Это должно было стать вечеринкой для избранных, и раньше для Оливии это имело значение, по крайней мере, отчасти. Но не теперь. Сьюз Ширдаун и Эмили Вонг устраивали тусовку по случаю дня рождения Алехандры Морены, чьи родители оставались в Колумбии. Лучшие ребята из Вэйверли и Ригби, партнерствующей с Вэйверли школы для мальчиков, собирались туда. Алехандра была безобидна и мила в своей особой незаметной манере. Иначе говоря – скука смертная. Но Оливия отказалась идти не поэтому.
Она не раз бывала на таких вечеринках, устраивала такие вечеринки, рулила ими. Оливия вздохнула, проглотила таблетки и отправилась бродить по пентхаусу. Она всеми силами боролась за то, чтобы восстановиться в двенадцатом классе именно в Вэйверли, а не где-либо еще. Отец, как делал это для нее всегда, сгладил все острые углы, и восстановление прошло без вопросов. Почему она была так одержима возвращением? Она не могла вспомнить. Это не имело значения. Оливия сохраняла дистанцию, но когда было нужно, имитировала образцово-показательное хихиканье и взвизги поддельного ужаса, притворное негодование и притворную симпатию – все фирменные знаки любой частной школы для хороших девочек. Это было просто.
Оливию смущало то, что она чувствовала себя намного старше других девочек. Конечно, некоторым из них было уже восемнадцать, но, скользя по коридорам Вэйверли, Оливия чувствовала себя сорокалетней. Желания участвовать в вечеринке это не прибавляло. А отсутствие свиты отбивало его окончательно. У Оливии больше никого не осталось. Ее бывшие лучшие подруги, Анита, Гвен и Джессика, уехали учиться в колледж. О, конечно же, они послали друг другу цветы как по расписанию и все еще время от времени обменивались эсэмэсками и переписывались, но только на Фейсбуке, так что… сами понимаете. Оливия не могла показаться на вечеринке в одиночестве. Ей нужна была по крайней мере одна подруга. В двенадцатом классе не нужна толпа подруг, оставим это для десятиклассниц. Одной будет достаточно, одной потрясающей девушки, и Оливия была практически уверена, что Кейт подойдет. Вместе они сделают пару правильных выходов на избранные вечеринки.
Она взглянула на свои часы – отцовские «Ролекс». Очевидно, в этом году мужские часы были все еще в тренде. Оливия сама дала начало этому тренду прошлой осенью. У ее отца была обширная коллекция, но он носил только «Картье», которые подарила ему мать Оливии. Кейт никогда не носила часов. За исключением этого она была полностью в тренде, а может, и впереди него. Хороший знак. А ее кажущееся равнодушие к подобной ерунде было еще лучше.
Уже прошел месяц, а Кейт не прибилась ни к одной клике, хотя большая их часть явно была не прочь заполучить ее. Опытная, начитанная и красивая – хороший расклад, но бедность и таинственность притягивали уроженок Вэйверли как валерьянка – кошек. Кейт переходила из аудитории в аудиторию – неизменно вежливая, иногда забавная – и, кажется, не обращала внимания на их предложения. Но через час она должна была прийти сюда, и Оливии это было приятно. Возможно потому, что Оливия чувствовала – Кейт тоже была «слишком стара» для своего возраста. Что-то заставило ее повзрослеть. И это сближало их.
Все налаживалось.
И тем не менее, дабы подкрепить свою уверенность в этом, в 6:50 она направилась в свою комнату к импровизированному алтарю. Зажгла свечу с ароматом лаванды и установила золотое распятие, которое дала ей Анка. Почти все, что Оливия знала о Боге и Библии, было почерпнуто из бессвязных разговоров с соседкой по комнате в Хьюстоне, от Анки и из передач Христианского телевидения («CTS – телевидение, в которое можно верить!»). В итоге пресвитерианство слилось с баптизмом и вдобавок причудливо смешалось с католичеством. Оливия уже почти что забросила молитвы, но ей все еще нравилось зажигать свечу.
В дверь позвонили. Она услышала, как, шаркая, Анка направилась открывать. Оливия задула свечу, проверила в зеркале улыбку и вышла поприветствовать свою новую лучшую подругу.