При виде «огорода» меня в который уже раз гордость обуяла, все же это результат моего немалого труда по выведению нужных семян, и в то же время это залог нашего успешного сытого будущего. Ну и что особенно глаз радует, это частичка моего родного навсегда утерянного мира. Всем своим видом эта растительность тут сильно отличается от окружающей ее дальневосточной тайги.
Прямо райское место.
Только вот как вспомню, сколько труда ушло на то, чтобы расширить наш первоначальный экспериментально малый огородик, так до сих пор вздрагиваю. Одно хорошо, помощников хватало, и мы за один год тут убрали корни от спиленных деревьев, землю вспахали и ихицей засеяли, а потом и срубили ее, пустив на перегной. Так что в этом году все уже в подготовленную почву сажалось, оттого и урожай невероятно хороший.
В самом начале распадка и нашего еще экспериментального «огорода» два десятка масличных деревьев растут. С виду неказистые: клиновидные стволы за три года на два с половиной метра выросли, с небольшим количеством толстых веток, из которых множество более тонких образуется. На них темно-зеленого цвета коробчатые, четырехгранной формы, плоды висят, крупные и вытянутые книзу, чуть побольше каштана в скорлупе размером. Как поспевают, они еще больше темнеют, и кожура коробочек начинает трескаться от распирающего их изнутри масла. Внутри самих коробочек семечки размером с фалангу пальца находятся, вот они масло и выделяют.
Сразу за масличными деревьями растет думис. Очень ветвистое растение, дает значительное количество длинных плетей, стелящихся по земле. Внешне на кабачок похож, только размеры несопоставимые – крупные водянистые плоды ярко-желтого цвета, десять – пятнадцать, а иногда и двадцать килограммов весом. Ну и само собой это никакие не кабачки, это хлебные плоды. Их перетереть нужно, или просто мелко изрубить и под пресс пустить. Получившийся сок в емкость слить и отстаиваться оставить. За сутки он отстоится, выпадет желтоватый осадок, который вдобавок еще и крепкой коркой покроется. Вот это и есть мука, причем высшего сорта, при неповрежденной «скорлупе» неограниченно долго храниться может. И никаких тебе пшеничных полей. Тем более не надо ждать и волноваться: побьет морозом, градом, вызреет пшеница или нет, получится вовремя собрать или нет. Тут в начале июля как начинает, так до самой поздней осени и плодоносит, только и успевай собирать. С одной ветви за удачный сезон до тридцати «кабачков» взять можно; из одного «кабачка» – в среднем пять килограммов муки выходит. Так что легко считается, сколько нужно посадить, чтобы нужный и гарантированный урожай получить.
За думисом барбус рос, по вкусу один в один местная картошка, только размерами и различается. Местная мелкая, а мой барбус до трехсот граммов один клубень вырастает, вообще же тридцать – сорок, крупных сверху, поменьше книзу, выходит с одной посадки. Ну и внешне ботва отличается: не кустом растет, а одним толстым невысоким «деревцем» с прямым глубоким корнем, по сторонам от которого плоды и вырастают. Сажается барбус тоже не так, как картошка – «деревце» когда вырастает, начинает цвести мелкими фиолетовыми цветами, а потом и семена кругленькие появляются. Вот эти семена – с ростка от десяти и больше штук получают – и сажают потом в землю, а не плоды, как картошку.
Злак арджун растет в виде невысокого, по грудь человеку, но широкого куста, цветет «сережками», листьев не видно, столько цвета. Потом эти сережки в коробочки превращаются, внутри которых арджун и созревает. В среднем с одного куста до тридцати килограммов питательной крупы можно получить, так что тоже легко подсчитать, сколько этих самых кустов посадить нужно. И сажать заранее, так как плодоносит он только на второй год, что мы и сделали, посадили семена еще до начала избавления поля от корней деревьев в прошлом году.
За арджуном авчиха росла – бобовое растение. Толстые прямые стебли до полутора метров в высоту. Сажают их по пять стеблей прямоугольником с одним в центре, тогда они поддерживают друг друга, переплетаясь усиками, не дают сломаться и к земле склониться. Сажают авчиху длинными рядами, плодоносит она рясно, весь ствол облеплен саблевидными стручками до двадцати сантиметров длиной. Вкусно, питательно, урожаи обильные – вот и все, что о ней можно сказать. Ну еще разве что едят ее и молочную, вместе со стручками, и просто бобами, когда они окончательно созревают.
Практически в конце распадка растет то, о чем мы с Оюун говорили – кусты икскацина. Огромные, до шести метров в обхвате, растут они непрерывно до первых заморозков, как и цветут. Листья что лопухи, немалых размеров, мясистые, цветки тоже крупные, распускаются из бутона таким себе своеобразным фигурным фужером с пестиком и тычинками внутри.
И что самое интересное, так это разноцветие на одном кусте.
Тут тебе и белый, светло-золотистый, желтый и бежевый цвет, светло и темно-коричневый, фиолетовый и сиреневый, красный и бордовый, синий и зеленый. Глаз радуется, глядя на это великолепие.
Ну а теперь главное: ткань икскацина делается из этих самых цветков, так как они по структуре на слегка спрессованный нежнейший пух похожи. И хотя икскацин изначально радует разнообразием цветовой гаммы, его еще и перекрашивать легко можно. Но если цветок в солевом растворе обработать, то натуральный цвет закрепится окончательно, и его уже не изменить.
В самом конце распадка ихица растет, которой уж точно в наших краях не место, так как это пальма. До пяти метров ствол и огромные листья до середины этого ствола, сверху свисающие. Растет ихица невероятно быстро, если не ждать полного созревания, то за сезон можно два раза ее вырастить. Правда, не пятиметровые, меньшего роста пальмы будут. Многофункциональное растение (как и еще некоторые из ранее перечисленных): тут тебе и быстрогниющие стволы для перегноя, и волокнистые листья для изготовления ниток, и вкуснейшие орехи, огромными гроздьями свисающие вдоль стволов с верха и чуть ли не до самой земли. Только орехам вызреть надо, так что для их заготовки стволы не срубаются, с весны и до конца лета растут.
Теперь же почему ихицу еще и железностволом называют. В моем прошлом мире, по сравнению с Землей, недра не настолько богатые были. Ну а так как спрос был и немалый, маги и придумали различные растения, способные содержимое этих самых недр заменить. Древесина ихицы, если ее в масле «масличных деревьев» выдержать, конечно, не на сталь оружейную похожа, но некоторые свойства металла приобретает и во многих изделиях его заменяет. Плюс в том, что древесина эта очень легкая, и пусть срок эксплуатации несопоставим с настоящим железом, пользовалась просто невероятным спросом, так как пальмы растут быстро, и самое главное, изделия из них очень дешевы.
Весь этот наш «огород» обнесен забором (столб и две перекладины) из тонких стволов деревьев, который служит направляющими для роста калпаны – лианы. Она мной выведена и посажена для защиты наших растений от животных, так как вооружена длинными пустотелыми и очень острыми шипами. Которые легко протыкают любой толщины кожу, при этом из мешочка, расположенного в корне шипа, впрыскивается сок. Он не жалит, от него прокол и место рядом с ним быстро и сильно немеет. Если бы было больно, животные бы злились, в безумную ярость впадая, а вот онемение их до ужаса пугает, так что второй раз они сюда уже редко наведываются. А наведаться хочется, так как калпана просто невероятно притягательно цветет и плодоносит. Аромат, что от одного, что потом от другого, просто умопомрачительный, особенно для всяких сладкоежек. Ягоды, на крупные виноградинки похожие, сладчайшие, с теплым послевкусием, но на лиане они держатся крепко. Начнешь срывать, обязательно ужалит шипом, вот такая она вероломная.
Но не только этим она ценна: калпана – это и природное безопасное для организма обезболивающее, а не только охранник, ну и ягоды, и просто кушать, если сорвать их сумел, а когда они полностью высыхают, их в порошок перетирают и вместо приправы используют. Так как, высыхая, эти ягоды теряют запах и очень горькими становятся. Как специя к мясу и авчихе, да и к другим острым блюдам просто замечательно подходит.
Есть у меня в «арсенале» еще множество растений, которыми я собирался свой остров засадить, но в данный момент они просто не нужны. Так что я, кроме одного водоноса и тройки мыльных деревьев, их еще и клейными называют, которые у нас рядом с хутором в тайге самыми первыми высажены, даже в виде семян ничего больше не заготавливал. Нужны будут, тогда и преобразую их, а сейчас мне и так есть куда силы тратить.
По-быстрому пробежавшись и осмотрев все наши посадки, я остался полностью удовлетворен увиденным. В том числе и масличными деревьями, урожай которых действительно раньше намеченного срока поспел. И это значит, что и планы наши раньше начнут осуществляться.
– Петь, – обратился к младшему братишке. – Если у тебя все удачно получится, то деда с бабушкой мы не на следующий год сюда приведем, а уже в этом. Они еще успеют своими глазами увидеть всю красоту нашего труда.
Не только я, но и все остальные внимательным взглядом осмотрели раскинувшийся перед нами «огород». Труда не только нашего, но и дауров в него вложено немало, поэтому и пятьдесят на пятьдесят по ценной ткани у нас договоренность. Ну и по продуктам легко решили: нам на хутор лишнего не надо, так что легко все поделили. Все равно это пока только эксперимент, который очень удачно заканчивается. Вон как у Оюун глазки довольно блестят. Так что в следующем году таких огородов несколько будет, в этом я уверен. И надеюсь, что недостатка продуктов с этого года и у них, и у нас больше никогда не случится.
– Сделаю, – уверенно кинул Петро.
Верю. Если кто и сделает, то точно он.
– Даш…
– Да помогу я, помогу, – подала все же голос, обиженная.
Со вчерашнего дня, как отказал ей с нами идти, дулась на меня. И сегодня, сколько рядом шла, слова не сказала, только слушала, о чем мы с Оюун разговаривали.
– Вы только там аккуратней… – прижалась она ко мне, когда мы прощаться стали.
Вот же ж, совсем от нее не ожидал: голову на груди у меня спрятала и хлюпнула носиком тихонько. Видимо, взрослеет, чересчур чувствительная становится. Раньше эта егоза, так дед наш ее называет, тоже переживала, но никогда не плакала. А тут на тебе.
– Мы всегда аккуратны, ты же знаешь, – погладил я ее по голове. – Ну будет тебе, не о чем пока волноваться. Отпускай меня.
– Бука, – буркнула она, отлепляясь от меня.
Глазки покраснели, слезы на ресницах висят. С братьями еще обнялась и под боком у Оюун замерла, та ее обняла и к себе притянула. Обе смотрели…
– Снаряжение проверьте, – велел я братьям. – И обувку.
Ну и сам тоже поправил заплечный мешок, ремень с подсумками на поясе, оружейный ремень на шею накинул, винтовку же в руки взял, так удобней бежать будет. С обувью у меня все в порядке, хотя не зря напомнил, Степан вон шустро сапог скинул и принялся портянку перематывать.
Улыбнулся девчатам, кивнул Петру, смотрящему на нас завидущими глазами Лавкату, серьезному дядьке Тумуру, и…
– Бегом, – скомандовал я.
Не только скомандовал, но и первый побежал. Всегда первый иду, так как в тайге я лучше всех себя чувствую. Да и братья до начала наших с ними тренировок совсем не лесовиками были. Кроме Гришки, тот уже кое-что умел, его батька со старшим братом обучали с сопливого детства, и Хрисана, тот из бывших дворовых крестьян, там же кое-чему и нахватавшийся. Его семью после смерти хозяина хозяйка самолично на Дальний Восток спровадила, и я, кажется, даже догадываюсь почему. Остальные же обычные крестьяне, труженики полей, но на нормальной сытой пище еще теми кабанами растут.
Самое же главное, почему первый всегда иду, так я конкретно на меня направленные взгляды хорошо ощущаю. Еще с прошлого мира эта чувствительность на приличном уровне у меня развита была, не раз в вылазках спасала. Вторым по чувствительности у нас не одаренный Хрисан, а Гришка был. Пусть до меня ему еще далеко, но вот если на него кто вылупится и долго смотрит, то он точно это чувствовал. Хрисан же – тот через раз, а то и два-три мог что-то ощутить. Остальные братья вообще дубовые в этом отношении. Но то не страшно, научатся еще, мы тренировки никогда не прекращаем. Даже дома, когда один из братьев занимается чем-то, полностью погруженный в работу, другой специально начинает на него пялиться, взгляда не отводя. И если тот, на кого смотрят, заволновался, головой завертел, значит, хорошо продвигается развитие чувствительности.
Темп мы сразу взяли неплохой, пока есть возможность разогнаться по натоптанной тропе. Дальше хуже будет, начнутся спуски и подъемы, густые заросли и другие препятствия. При этом нужно еще и обстановку вокруг успевать отслеживать, а то выскочим на зверя какого, никакая чувствительность к взглядам не поможет. Ну и не стоит забывать о том, что где-то здесь чужак или чужаки бродят, которые мишку подстрелили. Именно поэтому бежали не затылок в затылок, а на расстоянии друг от друга, держа дистанцию.
Но мы толпой и так никогда не ходили: давно уже объяснил парням, что если в такие моменты близко друг к другу держаться будем, то и накроют нас всех разом. А так у кого-то будет шанс атаки избежать и на помощь другим прийти. Ну или если уже ни к кому приходить, то хотя бы выжить и потом отомстить. Но главное – весть домой донести, что ждать погибших уже не нужно.
Хотя такому горькому вестнику не позавидуешь, понимая все это, мы и рвали жилы на тренировках, чтобы даже из казалось безнадежных ситуаций был шанс выкрутиться.
Отрабатывали и ручные сигналы… Ни я – Ягор Дайч, ни Егорка в прошлом о таком и не слышали никогда. Но! За обладание теперь уже моим телом боролись трое. Память Егорки я освоил полностью, а третий – я поначалу думал, что он там, за Гранью остался. Но нет, с нами он, оказывается, нынешний Егорка три в одном, шутил я так сам про себя. Только вот доступа к памяти этого третьего я не имею, и это уже не шутка. Как тогда, во время борьбы, он нечитаем был, так и сейчас таковым остается. И снова – но! Иногда я и сам этого сразу не замечаю, потом уже осознаю, что откуда-то новые знания у меня в голове появились. И это не мои и не Егоркины знания, значит, память третьего все же где-то во мне находится. Вот при нужде подсознание и вытаскивает ее наружу, подкидывая мне всякого-разного, чаще полезного. Как те же ручные сигналы, там целый язык жестов получился, который мы и изучили, и отработали.
Бывает и ненужное, заставляющее сомневаться в достоверности полученных таким образом знаний. Вот зачем мне зацикливаться на информации о том, что нынешний император Александр II и его семейка потомки какого-то Ратибора (это меня дед просветил, рассказывал, какие раньше цари и императоры были и какого они рода)? Я два дня ходил, сомнениями мучился, так как подсознание буквально кричало, что это неправильно и они должны быть потомками варяга Асвальда. Потом плюнул на все и принудительно заставил себя выкинуть эту чушь из головы, погрузившись в работу и тренировки до состояния нестояния.
И это помогло, спустя три дня меня перестало волновать, кто там первый успел до «мамы» будущих поколений князей и императоров добраться, Ратибор или Асвальд. Где они, где я и моя семья. Плевать на них.
Но, как и говорил, чаще всего мне полезные знания перепадали, пусть не сразу нужные, но в отдаленной перспективе пригодятся. Так что…
Резко затормозил, одновременно сгибая ноги, как пружину, готовый их распрямить и в сторону метнуться, и руку со сжатым кулаком кверху вскидывая, подавая сигнал идущем вслед за мной братьям. Даже оборачиваться не стал, и так знаю, что там за спиной у меня сейчас происходит. Братья, резко сместившись вбок от тропы и на одно колено присев, во все стороны оружие направили, выискивая опасность.
Я же в это время всеми своими органами чувств пытался понять, что именно меня насторожило. Глазами пробегая по зарослям, ничего подозрительного не видел, на слух тоже, только обычные звуки до меня доносятся. Носом втянул в себя воздух, принюхиваясь… вот оно. Быстро сунул в рот палец, смочил его слюной, после чего приподнял его над головой. Ветерок мне в спину и чуть справа задувает. Туда я всем телом и развернулся, снова тщательно прислушиваясь и присматриваясь.
В очередной раз ничего настораживающего не увидел и не услышал, посмотрел на Степана с Андрюхой и одними губами прошептал:
– Это не учебная тревога!
А то еще подумают, что я снова тренировку задумал, как часто до этого бывало.
Но нет, парни все правильно поняли: увидел, как Андрюха мне кивнул. Ну да, ситуация сейчас явно не та, чтобы учебой заниматься, скорее, время в очередной раз практически показывать, чему мы научились.
Убедившись, что братья все серьезно восприняли, шагнул вбок, за дерево, там набросил на себя «покров», после чего направился на поиск источника донесшегося до меня запаха.
Пройдя метров тридцать, дернул было стволом вслед за метнувшимся в сторону зверьком, даже под невидимостью меня почуявшего (на веточку под старой листвой наступил), и тут же расслабился. Раз мелкие зверьки здесь, значит, никого рядом больше нет. Кроме сидевшего, опершись спиной на дерево, трупа китайца.
«Похоже, я вперед Гардаса и Арата нашел того, кто мишку ранил», – сбросил я с себя «покров».
Почему-то я ни разу не сомневался, что это он. А подняв винтовку, лежавшую рядом с телом, и понюхав ее ствол, убедился в этом на девяносто процентов, так как гарью несло, не так давно из нее стреляли.
Только вот ранил его ни разу не мишка. Грудь у мертвеца перевязана плотно, но пропитанная кровью одежда, несмотря на свой потрепанный вид, все же не выглядит так, будто ее на лоскуты когтями или клыками рвали. На уже пролитую кровь мишка навелся, после чего и выхватил. Ну а потом, если судить по рассказу Гардаса, где он первые следы нашел, этот «труп» еще километров шесть отшагал и уже тут помер сидя. И не так давно умер, зверьки ему только пальцы на руках и нос со щеками обглодали.
Достав нож с острейшим лезвием, я, не особо осторожничая, срезал с него повязку, добрался до тела и окончательно убедился – не мишка его подрал, пулевое ранение в грудь доконало.
Тихонько свистнув, продолжил трупп обыскивать, бросая рядом на землю все найденные у него вещи.
– Что тут? – Братья, услышав сигнал, быстренько до меня добрались. – О-о, – дружно они протянули. – И как ты его только найти умудрился?
– Запах крови почувствовал, – не прекращая своего занятия, ответил на заданный Степаном вопрос. – А так как знал, что рядом могут находиться чужаки, сначала насторожился, а потом вот решил проверить.
– Егор! Ты чего?
– Егор? – вслед за Хрисаном и Гриша заволновался, видя, что я, упав на задницу, замер в шоке.
В огромном преогромном шоке.
Протянул Гришке найденный у трупа тяжелый мешочек, предварительно мной развязанный.
– Золото, – озвучил тот очевидное. – Самородное золото. – Взвесив его в руке, он и вес примерный озвучил: – Килограмма три где-то будет. Все равно не понимаю, что тебя так впечатлило. Мы что, в первый раз золото находим, что ли?
Пробежался взглядом по лицам братьев, как и ожидалось, кроме беспокойства за меня, ничего более не увидел. Действительно, подумаешь, золото, пусть и самородки чуть крупнее кедрового орешка размером, никого из них жадность не обуяла. Хотя такого количества мы за раз никогда раньше не находили, плевать они хотели на это золото.
Как и мне на него было плевать.
Заставил себя успокоиться, но все равно стучавшее буквально в горле сердце мешало говорить, так что голос хриплый получился.
– Кто знает, что это такое? – Я вытянул перед собой руку и показал парням найденную в мешочке с самородками завернутую в чистую тряпицу вырезанную из камня статуэтку размером с два сведенных вместе кулака взрослого мужчины.
– Толстый лысый мужик, – пожал плечами Хрисан, еще более обеспокоенно смотря на меня.
– Не кто это, а что это за камень?
Гриша протянул руку, чтобы взять и рассмотреть статуэтку более внимательно, а у меня рука чуть самопроизвольно не сжалась. Огромным усилием воли подавил этот рефлекс.
– Да камень и камень, зеленый только, – чуть ли не на зуб попробовав его, вынес он вердикт, как и остальные братья, так как статуэтка по рукам пошла.
– Теплый только.
– Да обычный вроде, – не согласился с Хрисаном Гриша, к которому статуэтка после круга почета вернулась.
А я, услышав слова Хрисана и увидев, с какой неохотой он с камнем расстался, окончательно поверил, что это именно он.
ОН!
Это тот камень, из которого в моем мире магические накопители делали, а пыль и осколки, которые оставались после его обработки и шлифовки, использовалась в ритуалах, создании артефактов… да много где еще.
Главное, я не ошибся, камень этот отозвался на мое прикосновение родным таким теплом, это же почувствовал и Хрисан.
Магический камень даже в таком виде может накопителем выступать, так как магию он и в необработанном виде в себя впитывает. Только впитывает очень медленно и отдает ее тоже медленно, с большими потерями. Если же его…
«Не зря я умер… Не умер! Но все же не зря рисковал, воруя секретные знания у Зекора Абепа. Не зря потом свое тело потерял и в этом мире оказался. Все было не зря».
Я, конечно, бывало, мечтал, когда убедился, что одаренные в этом мире все же встречаются, хотя про магов и не слышал никто, что когда-нибудь найду что-то похожее для изготовления накопителя. Но именно его найти я все же даже не надеялся. Так как в моем мире он был большой редкостью, в основном только пыль и можно было достать, заплатив при этом немалые деньги за нее.
А тут… у меня в очередной раз перехватило дыхание от волнения. Я просто взял и нашел его, идя по тайге, да еще и такого размера, что его вполне хватит на изготовление малого алхимического стола. А это значит что? Больше никакого надрыва при кровопусканиях и преобразованиях растений, не придется из себя и так невеликие силы чуть ли не досуха выжимать, а потом по несколько дней отлеживаться. Но даже не это главное: я теперь смогу сделать то, на что уже и не надеялся, думал, навсегда потерял.
«Да мне теперь вообще все мои знания доступны становятся, так что в дальнейшем мы будем не просто жить, а жить хорошо и, надеюсь, еще очень долго», – окончательно до меня дошло, что только что произошло, и черт, чуть слезы из глаз не пустил, осознавая все это.
Свою мечту из прошлого мира я все же смогу полноценно реализовать в этом.
– Егор, – толкнул меня в плечо Гриша.
– Продолжаем движение. – Окончательно поверив в случившееся, я заставил себя успокоиться.
– А-а? – протянули в унисон Степан с Андрюхой, кивая на вещи и оружие мертвеца и старательно делая вид, что не заметили, как я кулаком смахнул с глаз все же выступившие слезы.
– Гардас с Аратом вскоре сюда придут, так что пусть и им что-нибудь перепадет, мы свое уже взяли.
Возражений не последовало.
Аккуратно завернув статуэтку лысого мужика в тряпицу, я убрал ее к себе в заплечный мешок. Золото же Степан к себе прибрал: они с Андрюхой у нас самые здоровые, ну и по-крестьянски бережливые. Всегда наши трофеи таскают, жаба их душит даже тряпку порченую взять и бросить. Вот и выступают у нас главной силой, им своя ноша никогда не в тягость.
Дальнейшая дорога домой ничем особым не запомнилась. Разве что леопарда увидели, что днем не так и просто сделать, так как эти кошки обычно в сумерках и ночью на охоту выходят. Можно было бы подумать, что его с лежки спугнули, но, судя по его виду, нервным он не выглядел, так что сам, наверное, решил при свете дня погулять пойти.
Проводив его взглядом, убедились, что до нас ему никакого дела нет, после чего продолжили наш забег. Вышли к Суйфуну, в этот раз пришлось с помощью подручных средств через него переправляться, так как, хоть внешне я и выглядел спокойно, в душе до сих пор ураган бушевал, и в таком состоянии я просто не решился «прыгать».
Впрочем, со всеми предосторожностями приближаясь к хутору, внутреннее буйство эмоций я все же сумел подавить, оно полностью сменилось беспокойством о родных.
Как дела и что там за время нашего отсутствия могло произойти? Не опоздали ли мы? Вот это больше всего всех нас сейчас волновало. Но стоило своими глазами дом увидеть, как и эти эмоции меня покинули, только легкое опустошение осталось.
Первым засмеялся Андрюха, его Степан поддержал, вслед за ними и остальные, я в том числе, буквально заржали, будто кони стоялые.
Ну а как не смеяться, такое-то зрелище.
К нам в сад, расположенный на краю огорода, частенько медвежата прибегают, раз-два в год стабильно. Только молодняк, взрослые никогда. Очень уж они любят посаженные дедом яблони ренет обносить. Вот как яблоки поспеют, так и наведываются к нам. И главное, на огороде не безобразничают, морковь, капусту, тыкву, свеклу вообще не трогают, а вот яблоки… Я их понимаю, очень уж они вкусные, не только нам нравятся.
Вот и сейчас наша бабушка двоих годовалых, может, чуть постарше, медвежат с дерева согнала, чтобы они ветки не ломали, молоком их напоила и полотенцем погнала прочь. Мы-то уже привычные, а вот корейцы, как раз сейчас привезшие на телеге к нам очередного больного, огромными круглыми глазами за этим зрелищем наблюдали. Снова пойдут слухи гулять, что к ведунье (это бабушку так в округе называют) даже звери на лечение ходят.
Погнав медвежат и дождавшись, пока они в тайгу уйдут, бабушка махнула рукой корейцам, приглашая их в дом, куда и сама направилась.
Мы же с братьями, к этому времени уже было успокоившись, снова чуть со смеху не покатились при виде того, как корейцы, осторожничая и постоянно кланяясь, к ней подходили. Кланялся даже тот, что в телеге полулежал, болящий.
– Так, ладно. – Вытирая рукой слезящиеся от смеха и одновременно огромного облегчения глаза, дома все в порядке оказалось, я к братьям повернулся. – Сейчас кружок сделаем, ближайшие подступы к хутору осмотрим и тогда уже домой пойдем. Как раз бабушка спокойно с больным разберется, не будет на нас отвлекаться.
Так и сделали, только мелькнули на краю тайги, деду на глаза показались, который на втором этаже дома сидел и за округой наблюдал. С другой стороны, уверен, кто-то из сестренок то же самое сейчас делает, не зря же бабушка так спокойно со двора вышла. Уверена, что снаружи ей ничего не угрожает.
Ну а мы сейчас в этом окончательно убедимся.