Моя реп-кухня зародилась так. Мачеха сказала: «Я смотрела интервью. И там сказали, что рэпер – это только тот, кто пишет рэп, слушать его недостаточно». К тому времени мной были написаны только пара сказок и стишат, надо было спасать ситуацию, надо было дебютировать. Поэтому мне пришлось написать дисс на своих одноклассников. Это были два высоких брата-близнеца, любители металла. Я всем вру, что это было двадцать лет назад, на самом деле прошло еще только девятнадцать лет. То есть я был не двенадцатилетним самородком, а тринадцатилетним с ломающимся голосом и лоснящимся лицом – семечком дяденьки. Куколкой вонючего мужика, уже пора было проявлять талант. Короче, я написал на них дисс, где предложил им искупаться в ванне спермы. (Опять я вру, тогда не знал, что так можно писать, поэтому я это просто сказал им прозой уже после первого своего короткого выступления.) После чего один из них переебал мне так, что я подлетел и упал на школьный бетонный пол.
– Я победил, – сказал я, ухмыляясь и неуклюже пытаясь встать, отталкиваясь руками от холодной поверхности. Как сейчас помню блеск своих слюней, недоумение и странное чувство торжества. Действительно я был рад, что мое выступление вызвало такую реакцию.
Мне очень редко покупали новые шмотки, но тогда на мне были они, несмотря на девяносто восьмой. Джинсы-бананы «кардинал» и клетчатая толстовка с капюшоном (тогда еще не говорили «кенгуруха») «зе норс фейс», дешевые и купленные на китайском рынке напротив кинотеатра «Юбилейный». Именно так и должен был выглядеть репер в моем представлении. Моя первая победа, выбор призвания.
Что такое победа, я узнал за три года до этого, в десять неполных лет. В моей личной истории какой-то сбой. Я не знаю, то ли жесткий диск с моей памятью уронили, то ли что еще. Но у меня вот до пятидесятилетия победы ничего этого не существует, я ничего не помню по этой теме. Но я всегда плохо понимал историю как предмет, до сих пор не верю в нее, это же сплошной пиздеж. Я свой прошлый год могу рассказать кучей разных способов, какие могут быть учебники по истории, как это? Короче, мне нет и десяти, идет девяносто пятый, и тут появляется новая линия в моей жизни, в которую я должен вникать. По телевизору показывают военные фильмы, они идут целыми днями. Я так охуел, что в итоге начал уже задним числом сочинять свое прошлое, чтобы как-то понятие войны не изувечило зачатки моей личности. Придумал себе ложное воспоминание или вспомнил правду, что почти одно и то же. Сижу я, пятилетний карапуз, вижу Сталина, который машет мне рукой, и думаю: «Отец Ленина», – а Ленин, думал я – наш действующий президент. Все ведь говорили: «Ленин жив». И вот, в этот день я узнал, что такое победа. Победа, ребята, – это, конечно, пиздец. Я сам запутался, мне иногда сложно работать в одном хронотопе, потому что мне сейчас одновременно тридцать два, десять и пять, и вот я сижу и пишу этот текст, пытаясь усреднить язык разных пацанов, каждый из которых есть «я».
Концентрат абзаца такой: «Победа – это пиздец».
Это слово всегда притягивает к себе, напоминая нам, что умереть будет не так просто, что к этому моменту надо себя духовно подготовить. «Пиздец» просто так не прочитаешь и тем более не произнесешь, мне лично сразу хочется выбрать звонок другу. Бородатый малыш Михаил Енотов обычно помогает в таких ситуациях, он в нашей семье отвечает за библейские вопросы. Знаете, всем детям не обязательно все знать, проще, когда каждый ребятенок только в одном вопросе разбирается, так вам их будет легче контролировать. Вот и я за пределы своей кухни не выхожу, я занимаюсь текстами, менеджментом, организацией концертов. А когда нужно – набираю друга.
Так о том я и говорю. Пока личность есть, тобой можно управлять. Поэтому все великие умеют на время отказаться от личности, сойти с ума. Тебя уже в угол загнали, а ты переходишь на другую радиоволну, и они просто вокруг твоего туловища гуляют да попинывают. Потом повестка сменилась, перестал быть неудобным, все вспомнили, что ты пассажир неопасный, просто сильно любопытный до не тех вещей. А в каких-то ситуациях даже нужный, как подтверждение народной мудрости о том, что все умные говно жрут. Но ладно, пусть работает совестью, – так они, по-моему, говорят в этих случаях. Короче, моя оценка человеческой личности такая: только серая масса личность имеет. О таких вещах даже иным тоном, кроме как тоном юродивого, не скажешь. Стилистически никакого труда особо, зато нужный антураж появляется. Слово там поменял, там сынтонировал. Потому что когда мы открываем дверь «Михаил Енотов», тут сразу и Достоевский на подходе.
Единственный завод, на котором мне доводилось работать, производил газводу. Моим непосредственным начальством были кладовщики, один из них даже книги читал. Может, тогда я и подумал, что как в настоящем мире, в мире пота, работы и крови, встречаются интеллигенты, так и в мире интеллигентов может быть настоящий живой человек, любопытный ребенок в теле взрослого.
Сейчас вот у меня был тур, я там в унитаз окунулся и неделю назад вынырнул на детокс-диету. Встал сегодня, выпил воды, через десять минут тыквенный сок (с небольшим добавлением сока брокколи), сел за компьютер, вхуярил два смм-поста. Потом залил соевым молоком мюсли, позавтракал. Хуяк, на четыре часа за комп. Бытовой райдер написал, реп-планы на несколько месяцев вперед рассчитал, письмо в типографию написал – как там тираж «Медеи»? С завода газводы я таких писем не писал. Вот уже и пообедать можно. Пошел в кафе «Буфет», по брусчатке, там постный борщ без сметаны, картошку тушеную, салат витаминный. Вернулся домой.
Все, интернет выключаю, никакой менеджерской работы, стихи писать буду. Это разве жизнь пролетария? Ну да, стихи, конечно, они как бы такая работенка тоже опасная. Ведь ты весь мир иллюзорный, фотообои эти, сдвигаешь в сторону, и тут уж как в том фильме, про который Жижек рассказывал. Как же он назывался? Надеваешь очки – читаешь подтекст. Не, ну я, понятно, до Жижека его видел, а потом решил пересмотреть, фильм, конечно, редкостное говно, но идея хорошая. Короче, стихи писать – работа не самая простая, это как ходить в этих очках, и мир просто трахает тебя подтекстом, прямиком, без смазки. Да уж, тут два часа как двенадцать часов на стройке, поверьте мне. Я и там и там работал. Но стихи – это жизнь, это и не совсем работа, и бросить их нельзя, вот в чем фокус. Ну и вот, значит, снимаешь эти суперочки, отдышался, надеваешь розовые очки, ну его нахуй, этот стих, завтра допишу… Тут же свеклу, морковь, брокколи в соковыжималку трясущимися руками запихиваешь, не-не, сейчас попью, здоровье поправлю, что это за бред я начал писать? Ха-ха-ха, увлекся я этими стихами, решил, что райский уголок, который я тут выстроил в маленьком городке Западной Украины, где сижу при ласковой бабе, чуткой, и умной, и вообще лучшей, сижу на детокс-коктей-лях – говно и выдумка, а моя жизнь – это моя борьба с метафизическими чудовищами. Кря, ох уж я, вот глупыш, возомнил себя поэтом.
Но очкам розовым уже не сидится на длинном любопытном носу. Пара глотков фреша – и все, пламени не видно, крики стихают. Еще курнул, и чистые куражи. Садишься за свои неуклюжие стенд-апы. Но стишата растут внутри, рвутся наружу, не удержать их долго.
Гречка (она же греча, что еще нежнее, как если говоришь о еде, так и о хмуром) с шампиками есть то, от чего бы я сейчас не отказался.
Я считаю, что выбор – это обман. Нельзя от чего-то отказаться в пользу чего-то другого. Как сказал великий Александр Иванов, мы выбираем только майонез. Но я бы вот что еще дописал и прошу вас на моем могильном камне выгравировать следующее:
«Выбор – это обман. Отказ – это сон».
Вот не могу, кстати, понять, да. То есть секс ради денег я еще как-то готов понять, работа не хуже другой. Но вот ради удовольствия – это мне уже непостижимо. Сидишь планируешь еблю как отпуск. Ну ладно, неужели такое может сработать? Один раз я ходил в бордель. Какое там удовольствие, так рассказ получился, напишу его как-нибудь, но ведь за удовольствием туда же нет смысла идти! Совокупляюсь я ради облегчения, а не ради удовольствия. Наверное, я все-таки антигедонист. Я вообще ничего никогда не делал ради удовольствия. Я просто иногда выходил подышать воздухом, тут мозги отключались, и вот ты уже эякулируешь фонтаном на деву, на ее чудное лицо, грудь и волосы, и какую-то долю секунд нет мыслей в голове. Как же охуенно, думаешь ты, вот это удовольствие, реально, охуеннее, чем в аквапарке. Но это бонус, а никак не цель игры. Если удовольствие – твоя цель, ты, как мне кажется, гнида и сатанист.
В последнее время цвета мои все темнее, одеваюсь в черное. Хочется даже специально спрятаться туда, где нет света, но все-таки желательно, чтобы оттуда было видно его хоть чуть-чуть. Поэтому в этом сезоне призываю выглядеть как пугало, либо же быть одетыми в черное. Но всегда имейте какую-то белую деталь. Чтобы невзначай неуклюжий, казалось бы, жест ослепил надеждой, задернув черный плащ, под которым покажется краешек вашего белого поло, – оно озадачит, а может, и обрадует. И кто не понял, тот поймет.
Вот выглянул в окно и немного освежился. А то уже начало казаться, что знаю все обо всем. Надо выглянуть иногда из комнаты, пройтись, встретить незнакомца. Ну или хотя бы разглядеть в соседнем окне. Я, например, ем рукколу сейчас, чтобы не провалиться в мир собственного бредового текста, остаться на поверхности. Я держу самого себя на ниточке, и надо иногда все же убеждаться, что опора еще есть под ногами. Это руккола и братва моя. Доброй дороги тебе, великодушнейший читатель, дошедший до этого места. До точки «продолжение следует».