– Диночка, Вы же помните, что на следующей неделе нам нужна поделка? – Анна Петровна улыбалась моей маме, пока та пыталась стащить с меня сандалии, и надеть тапочки.
Я думаю, что Анна Петровна не любит улыбаться. Сейчас у неё глаза совсем не улыбаются. Только губы. Наверное, это так должно быть у взрослых. Но, по-моему, очень глупо.
Нужно улыбаться, особенно посторонним людям. Мама, например, сейчас улыбается Анне Петровне, но тоже не по-настоящему. А если бы это был папа, мама бы уже накричала на него.
Я это давно заметила…
– Пашенька, привет! – мама улыбалась Пашке. – Как дела?
– Здравствуйте, тетя Дина, – зевнул Пашка.
Он – почти как я. Если ему не весело, он не улыбается. Ещё он не любит садик с утра. Но потом привыкает, и уже рад.
Мама моя сейчас улыбается Пашке. Мне редко улыбается, до меня ей некогда. Но я не обижаюсь, всё равно это не настоящая улыбка. Это так принято у взрослых. Так же, как с нашей воспитательницей.
Анне Павловне нужны поделки. Моя мама в прошлый раз сделала собаку из носка. Это мы должны были делать дома вместе. Но маме было некогда со мной. Она сказала, что я удлиняю её работу. Поэтому она разговаривала с подругой, и шила носок.
Носок – потому что один потерялся. Она думает, что он потерялся, но это я. Я хотела согреть соседского кота. Я думала, что откушенное ухо непременно должно мёрзнуть. Думаю, что Боня не согласился со мной. Он удрал, а в следующий раз был без носка.
Но Анне Петровне наша с мамой собака-носок понравилась. Она сказала, что наша группа получила какую-то награду. Теперь она ждёт от нас на день защиты детей тематическую поделку.
Маме некогда. Она говорит, что у неё в голове каша, и нет идей для тематических поделок…
А я вспомнила про дедушку с мюсли на голове. Интересно, это как у него мюсли – у неё каша? Не знаю как это. Каши она не любит.
– Мы – в процессе, Анна Петровна, – мама натянуто улыбалась воспитательнице.
Они смотрят друг на друга, и улыбаются – обе ненастоящими улыбками.
А я знаю, что мама ни в каком ни в тематическом процессе, она сейчас почти ненавидит Анну Петровну. У неё же нет времени на поделки.
А Анна Петровна, думаю, почти ненавидит мою маму. Ей приходится заискивающе улыбаться и выпрашивать поделки у родителей, как будто ей это больше всех нужно. Это она так Елене Вениаминовне говорит. Нашей нянечке.
Заискивающе – это как искать что-то? Искать, может, зачем улыбаться? Я бы улыбалась, потому что это другому человеку приятно.
А кому это больше всех нужно, похоже, никто не знает. Может нужно спросить у того, кто даёт награды? А кому нужны награды?
Потом все разбежались по своим работам.
Анна Петровна, конечно, никуда не разбежалась, но это – как с улыбкой. Она здесь, но она своим планом занялась. А нас Вениаминовне предоставила.
Все дети её Витаминовной называют. Потому что сложно выговорить. Не знаю. Мне кажется, что, если бы я говорила, то выговорила бы. Но Пашка действительно не выговаривает. А Елене Вениаминовне всё равно нравится, когда её Витаминовной называют. Она говорит, что так она на полезные витамины похожа. Значит она для нас полезная.
А разве есть неполезные люди?
Даже наша соседка, у которой Боня без уха. Хотя мама с папой на неё ругаются из-за громкого телевизора, думаю, она полезная для Бони.
– Таня, – шепнул мне Пашка. – Смотри.
И он гордо показал мне царапину на руке. Я уже знаю, что он расскажет, как помогал папе чинить какую-нибудь штуку в гараже. Сегодня это был термостат. Пашка всегда заучивает названия. Это у него почти как алфавит. Думаю, когда вырастет, он будет чинить машины. Как его папа. Правда его папа всегда чинит одну машину. Она у них всегда ломается.
Наша не ломается. Может, потому что у нас новая, а они – бедные? Но Пашка рад, что у них ломается. Ему нравится копаться в машине.
Однажды он сам пытался починить зеркало. И сломал. Он сказал, что так сильно его ещё никогда не ругали.
А мой папа, наверное, меня за такое убил бы. Однажды я разбила его чашку. Не знаю, зачем так кричать.
Я думаю, что нужно делать то, от чего будет хорошо. От крика никому не легче, и чашку не спасешь. Но, может, папам легче от крика? Мама говорит, что у него много стресса на работе, и нужно выпускать пар. А чашка – это последняя капля.
Почему он на работе этот пар не выпускает? Но если нужно, я, конечно, могу ещё одну разбить, у нас много ещё. Но не хочу. Пусть лучше на работе кто-то разбивает и слушает, как он выпускает пар.
– Елена Витаминовна, смотрите, что у меня, – как только нянечка зашла в группу, Пашка побежал ей хвастаться.
– Больно было? – Елена Вениаминовна взволнованно смотрела на руку Пашки.
Ей всегда интересно нас слушать. Она одна улыбается тоже и глазами. Даже если ей грустно, когда она смотрит на нас, её глаза улыбаются. Думаю, она очень любит детей. Наверняка, она очень хорошая мама. Но она никогда не рассказывает о своих детях. Может, они у неё уже большие?
У неё много складок на лице. Она чуть-чуть старая. Но красивая. Красивая глазами. А на другое можно не смотреть. Другое – это просто, как одежда.
Люблю в садике нашу Витаминовну. С ней тепло. Иногда мне хочется назвать её мамой. Мне кажется, что с ней можно поговорить. Но я же не говорю. И только её это не бесит.
А родителей бесит. Особенно маму. А папа меня защищает, говорит, что лучше, чтобы женщина вообще не говорила, чем говорила много, как мама.
Но я их всё равно люблю. Они хорошие, просто у них жизнь тяжёлая.
Днём мы с Пашкой не спали. Анна Петровна с Еленой Вениаминовной обсуждали прибавку к зарплате. А мы с Пашкой – как ему стать гонщиком.
Мне нравится Пашка – он целеустремленный, как мне кажется. Так бы моя мама сказала. Она папу всегда ругает, что он не такой целеустремлённый, как другие нормальные мужики. Он не хочет нас свозить в Турцию.
Не знаю, мне кажется, что здесь тоже хорошо. А в Турцию мы всё равно возьмём с собой себя. А если им здесь вдвоём не хорошо, то почему в Турции будет лучше?
В общем, мне нравится, что Пашка – целеустремлённый. Я думаю, что он будет гонщиком, когда вырастет. Если бы от меня это зависело, я бы сделала его гонщиком.
Пашка много болтает. Думаю, это он за нас двоих. Ещё думаю, что если бы я могла болтать, то всё равно он бы мне не дал. У него столько всегда идей и новостей, что ему нужно ими делиться, чтоб в его голове освобождалось место.
Мне не нравится спать в садике. И не спать тоже не нравится, а вот болтать с Пашкой нравится. Но всё равно хочу домой. Иногда мои уши устают.
Я пощупала свои уши, а потом их закрыла. Голос Пашки стал приглушённый. Потом Пашка подёргал меня за руку. Он беспокоится, что его слова не дошли до меня. Ему нужен тот, кто его слушает. Иначе он злится.
Интересно, а может, соседскому коту кто-то откусил ухо, потому что он не хотел слушать?
Я покосилась на Пашку. Он тоже может откусить ухо? На всякий случай я открыла уши.
С другими детьми нам скучно. Особенно Пашке. Никто не хочет стать гонщиком. Две девочки хотят стать блогерами, несколько мальчиков – футболистами. Самый вредный – Даня, он говорит, что он будет президентом. Я же думаю, для президента он слишком нецелеустремленный. Ещё месяц назад он хотел быть киллером, чтобы убить стоматолога, который ему чинил зуб. Но из-за него Машка передумала стать стоматологом.
Анна Петровна как-то сказала, что стоматолог с неё содрал баснословную сумму. Машка тоже захотела сдирать с людей баснословные суммы. Но после Дани уже не хочет. Вдруг с кого-то сдерёт, а он потом отомстит.
В основном другие дети ещё не определились, что они хотят. У нас Анна Петровна очень влиятельная. Она всегда что-то рассказывает, потом дети меняют свои желания. Конфеты хотели делать, маникюр – особенно, когда ей пауков нарисовали.
А я хочу остаться собой. Мне нравится быть так.