Поздней осенью я вернулась в Ленинград. Но любимый город не мог заменить мне мужа – я скучала по нему. Мы писали друг другу трогательные письма, и я ждала, когда он приедет в отпуск.
Дочь подросла, и я всё-таки решила узнать, что значит быть инженером. Благо мама согласилась посидеть с ребёнком на период моего эксперимента. По-другому этот опыт я не могу назвать.
В советское время после института молодой специалист должен был отработать «по распределению» три года. Собиралась комиссия уважаемых людей: директоров заводов, представителей предприятий. Студентов, защитивших дипломы, вызывали по одному и решали, кого куда направить.
Меня распределили на машиностроительный завод. Но мой муж был военным, и это давало возможность получить свободное распределение. Я принесла справку и могла работать там, где хочу. Предполагалось, что я найду работу по месту службы мужа. Какая могла быть работа по моей специальности «системы автоматического управления летательными аппаратами» в посёлке Пограничном Приморского края? А многие мне после окончания института завидовали. Кто-то даже говорил, что очень удачно начать работу на Дальнем Востоке – там больше возможностей построить карьеру.
В нескольких трамвайных остановках от меня, а жила я тогда с родителями на Гражданке, был Научно-исследовательский институт телевидения. Очень хорошее, даже милое, как мне показалось, название для начала трудовой деятельности. Зимой я и решила туда устроиться инженером. Меня охотно взяли в лабораторию, занимающуюся в тот момент проектированием космического туалета. А что? Дело нужное. Но до серьёзных разработок и схем меня, конечно, не допустили. Я подбирала детали в соответствии со спецификацией.
В лаборатории нас было всего шесть человек. Светлое просторное помещение, большие окна, выходящие на проспект. Зима в то время смягчила нрав, оттепели сменялись заморозками. Снежная каша разлеталась из-под колёс машин. Крупные капли дождя, перемешанные со снегом, барабанили по подоконнику. За окном сплошная серая пелена короткого зимнего дня.
Мужчины в лаборатории часто собирались кружком над какой-нибудь электрической схемой и обсуждали, как и куда должен течь ток. Все чертежи тогда были только на бумаге. Для меня всегда это было тёмным лесом. До сих пор не понимаю, как я в институте на экзамене получила пятёрку, без запинок объяснив работу мультивибратора. Наваждение какое-то.
Институт телевидения жил своей жизнью. На его территории были бассейн и спортивный зал, в котором проводились соревнования. В обеденное время мужчины тренировались, а женщины плели макраме – ажурные полотна из суровых ниток. Можно было сплести изящное панно на стену или украсить цветочный горшок.
О здоровье сотрудников умственного труда думали уже тогда, и были специальные перерывы в работе для производственной гимнастики, которая транслировалась по радио. Очень редко профсоюзная комиссия проверяла, по назначению ли потрачено выделенное время. Обычно женщины во время гимнастики продолжали плести макраме, а мужчины выходили покурить.
По институту можно было свободно прогуливаться, но вот выйти за проходную – ни-ни. Только с разрешения начальника отдела. Его резолюция проставлялась на специальном бланке, и часы отсутствия работника вычитались при расчёте заработной платы.
И надо же было такому случиться, что, мчась по коридору института за продуктовым набором с индийским чаем и твердокопчёной колбасой, я наткнулась на Пашку.
Он на год раньше окончил наш институт и к тому времени освоился на новом месте работы. Не знаю, каким он был инженером, но в волейбол играл лучше всех.
Как он мне нравился в институте: дыхание замирало, а сердце трепетало, стоило только его увидеть! Кареглазый блондин, организатор театрального кружка, в который я ходила целый год исключительно из-за него. Он не мог не нравиться девчонкам. Все попытки обратить на себя внимание закончились полным провалом. С подругой мы разрабатывали целые схемы возможного его охмурения. В институте таких, как я, было предостаточно, и я оставила надежду.
Пашка спросил, как я здесь оказалась, чем занимаюсь. На следующий день я весь обед болела за его команду, и они выиграли у нашей лаборатории. Вечером мы встретились, как будто случайно, на проходной. Пашка предложил выпить кофе, я согласилась.
В маленькой кафешке мы сидели друг напротив друга, вспоминали стройотряд, спектакли, преподавателей и экзамены.
Похоже, что он прозрел и готов был оценить мою привлекательность: я чувствовала его манящий взгляд. С каждым глотком кофе он уводил меня всё дальше и дальше в глубину своих карих глаз.
– Мне пора, – я встала из-за стола, стряхнув оцепенение, – у меня ребёнок дома маленький.
Я сделала выбор: растила ребёнка от любимого мужчины и не собиралась идти ни на какие компромиссы со своей совестью. Это была ещё одна причина, почему я не стала задерживаться надолго в Институте телевидения.