Глава 3 Ведьма
Йага и прежде встречала людей, не совсем же она дикой была! Приходили старики, просили зелья от хворей. Девки захаживали, вздыхали, краснели и шептались с матушкой. Йага наблюдала за ними из девичьего угла али с полатей. Странные они, люди. Сами у леса живут, а с лесом не знаются. Лес ведь без всяких просьб помогает! А они – к ведьме.
Мо́лодцы ходили редко. Йага видала, как охотники ставят силки, как пахари пережидают в роще жару. Но такой, как этот, явился впервые. И уж не зря мудрые боги третий раз за седмицу свели ее с пришлецом. Сказать что-то хотят, играют!
Поэтому Йага не просто истопила баню да притащила бадейку с водой. Когда рыжий поговорил с матушкой и отправился мыться, она прокралась по двору, подставила чурбанчик к дымовому оконцу под самой крышей и заглянула.
Белокожий, поджарый, с рисунками на теле – он. С другим не спутать. Синяки почти зажили, только губы разбитые остались. Интересно, вкус у них такой же, как и тогда, в березнячке?
Потолок в бане был низенький. Йаге хоть прыгай, а гостю приходилось гнуть шею. Выходило, будто чужак заперт в комнатушке, аки зверь в клетке. Как ни повернись – то нагретого камня докоснется, то бадейку обернет. Ровно медведь косолапый. Умора, да и только!
– Долго подсматривать будешь? – Рыжий плеснул в лицо холодной воды, довольно фыркнул и уселся на скамью, широко расставив ноги. – Интересно, что ли?
Йага отозвалась из-за стены:
– Ага. Я сейчас!
Спрыгнула наземь, обернув чурбачок, помчалась по двору обратно в дом, сгребла тряпок из сундука – и летом к бане. Матушка только выругаться и успела. Йага широко и резко распахнула дверь, ничуть не страшась нагого молодца за нею.
– Вот!
Пришлец так и замер с занесенным над головой ковшом.
– Чего тебе, болезная?
– Одежу тебе принесла! Вот.
– Это что, мои сапоги?
Желтые звериные глаза сверкнули в темноте.
– Нет. Это мои сапоги. В лесу нашла. Но оказались не по размеру, так что носи.
– Нашла, значит?
– Ну да. Лежали без дела. А мне сгодятся. Ну бери уже! – Она нетерпеливо шагнула к молодцу, предплечьем утирая со лба пот. – Порты большие, должны налезть. И рубаха. А что у тебя тут?
Едва Рьян успел принять обновки, как палец ведьмы уперся ему в живот, в самую середку знака рода. Рыжий смущенно кашлянул:
– Дай хоть прикрыться, ненормальная…
Йага только рукой махнула.
– Ой, да ну! Расскажи про рисунки! Я таких прежде не видела!
– А что, много голых мужиков повидала, чтобы судить?
Йага рассмеялась:
– Может, и повидала. Тебе-то что?
Молодец насупился, отпихнул колдовку с дороги и вышел в предбанник. Повернулся спиной, наскоро обтерся руками и натянул порты.
– Это знак рода. Всех в семье таким в младенчестве метят.
Снова повернулся к девке, а та нахально присела пред ним на корточки, рассматривая рисунок. Проследила пальцем петлю до пупа.
– Красиво! Он как будто под кожей вьется! Ай, ты чего?!
Рьян и сам не понял, зачем шлепнул по горячей ладони. Просто вдруг показалось, что жар от нее куда сильнее, чем от раскаленных камней в бане.
– А нечего! Ведьма…
Девка растерянно захлопала ресницами, небрежно отбросила волосы со лба и резво вышла из бани.
– Меня Рьяном величают! – зачем-то крикнул ей вслед молодец.
Йага выскочила из бани, словно полночи в ней парилась. Жар прилил к щекам. Да ее матушка ни разу не била, а тут этот… Явился невесть откуда весь такой… Какой? Непонятный! Неправильный!
– У-у-ух! – погрозила она елкам, любопытно склонившимся над двором.
Елки понимающе покачали вершинами. Кому как не ведьме лесной знать, что с богами спорить негоже. Коли привели они этого… Рьяна к ней в третий раз, стало быть, надо так. Но разве не могли они привести кого-то не такого противного?!
Рябая неясыть спустилась на плечо, проткнув когтями платье. Потерлась о висок, заворчала. Йага погладила птицу, вслушиваясь в ее говор.
– Что-что? Запереть дверь да оставить в бане до утра?
Неясыть завертела головой: она такого не сказывала!
– Ну ладно-ладно, – рассмеялась колдовка. – Пусть ему. Но помогать не стану! Будет с него и одного раза!
Неясыть визгливо засмеялась: она-то точно знала, что любопытство не оставит лесную госпожу и что ее еще отговаривать придется. Не знала этого покамест только сама Йага.
Оттого, наверное, она и спряталась за занавеской в женском уголке и не стала ничем угощать гостя, когда тот вернулся в избу. Крынку простокваши, хоть и нехотя, выставила ему матушка. Рьян не побрезговал и хлеба не попросил. А ведь могло и на это наглости хватить.
– Благодарствую, хозяюшка!
Отвесил поклон, как следует доброму гостю, и примерился было спать на лавке, но матушка зашикала:
– Куды?! У меня тут девка немужняя, а ты, незнамо чей и откель, с нею в одной избе спать собрался? Марш в предбанник! Там нынче тепло.
Рыжий пожал плечами, подхватил одеяло, которого ему, надо сказать, никто и не предлагал, и был таков. Йага же той ночью долго уснуть не могла. Не то потому, что матушка на полатях бормотала и ворочалась, не то еще почему. Когда же под утро старая ведьма спустилась, взяла корзину и покинула избу, Йага решилась высунуться из своей спаленки. Как была, босая, пошла во двор. Мокрая земля холодила пятки, но никакие хвори лесовку сызмальства не брали, что ей сырость осенняя?
Ливень едва утих, мутные лужи еще малость рябили в предрассветной темноте. Йага пошлепала прямо по ним. Нагнулась к щелочке в предбаннике – не видать ни зги. Тихонько отворила дверь, юркнула внутрь. Гость мерно посапывал, свернувшись калачиком. Девка на цыпочках подкралась к нему, наклонилась, разглядывая. Гол как сокол. Ни кошеля при нем, ни сумы со снедью, которой часто пришлецы с ведьмами расплачивались. Чем же он матушке обещал отдарить за помощь? Да что за нужда привела в поздний час в глухой лес?
Девка и не заметила, как слишком сильно приблизилась к молодцу. И как тот сопеть перестал – тоже. А рыжий – хвать! – и стиснул пальцы на ее запястье. Йага не испугалась. Не было такого, чтобы в лесу ее кто-то обидел. Везде друзья-помощники. За нее и мыши, шуршащие в углу, встанут, и неясыть, следящая с елки, прилетит.
– Чего хватаешься? – шепотом спросила девка.
– А чего крадешься? – в тон ей ответил Рьян.
– Удушить тебя хотела, да ты проснулся не вовремя.
– Врешь.
– Вру. И что с того?
Молодец отпустил ее, сел и хорошенько, до хруста в членах, потянулся. Похлопал по месту рядом с собой – пригласил. Йага осталась стоять.
– Зачем к матушке явился?
Рьян мотнул головой, отбрасывая от лица спутавшиеся волосы. Маленькие золотые кольца в ушах дрогнули.
– А тебе что? Думаешь, я душегуб какой?
– Коли так, то земля тебе пухом, – спокойно ответила ведьма. – Чего просить собрался? И чем платить?
Молодец упер локти в колени, положил подбородок на сцепленные ладони. Долго снизу-вверх смотрел на девку и наконец признался:
– Проклят я. Ведьма твоя обещала помочь.
– Матушка Зорка. Коли помощи просишь, так зови ее с почтением.
– Ну Зорка, – не стал спорить Рьян. – А чем платить ей стану, – он тронул маленький деревянный туесок, висящий на шнурке на шее, спрятал под рубаху и похлопал рукой, – то не твоего ума дело.
Неужто думал, девка любопытная выпытывать станет? Посулит награду, если скажет. Йаге и впрямь любопытно было – сил нет. Но в темноте не видать, как у нее нос сморщился от расстройства. Она сказала:
– Проклят, стало быть. Что ж, знаю, что матушка поутру сделает. Пойдем.
Она не глядела, послушался ли гость. Коли богам он люб настолько, что наново с Йагой свели, то и разума они ему дадут, чтоб не перечил.
Когда Рьян вошел в избу, Йага уже вовсю топила печь. И, хоть рыжий и делал вид, будто не по велению зашел, а так, гулял просто, ухмыльнулась. Огонек хитро подмигивал из глубины устья, знай дровишек подкидывай. Веселый дым сначала занавесил кухоньку, но быстро нашел выход и послушно потек в трубу.
– Возьми горшок, – велела ведьма. – Воды налей да ставь в печь.
– А сама что? Невмоготу? Придумала тоже! Мужику кашеварить!
Йага медленно облизала губы, ни слова не говоря. А то так бы и дала хворостиной промеж лопаток! Молодец скрипнул зубами и начерпал из бочонка воды, поднял горшок, и впрямь тяжеловатый для бабы.
– Куда ставить-то?
Лесовка мотнула головой – копна волос так и заплясала, ровно то пламя.
– Да смотри к огню поближе!
Огонек поманил Рьяна из самой глубины печи – поди еще дотянись.
– А ухват где?
Девка вскинула густые брови. И так хороша она была в этой осенней сырой темноте, так ее загорелую кожу целовали отблески пламени, что Рьян в кои-то веки передумал препираться. Быть может, молчи он почаще, больше бы друзей себе нажил и меньше врагов.
Он поставил горшок в печь и подвинул, насколько хватало руки.
– Глубже.
Подвинул еще маленько.
– Вода так до вечера не закипит. Ставь куда положено.
Проклятый зыркнул сердито, но ведьме хоть бы хны. И не так на нее зыркали. Он сильно выдохнул через ноздри, лег на живот, пачкая рубаху сажей, и как мог растянулся по устью, ажно ступни от пола оторвались!
Печь была хорошая, просторная. Такая, какая устоит, когда от избы ни бревнышка не уцелеет. В ней и помыться можно, коли баню не истопишь, и еды на большую семью за раз сготовить. Рьяну печи не нравились. Ему больше был по нутру открытый очаг да котел над ним, как дома. Но даже северянин подивился, каким заботливым теплом обволокли его глиняные стены.
И только хотел выползти назад, как хитрая ведьма схватила его за ноги, и без того висящие в воздухе, да толкнула вперед. Рьян только что лицом в угли не угодил.
– Ты что удумала, ведьма?!
– Тебе, дурню, помогаю! – крикнула она и приладила к печи заслонку.
Вот тебе и на! Неужто правду усмарь врал?! Сготовит да сожрет? Такова лекарка? Рьян быстро перевернулся на спину, подтянул колени к груди и с силой лягнул – улетит до стены от такого удара и заслонка, и девка с ней вместе.
Вот только невдомек северному наследнику, что ведьма прислонилась к заслонке всем телом с той стороны, распластала по греющемуся железу руки да шептала тайные слова. И слова те крепче любого силача заслонку держали. Раз Рьян ударил, второй… И смекнул, что не шутит колдовка. Не приведи боги, правда запечет!
– Ты что творишь?! Выпусти немедля!
– Как готов будешь, так и выпущу! – был ответ.
Проклятый зарычал от бессилия: на мякине провели! Доверился бабе! Пора было вбить в бестолковую голову, что одни беды от них! Раз обжегся, так снова полез в самое пекло! Ну да ничего! Вот только выберется! Он эту поганку так оттреплет, что лес станет не мил! И пусть старая ведьма хоть всеми карами Света и Тени его стращает!
Рьян схватился за горшок и плеснул воды на дрова. Вот сейчас зашипят, заволокут все едким дымом… А огонь, ровно живой, возьми да и увернись! Молодец протер глаза. Вылил остатки – и снова без толку! Алые угли расползлись в стороны, как мошки вспугнутые! Неужто уже дыму наглотался?! Натянул рукав на ладонь, попытался прибить язычки пламени, что водили вокруг него хороводы. Куда там! Угли ползли по стенам, золотыми звездами свисали с потолка. Рьян колотил по ним, но никак не мог погасить. Неужто так вот бесславно жизнь его и закончится?!
– Выпусти, дура! – заорал он. – Сгорю ведь!
А ведьма знай шепчет. Шепот ее, как шелест листьев осенних, как скрип древесных стволов в ночи – далеко разносился, до самого нутра пробирал.
– Выпусти, не то пожалеешь!
Он зажмурился. Ну же, ну! Где то проклятье, когда оно так нужно?! Хоть раз же должно вовремя явиться и отодвинуть черным крылом человечий разум! Нет. Проклятье молчало. Справляйся сам.
Золотые мушки носились взад-вперед. Точно издеваясь, цапали за нос, касались кожи. Рьян отмахивался, ругался, колотился в заслонку, будто намертво вросшую в глину. А ведьма все шептала. Слова ее убаюкивали. Неведомый язык, чужой, колдовской. Он стелился, как туман. Успокаивал, как песня материнская. Приглашал живые угли в пляс, как праздничная музыка. Угли повиновались. Они менялись местами, извивались языками пламени, разгорались. Скоро темного угла в печи не осталось. От яркого света тянуло зажмуриться. И не погасить было тот огонь, не спрятаться от него. Рьян свернулся клубком и закрыл глаза. Бесславный конец, глупый. А и сам дурак, что бабе доверился.
Посветлело до того, что опущенные веки не спасали. Стало тесно и больно. И свет уже не вокруг был, а от заслонки. Не то железо раскалилось добела, не то ведьма наконец сжалилась и открыла выход. И так стало Рьяну страшно! Так не по себе! Век бы лежал в тепле да слушал колыбельную, век бы плавал в бесконечном забвении. Но неведомая сила тянула его к свету.
– Нет! Нет, не надо! – заорал молодец, ногтями цепляясь за покрытые копотью стены. – Не хочу!
И вдруг вывалился прямо на пол. Лишь дымная пуповина соединяла его с горячей печью, но и ту Йага безжалостно перерезала серпом.
Ведьма заботливо коснулась его лба, и на мгновение будто бы вернулся материнский печной жар, но рука исчезла, и жар, такой желанный, с нею вместе.
– Тепло ли тебе, молодец? – задорно спросила колдовка.
Тут Рьян разом вспомнил, что случилось. Вскочил, оттолкнул ведьму.
– Ты что это удумала?! Убить меня решила?
Ресницы дрогнули, но хитрого взгляда желтых звериных глаз не спрятали.
– А разве ты мертвый?
– Мог бы и быть!
– Коли я захотела, был бы, – спокойно кивнула Йага. – Но я тебя перепекла.
– Что сделала?
– Перепекла. – Йага отряхнула одежу молодца, и зола, въевшаяся в ткань, отстала, будто ее и не было. – Ровно дите хворое. Издревле так делали, чтобы нечисть не привязывалась. Знаю я, как ма тушка проклятья снимает. Отправит тебя в чащу, где темная сила великую власть имеет. И лучше бы тебе от нее хоть так защититься.
– Ты… Что же? Помогла мне, выходит?
– Выходит, помогла.
– А сказать, что задумала, никак нельзя было?
– А что, – Йага сощурилась, – ты б по своей воле в печь полез?
– Я б тебя туда сунул…
Она фыркнула: вот бы на такое поглядеть! Да рыжий тогда нипочем из лесу живым бы не выбрался! Однако ж вслух того не сказала. Села за стол, молча отрезала краюху хлеба, подала гостю. Тот помедлил, но хлеб принял. Присолил, укусил и наконец спросил:
– Для чего помогла-то? Если твоя ве… Зорка худое задумала, так скажи сразу.
Девка ажно простоквашей поперхнулась. Выдумал тоже! Матушка – и худое!
– Коли матушка помочь обещала, поможет. В лесу никто не лжет – себе дороже. А я всего-навсего оберег тебе на шею повесила.
– Зачем?! Я никто тебе. Человек пришлый, может еще и злой! Зачем помогла?!
Йага глядела на него поверх чашки. На рыжие кудри, на золотые кольца в ушах, на диковинные рисунки, виднеющиеся в вырезе рубахи. Задумалась. Нет, нет ответа!
– Того пока сама не ведаю. Как узнаю – скажу.