Многим людям неуютно в метро, в лифтах – в тесных, замкнутых пространствах, где мы чувствуем себя в ловушке, откуда не сбежать. И неважно, что опасность маловероятна или надумана – достаточно оказаться в этой тесной коробке, чтобы начать нервничать. Ладони потеют, сердце стучит, нужно что-то делать, но что, если выйти невозможно?
В пандемию ковида клаустрофобию на себе почувствовали на себе даже те, кто никогда не испытывал раньше такого чувства, – ведь это жутко день за днем сидеть в одних и тех же стенах, не имея возможности выйти наружу. Герои рассказов из этого раздела тоже чувствуют себя не в своей тарелке – в квартире, в коробке, в темноте…
Кинореференсы:
– Дьявол (Devil, США, 2010)
– Клаустрофобы (Escape Room, США, 2019)
– Куб (Cube, Канада, 1997)
– Лифт (Россия, 2006)
– Погребенный заживо (Buried, Испания, Великобритания, Франция, США, 2010)
(темы «Мерцание далеких вод» и «Незапертая дверь»)
За дверью было море.
Артем тупо смотрел в проем, за которым раньше была ванная. Закрыл дверь. Открыл.
Он шагнул вперед – сырая квартира осталась позади. Солнце обрушилось как водопад – пронизало, отогрело, отпустило. Артем вдохнул соленый воздух – голова закружилась – и сел на песок.
Песок был горячим. Он сгреб его в кулак, поднес к лицу и медленно выпустил – словно наблюдал за песочными часами.
– Ну все… – прошептал Артем. – Точно крыша на карантине поехала.
Плевать.
Он кинулся в воду как есть – в халате и трениках, сбрасывая на ходу тапочки.
Море было зеленым. Прохладным. Живым. Не было промозглого апреля, и гребаной пандемии не было. Только море.
Он плескался, пока не устал. Потом вылез на берег, отдышался – и оглядел бесконечный пляж.
Вдоль берега из песка торчали двери. Очень много дверей.
За той, из которой он пришел – на песке отчетливо виднелись следы, – был его коридор, заваленный мусорными пакетами.
А потом из дверей стали выходить люди. Щурясь на солнце, они кричали, вертели головами, щупали песок, а затем кидались в море. Воздух наполнился криками на всех языках мира.
Из соседней распахнутой двери на песок вывалился толстяк с бледной кожей и рыжей бородой. На ходу вытирая сопливый нос, он пробежал мимо Артема, пробормотал «Факинг гуд!» – и нырнул в воду, кашляя и отфыркиваясь.
Артем поднял голову к синему небу и рассмеялся.
***
В тот день Артем лег спать, не почистив зубы. Зубная щетка – вместе с зубной пастой и ванной – отсутствовала. Кому какое дело, когда есть море?
***
Артем проснулся, прислушался, услышал приглушенный плеск волн и застонал.
Песок был повсюду – сколько ни проходи по квартире с пылесосом. Пробирался под простыню. Скрипел на зубах.
Артем прошаркал в коридор, приоткрыл дверь и сплюнул наружу. Он уже несколько дней не выходил к морю. Во-первых, он сильно обгорел. А во-вторых, в воду не хотелось. Люди плавали там, как лосось во время нереста. Да и путь теперь преграждали кучи мусора – медицинские маски, огрызки, пустые бутылки…
Артем уткнулся лбом в проклятую дверь. Как же он мечтал о ванной! О персональной уютной ванной с облупленной плиткой – где он мог бы не торопясь, с наслаждением почистить зубы и принять душ, не боясь, что мимо кто-нибудь – или что-нибудь – проплывет.
Он прошел на кухню, открыл холодильник и выругался – внутри было пусто. На полу виднелись чужие грязные следы.
Дверь распахнулась, и в коридор ввалился пьяный рыжебородый сосед.
– Оу… Cорри! – крякнул он и чихнул так оглушительно, что забрызгал обои.
– Опять? Да пошел ты! – заорал Артем.
Он накинулся на чужака с кулаками, не задумываясь о социальной дистанции, вытолкал за порог и захлопнул за ним дверь.
– Пошел ты! – заорал он, задыхаясь. – И море свое забирай!
Шум моря оборвался. Очень медленно, по миллиметру, Артем приоткрыл дверь.
А через минуту сидел на полу в ванной и плакал счастливыми дурацкими слезами, сжимая в руке зубную щетку.
– Кажется, теперь я карантин переживу, – прошептал он.
(тема «Живой или мертвый, ты останешься здесь»)
Кот был еще жив.
Эрвин вздохнул, почесал подбородок сквозь седую бороду и захлопнул крышку дрожащей рукой. Взял толстый журнал наблюдений, перевернул страницу и неровным почерком вписал: «13 мая, 19:00. Живой».
Ему показалось, что кот мяукнул из-под крышки, но старик точно знал, что такого быть не может. Для чистоты эксперимента, призванного доказать невеждам неполноту квантовой механики, допускался только визуальный контакт над подопытным.
Минуты ползли раздражающе медленно. Эрвин снова вздохнул – ему хотелось поговорить, а разговоры человека в одиночестве – плохой признак, так говорит доктор. Другое дело – болтать с котом.
В лаборатории было жарко и душно. Эрвин вытер пот со лба и лысины засаленным рукавом лабораторного халата, подошел к окну, подергал ручки. Закрыто, да еще и забрано плотной металлической сеткой, так что даже улицу не разглядеть. Чертовы правила безопасности.
Он взглянул на часы. Уже можно.
Крышка отодвинулась с противным скрипом – подопытный был еще жив.
– Эй! – сказал Эрвин.
Рыжий нахмурившийся кот недовольно посмотрел на него из коробки снизу вверх, щурясь от света единственным глазом. Второй был явно потерян в уличных боях.
– Что, дружок… – проговорил старик как можно мягче. – Скучаешь там?.. Я тоже.
Он помолчал.
– Ты голодный, наверное…
Кот мяукнул.
Эрвин инстинктивно оглянулся – в комнате никого не было, но, как говорится, и у стен есть глаза. Поймут, что он нарушает правила эксперимента, – в два счета отправят на пенсию. И тогда он останется наедине со своей болезнью Паркинсона и без Нобелевской премии.
– Сейчас, рыжий… – пробормотал Эрвин. – Потерпи.
Он закрыл крышку, торопливо вписал в журнал «19:20. Живой» и заторопился к выходу – в коридоре был автомат с бутербродами; хлеб можно съесть самому, а колбасу отдать пленнику.
Старик дернул ручку двери – та не поддалась. Эрвин нахмурился, глядя, как дрожит рука (в последнее время тремор стал усиливаться), если это заметят наверху, ему несдобровать. Он попробовал толкать ручку в обе стороны – безуспешно.