягостное молчание.
Чарли не заставил просить дважды и тут же настрочил несколько ответов в своей изящной манере. Дойдя до делового письма, он пробежал его глазами и озадаченно спросил:
– Что это? Расценки строительных работ и так далее… от некоего Баффема.
– Оставь, с этим я потом сама разберусь.
– Не оставлю, мне интересно! Если думаешь, что я ничего не смыслю в делах, ошибаешься!
– У меня есть два старых дома в городе, я делаю ремонт и готовлю их к сдаче.
– Квартиры для сдачи в аренду? Что ж, хорошая идея, должно быть, неплохой доход!
– Что ты, это не ради дохода! Брать деньги в моей ситуации – равносильно идти на сделку с совестью! – решительно заявила Роза.
– Почему же? Что плохого в том, что люди снимают квартиры, а владельцы получают взамен кругленькую сумму?
– Знаешь, я повидала много нужды и здесь, и за границей, мы там не только развлекались, уверяю тебя! Дядя посещал больницы и тюрьмы, и я иногда ездила с ним, но это было слишком грустно, и дядя предложил другие виды благотворительности, которыми я могла бы заняться по возвращении: школы для бедных, работные дома, приюты и тому подобные заведения. Ты не представляешь, как это было мне полезно и как я рада, что у меня есть средства, чтобы хоть немного сократить количество страданий в мире!
– Но, дорогая моя, нельзя транжирить состояние в попытке накормить, вылечить и одеть всех несчастных! Делись, конечно, все должны помогать бедным понемногу, я это горячо поддерживаю! Только ради всего святого, не уходи в благотворительность с головой, как некоторые! А то станешь безнадежно серьезной, практичной и одержимой, такие особы – одно наказанье! – предостерег Чарли.
– Я буду делать добро изо всех сил и брать пример именно с «безнадежно серьезных, практичных и одержимых» женщин! Если это тебе не по душе, можешь со мной не общаться! – ответила Роза, повторив обидные слова, потому что она была готова отстаивать свои убеждения до конца.
– Над тобой будут смеяться.
– Ничего, я привыкла.
– Будут осуждать и сторониться.
– Те, чье мнение для меня важно, не будут.
– Женщинам не пристало ездить по приютам!
– Очень даже пристало!
– Подхватишь какую-нибудь заразу и потеряешь красоту, что тогда? – спросил Чарли, надеясь запугать юную филантропку.
Однако Роза не испугалась, а ответила с внезапным блеском в глазах, вспомнив недавний разговор с дядей:
– Досадно, конечно… Но есть утешение – лишившись красоты и раздав деньги, я узнаю, кто любит меня по-настоящему!