С закрытыми глазами я ехал на работу в маршрутке. Обычно я не могу заснуть часов до трех, зато потом весь день хожу как в астрале. Нужно было открыть глаза и посмотреть в окно: не пора ли мне выходить. Я частенько проезжал свою остановку. Тогда маршрутка доезжала до конечной, разворачивалась, а я выходил на обратном пути, опаздывая таким образом на двадцать пять минут. Я ехал и заставлял себя открыть глаза, но они никак не хотели распахиваться, и я вроде уснул еще на неопределенное время. Потом проснулся от неожиданного матерного возгласа, доносившегося издалека, и как будто даже услышал скрип тормозов и удар. Но крик, скрип, удар – видимо, все это было частью уже забытого сна, потому что я не ехал в маршрутке, а сидел на стуле. Огляделся: это было просторное помещение, очень просторное. Потолки – метров пять в высоту, большой зал, наверное, пятьдесят на пятьдесят метров. Здесь были столики, за которыми сидели люди, по одному или, редко, по двое. Я тоже сидел за столиком. Недалеко от меня была стойка, за которой стоял красивый, уж намного красивее меня, парень.
Я встал, подошел и попросил бутылку пива. Он поставил ее передо мной.
– Сколько с меня?
– Ничего не надо.
Он вежливо улыбался.
– Как так?
Он улыбался вежливо, но немного снисходительно:
– Все за счет заведения.
– Тогда дайте мне еще две и сигарет.
Он совершенно спокойно, ни капли не смущенный моей дерзостью, поставил передо мной пиво и положил сигареты.
– Все?
– Да, спасибо. А почему? За какие такие заслуги?
– Идите, присядьте.
Я пошел обратно за столик, пил потихоньку пиво из бутылки, я люблю пить из бутылки, и смотрел по сторонам, пытаясь что-то понять. Место было каким-то странным. Люди вокруг были задумчивые, иногда кто-то из них вставал и шел в сторону выхода, находящегося в конце зала. Один мужик вышел туда, и я услышал оттуда поток брани. Мужик ругался непонятно на кого, утверждая, что зря пахал «как Папа Карло». Только вместо «пахал» он использовал другой глагол.
Тогда я встал, взял одну из бутылок с собой и подошел к девушке, которая сидела одна, пила чай или кофе, ее я приметил полбутылки назад:
– Можно сесть с вами?
– Садитесь.
Она была симпатичной.
– Что?
– Нравитесь вы мне. Красивая.
– А.
– Но я хотел у вас спросить: что это за место?
– Так вот же, на столе лежит брошюрка, почитайте, там все написано. И можно на «ты».
– Хорошо. Я просто думал, это реклама.
Я начал читать. Там была написана всякая чушь, совершенно нелитературным языком. Я прочитал полтора предложения о каких-то райских пастбищах и отложил эту ерунду.
– Тут, – говорю, – какая-то матерная ерунда.
Она ехидно заулыбалась.
– Как вас зовут?
– Я же сказала, можно на «ты».
– Тем не менее как вас зовут? Тебя.
– Соня.
– Славно. То есть очень приятно. – Я представился. – Так где мы находимся?
– Почитал бы это. Там волшебный текст, когда его читаешь, там все объясняется так, как если бы объяснял сам читающий. Это там тоже написано.
Я усмехнулся.
– Да это зеркало души? Это вы намекаете, что я такой матерщинник?
– Не смейся. Это правда. И не выкай, надоел.
Я ответил:
– Ладно.
– Ты что, – говорит, – не помнишь, как здесь оказался?
– Н-нет, чего-то не могу вспомнить.
– И я не помню, – говорит. – Мы попали в чистилище, или как там это называется? В общем, когда умираешь, попадаешь сюда.
Тут нас отвлек парень. Тип этот, непонятно откуда взявшийся, стоял и кричал:
– Что такое, чуваки?! Что за ерунда?!..
– Вот, посмотри, – сказала мне она. – Это уже не первый.
– Что здесь происходит?! – Этот тип был здоровенький, но из дверного проема вошли двое охранников, они направились к нему.
Тип голосил:
– Какого черта! – Схватил мужичка, мирно прихлебывавшего свое пойло, и ударил его. – Что за хуета такая?!
Охранники резко схватили бунтаря под руки и поволокли к выходу.
– Да отпустите меня, пидоры, отпустите, пидоры!
Случайная жертва дикого парня опять села прихлебывать свое пойло.
– Истерика у него. Тоже, как ты, ничего понять не может, в раю оклемается, – пояснила Соня.
– Этот кретин попадет в рай, по-твоему?
Парня в этот момент вытащили из помещения, снаружи доносился его крик, невероятно дикий:
– Да что это, блять, такое?! Где мои ноги?!
И потом заткнулся.
– Ада нет, – пояснила она. – Вот этому ноги отняли. Такая штука: все хорошо, рай открыт для всех, но тебя делают калекой. Как только выходишь, а там в зависимости от того, кто ты, как ты жил и думал, тебя лишают конечностей. Или ушей.
– Ебано, – только и сказал я растерянно. И извинился.
– Ничего. Да, приятного мало. Я сижу здесь уже часа два. Настраиваюсь пойти.
– Так зачем тогда вообще туда идти?
Она так посмотрела на меня, как будто очень рада, что я задал этот вопрос. Как будто ответ на него она берегла и лелеяла:
– Ты видишь тут туалет?
– То есть? Нет.
– Ну.
Я на нее тупо смотрел. Она улыбалась. Тут до меня дошло, что я ошибся в выборе выпивки.
– Ебано два!
– Вот-вот. А подают тут только напитки, больше ничего. Видимо, чтобы заторов не было.
– Да уж, долго не просидишь. Значит, когда людям захочется в сортир, им придется лишиться конечностей. Остроумно.
Пока мы молчали, я закурил. Она посмотрела на сигареты с сомнением, но закурила сама.
– Получается, повезло, что я до старости не дожил, – говорю. – А то отправился бы в вечность с дряхлым телом.
– Да тут возраст не имеет значения, – возразила она.
– В смысле? Ведь тут дофига всяких разных?
Я огляделся, чтоб подтвердить свои слова. Здесь были люди разного возраста.
– Да суть в человеке, – говорит. – Вот мне сколько на вид?
– Двадцать, а может, меньше двадцати.
– А дожила до семнадцати.
– Мой любимый возраст, – ответил мечтательно.
Но она проигнорировала эту мою интонацию: вроде как педофильская шутка и одновременно пробивание почвы.
– Хотя здесь разница невелика – могла так же выглядеть. Вот ты до скольки дожил?
– До тридцати. А на вид сколько?
– Ну, лет девятнадцать…
Я взялся за лицо:
– Надеюсь, хоть прыщей нет?
– Прыщей нет.
– На том спасибо. Выходит, права была мама – я не достиг взрослости. А ведь всегда старше смотрелся.
Потом мы взяли две бутылки вина, решили, будем пить вино, пока позволяют наши мочевые пузыри. Трезвыми туда идти не хотелось.
– А тебе, – спрашиваю, – сильно страшно?
– Ну, не знаю даже. Сложно себя оценивать. Может, останусь без ног или рук. А ты боишься?
– Не знаю, хорошим человеком я не был и с другими никогда особо не церемонился. Но мне кажется, по сути, по справедливости, надо сильно дрючить людей нечестных, подлых, корыстных. Такое. А я был честен с собой и с людьми. Кажется. Хотя, может быть, не до конца. Старался, по крайней мере. Хотя кто знает их систему?
И тут я вспомнил один случай. Видимо, мое лицо исказилось, потому что она спросила:
– Что такое?
– Вспомнил одно нехорошее. Самое. Я на первом курсе учился, поссорился со своей девушкой и подарил зайчика, которого она подарила мне, своей однокурснице на день рождения. Черт.
– Отвратительно.
– Больше десяти лет с этим жил.
Мы так сидели, и я чувствовал, что скоро захочу. Я скоро захочу в туалет, и с этим ничего не поделать. Все вечера с вином неизбежно заканчивались в жизни и, как оказалось, после жизни тоже.
– Ну как, еще выдержишь?
– Нет, уже хочу-хочу.
– Давай по одной покурим.
Но скурили еще по несколько, далеко не по одной, прежде чем пошли. Возле выхода стояли два парня, и один из них уже почти зашел, но все же не решился.
– Ты, – говорю ему, – пива бы выпил побольше, уже бы там давно был.
Он взглянул на меня. Я хотел его в шутку толкнуть, но он отскочил, и они с другом отошли.
– Зачем ты так, – сказала она, – пугаешь человека? Непросто ему.
– Ладно, готова?
– Готова. Вернее, уже не могу терпеть. Возьмемся за руки?
Мы взялись за руки. Впервые прикоснулся к ней.
– Я очень рад, что познакомился с тобой… Соня, – сказал я почти торжественно.
Я чувствовал себя женихом на свадьбе.
– Хватит, пошли. Я сейчас уже того.
Я шагнул вперед, сделал несколько шагов, с удивлением повернулся к ней:
– У тебя тоже все на месте?
– Не знаю, вроде да, – она потрогала свою голову, прощупала ее руками.
– Кроме одного уха.
И тут я начал падать. Я как будто проваливался сквозь землю. Она сделала испуганное лицо, быстро протянула руки к моей голове и за голову начала поднимать меня.
– Что это со мной?
Она в ответ наклонила меня – у меня не было рук, ног, тела. Ничего, кроме головы. Я стал колобком. Я сказал:
– Блять! А ведь уже тогда чувствовал, что поступок нехороший. Этот драный зайчик. Я был злой, понимаешь, мне казалось, что это будет остроумно. Чертов заяц!
Она бережно держала меня на руках, лицом повернув к своему лицу:
– Ну, ничего страшного. Не все так страшно.
– Ты и такого будешь меня любить?
– Посмотрим.
– Жаль только, мы будем лишены некоторых удовольствий.
– Это точно. Во всяком случае, ты.
– А может, это временно? Может, тело регенерируется, как у червей? А?
– Может, и так.
Соня несла меня на руках в рай. В жизни никто не носил меня на руках, и я подумал, что это все не так уж и плохо. Калеки в вечность, но можно бы было сидеть там, мочиться в штаны и бояться, зато с руками и ногами, с задницей, со всем, что нужно. Бояться и мочиться в штаны.
– Где здесь туалет? Ты подождешь меня? – спросила она.
– Подожду, – ответил я, – конечно, подожду.