Главный бич любой девушки – ее любопытство. Главный бич 21 века – общедоступный интернет. Если ты девушка и живешь в 21 веке – то ты пытаешься удовлетворить свое любопытство в интернете и регулярно находишь там проблем на свою тощую и не очень за… извините, попу. На своей странице в популярной социальной сети я регулярно выкладываю фотографии с фрагментами своих картин. Я не рискую фотографировать работу целиком дабы избежать возможности плагиата. Вот стану известной художницей – тогда пусть хоть зарисуются, а пока я должна беречь свои идеи, чтобы потом извлечь из них максимум пользы и успеха.
Надо сказать, что эти фотографии собирают сотни лайков, часть из которых появляется благодаря моим одноклассникам – из местной и парижской школ. Среди них есть Макс и мне в голову приходит светлая мысль поискать среди его виртуальных друзей страницу Яна, раз они являются приятелями в жизни. Спустя 5 минут и 638 (Господи, откуда он их всех знает-то) друзей Макса я вынуждена признать, что этих двоих интернет не связывает. Странно, добавляет всех кого не лень, а настоящего друга – нет. Может Ян просто не сидит в интернете? Хм, нет, в это мне слабо верится, сегодня всемирной паутиной пользуются даже бабушки с дедушками. Например, родители моей мамы очень часто звонят мне по Скайпу, не пользуясь при этом чужой помощью. Так неужели Ян относится к той избранной когорте современников, которые считают себя слишком особенными, чтобы пользоваться интернетом?
Макс говорил, что Ян учился в нашей школе, но я не знаю его фамилии и это сокращает шансы найти его. Звонить бывшему однокласснику мне совсем не хочется, вдруг они вдвоем решат, что мне нравится Ян и я решаю просто поискать Яна, которому 17 лет и который когда-либо учился в этой школе. Все-таки интернет всемогущ и позволяет найти даже рыбку в Тихом океане, если только она не попытается скрыться специально. Я нахожу трех Янов из нашей школы, но ни один из и близко не похож на приятеля Макса.
Руки зависают над клавиатурой в ожидании приказа от мозга и тут в комнату входит мама, вся в черном.
– Мам, что-то случилось?
– Я просто зашла спросить не пойдешь ли ты со мной на поминки. Сегодня 40 дней как умер Тим, – меня бросает в жар. Тим был моим лучшим другом в младших классах и жил в доме напротив. Мы так и дружили втроем – Тим, Макс и я. Моя голова начинает внезапно раскалываться, пытаясь принять тот факт, что толстого и рыжего Тима больше нет.
– Но… Как так? Как умер? Почему я не знаю? – мой язык заплетается в попытке узнать что случилось с моим одноклассником, а по щекам начинают свой бег липкие слезы. Еще немного и у меня начнется вульгарная истерика.
– Как… Считается, что это было самоубийство. Его нашли на чердаке, повешенного. Девочка моя, ты была так занята своей аттестационной работой, что мы не так и не решились сообщить тебе. Ну, как можно сказать своему ребенку, который совсем один в другой стране о таком горе? Я передала его маме твои соболезнования, они же тоже люди и все понимают. Так ты пойдешь?
Я киваю и пытаюсь понять, есть ли у меня черная одежда. Конечно же есть, просто сейчас я совсем не могу различить один цвет от другого. Все, внутри и снаружи превратилось в одну массу, у которой нет цвета и формы. Кажется, что вот-вот сойдешь с ума. Наверное, это и есть настоящая трагедия. Умер мой друг, умер страшной смертью, а мне очень хочется сбежать куда-нибудь. Но я заставляю себя одеться и мы выходим. Три этажа вниз, перейти на ту сторону двора, набрать код домофона, вверх на лифте на четвертый этаж. Четкие действия помогают сдержать надвигающуюся истерику. Дома у Тима нас встречают знакомые лица – соседи, мои бывшие одноклассники. Я обнимаю маму Тима и вытираю вновь проступившие слезы. Как же это страшно – похоронить своего ребенка?
На полке стоит фотография. Мне даже не нужно подходить, чтобы разглядеть изображение – на моем письменном шкафу стоит точно такая же. Три счастливых детских лица. 2000 год. Первый класс. Я вижу, что Макс подходит к этой фотографии и поступаю так же.
– Из-за чего мы перестали общаться? – собственный голос мне кажется чужим и каким-то соленым, от слез, наверное. Я не знаю зачем спрашиваю это. Просто мы перестали общаться как-то спутанно. В один момент, перед тем как я уехала. Макс молчит. Тим был его самым лучшим другом и его смерть Макса просто подкосила. Наверное именно поэтому он странно себя вел при нашей последней встрече.
– Ты не помнишь? – он удивлен так, словно я забыла собственную фамилию. Я удивлена его реакцией. Дружба между мальчиками и девочками прекращается в период полового созревания, но мне хочется верить, что нас разлучили не подростковые гормоны.
Макс молчит и я не могу найти нужных слов. Хлопаю его ободряюще по плечу и возвращаюсь к маме. Мы сидим здесь еще полчаса и уходим домой. По дороге домой мама что-то рассказывает мне, пытаясь меня растормошить, но наш двор, который объединяет меня с Тимом и Максом, хранит слишком много воспоминаний и я отчетливо вижу как мы играли здесь много лет назад. Прятки, догонялки, войнушки – мы постоянно куда-то бежали, словно в этом был весь смысл нашей жизни – бежать.
Внезапно передо мной появляется дверь, рассеивающая детские образы. Мы заходим домой. Мама хочет накормить меня, но у меня нет аппетита и меня начинает знобить. Я иду в свою комнату и беру в руки фотографию, копию той, что стоит дома у Тима. Три счастливых детских лица. Лучшее утешение – это краски и я подхожу к мольберту. Руки знают, что им нужно делать и через несколько часов на меня уже шесть пар глаз. Три пары цветные на фотографии, три пары черно-белые на холсте, шесть счастливых пар глаз.
– Ну, ты и засранец, Тим. Зачем ты это сделал? Чего же тебе не хватало? – рыжий шестилетний мальчик не отвечает на мои вопросы, произносимые шепотом, и я оставляю его сушить масло в компании лучших друзей.
Компьютер периодически подмигивает мне зеленым глазом как бы намекая на то, что я забыла его выключить. Я фотографирую свежую картину и выкладываю ее на своей странице. Мне незачем обрезать изображение, срисованное с фотографии и я оставляю ее целой. Кто-то пишет комментарии, но я не хочу их читать. У меня в друзьях есть страница Тима и я открываю ее. Первое, что бросается в глаза – та же самая фотография. Мой бывший одноклассник выложил ее в день смерти. Я не видела этого обновления в новостях, потому что не заходила в то время в интернет. Я чувствую боль в области сердца, словно кто-то сжал его своей холодной рукой. Тиму была нужна помощь, а мы не услышали, не пришли, не спасли его. Больнее всего осознавать, что даже если бы я увидела эту фотографию тогда, все равно бы не догадалась.
Маленький рыжий Тим, наш веселый пухляш. Он всегда был заводилой в нашей тройке, придумывал развлечения. Мы катались на велосипедах, играли в прятки, исследовали наш район, а по ночам тайком пробирались на крышу одного из наших домов и смотрели на звезды. Когда я только начала заниматься рисованием и пошла в местный кружок, Тим и Макс провожали и встречали меня. У меня были самые лучшие друзья, а потом эта дружба начала сходить на нет. Я уехала во Францию, оставляя наше общее прошлое здесь и со временем новые впечатления вытеснили старые воспоминания.
Открываю виртуальный фотоальбом – фотки с классом, фотки с Максом и родителями, фотографии дорогих тачек и кинозвезд, фотографии с последнего дня рождения Тима – 8 марта этого года. Ему исполнилось 16 лет. Я помню, что он приглашал меня, думал, что я приеду к маме в этот день. Я это сообщение прочитала через несколько недель. Ответ на мои извинения так и не пришел. Одна фотография привлекает мое внимание – помимо одноклассников я вижу еще одно знакомое лицо. Ян. Интересно получается – он дружил и с Максом, и с Тимом, учился в нашей школе, а я его в упор не помню. Пролистав все фотографии и убедившись, что ни на одной другой этого парня нет, понимаю, что с Тимом он не общался (и в друзьях его тоже нет). Скорее всего, он просто пришел вместе с Максом. Это уже не так важно. Бедный, бедный Тим.