Взгляд василиска - читать онлайн

Ефим Иванович поначалу попытался проложить дорогу в вагон своей семье, но скоро вылетел из толпы пытавшихся уехать людей, потеряв фуражку и с помятыми боками. Растерянно глядя на стоящее в ряд семейство, он пытался что-то сказать, но не находил слов. Вдруг за его спиной какой-то бородатый мужчина в суконной поддевке, стоящий рядом с дамой с испуганным лицом и сбитой набекрень шляпкой, деловито подобрал ее чемодан и как ни в чем не бывало пошел прочь. Все это так поразило Егоровых, что они не сразу сообразили, что даму обокрали.

– Мила, смотри, эти люди похожи на крыс, бегущих с корабля! – воскликнул тоненьким голосом закутанный в башлык Сережа, обращаясь к тетке.

Точность сравнения так поразила взрослых, что они даже не нашлись, как ответить десятилетнему мальчику.

– Вот что, Фима, – решительно заявила мадам Егорова, – ты как хочешь, а мы никуда не едем! Почему мы должны куда-то бежать? Нет, я решительно этого не понимаю и никуда не поеду!

– Но, Капочка, – промямлил, пытаясь возразить чиновник, – как же так…

Однако его никто не слушал, а сын бросился целовать мать.

– Людмила Сергеевна, – попытался воззвать он к свояченице, – скажите хоть вы…

– Ефим Иванович, – решительно отвечала она ему, – я совершенно согласна с Капой и Сережей. Война еще только началась, и ни малейшей опасности пока нет.

– Но что же нам делать?

– А давайте отправимся на пристань, – закричал донельзя довольный решением взрослых гимназист. – Наша эскадра сражается с японцами и уже наверняка победила! Пойдемте, мы все узнаем первыми.

– А почему бы и нет, – поддержала предложение сына Капитолина Сергеевна, – вот только заедем домой, оставим багаж, переоденемся, а тогда можно и на пристань.

– Но, мамочка, – начал было канючить Сережа, – тут же совсем недалеко!

– И прежде непременно покушаем, молодой человек! – немедленно пресекла это безобразие мать.

Попасть на пристань в тот же день у них, впрочем, не получилось. Сначала Ефима Ивановича вызвали на службу, затем послышался далекий разрыв залетевшего в город шального снаряда, и Егоровы кинулись прятаться в погреб. Наконец, к вечеру погода ухудшилась, подул ветер и пошел снег, так что идти на пристань стало решительно невозможно. Но едва на следующее утро немного распогодилось, Серёжа буквально потащил семейство в порт.

Город к тому времени пришел в более-менее спокойное состояние. На улицах было много патрулей, следивших за порядком. Всюду были развешаны прокламации с приказом наместника о введении военного положения во Владивостоке и всех местностях, принадлежащих КВЖД, а также осадного положения в Порт-Артуре ввиду появления рядом с ним неприятеля.

Гавань представляла собой не слишком привычное зрелище. Обычно хотя бы часть эскадры находилась на внешнем рейде, а теперь целиком собралась на внутреннем, за исключением подорванного «Ретвизана». Другой пострадавший броненосец, «Цесаревич», уже ввели в «большой ковш», а «Палладу» готовили к постановке в док. Помимо военных кораблей выделялся только что пришедший из Шанхая большой пароход с надписью «Маньчжурия» на борту. Это принадлежащее КВЖД грузопассажирское судно каким-то непонятным чудом прошло мимо японских дозоров[21] сразу после боя. Всего этого Егоровы, разумеется, не знали, но с любопытством наблюдали пристань, запруженную народом. Преобладали среди него снующие туда-сюда военные моряки, но была и праздная публика, пришедшая, как и они, полюбопытствовать. Несколько раз они даже раскланивались со знакомыми. Пока Капитолина Сергеевна и Ефим Иванович с тревогой наблюдали за развернувшейся перед ними картиной, Сережа с Милой начали свою обычную забаву: высматривать корабли и угадывать их названия. Не то чтобы Людмила Сергеевна сильно интересовалась флотскими делами, но живя в портовом городе, поневоле начнешь разбираться. К тому же ее племянник был просто помешан на боевых кораблях, и дружной с ним тетке не оставалось ничего другого, как соответствовать.

– Мила, смотри, – кричал Сережа, – это «Севастополь»!

– Ну, какой же это «Севастополь»? Посмотри на среднюю трубу[22], она ниже прочих, это «Петропавловск»!

– А вот и нет, если бы это был «Петропавловск», на нем был бы флаг командующего эскадрой, а его не видно!

Пока они так развлекались, цепкий взгляд мадам Егоровой нашел в толпе знакомую фигуру, к тому же идущую прямо на них.

– Алексей Михайлович, – громко позвала она пробирающегося сквозь толпу офицера, – добрый день!

Алеша, а это был он, как и все Романовы, имел очень хорошую память на лица и сразу же узнал свою попутчицу.

– Добрый день, господа, – вежливо поклонился он Егоровым.

– Алексей Михайлович, голубчик, – продолжала Капитолина Сергеевна, – может, хоть вы нам расскажете, что случилось? Мы ведь ничего толком не знаем!

– Право, нечего рассказывать, мадам, японцы внезапно напали и подорвали три наших корабля. Потом попытались разбить оставшиеся, но получили отпор и ушли. Мы же, чтобы избежать повторных атак, пока вынуждены находиться во внутреннем рейде.

– Как вы интересно рассказываете, молодой человек, – расцвела в ответ мадам Егорова. – О, позвольте представить вам мою сестру Милу, а это мой сын Сергей, он без ума от флота и мечтает стать морским офицером, да-с!

– Добрый день, Людмила Сергеевна, – поклонился в ответ узнавший чуть было не похищенную учительницу Алеша.

Надо сказать, что Мила, в отличие от прошлого раза, выглядела гораздо лучше. К тому же предусмотрительная Капитолина Сергеевна настояла, чтобы ее сестра перед походом оделась как можно приличнее. Так что перед лейтенантом предстала весьма привлекательная молодая особа. Шубка ее хотя и была довольно проста, очень выгодно подчеркивала достоинства фигуры, а отороченная лисьим мехом шапочка бесподобно шла к лицу и волосам.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович, – немного удивленно отвечала она, тоже узнав молодого человека, и смутилась, припомнив обстоятельства их первой встречи.

– Как, вы знакомы? – воскликнула мадам Егорова, от которой не укрылось смущение сестры.

Людмила не нашлась, что ответить, но молодой человек тут же пришел к ней на помощь:

– Вряд ли эту мимолетную встречу можно назвать знакомством.

– Но когда же это случилось?

– Во время бала у наместника, – пролепетала еще больше смутившаяся девушка.

– Ты была на балу?!

– Ну что ты, нет, конечно!

– Это произошло после того, как я покинул бал, – пояснил Алеша.

– Ах, какая жалость, что мы не встретились с вами на балу, – защебетала Капитолина Сергеевна. – Вы знаете, наш Сереженька заболел, и я не смогла, а Милочка не захотела оставить нас одних. Ах, она такая внимательная и добрая!

– Действительно, очень жаль, – вежливо отвечал великий князь, – но, к сожалению, мне пора. Честь имею!

Когда лейтенант отошел от них, мадам Егорова решительно обернулась к сестре и со значением в голосе проговорила:

– Мила! Ты немедленно должна мне все рассказать, и будь уверена, ты это сделаешь!

– Право, нечего рассказывать, – попыталась уклониться от ответа сестра. – Мы случайно встретились, и я крайне удивлена, что он вообще запомнил мое имя.

– Удивлена, говоришь? А я вот совершенно уверена, что он не просто запомнил твое имя. Ты, дорогая моя, определенно произвела на него впечатление!

– Ну, что ты выдумываешь, Капа! Он даже не посмотрел в мою сторону.

– Не знаю, не знаю…

– Дамы, а не пора ли нам домой? – робко спросил мало что понявший в разыгравшейся перед ним сцене Ефим Иванович.

Вопрос этот оказался весьма своевременным, и вскоре семейство отправилось к себе на квартиру. Но едва они переступили порог, Сережа снова атаковал тетку:

– Мила, а отчего ты прежде не рассказывала, что знакома с офицером флота?

– О боже, и ты туда же! Да потому, дружок, что тут совсем нечего рассказывать. Ну, встретились, ну, познакомились, что же тут рассказывать?

– Да как же! Это же лейтенант флота! Скажи, а он тебе нравится?

– Сережа, что ты такое говоришь! И ничего он мне не нравится! Да он и не смотрел в мою сторону, чурбан бесчувственный.

– Капочка, – Ефим Иванович попытался привлечь внимание жены, живо интересующейся разговором Сережи с Милой, – посмотри, пожалуйста, на эту фотографию.

– Какую фотографию, Фима?

– Да вот на эту, в газете.

С этими словами чиновник протянул супруге «Новый край», на передовице которого было фото с бала у наместника.

– Тебе не кажется, что наш знакомый очень похож на великого князя?

– Фима, как тебе не стыдно напоминать мне, что ты лишил меня единственного развлечения! К тому же что за странная идея? Великие князья не путешествуют таким образом. Хотя действительно что-то общее есть…

– К тому же его фамилия Романов, и зовут Алексей Михайлович, и здесь написано, что он прибыл инкогнито…

– Мы знакомы с великим князем! – удивленно и одновременно восторженно воскликнул Сережа.

– Нет, это решительно невозможно, – твердо высказала свое мнение Людмила Сергеевна, осмотрев фотографию, – тогда бы унтер в участке обращался бы к нему полным титулом…

– Мила, ты была в участке?!

Пока семья Егоровых обсуждала своего знакомого, сам Алеша направлялся ко дворцу наместника, куда его вызвали, едва «Полтава» бросила якорь на внутреннем рейде. Командир броненосца Успенский уже успел побывать у Старка и вернулся от адмирала совсем успокоенным. Что именно он рассказал флагману эскадры, никто не знал, поэтому предположения строились иной раз довольно дикие. Сам же виновник переполоха шел туда, где решится его судьба, с истинно римским спокойствием. И дело тут даже не в том, что высокое происхождение внука императора надежно защищало его от гнева любого начальства. Просто молодой человек был так устроен, что если его голову занимала какая-то идея, то ничего другое его просто не трогало. Вот и сейчас возникшая внезапно мысль заполнила великого князя целиком. Все дело в том, что поговорив со всеми доступными ему свидетелями их боя с вражеским крейсером, Алеша пришел к довольно странному выводу: Хотя их снаряды неоднократно поразили японский корабль, больших повреждений ему это, как ни странно, не нанесло. Как одно сочетается с другим, было пока не ясно, но мысль эта неотступно следовала за ним и не давала покоя.

Во дворце наместника в этот момент тоже обсуждали лейтенанта Романова. Командующий эскадрой адмирал Старк в самых решительных выражениях требовал наказания или хотя бы удаления несносного офицера с вверенной ему эскадры. Алексеев же был настроен несколько иначе, хотя и не одобрял, разумеется, разнузданного поведения великого князя.

– Любезнейший, Оскар Викторович, – мягко выговаривал он Старку, – я прекрасно понимаю и целиком и полностью разделяю ваше негодование, однако хочу заметить, что все не так плохо. Точнее, все очень плохо, но, как ни странно, поведение Алексея Михайловича привело и к положительным результатам.

– Боюсь, я вас не понимаю, – буркнул в ответ адмирал.

– Так я вам растолкую, – ничуть не обескураженно продолжал наместник. – Судите сами. Японцы, напав на наш флот, повредили три лучших корабля, так?

– Так, – с тяжелым вздохом согласился тот.

– Еще два корабля блокированы в Чемульпо, так? Причем у меня на их счет весьма нехорошие предчувствия.

– Чемульпо – нейтральный порт, ваше высокопревосходительство.

– Не надо повторять мне мои же слова. К сожалению, японцы продемонстрировали нам, как они придерживаются международных норм.

– Это все так, но я не понимаю…

– Терпение, Оскар Викторович, терпение! И среди всех этих неприятностей единственный положительный момент, если не считать прибытия «Маньчжурии», это бой «Полтавы» с японским крейсером. Ах, если бы они его еще и потопили, то лучшего желать просто нельзя. Вступить в бой с превосходящими силами вероломного врага и отогнать, нанеся ему потери… Да-с! Но и так совсем неплохо.

– Но непростительное поведение великого князя…

– Ваше превосходительство, а была бы вся эта история, если бы не «непростительное поведение великого князя»? Мы-то с вами оба знаем, что нет!

– Тем не менее я настаиваю, чтобы в Петербург доложили о возмутительных поступках!

– Позволю спросить, обо всех возмутительных поступках, или о каких-то прикажете умолчать?

– Я не понимаю…

– Да что же здесь непонятного? Я спрашиваю, докладывать ли о том, как ваше превосходительство крыло по матери члена августейшей фамилии? Великий князь Михаил Николаевич, полагаю, узнает о сем происшествии с любопытством. С крайним любопытством, я бы сказал!

– Но что же делать?

– Делать надо было, когда «Полтава» в атаку на японца пошла. Поддержи вы ее тогда – сейчас бы героем были. Да-с! А что до молодого человека, то мы, очевидно, напрасно назначили его на броненосец. Таких даровитых офицеров надобно держать под присмотром, лучше всего в штабе.

– Увольте, ваше высокопревосходительство, он же башибузук какой-то! Да я его боюсь просто…

Алексеев с любопытством рассматривал разволновавшегося адмирала. «А мысль-то недурна», – подумал он, но вслух сказал другое:

– Ну, зачем же к вам? Назначим-ка его к Греве. Работы в порту много. Найдется, куда молодую энергию девать, а корабли маленькие, с ними много не напортачишь.

– Как будет угодно вашему высокопревосходительству!

Провожая взглядом фигуру выходящего адмирала, наместник в первый раз пожалел, что вместо беспокойного и инициативного Скрыдлова вытребовал в начальники эскадры послушного Старка. В мирное время он был, безусловно, удобен, но войны с таким пожалуй что и не выиграешь.

– Его императорское высочество великий князь Алексей Михайлович, – объявил заглянувший адъютант. – Прикажите принять?

– Принять? – переспросил Алексеев. – Пожалуй, нет. Скажите великому князю, что я теперь занят, и вручите предписание. Пусть послужит пока, а там поглядим, может, еще и на эскадру. Надо же кому-то этого пентюха в спину толкать!

Перевод на берег хоть был и неприятен, был все же воспринят Алешей стоически. Вполне понимая, что если в Петербург доложат обо всех обстоятельствах дела, его могут и отозвать, он и не подумал возражать. Напротив, немедленно направившись в порт, он доложился адмиралу и стал ожидать распоряжений.

Сказать, что адмирал Николай Романович Греве крайне удивился подобному назначению, значит ничего не сказать. Об эксцентричности великого князя, несмотря на краткость его пребывания в Порт-Артуре, стали ходить самые дикие слухи, и получить такого подчиненного было не самым приятным сюрпризом. Тем не менее он радушно принял молодого человека и старался быть любезным до приторности.

– Рад видеть в вашем лице, ваше императорское высочество, нового сотрудника и надеюсь на плодотворную совместную службу!

Алеша с готовностью выразил полное согласие с новым начальником, а Греве продолжал:

– Работы в порту крайне много, и весьма ответственной! Взять хотя бы разгрузку «Маньчжурии», так удачно прорвавшейся к нам. На ней множество ценнейших грузов, при том что документы оформлены донельзя небрежно! Нет, не пугайтесь, столь ответственной работой я вас не нагружу. Вы, Алексей Михайлович, имеете сегодня время для устройства личных дел, а завтра направитесь на суда, занимающиеся минными постановками. Командиры там опытные, дело свое хорошо знают, а вам полезно будет опыта набраться.

Немного подивившемуся расстановке адмиральских приоритетов великому князю ничего не оставалось, как откозырять и отправиться заниматься «личными делами». Расставание с «Полтавой» прошло на редкость душевно и волнующе. После боя с японскими крейсерами, за броненосцем закрепилась репутация «лихого корабля», и все от командира до последнего трюмного механика прекрасно знали, кому обязаны этой славой. К тому же вежливый и деликатный, но при этом хорошо знающий свое дело Алеша пришелся по сердцу сослуживцам. Господа офицеры вышли провожать его в полном составе и преподнесли на память фотографию броненосца в красивой рамке, изготовленной местным умельцем. Матросы-артиллеристы, в свою очередь, подарили недолго покомандовавшему ими лейтенанту икону с изображением покровителя моряков Николы Мокрого. Растрогавшийся великий князь тепло попрощался со всеми и в сопровождении верного Архипыча отправился на берег.

Дома его ожидал еще один сюрприз: наконец-таки прибыл столь задержавшийся вагон-салон с остальной прислугой и личными вещами. Впрочем, великий князь не пожелал покидать понравившуюся ему квартиру и остался жить в доме, снятом для него Прохором. Тем более что после приезда остальных слуг комфорт в нем только увеличился. На слугах стоит остановиться подробнее. С Прохором и Архипычем мы уже знакомы, а кроме них в штате были еще повар Федор Михайлович, лакей Семен и двенадцатилетний сын повара, ранее бывший на побегушках, а ныне исправляющий должность кофишенка, Ванька. Надо сказать, что необходимыми для столь ответственной должности знаниями и умениями мальчишка не обладал. Однако оставшегося после смерти матери сорванца девать было некуда, и сердобольный великий князь принял его на службу, повелев учить.

Впервые за долгое время ужин Алексея Михайловича проходил в строгом соответствии с этикетом. Сам великий князь сидел за столом, и Прохор ему прислуживал, Федор Михайлович приносил уже приготовленные блюда из кухни, а Ванька был на подхвате. Кейко была тут же и ждала, когда господин насытится и ему можно будет подавать чай. Кофишенк поначалу ревниво воспринял подобную смену вкусов хозяином, но получив подзатыльник от отца, возмущаться более не стал.

– Как тебе живется, Кейко, тебя не обижают? – спросил у девушки Алеша.

Ответом ему были почтительный поклон и милая улыбка восточной красавицы.

– Чего изволите? – переспросил не расслышавший господина Прохор.

– Да вот, спрашиваю у нашей хозяйки, не обижаете ли вы ее.

– Что вы, Алексей Михайлович, как можно-с! – сделал строгие глаза камер-лакей, про себя подумавший: «Обидишь ее, как же!»

– Ну, вот и славно, – благодушно отвечал великий князь, – а что в городе, все спокойно?

– Да как же спокойно, ваше императорское… поначалу просто Содом и Гоморра творились. Люди перепугались, бегали как ошпаренные, потом как японцы стали с пушек бомбы кидать, попрятались, конечно…

– Что, и сюда снаряды долетали?

– Так только сюда и долетали, в Новый город, сказывают, ни одна бомба не прилетела, все сюда. Купцу здешнему Тифонтаю, прямо в сад угодила, да одну фанзу под Перепелиной горой разбило, вместе с китайцами, там жительствующими. Ужас просто!

– А потом?

– А что потом? Китайцы, у кого деньги есть, кинулись в порт да давай на суда грузиться, чтобы, значит, бежать отсюдова. Ну, а наш брат – россияне, те поначалу тоже пужались, а потом по винным лавкам кинулись. Сами, поди, знаете наш обычай, хоть с горя, хоть с радости, а надо выпить!

– Что-то я пьяных не видал.

– Так то поначалу, а потом армейские патрули выставили, так попрятались. Ну, а те, что не успели, стало быть, уже в участках. Так что теперь все спокойно и хорошо…

– Ну, раз все хорошо, так давайте ложиться спать. Мне завтра на службу рано.

– Как вам будет угодно-с.

Так уж заведено во дворцах, что слуги могут поесть, лишь когда угомонятся их хозяева. Где бы ни жил до сих пор наш великий князь, правило это неукоснительно соблюдалось, поскольку и Прохор и Архипыч полагали его правильным, а потому бдительно следили за выполнением. Поскольку сам Алеша был в пище весьма умерен, а наготовил Федор Михайлович от души, то стол ломился от яств. Когда все уже собрались, а повар взялся за графинчик с водкой, старый матрос решительно сказал:

– Надо бы Кейку кликнуть, а то не по-христиански.

– Вот еще, – немедленно в пику ему отозвался Прохор, – она же язычница!

– Язычница не язычница, а его высочеству вместе с нами служит, значит наша. Эй, Ваньша, ну-ка метнись за девкой!

Кофишенк не понаслышке знавший, что Архипыч возражений не терпит и скор на расправу, тут же, не чинясь, кинулся исполнять распоряжение и вскоре привел семенящую девушку. Та сразу поняла, что от нее хотят, и, поблагодарив поклоном, тут же присела с краешку.

– Ну, теперь можно, – удовлетворился старый матрос и, подняв стопку, с чувством произнес: – Давайте выпьем за то, что все пока благополучно. Все добрались, все живы-здоровы, и за то, чтобы и дальше так было!

Все присутствующие, кроме Ваньки и девушки, чинно выпили и взялись за еду. Некоторое время ели молча, но когда первый голод утих, Прохор, довольно улыбаясь, проговорил, обращаясь к повару:

– Эх, где только столоваться не приходилось, а лучше тебя, Федор, никто не готовит!

– Это верно, – поддержал его Архипыч, – Федька свое дело знает! Одначе надобно это дело попридержать. Я говорю, роскошествовать поменее!

– Чего это, – отозвался с набитым ртом лакей, – али тебе больше всех хозяйское добро жалко? Я чаю, не обеднеют!

– Дурак ты, Семка! – не раздумывая, отвечал ему старик. – Жизни не нюхал, а туда же! Оно, конечно, на харче великих князей не разоришь, а только понимать надобно, что вокруг война и Артур, стало быть, уже на осадном положении! А ну как осада и впрямь начнется?

– И чего? Ну, чуть дороже будет, делов-то!

– Сказано дурак! Это хорошо, если чуть дороже, а ежели совсем ничего, ни за какие деньги не будет?

– Это как?

– А вот так! Хлебнешь тогда с шила патоки, так увидишь.

– А ведь Архипыч дело говорит, – поддержал старика обычно не встревающий в разговоры повар. – Запас-то у нас и впрямь не велик.

– И что же делать будем? – осознал проблему Прохор.

– Ну, как чего, перво-наперво прикупим какой ни есть провизии, что храниться может. Консервов там всяких, круп, сала… за деньгами-то ты у нас следишь, вот и расстарайся.

– Свинью надо купить, – задумчиво произнес Федор Михайлович, глядя на своих собеседников.

– Какую еще свинью?

– Пожирнее, чтобы засолить можно было. Если и впрямь прижмет, то и солонина за венскую ветчину пойдет.

– Ну, уж нет, – возразил с брезгливой физиономией лакей, – я в мясники не нанимался!

– А тебя никто и не заставляет, – усмехнулся Архипыч, – раз город на осадном положении, то скоро всем статским лбы забреют. Возраст у тебя подходящий, пойдешь в армию, а там тебя ротный командир накормит.

– Это как же, – чуть не поперхнулся Семен, – нет такого закона, чтобы людей хватать, да на службу! Нешто Алексей Михалыч не заступятся?

– Может, и заступится, – не стал разубеждать лакея старый матрос, – а может, иконой благословит заместо матушки с батюшкой, дескать, послужи царю и отечеству. Ему вон и икону подарили давеча.

– Вот злой ты человек, Архипыч! – разразился бранью лакей. – Злой да завистливый, сам всю жизнь положил на военной службе, и других туда загнать хочешь!

– Цыть, тля худая! – сдвинул брови старик, но разволновавшийся Семен его уже не слушал, а, вскочив, выбежал из людской.

– А сейчас-то покушать можно? – жалобно спросил недоуменно глядевший на перепалку кофишенк.

– Кушай, Ваньша, кушай, покуда есть что, наедай шею, как у быка… хвост! – усмехнувшись, разрешил ему старый матрос и обернулся к Кейко: – И ты, девонька, ешь, не стесняйся. Вон какая худая, сразу видать, отчего не замужем. Ты на нас не смотри, это мы еще не бранимся, это мы так – ласково.

Китаянка, разумеется, ничего не поняла из разговоров русских слуг, и лишь застенчиво улыбалась, когда к ней обращались.

Утром великий князь, наскоро позавтракав, отправился на службу в самом радужном расположении чувств, но едва переступил порог, на него обрушились плохие известия. Во-первых, были получены, наконец, новости о блокированных в Чемульпо русских судах. По словам зашедшего в Порт-Артур капитана английского парохода, японская эскадра вызвала их на бой, который завершился полной победой Страны восходящего солнца. «Варяг» был потоплен, а «Кореец» взорвался от попадания в артиллерийский погреб. Большинство русских моряков погибло. Впоследствии, правда, оказалось, что информация англичанина была не слишком точной, но тогда произвела гнетущее впечатление. Алеша тоже очень расстроился от полученных известий. Гибель сразу двух кораблей была сама по себе большим несчастием, но к тому же великий князь хорошо знал командира «Варяга», Всеволода Федоровича Руднева. Сойдясь на почве любви к маркам, они долго состояли в переписке, и Алеша надеялся, прибыв на Дальний Восток, возобновить знакомство и даже, может быть, чем черт не шутит, выменять у Руднева вожделенного «Голубого Маврикия».

К сожалению, это тяжелое известие было не единственным. Казалось, злой рок продолжает преследовать русскую эскадру. Отправленный на постановку мин к Талиенвану минный транспорт «Енисей» подорвался на собственной мине и вскоре затонул. Как это могло случиться, было решительно непонятно, поскольку его командир капитан второго ранга Степанов был одним из опытнейших минеров нашего флота. К тому же с берега сообщили, что слышали ожесточенную перестрелку, и предположили, что на «Енисей» напали японцы. Адмирал Старк немедленно послал туда крейсер «Боярин» и четыре миноносца, но никаких известий пока не было.

Все минные постановки были немедленно прекращены, а проводившие их суда вернулись в порт. Заняться великому князю было решительно нечем, он, крайне переживая, что не смог отправиться в спасательную экспедицию на «Боярине», с тревогой ожидал новостей. Увы, беда не приходит одна, и к вечеру сообщили, что посланный на помощь крейсер также подорвался на своем же минном заграждении. Кроме того, пришли подробности о катастрофе на «Енисее». После того как случился взрыв, его командир Степанов отдал приказ экипажу спасаться, сам лично проследил, чтобы все заняли места в шлюпках, после чего остался на тонущем корабле. Его пытались увести с судна силой, но он вынул револьвер и приказал оставить его в покое. На «Боярине» картина была несколько иной. После подрыва, от которого погибло более десяти человек, крейсер погрузился по самые иллюминаторы. Попытка подвести пластырь ни к чему не привела, и командовавший кораблем Сарычев приказал команде эвакуироваться. Экипаж оставил судно в полном порядке, последним с него сошел сам командир. Эта история вызвала известный резонанс в офицерской среде. По крайней мере, в управлении порта все только и обсуждали поступки Степанова и Сарычева, до хрипоты споря, кто поступил более правильно. В большинстве все сходились, что Сарычев абсолютно прав, что не стал жертвовать собой вместе с погибающим кораблем. И, разумеется, никто и не подумал упрекнуть в трусости получившего Георгиевский крест за Таку командира «Боярина».

– А что вы думаете, Алексей Михайлович? – обратился к великому князю кто-то из спорщиков.

– Трудно сказать, господа, – замялся тот в ответ, – все обстоятельства дела еще неизвестны, но в любом случае я полагаю, что для русского офицера более прилична смерть в бою, нежели от собственной руки. Кстати, а вы не знаете, скоро ли затонул «Боярин»?

– Очевидно, в самом скором времени, – отозвался спрашивавший, – взрыв мины – это не шутка.

Увы, на следующий день пришло известие, что спорщики и сам капитан второго ранга Сарычев ошиблись. Подорванный крейсер и не думал тонуть. Как доложили наблюдавшие его с берега, «Боярина» носило течением по всей бухте, но пока он оставался на плаву и погружаться в пучину вод не собирался. Оставшийся на ночь в управлении и потому получивший это известие первым Алеша кинулся к Греве, требуя немедленно организовать спасательную экспедицию. Адмирал с минуту поразмыслил и, велев подать себе экипаж, отправился к наместнику согласовать действия. Определенный резон в данном поступке был. Имеющимися у начальника порта средствами вполне можно было спасти крейсер, но только при отсутствии противодействия японцев. Если рядом окажется даже занюханный миноносец или канонерка, то отбиться им будет весьма проблематично. Дать прикрытие спасателям мог только Старк, а поскольку он без совета с Алексеевым ничего не предпринимал, то вполне логично было первым отправиться к нему. Увы, даже такой хитрый маневр не привел к ускорению дела. Просовещавшись целый день, адмиралы лишь к вечеру постановили наутро направить на поиски и спасение «Боярина» миноносцы «Выносливый» и «Грозовой». Принятое решение привело великого князя в отчаяние. Зимой совсем не редки были ветра, которые вполне могли увлечь незнамо куда многострадальный крейсер. Нельзя было терять ни секунды, но, к сожалению, сделать ничего было нельзя. В черной меланхолии вышел Алеша из здания Управления и направился к пристани. Там постоянно шла какая-нибудь суета, и он надеялся хоть немного развеяться.

– Лейтенант, у вас такой вид, будто вы бабушку похоронили! – вывел его из прострации чей-то громкий голос.

Обернувшись, великий князь с изумлением увидел гору, одетую в форму офицера флота. Если бы он послужил в Порт-Артуре немного долее, то непременно узнал своего собеседника, но пока лишь смотрел на того с видом крайнего удивления.

– Лейтенант Балк Второй, Сергей Захарович, – между тем представился ему великан, – а вы, я полагаю, великий князь Алексей Михайлович?

– Точно так, – изумленно отвечал ему Алеша, – я, кажется, что-то слышал о вас…

– Если что-то хорошее, то врут, – улыбнулся в бороду Балк, – а вот если что дурное, то чистая правда!

– Забавно.

– Ничего забавного, Алексей Михайлович, ну если не считать того, что вы лишили меня репутации.

– Каким образом? – удивлению великого князя не было предела.

– Очень просто, ваше императорское высочество, – невозмутимо отвечал тот, – раньше я был главным возмутителем спокойствия на эскадре, отчего, собственно, меня и сослали на буксир, а теперь им стали – вы! И боюсь, я никогда не смогу превзойти вас, поскольку не имею обыкновения пугать начальство браунингом.

Заявив это, огромный лейтенант отрывисто захохотал. Алеша, сперва решивший, что говорит с сумасшедшим, вскоре переменил мнение и присоединился, поскольку смех его был уж очень заразителен. Надобно сказать, что говоря о своей репутации, лейтенант Балк нисколько не погрешил против истины. Не то что на эскадре, а во всем русском флоте вряд ли был более недисциплинированный, но вместе с тем и лихой офицер. Немало помучившееся с ним начальство сочло за благо отправить его командовать портовым буксиром и совершенно неожиданно не прогадало. «Силач» – так называлось суденышко, куда сослали опального офицера – приобрел знающего и лихого командира, умеющего творить чудеса. Какой бы шторм ни бушевал в море, какой бы ветер ни валял утлый буксир, не было еще случая, чтобы он не смог выполнить свою работу. В любое время дня и ночи таскавший по акватории порта огромные корабли и маленькие шаланды портовый буксир был настоящим тружеником, и таким же тружеником был его командир.

– Так что у вас приключилось? – снова повторил он вопрос.

– У меня ничего, а вот флот наш скоро потеряет крейсер, – сумрачно проговорил Алеша.

– Вы про «Боярина»? – помрачнел Балк. – Как же, слышал… Сарычев сволочь, бросил корабль!

– Но говорят, что он… – неуверенно протянул великий князь.

– Георгиевский кавалер? – закончил за него великан. – Должен вас разочаровать, среди кавалеров тоже случаются сволочи!

– Но что же делать, барометр падает, и бог знает, что может произойти завтра!

Балк на секунду задумался, а потом улыбнулся так, что всякому хоть немного знавшему его стало бы страшно.

– А вы знаете, Алексей Михайлович, кажется, я знаю, что делать… Скажите, браунинг у вас с собой?

Утро застало «Силача» подходящим к Талиенванской бухте. Балк и великий князь, как два заговорщика, стояли рядом у фальшборта, напряженно оглядываясь по сторонам. Положение взявшихся за поиск пропавшего крейсера осложнялось тем, что никто точно не знал, где покойный Степанов выставил заграждение. Несмотря на малую осадку, «Силач» вполне мог налететь на мину, сорванную с якоря.

– Стоп машина! – зычно крикнул командир, заметив в воде что-то подозрительное.

– Есть стоп машина, – немедленно отозвались в ходовой рубке.

– Плавающая мина прямо по курсу, – определил, наконец, опасность Балк.

– И еще одна, на правом крамболе, – добавил великий князь.

– Доброе утро, господа, – поприветствовал всех только что поднявшийся на палубу мичман Якубовский и тут же, переменившись в лице, встревоженно спросил: – А мы где?

– Довольно странный вопрос для штурмана, – пробасил в ответ командир, направляясь в ходовую рубку.

– В Талиенванской бухте, – вежливо пояснил мичману Алеша.

– «Боярина» ищем? – в глазах Якубовского мелькнуло понимание. – Странно, что Сергей Захарович не сообщил мне сразу о получении приказа. Кстати, а где сопровождение?

– Э, видите ли, уважаемый…

– Александр Антонович.

– Очень приятно. Алексей Михайлович, – закончил церемонию знакомства великий князь, и офицеры обменялись рукопожатием. – Так вот, некоторым образом, приказа у нас нет.

– Ничего себе, – округлил глаза мичман, – я, конечно, пока с Балком служу, ко всякому привык.… Погодите, вы ведь не просто Алексей Михайлович, а великий князь?

– Виновен, – вздохнул в ответ Алеша.

– Замечательно! А в кармане у вас браунинг.

– Господа, а что здесь происходит? – с такими словами к ним присоединился только что поднявшийся корабельный врач Августовский.

– О, ничего страшного, Николай Иосифович, – с нескрываемой иронией воскликнул Якубовский, – просто наш «Силач» захвачен!

– Кем, простите, захвачен?

– Так вот же, прошу любить и жаловать, его императорское высочество великий князь Алексей Михайлович!

– Черт знает что такое! – страдальчески поморщился доктор, не приняв шутки мичмана. – Мне на берег нужно, за лекарствами! Я ведь докладывал…

– Ничего не могу поделать, как Малеева отозвали в экипаж, наш голиаф совершенно распоясался.

Пока они так мило беседовали, Балк, сам вставший за штурвал, аккуратно провел свое утлое суденышко мимо рогатой смерти и вернулся на палубу.

– Вот что, господа, – тоном, не терпящим возражений, заявил он собравшимся, – сейчас ищем «Боярина». Как вернемся в Порт-Артур, можете на меня жаловаться хоть наместнику, хоть господу богу, а теперь извольте выполнять!

– Пожаловаться, конечно, можно, – поморщился Августовский, – только какой в этом прок?

– Вот и славно, команда, кроме занятых на вахте, имеет время завтракать!

– Есть! – козырнул Якубовский.

Сам командир спускаться в салон не стал, а приказал подать себе и своему гостю чаю наверх. Наскоро перекусив, они продолжили наблюдение, и вскоре их усилия увенчались успехом. У южной оконечности острова Саншантао сиротливо качался на волнах пропавший крейсер. Балк снова сам встал к штурвалу и виртуозно подвинтил «Силача» к бывшему еще совсем недавно красой и гордостью тихоокеанской эскадры «Боярину». Едва были заведены швартовочные концы, великий князь сделал попытку подняться на борт, но командир буксира бесцеремонно остановил его.

– Ваше императорское высочество, – безапелляционно заявил он Алеше, – извольте оставаться на корабле и в случае чего принять командование. И попрошу глазами не зыркать, я вам не Успенский!

Великий князь попробовал было возразить, но Балк был неумолим. Взяв с собой пару самых расторопных матросов, лейтенант отправился на осмотр терпящего бедствие судна. Отсутствовал он не слишком долго, но Алеше это время показалось вечностью. Наконец, изрядно повеселевший великан вернулся и довольно заявил:

– Все нормально! Пробоина в районе миделя под средней кочегаркой. Задраено все надежно, и пластырь подведен. Голову бы Сарычеву оторвать за такие дела!

– Что будем делать? – вздохнув с облегчением, спросил великий князь.

– А что тут сделаешь, – пожал плечами командир буксира. – Сейчас зацепим, да и оттащим подальше от мин. Потом отведем в Дальний и там воду откачаем. Ну, и взыскание получим, как же без него. Только бы наши желтолицые друзья не появились и всю малину нам не испортили.

– Надо орудия зарядить, – решительно заявил Алеша, – на всякий случай!

– Ну, не знаю, у меня комендоров нет.

– А я на что?

Крыть было нечем, и Балк скрепя сердце выделил великому князю двух матросов, с которыми тот и перешел на крейсер. Быстро осмотрев пушки и найдя их в полной исправности, Алеша велел раздраить кранцы первых выстрелов. Боеприпасы также были на месте, так что появилась надежда если не отбиться, то хотя бы отпугнуть не слишком мощного врага. Тем временем «Силач» начал потихоньку буксировать крейсер к ближайшему порту.

Когда наши войска заняли Порт-Артур и правительство объявило его главной военно-морской базой на русском Дальнем Востоке, было решено, что он будет закрытым для иностранцев городом, а чтобы не страдала торговля, для иноземных коммерсантов выстроят другой порт. Сказано – сделано, и вскоре на месте китайской деревушки у бухты Талиенван возник новый город, названный русскими Дальний. Как это обычно бывает в России, строгость законов компенсировалась необязательностью их исполнения. Иноземные негоцианты, впрочем как и русские, продолжали пользоваться Порт-Артуром, а стоивший почти двадцать миллионов Дальний простаивал. Может быть, поэтому злые языки и прозвали этот город «Лишний». Тем не менее талиенванская бухта была очень удобна, как и большие пирсы и огромные склады.

Когда «Силач» дотащил, наконец, многострадальный крейсер до места назначения, погода изрядно испортилась. Еще недавно спокойное, море ощутимо штормило, а порывистый ветер швырял в лица вахтенных снежную крупу. Как бы то ни было, в бухте «Боярин» был в безопасности, и даже если бы что-нибудь приключилось, то поднять его было бы не сложно. Буквально через час после этого в бухту, страдая от качки, вошли два эсминца – «Выносливый» и «Грозовой». Посланные на поиски крейсера, они, разумеется, ничего не нашли и, застигнутые непогодой, предпочли укрыться от нее в Дальнем. Сказать, что командовавший экспедицией капитан первого ранга Матусевич был удивлен, значило не сказать ничего. Первой его реакцией был безудержный гнев, и потому он немедленно потребовал от командира буксира прибыть для объяснений. Впрочем, когда перед ним помимо Балка появился еще и великий князь, командир отряда миноносцев, хотя и с трудом, но сумел сдержаться.

– Ваше императорское высочество, – начал он, стараясь подбирать слова, – что это все означает?

– Я полагаю, что полный успех порученной вам спасательной экспедиции, – бесхитростно ответил ему Алеша.

– Да вы что, издеваетесь? – выпучил глаза Матусевич.

– Никоим образом, – преданно глядя в глаза, сообщил Балк, – вы здесь, крейсер тоже здесь…

– Любопытно, – задумчиво проговорил только что гневавшийся начальник, – похоже, что ни малейшего раскаяния вы не чувствуете.

– За что? За то, что спасли крейсер?

После этих слов Матусевич задумался. Хотя самоуправство было налицо, также было совершенно очевидно, что без него крейсер не успели бы привести в гавань. Что могло произойти с лишенным команды кораблем, было одному богу известно. К тому же быстроходных крейсеров второго ранга в Порт-Артуре было только два. Не считать же за таковые древние клипера и «Забияку». Так что подрыв на мине «Боярина» был чувствительной потерей.

– Эх, Алексей Михайлович, Алексей Михайлович, – сокрушенно посетовал капитан первого ранга, – ну ладно Балк, но вы-то куда? Ладно, ступайте, пусть с вами Старк с наместником разбираются, кто кого на эту авантюру уговорил!

Оба лейтенанта синхронно, будто тренировались, отдали честь и собрались выйти, но перед тем Матусевич остановил Алешу.

– Ваше императорское высочество, – негромко сказал он ему, – ваша привычка чуть что хвататься за браунинг стала уже притчей во языцех, вы бы хоть приобрели таковой, что ли?

Через два дня шторм утих. На ожившем крейсере появилась доставленная поездом команда. Поскольку командир и старший офицер крейсера были отданы под суд, возглавлял ее минный офицер лейтенант Никитин. Осушив затопленные отсеки и подкрепив пластырь, они приготовили «Боярин» к переходу в Порт-Артур. Сопровождать крейсер должны были миноносцы и «Силач». В связи с отсутствием командира, на него перешел Матусевич, приказавший великому князю следовать за собой. Не то чтобы Алеша попал под арест, но, видимо, многоопытный офицер опасался, что он еще что-нибудь выкинет, и старался держать при себе.

Возвращение в Порт-Артур обернулось подлинным триумфом. Хотя все знали, что экспедиция по спасению крейсера увенчалась успехом, но знать – это одно, а увидеть собственными глазами – совсем другое. Первыми крейсер приветствовали дежурные миноносцы и «Ретвизан», продолжавший оставаться на внешнем рейде. Хотя его пока не удавалось разгрузить и ввести в гавань, командование решило извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Окружив броненосец двойным кольцом противоминных сетей, его превратили таким образом в неприступную для вражеских минных судов крепость. Хорошо вооруженный корабль стал одним из узлов обороны и вместе с береговыми батареями и канонерскими лодками надежно охранял вход в бухту от посягательств противника. Обменявшись сигналами с «Ретвизаном», крейсер вошел во внутренний бассейн. Здесь его ждал не менее теплый прием. Хотя официальных распоряжений на этот счет не было, матросы и офицеры русских кораблей высыпали на палубы, крича при этом «ура» и бросая вверх фуражки и бескозырки. Всеобщее воодушевление охватило русскую эскадру, и даже кислая физиономия Старка не могла испортить людям праздник. Умнее всех в данной ситуации поступил наместник. Опытный бюрократ и царедворец недолго думая направил в Петербург депешу, в которой представил спасение «Боярина» как большой успех, и, в общем, был недалек от истины. Особо была выражена благодарность отличившимся. Более всех отличились, разумеется, сам Евгений Иванович, а также адмиралы Старк и Греве, как разработавшие и с блеском воплотившие в жизнь совершенно великолепный план. Исполнители также не были обойдены, Алексеев с удовольствием доносил, что капитан первого ранга Матусевич и командиры миноносцев с честью выполнили свой долг. Не забыли и нижестоящих участников: скупо отмечалась расторопность экипажа буксира «Силач» и временно прикомандированного к нему великого князя Алексея Михайловича.

Сам виновник переполоха не обратил на неудовольствия начальства ни малейшего внимания. Спасение крейсера само по себе казалось Алеше достаточной наградой, и чувство собственной причастности к такому лихому и в высшей степени полезному делу согревало душу. Его непосредственный начальник, адмирал Греве, сообразил наконец, что оставлять такого деятельного молодого человека, как лейтенант Романов, без порученного ему дела есть верный способ нажить себе неприятностей в формуляр. Посему встретив своего подчиненного и ни словом не обмолвившись о спасательной эпопее, он дал Алексею Михайловичу очень ответственное поручение.

Как оказалось после разгрузки «Маньчжурии», среди ее грузов помимо снарядов для эскадры, консервов для гарнизона, огромного количества разнообразных материалов для ремонтных мастерских, двух десятков комплектов телеграфных станций, находился еще и воздухоплавательный парк. Если с телеграфными станциями дела обстояли более-менее понятно, то о воздушных шарах этого сказать было нельзя. Несмотря на то что опыты по их использованию проводились уже довольно много лет, ни специалистов, ни просто энтузиастов воздухоплавательного дела в Порт-Артуре не было. Наверное, именно поэтому многомудрое начальство рассудило за благо взвалить эту ношу на крепкие плечи лейтенанта Романова.

Тот, верный своим принципам, и не подумал отказываться и с энтузиазмом принялся за выполнение поручения. Увы, все, что удалось сделать великому князю в первый день, это убедиться в том, что груз действительно существует. Несколько больших ящиков были, не мудрствуя лукаво, выгружены прямо на пристань, где и находились под охраной часовых. На вопрос, отчего казенное имущество хранится столь небрежно, портовый чиновник честно ответил, что все складские помещения заняты другими грузами и более он ничем помочь не может. Делать было нечего, убедившись, что по крайней мере внешне все в порядке, великий князь задумался. Отступать было не в его характере, но средств выполнить приказ он пока не видел. В конце концов, решив, что утро вечера мудренее, изрядно проголодавшийся молодой человек отправился домой.

В маленьком доме с загнутыми вверх концами черепичной крыши возвращение блудного лейтенанта встретили с ликованием.

– Ваше императорское высочество, Алексей Михайлович, да как же так! – восклицал преданный Прохор. – Мы уж и не чаяли вас живым увидеть.

– Ну-ну, пустое, – отмахнулся от его назойливости Алеша, – дома-то все благополучно?

– Да что мы, вы-то как?

– Говорю же, все хорошо. А где Кейко?

Маленькая китаянка, будто услышав его вопрос, тут же вышла и склонилась в почтительном поклоне. Молодой человек с удовольствием остановил взор на ее хрупкой фигурке и сложной прическе с венчающим большим черепаховым гребнем. Лицо ее было совершенно бесстрастно, но ему все же показалось, будто в уголках глаз девушки мелькнули радостные искры.

– Да вот она, чего ей сделается-то, – встретил ее появление бурчанием Прохор.

– Хорошо, сейчас ванну, затем ужинать и спать. Кстати, а где Архипыч?

– Да здесь я, – отозвался только что зашедший старик, – пока вы «Боярина» спасали, мы тут тоже делом занимались.

– Подожди, – изумился камер-лакей. – Это что же, ты знал, где Алексей Михайлович, а нам ничего не сказал?

– Мы, флотские, все знаем, – отрезал старый матрос, – а вам, штафиркам, это и вовсе не обязательно!

– Ладно-ладно вам, – усмехнулся Алеша, – а что за дело-то?

– Харч закупали, а то мало ли, осадят япошки, так что – с голоду подыхать?

– Свинью они купили, – мстительно заявил Прохор.

– Была свинья, а стала свинина! – не остался в долгу Архипыч. – Как осада начнется, еще спасибо скажешь, дармоед!

«А мысль-то о закупке провианта, право, недурна. Надо бы и крепостному начальству обеспокоиться», – подумал великий князь, но вслух сказал:

– А что, воздухоплавателей там, на рынке, случайно не продавали? А то у меня в них нужда, а не в свинине.

Смутить каким-либо вопросом, пусть даже донельзя странным, Архипыча было нельзя.

– Воздухоплаватели по небесному ведомству проходят, – не раздумывая ответил он, – коли в них нужда, так и идите к архиерею! Заодно на почтамт зайдите и телеграмму батюшке отбейте, а то их императорское высочество гневаются, что давно не пишете. Депешу вот прислали, пожалуйте прочитать.

Кровь хлынула молодому человеку в голову, действительно, за всеми делами он забросил писать письма родным и даже не телеграфировал отцу о приезде в Порт-Артур.

– Как же так, – удрученно воскликнул он, откладывая телеграмму, – и не напомнил никто!

Устыдившись своей невнимательности к престарелому отцу, Алеша, засыпая, твердо решил, что поутру направится на почтамт. Утро, впрочем, внесло в его планы некоторые коррективы. Едва проснувшись, великий князь услыхал явственные разрывы крупнокалиберных снарядов. Вскочив как ошпаренный и наскоро одевшись, он попытался узнать, что происходит, но Архипыч с олимпийским спокойствием сообщил ему, что «японец через Ляотешань стреляет».

– И что, часто стреляет?

– Да почитай каждый день, как вы уехали. Но бестолково стреляют, без наводки, на кого бог пошлет. Завтракать-то будете?

После завтрака Алеша взял в руки портфель с прихваченными со службы бумагами и удивленно уставился на замок. Он точно помнил, что закрывал его, однако документы выпали из него, разлетевшись по всей комнате. Все присутствующие, включая великого князя, кинулись их собирать, мешая друг другу, и так случилось, что он нечаянно столкнулся головою с Кейко.

– Ой, Ареса… – воскликнула она от неожиданности.

– Прости, пожалуйста, – извинился тот, глядя в глаза китаянки.

Но девушка уже поднялась и с поклоном подавала ему поднятые с пола листы. Немного досадуя на свою неловкость, Алеша принял бумаги, и в этот момент их глаза встретились. Кейко, стрельнув в его сторону глазами, вдруг прыснула от смеха и прикрыла рот ладошкой. Великий князь тоже не удержался, затем к ним присоединился Ванька, и вскоре все весело смеялись над этим происшествием. Разве что Прохор остался серьезным и только покачал головой, дескать, вот шустрая девка, но никто на него не обратил никакого внимания.

Придя на телеграф, Алексей Михайлович застал прелюбопытную картину. Посреди зала весьма колоритный офицер, заросший черной густой бородой, оживленно жестикулируя, громко разговаривал с его старым знакомым Ефимом Ивановичем Егоровым.

– Дорогой мой, – почти кричал офицер, – я тебе как другу говорю, как брату! Эту телеграмму нужно отправить как можно скорее! Ты меня понимаешь?

В голосе его явно слышался кавказский акцент, а Алеша, детство которого прошло на Кавказе, питал симпатию к тамошним уроженцам и подошел поближе.

– Не могу, господин ротмистр, никак не могу, – пытался увещевать кавказца чиновник, – приказ наместника, не принимать никаких телеграмм без особого на то позволения.

– Послушай, дорогой, ты что думаешь, я шпион? Нет, я не шпион, а вот тебя арестовать за шпионаж могу. Ты знаешь, кто я такой?

– Что здесь происходит, господа? – осведомился великий князь, подойдя ближе.

– Алексей Михайлович, – обрадовался знакомому лицу Ефим Иванович, – ну хоть вы скажите этому господину, что нельзя без разрешения наместника.

– Простите, с кем имею честь?

– Князь Микеладзе! – представился с вызовом в голосе ротмистр. – Начальник здешней жандармской команды.

– Великий князь Алексей Михайлович, – наклонил в ответ голову Алеша. – Странно, князь, что вас не знают местные чиновники.

– Прошу прощения, ваше императорское высочество, – вытянулся Микеладзе, – но я только что прибыл со своими людьми. Надо вот телеграмму отбить о прибытии, а тут…

– Даже не знаю, чем вам помочь. Очевидно, все же надо взять разрешение в штабе наместника. Дурацкая ситуация, вам по службе надо проверять этих несчастных телеграфистов, а не склонять к нарушению приказа.

– Пожалуй, – мотнул головой жандарм, – а где штаб? Я прежде не бывал в Порт-Артуре.

– Пожалуй, я вас провожу, мне тоже нужен телеграф.

Ефим Иванович и раньше догадывался, кем на самом деле является его знакомый офицер, но теперь, убедившись в своей правоте, стоял практически по стойке смирно. «Практически», потому что вид у чиновника при этом был крайне забавный.

– Чем могу служить вашему императорскому высочеству? – гаркнул он, выпятив живот и преданно глядя в глаза лейтенанту.

– Мне нужно отправить телеграмму, господин Егоров, – вежливо отвечал ему Алеша. – Но, увы, я тоже ничего не знал о запрете.

– Весьма сожалею, ваше императорское высочество, – согнулся тот в почтительном поклоне.

– Ничего страшного, я вернусь позже.

За этими маневрами с презрительной миной на лице наблюдал молодой человек в куртке телеграфиста. Забыв, что только что едва не прятался от жандарма, он осуждающе смотрел, как суетится его начальник. Когда великий князь и жандарм вышли, он не выдержал и, подойдя к Егорову, назидательно заявил:

– Русскому интеллигенту должно быть стыдно так преклоняться перед властями предержащими!

Выйдя из телеграфа и собираясь кликнуть рикшу, Алеша неожиданно увидел настоящего извозчика-лихача в лаковой пролетке на резиновом ходу. Надо сказать, что извозчиков в Порт-Артуре и прежде было немного, а после начала войны они и вовсе куда-то все подевались. Увидев офицера флота, тот тут же тронул поводьями и буквально вылетел перед великим князем.

– Куда изволите, ваше благородие? – обратился он к нему, игнорируя стоящего рядом Микеладзе.

– К наместнику, – решительно ответил ему Алеша, садясь в пролетку, и тут же обернулся к ротмистру: – Князь, вы со мной?

Жандарм, готовый вскипеть от подобного невнимания к своей персоне со стороны извозчика, удивленно уставился на великого князя. Однако тот, очевидно, не испытывал, подобно большинству своих сослуживцев, ни малейшей неприязни к людям в голубых мундирах.

– Да, конечно, если вы не против, – забормотал Микеладзе, – вот только людям своим отдам распоряжения….

Наконец все дела были улажены, и они заняли места на сиденьях. Извозчик взмахнул кнутом, и экипаж двинулся в сторону дворца наместника.

– Давно в Маньчжурии? – поинтересовался у попутчика Алеша.

– Что вы, только что из России прибыли. Не думал, не гадал, что придется здесь побывать, а вы?

– Тоже нет, можно сказать перед самой войной приехал. А на Кавказе давно были?

– Очень давно, дорогой Алексей Михайлович, – сокрушенно вздохнул грузинский князь. – Скоро совсем забуду, как горы выглядят.

– Не думаю, в крайнем случае посмотрите на эту, кажется, ее все называют Перепелиной, а вон там – Большое Орлиное Гнездо.

– Вах, разве это горы? Нет, лучше нашего Кавказа ничего нет!

– Согласен, – улыбнулся на его горячность великий князь.

– А у вас знакомые китайцы есть? – неожиданно спросил его жандарм.

– Боюсь, что нет, разве что служанка, а вам зачем?

– Да понимаете, никто из команды, как на грех, не знает ни китайского, ни японского языка. Начальство сказало, «на месте найдете», а в Мукдене и Харбине та же история. Случись надобность допросить кого… Впрочем, вам это неинтересно.

– Право, не знаю, чем вам помочь, – пожал он плечами. – Я сам со своей Кейко по-английски говорю.

– Кейко – это ваша служанка? – оживился Микеладзе. – Скажите, а у нее ноги перевязаны?

– В каком смысле?

– Ну как же, китайцы полагают, что главное достоинство женщины заключается в чрезвычайно маленькой ступне, для чего начинают перевязывать их девочкам еще в младенческом возрасте. Оттого они и ходят как на копытцах.

Алеша, немного забывший нравы кавказских мужчин и их жгучий интерес к прекрасному полу, уже досадовал, что вообще упомянул о маленькой китаянке.

– Боюсь, в этом деле ваши познания глубже моих, – вежливо отвечал он своему собеседнику. – Впрочем, кажется, вы правы, ножка у Кейко весьма миниатюрна. Кстати, мы приехали.

Выйдя из коляски, жандарм горячо поблагодарил своего нового знакомого за помощь, и расстались они вполне по-приятельски. Руки друг другу, правда, не пожимали[23].

Зайдя к наместнику, великий князь едва не столкнулся с командующим эскадрой адмиралом Старком. Тот вышел от Алексеева в крайне расстроенных чувствах и, скользнув по всем присутствующим невидящими глазами, почти выбежал прочь, едва не забыв палаш. Заметив Алешу, адъютант тут же доложил своему начальнику и немедля пригласил того зайти.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович, а я вас ждал, – неожиданно радушно принял его наместник.

– Здравия желаю вашему высокопревосходительству, – удивился молодой человек, – ждали?

– Ну, вы же по службе пришли, я слышал, вас Греве совсем задвинул…

– Вовсе нет, я хотел отправить телеграмму отцу, а ее не принимают без вашего разрешения…

– Вот как, – немного растерялся наместник, – прошу прощения, право неудобно получилось, вам немедля выдадут необходимое свидетельство. Кланяйтесь Михаилу Николаевичу.

– Благодарю, непременно.

– Так, а как же ваша служба, не надо ли чем помочь?

– Все хорошо, – отозвался Алеша, – вот разве что…

– Что?

– Порученный мне воздухоплавательный парк хранится в полном небрежении в порту. К тому же людей совсем нет.

– Действительно непорядок, – поморщился Алексеев, – парк этот немалых денег стоит. А людей возьмите сколько надо, я распоряжусь.

– Благодарю, – наклонил голову лейтенант.

– Старка видели? – наклонился к нему наместник. – Переживает! Только что сообщили, что государь назначил нового командующего флотом.

– Вот как, и кого же?

– Макарова, уже выехал из Петербурга.

– Степана Осиповича?

– Да-с, его. Вы знакомы?

– К сожалению, нет.

– Вот и познакомитесь. А знаете что? На кой черт вам эти воздушные шары! Хотите к нему в штаб?

– Почел бы за честь, но, право, предпочел бы назначение на боевой корабль.

– О, будьте покойны, в штабе Макарова на берегу не посидите! Правда, он весьма своеволен и штаб себе сам набирает, но я могу составить протекцию. Так хотите?

– Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, а что с «Боярином»?

– А что с «Боярином»? Вот выйдет из дока «Паллада», поставим на ее место, да и залатаем с божьей помощью. Постойте, хотите на крейсер?

– Если на то будет ваше благорасположение.

– Ну, что же, можно подумать и о «Боярине», на нем некомплект. Сарычева, кстати, завтра судить будут. Новый старший офицер тоже еще не прибыл… Хорошо, я подумаю.

– Благодарю.

– Не стоит, занимайтесь пока вашими шарами, а к окончанию ремонта, полагаю, все и решится.

Вернувшись домой, Ефим Иванович подал пальто прислуге и зябко потер замершие руки.

– Ты не поверишь, Капочка, кто сегодня заходил отдать телеграмму.

– Ты так говоришь, как будто это был сам наместник, – пожала плечами Капитолина Сергеевна, подставляя щеку для поцелуя.

– Бери выше, дорогая, к нам заходил сам великий князь Алексей Михайлович! И помнишь, что я тебе говорил? Наш знакомый лейтенант Романов и великий князь – одно и то же лицо!

– Не может быть! – воскликнули в один голос Капитолина и Людмила Сергеевны.

– Еще как может! – с победным видом воскликнул чиновник. – Я сам слышал, как его титуловал жандарм. Ты знаешь, Капа, а ведь я не принял сразу его телеграмму. Да-с! Ничего не поделаешь, приказ наместника. Но представляешь, Алексей Михайлович и не подумал возмущаться или грозить, как тот жандарм, а поехал к наместнику и получил разрешение. И даже сказал мне: «Дура лекс – сэд лекс!»[24] Это по латыни означает…

– Это означает, Фима, что ты круглый дурак! – всплеснула руками его супруга. – Только раньше об этом знала лишь я, а теперь это известно еще и великому князю! Мила, ты слышала, что он натворил? Представляешь, просто какой-то социалист-народник! Телеграмму у великого князя не принял.

Но Людмила Сергеевна совершенно не слушала, как сестра пилит своего мужа. Ей почему-то показалось очень достойным поведение великого князя, не ставшего требовать для себя привилегий. Впрочем, прогрессивной барышне, какой, без сомнения, она была, не пристало долго думать о властях предержащих и в особенности о членах императорской фамилии. Так что Мила попыталась прогнать от себя эти мысли и отправилась проверять, как ее племянник сделал уроки.

– Ознакомьтесь, Оскар Викторович, – протянул недавно полученную депешу наместник. – Вам будет очень любопытно.

– А что это? – почтительно принял документ Старк.

– Наградные списки за бой двадцать седьмого января.

– Однако! Я ожидал их не ранее марта.

– Вы читайте-читайте, там за еще одно дело награды.

– Какое дело?

– Спасение «Боярина».

Лицо Старка неуловимо изменилось, и он сразу перешел к концу.

– Капитану первого ранга Матусевичу – орден Святой Анны… лейтенанту Балку Второму – орден Святого Георгия четвертой степени, лейтенанту великому князю Романову орден Святого Станислава с мечами и бантом третьего класса… Довольно щедро для той реляции, что мы составили.

– Алексею Михайловичу еще за бой на «Полтаве» клюкву[25] на кортик и по совокупности заслуг чин капитана второго ранга[26] за отличие.

– Это невозможно!

– Еще как возможно, ваше превосходительство!

– Но реляции…

– Как выяснилось, любезнейший Оскар Викторович, теперь имеют значение не только реляции, но и газетные публикации. Простите за каламбур!

– Простите, не понимаю.

– Я сам не очень понимаю, но мне тут друзья приватно сообщили следующее: некий журналист Ножин отправил в столичные газеты статью, в коей в красках живописал геройство нашего великого князя и… скажем так, скудоумие высшего командования, сиречь нас с вами. Каково?

– Но как подобные вещи пропустили в печать?

– Хитер собака! Как разъяснили мне друзья, цензоры увидели, что члена императорской фамилии превозносят, читать до конца и не стали. А теперь в полном недоумении находятся, ведь не запретишь. Так что наш Алексей Михайлович в петербургских салонах теперь весьма популярен. Как же, герой! Кстати, а вы не знаете, кто этот Ножин?

– Не имею ни малейшего представления.

– Ну, ничего, сыщем. У нас теперь, слава богу, и жандармы свои имеются, найдут!

– Говорил я вам, ваше высокопревосходительство, – удрученно проговорил Старк, – не надобно великого князя на «Боярина» назначать…

– А ведь он теперь на крейсере самый старший в чине, – сообразил наместник, – и вправду неладно получилось.

– Мне доложили, что «Новик» заканчивает ремонт. Кого ставим следующим?

– Пожалуй, «Палладу»!

– Все же для противодействия вражеским миноносцам предпочтительнее легкие крейсера…

– «Паллада» – крейсер первого ранга, так что приказываю первой ремонтировать ее.

Пока их превосходительства раздумывали над кознями неведомого журналиста, наш герой осматривал японский брандер, выкинувшийся на берег минувшей ночью. Судьба его недавно вновь описала невероятный кульбит и вернула из порта на боевой корабль. Ну, или почти вернула, ибо крейсер «Боярин», к которому он был прикомандирован, был сильно поврежден. Разумеется, будь свободен док, починка его не заняла бы много времени, но, увы, в нем стоял поврежденный во время боя с японцами «Новик». Чинили его не слишком надрываясь, хотя Эссен прилагал все усилия, чтобы поторопить ремонтников. Пока же многомудрое начальство рассудило за благо снять с поврежденного крейсера орудия, для устройства так называемой кинжальной батареи. Будь у «Боярина» командир, он, возможно, сумел бы отстоять свой корабль, но невезучий крейсер находился в совершенно невероятном для Российского Императорского флота состоянии. Командир его бывший, капитан второго ранга Сарычев, был осужден по делу «о преждевременном оставлении судна, едва не приведшем к его гибели». Суд довольно сурово обошелся с ним, приговорив к расстрелянию, замененному по военному времени разжалованием в нижние чины. Подобная строгость произвела в офицерском сообществе небывалый резонанс, и охотников возглавить оставшийся без командира корабль не находилась. Возможно, полагали его проклятым. Назначенный из Петербурга новый старший офицер лейтенант Семенов еще не прибыл, и должность его исправлял минный офицер лейтенант Никитин. Алеша же получил под свою команду артиллеристов и четыре снятых с крейсера 120-мм пушки, из которых и была составлена «кинжальная» батарея. Именно ее орудия сыграли главную роль в отражении японской атаки, и теперь хотел посмотреть на дело своих рук.

Брандер представлял собой обычный пароход, груженный балластом. Если бы японцам удалось затопить его на проходе, русская эскадра была бы совершенно заперта на внутреннем рейде. Однако правильно организованная оборона из превращенного в непотопляемый форт «Ретвизана», береговых батарей, канонерок и миноносцев не оставила противнику ни единого шанса.

До брандера великого князя и десяток вооруженных матросов доставил моторный катер с «Боярина», называемый по артурской традиции «Боярчиком». Поднявшись на борт, Алеша приступил к осмотру повреждений, а его матросы рассыпались по судну в надежде найти что-нибудь интересное. Как ни странно, урон, понесенный брандером от артиллерийского огня, был крайне невелик. Русские снаряды оставили в его бортах аккуратные отверстия, по размерам которых было нетрудно определить автора попаданий. Чуть побольше – от шестидюймовок «Ретвизана», чуть поменьше – от пушек, снятых с «Боярина», одно самое большое несомненно принадлежало десятидюймовкам «Электрического утеса». Общим у них было одно – совершенно ничтожное воздействие на вражеский пароход. Но если в отношении береговых орудий, стрелявших практическими[27] снарядами, это было понятно, то слабость морской артиллерии вызывала недоумение. Осмотрев все найденные им повреждения и некоторые из них зарисовав, лейтенант приказал своим архаровцам собираться. Те, как по команде, потащили неизвестно где найденное на вражеском корабле имущество: посуду, постельные принадлежности, фонари, стальные перлини и бог знает что еще.

– Вашбродь, а давайте пушку снимем, – обратился к Алеше один из подчиненных.

– Что за пушку? – заинтересовался тот.

– Да вот же, – показал матрос на стоявшее на мостике автоматическое орудие Норденфельдта. – Давайте снимем да на «Боярчика» поставим.

Пройти мимо такой диковины ни один нормальный артиллерист не смог бы, и лейтенант тут же согласился. Матросы бросили таскать свою добычу и все вместе навалились на диковинную пушку. Быстро открутив гайки с анкеров, крепящих тумбу орудия к палубе, они сняли и поволокли свою добычу к катеру. Наконец все было погружено и можно было отчаливать, но внимательный Алеша обнаружил отсутствие одного из подчиненных.

– А где Никодимов?

– Где-то тут был… да вот же он!

– Вашбродь, – обратился к офицеру пропавший было матрос, – так что, там японец в трюме!

– Живой?

– Ага, так точно, живой еще. Офицер ихний.

– Тогда тащите его сюда, смотри, если и впрямь офицер, представлю к кресту!

– Рад стараться! Как будет угодно вашему императорскому высочеству!

– Да я-то тут при чем, – поморщился не любивший официального титулования лейтенант, – так в статусе знака отличия военного ордена написано: взял в плен офицера – достоин креста. А ты его считай что в плен взял, так что если не получишь креста, можешь даже в суд обратиться.

Матросы, возможно впервые в жизни услышавшие, что закон выше воли начальства, недоверчиво переглянулись и кинулись за японцем. Не прошло и нескольких минут, как они вернулись, таща на себе раненого, находящегося в бессознательном состоянии. Как только его переправили на борт, мотор катера заурчал, и тот шустро побежал на внутренний рейд, к родному крейсеру.

– Доброе утро, Алексей Михайлович, – поприветствовал великого князя лейтенант Никитин с борта «Боярина», – я смотрю, удачно сходили?

– Более чем, Дмитрий Васильевич, – довольно отвечал ему Алеша, – и японца нашли, и пушку сняли, и матросы наши всяким барахлом разжились. Я боялся, что они мне катер потопят.

– Японца?

– Да, раненого. Надо бы ему помощь оказать да в госпиталь отправить.

– Ну, за этим дело не станет.

– Что с «Новика» слышно? – обратился великий князь к минеру, когда закончилась выгрузка.

– С «Новиком» все хорошо, – пожал плечами лейтенант, – вот только после него в док поставят «Палладу».

– Как это возможно?

– Ничего не поделаешь, приказ наместника, плетью обуха не перешибёшь, – философски заметил Никитин.

– Это смотря какой, – не согласился с ним Алеша.

– Как прошла ночь? – попытался перевести разговор на другую тему минер.

– Сами, небось, слышали нашу стрельбу.

– Спать хотите?

– Если честно, – сделал мечтательное лицо великий князь, – ужасно!

– Так и отправляйтесь, на батарее днем Берг и один справится.

Однако отправиться спать у Алеши не получилось. К борту крейсера подошел «Силач», и стоящий на мостике Балк дурашливо проорал в его сторону:

– Здравия желаю вашему высокоблагородию!

– Что за шутки, Сережа? – удивился коротко сошедшийся с командиром буксира после их последней авантюры великий князь.

– Никаких шуток, мон шер, – усмехнулся в бороду гигант, – только что объявили высочайшее повеление. Вся эскадра гудит, обсуждая награды, только вы ничего не знаете.

– Награды?

– Точно так, дружище. Государь наш за сражение 27 января щедр был неимоверно. Особенно «Полтаве» досталось, а вы, ваше императорское, как раз там и были и даже, кажется, в кого-то попали, а злые языки говорят, кого-то браунингом пугали. Так что с вас причитается! Кстати, с меня тоже.

– За бой с японцами?

– Берите выше, за спасение «Боярина». Прошу любить и жаловать, я теперь георгиевский кавалер, а вы, мон шер, помимо второго ранга еще клюкву и Станислава с мечами заполучили. Не вижу повода не выпить!

Услышав о наградах, стоящий рядом Никитин заметно помрачнел. Балк, обратив внимание на его состояние, посочувствовал:

– Не журитесь, Дмитрий Васильевич, будут кресты и на вашу долю!

– Ваши бы слова, да богу в уши, Сергей Захарович, а то мне иногда кажется, что мы до конца войны в ремонте простоим.

– Что, «Паллада» док заняла? – правильно все понял Балк. – Послушайте, может, вам кессон сделать?

– Кессон?

– Ну, а что, «Боевого» давеча чуть не разрезало другим миноносцем, слава богу успел к «Полтаве» подойти, так там помощь оказали. Ничего, кессон уже сделали – чинят. С Греве вы, полагаю, о материалах договоритесь, попросите по старой дружбе мастеровых у Успенского, да и сделаете. А я вам с установкой пособлю.

– А ведь мысль, право, недурна, – воскликнул с воодушевлением Никитин, но тут же сник: – Только качество будет соответствующее. А для нас обводы важны.

– Как знаете, господа. Так что, гуляем? Учтите, Алексей Михайлович, отказа я не приму!

– Кто бы сомневался, – усмехнулся Алеша, – ну, коли выхода никакого нет, то гуляем.

– В «Ласточке»?

– Может, лучше у меня? – поморщился великий князь. – Заодно офицеров с «Боярина» пригласим.

– Возражений нет! Командуйте своим камер-лакеям, чтобы готовились к пирушке.

Вечером в доме великого князя был накрыт великолепный стол. Федор Михайлович превзошел самого себя, и запах от приготовленных им блюд сводил с ума. Прохор, Семен и Ванька в дворцовых ливреях играли роль официантов, а Архипыч занял боевую позицию у ледника, приготовившись подавать напитки. Алеша пригласил всех свободных от вахты офицеров «Боярина», но прийти смогли только три мичмана и младший судовой механик Орлов. Остальные были заняты службой. Никитин не без иронии ответил на приглашение, что отпустить старшего офицера на берег может только командир, а вот командира-то у них и нет, Балк в свою очередь захватил с собой уже знакомых ему мичмана Якубовского и доктора Августовского. Так что компания подобралась, может, и небольшая, но душевная.

– Ну что, господа, – взял слово первым командир «Силача», – давайте поздравим нашего гостеприимного хозяина с первой боевой наградой и со следующим чином. Дай бог, как говорится, не в последний раз!

С этими словами виновнику торжества был поднесен полный бокал шампанского, на дне которого лежали звезды, только что вынутые из эполет, преподнесённых в дар офицерами «Боярина». Алеша, как полагалось по обычаю, выпил содержимое залпом и, задержав в зубах звездочки, выложил их тут же на эполеты.

– Господа офицеры! – громко провозгласил великий князь. – Представляюсь вам по поводу присвоения очередного звания. Аминь!

При первых его словах присутствующие дружно встали, держа в руках бокалы, и немного замешкались. Дело в том, что по обычаю ответ должен был держать самый старший офицер из присутствующих, но таким сейчас был сам Алеша. Однако хитрый Балк, как оказалось, все предусмотрел и незаметно подтолкнул вперед Августовского. Доктор, имевший классный чин надворного советника, нимало не конфузясь, поднял бокал и провозгласил:

– Нашего полку прибыло, господа, прошу любить и жаловать!

Собравшиеся дружно выпили, после чего растроганный Алеша тепло всех поблагодарил.

– Чудесное «Клико», – проговорил Августовский, смакуя вино, – право, не думал, что в нашей дыре можно достать такое.

– Старые запасы, Николай Иосифович, – улыбнулся великий князь, – сам я не большой любитель возлияний, но для гостей небольшой погребок есть.

– И правильно делаете, молодой человек, – похвалил его доктор, – умеренность – самый короткий путь к здоровью и долголетию. Кстати, а ведь и у нас есть презент для вашего императорского высочества!

– Презент?

– Ну, да, так сказать, от экипажа «Силача» на память о знакомстве! Благоволите принять.

С этими словами Августовский протянул Алеше небольшую, сделанную в китайском стиле шкатулку. Тот с благодарностью принял ее и хотел было отдать Прохору, но доктор остановил его.

– А открыть? Просим, Алексей Михайлович!

Раскрыв шкатулку, великий князь посмотрел в нее с некоторым недоумением. В отделанной ярко-красным шелком коробке, блестя воронением, лежал аккуратный бельгийский браунинг. На одной из щечек рукояти была выгравирована дарственная надпись: «ВК Алексею Михайловичу в ознаменование чудесного спасения крейсера “Боярин” на долгую память». Увидев, что именно подарено Алеше, присутствующие разразились довольным смехом и потребовали еще шампанского, каковое было немедленно разлито.

Воздав должное кулинарным талантам Федора Михайловича, гости пришли в благодушное настроение.

– Право, господа, – мечтательно проговорил штурман крейсера мичман Безкровный, – здесь не хватает только дам!

– Чудесная мысль, – поддержал его слова Якубовский, – но, полагаю, это досадное недоразумение легко можно исправить. Заведение мамаши Фуань совсем недалеко, ведь так?

– Давайте, молодые люди, я лучше расскажу вам, – благодушно заявил на это доктор, – о профилактике венерических заболеваний. Ей-богу, от этого будет больше пользы.

– Ах, Николай Иосифович, – вздохнул Якубовский, – вы, как всякий доктор, циник и совершенно лишены чувства прекрасного!

– Поверьте, дорогой мой Александр Антонович, в твердом шанкре ничего прекрасного нет!

– Фу, как вам не совестно говорить такие вещи за столом!

В этот момент внимание присутствующих привлекла Кейко, грациозно проскользнувшая в столовую и с поклоном предложившая присутствующим чай.

– О, я вижу, уважаемому хозяину дома нет никакой надобности посещать мамашу Фуань, – засмеялся Балк, – посмотрите, какой дивный цветок украшает эту оранжерею!

– Прекрати, Сергей Захарович, – немного смутился Алеша, – эта милая девушка всего лишь служанка.

– Да уж я вижу, что не дворник! – под всеобщий смех отвечал тот ему.

– Не смущайтесь, Алексей Михайлович, – усмехнулся Августовский, – вам все равно никто не поверит. Даже зная вашу непревзойденную скромность. Точнее, благодаря ей.

– А чай не дурен, – пробасил Балк, попробовав принесенное девушкой угощение, – ей-богу, не хуже водки. Право, если у хозяина нет на эту красавицу видов, то я на ней женюсь! Может, пить брошу.

Заявление командира «Силача» было встречено всеобщим смехом, но еще больший смех вызвала реакция китаянки. Лукаво улыбнувшись, она сделала шаг за спину великого князя и, прыснув от смеха, выпалила:

– Моя Ареса рюбить!

Сказав это, девушка выбежала вон, оставив Алешу красным от смущения, а его гостей донельзя довольными.

Вечер, несмотря на отсутствие дам, прошел очень весело и непринужденно. Еще раз поздравив виновников торжества, гости разошлись, причем если Балк и Августовский отправились на корабль, то молодые офицеры решили-таки навестить заведение неподалеку. Новоиспеченный капитан второго ранга, проводив гостей, направился к себе и, сев на кресло, прикрыл глаза. Слова Кейко до крайности смутили его, но вместе с тем были невообразимо приятны. Выпитое вино немного будоражило кровь, и он даже не сразу сообразил, что это были первые слышанные им слова, сказанные миниатюрной китаянкой по-русски. Рядом послышался какой-то шорох, и Алеша открыл глаза. Рядом с ним стояла Кейко с немного странным выражением на лице. Он хотел было что-то спросить у нее, но девушка решительно приложила к его губам палец, не дав сказать ни слова. Затем она задула свечу, и комната погрузилась в темноту.

Проснувшись поутру, он долго не мог понять, не приснился ли ему вчерашний день. Награждение, производство в следующий чин, гости и… Кейко. Встав, Алеша с удовольствием умылся, затем Прохор побрил его. Съев под ворчание Архипыча завтрак, он попросил чаю. Кейко с всегдашней бесстрастной улыбкой подала ему ароматный напиток и поклонилась. Великий князь еще раз усомнился в реальности вчерашнего дня, но новенькие эполеты на мундире красноречиво намекали, что это не сон. Впрочем, долго раздумывать было некогда, капитана второго ранга Романова ждала служба.

Едва наш герой ступил на палубу «Боярина», исправлявший должность старшего офицера лейтенант Никитин подошел к нему с докладом. С удивлением приняв его, великий князь шепнул минеру:

– Вы чего это, Дмитрий Васильевич?

– Ну, во-первых, вы, Алексей Михайлович, нынче старший по званию на нашем богом спасаемом крейсере, а во-вторых, благоволите… – с этими словами Никитин протянул Алеше приказ.

Тот взял в руки бумагу и, прочитав, с крайним недоумением переспросил:

– Что значит «исправлять должность командира»?

– Что поделаешь, я не выплавал ценз, чтобы быть полноценным старшим офицером, а вы – чтобы быть командиром крейсера.

– Да, – согласился Алеша, – с цензом у меня плоховато.

– Зато энергии в избытке, и, судя по всему, начальство полагает, что лучшего применения ей не найти.

– И что же делать?

– Как это что? Принимайте «Боярина», впрочем, вы и так его у Нептуна практически отвоевали. Вполне можете истребовать у казны двадцать пять процентов его цены, как за ничейное имущество.

– Иронизируете?

– Ну, а что мне остается? Вот прибудет настоящий старший офицер, и я сдам ему должность, став настоящим минером.

Высказав это, Никитин дважды подчеркнул слово «настоящий», как бы намекая, что великому князю таковым никогда не бывать. Услышав слова лейтенанта, с которым у него еще вчера были приятельские отношения, Алеша вспыхнул и, не отвечая, приложил руку к козырьку. Минер также отдал ему честь и отошел. На какую-то минуту великий князь растерялся, пока его внимание не привлекло деликатное покашливание Архипыча.

– Ваше высокоблагородие, – заявил старый матрос, о котором он успел позабыть, – пожалуйте в салон.

Построенный в Дании крейсер был не слишком сильно вооружен, и нельзя сказать, что очень уж быстроходен. Но вот об экипаже его строители побеспокоились. Даже у матросов были вполне сносные для столь небольшого корабля условия существования, а уж каюты офицеров были и вовсе выше всяких похвал. Не был исключением и роскошный командирский салон, ставший волею судьбы пристанищем великого князя. Когда Алеша зашел в него, Архипыч снял с головы бескозырку и, очень серьезно глядя ему в глаза, сказал:

– Алексей Михайлович, дозвольте слово молвить?

– Конечно…

– Ваше императорское высочество, – начал тот, – я уж более пятидесяти годов на службе и командиров всяких повидал. Вы уж не обессудьте на слова мои, а только коли уж вас командиром назначили, то не годится у других спрашивать, что делать. Потому как командир на корабле, он первый после бога. Его дело другим говорить, что делать, да спрашивать за то, как сделали. И ни в каком разе не могите сказать, что не знаете, чего делать! Потому как пока командир командует – значит, все хорошо, а как командовать перестал – считай, что все пропало. А что в службе иных и прочих обошли, так то порядок такой. Я и вашего дядю Константин Николаевича помню, он еще совсем сопливый был: стаксель с кливером путал, а уж генерал-адмирал! И брат ваш двоюродный, Алексей Александрович, в ваши годы уже орла на эполетах[28] имел, да и Александр Михайлович в первом ранге находились. Тут уж ничего не поделаешь – судьба у вас такая! А потому несите крест свой и не жалуйтесь. Никто не пожалеет!

Слова Архипыча произвели на великого князя совершенно ошеломляющее впечатление. От них веяло какой-то незнакомой ему до сих пор сермяжной правдой. В один миг сознание его перевернулось, и стало стыдно за проявленную минуту назад слабость. Одернув мундир, он решительно вышел из салона, сказав своему вестовому на прощание:

– Спасибо.

– На здоровье, Алешка, – хмыкнул вслед вышедшему офицеру старик, – кушай не обляпайся, а то распустил нюни!

Выйдя на палубу, он приказал первому попавшемуся матросу позвать к нему механиков.

– Господа, какие материалы необходимы для постройки кессона? – спросил командир, как только они, донельзя удивленные, явились.

– А что, есть распоряжение о его постройке? – вздумал было спросить старший инженер-механик Онищенко.

В ответ великий князь так посмотрел на него, что дед[29] невольно переменился в лице и вытянулся во фрунт.

– Тес, парусина, полосовое железо, уголки, мочало и пакля для уплотнений, возможно, отруби, – четко отрапортовал младший механик Орлов, быстрее сообразивший, что вопрос не праздный.

– Отруби? – немного удивился великий князь.

– Так точно, – отрапортовал пришедший в себя старший механик. – Щели между кессоном и бортами заделывать.

– Извольте составить рапортичку.

– Есть! А как скоро?

– Вчера! Старшего офицера ко мне.

– Есть!

Новое приказание было выполнено мгновенно, и скоро Никитин предстал перед исправляющим обязанности командира крейсера.

– Построить экипаж по случаю моего представления!

– Есть!

Немедленно засвистели дудки боцманов, и вскоре команда была выстроена на верхней палубе. Заменяющий старшего офицера минер сделал доклад, и великий князь громко поздоровался с экипажем.

– Здравия желаем вашему императорскому высочеству! – громко рявкнуло почти две с половиной сотни глоток.

Затем последовал опрос претензий и осмотр крейсера. Всякий раз, находя какую-либо неисправность, каких было немало на стоящем в ремонте корабле, Алексей Михайлович пристально смотрел на присутствующих при осмотре офицеров, но не говорил ни слова. Наконец окончив осмотр, он кивнул присутствующим и, не обращаясь ни к кому конкретно, заявил:

– Даже всего лишь исправляя должность, надобно ее исправлять!

– Есть, – приложил к козырьку руку Никитин, прекрасно понявший, в чей огород камешек.

– Рапортичка готова? – спросил Алеша у механиков, не обращая внимания на своего старшего офицера.

– Так точно-с, – передал тот сложенный вчетверо листок бумаги, – но осмелюсь доложить, что сделать кессон не такая простая инженерная задача. Нужны расчеты и хотя бы эскиз…

– Прекрасно, значит, вам есть чем заняться. Я отправляюсь в порт за материалами. Категорически настаиваю, чтобы к моему возвращению был готов хотя бы черновой проект.

Когда великий князь покинул крейсер, офицеры переглянулись.

– А ловко он нас разделал! – почти восхищенно заявил присутствовавший на обмывании эполет мичман Денисов. – Право, я и не думал, что наш Алеша может эдак фитили[30] раздавать!

– Фитили раздавать много ума не надо, – философски ответил ему ревизор мичман Рихтер, – хотя, конечно, умение необходимое. Но вот что его высочество быстро получит необходимые для постройки материалы, простите великодушно, весьма сомневаюсь! В ведомстве Греве такие зубры… их браунингом не запугаешь.

– Господа, – вспомнил о долге старшего офицера Никитин, – я прошу вас не обсуждать приказы исполняющего обязанности командира.

Однако Алексей Михайлович и не подумал идти к Греве. Нравы, царившие в портовом ведомстве, ему были хорошо известны, и начинать переписку с чиновниками он не имел ни малейшей охоты. Вместо этого он двинулся в Старый город к дому известного на весь Порт-Артур купца Тифонтая. Прежде ему не доводилось с ним встречаться, однако кое-что о его личности он знал. Крупнейший на Квантуне, а возможно, и во всей Южной Маньчжурии подрядчик был личностью известной. Не было ни одного сколько-нибудь крупного предприятия в Артуре и его окрестностях, в котором у него не было бы доли. Злые языки говорили также, что он связан с «безобразовской шайкой» и участвует в злополучной концессии на реке Ялу. Правда это или нет, сказать трудно, но вот то, что все окрестные опиекурильни и веселые дома через подставных лиц принадлежат ему, было абсолютно точно.

Узнав о приходе великого князя, Тифонтай кинулся встречать его лично. Одетый по-европейски и не имеющий по китайскому обыкновению косы, купец довольно хорошо говорил по-русски.

– Ваш приход большая честь для моего скромного дома, – почтительно склонился он перед высоким гостем. – Какая счастливая звезда привела вас в мою скромную обитель?

– Нужда, господин Тифонтай, – вежливо улыбнулся ему Алеша.

– Нужда у такого большого человека?

– Мне нужны кое-какие материалы.

– Неужели в нашем порту все так плохо? Впрочем, скажите, что именно вам нужно?

Прочитав рапортичку, поданную ему великим князем, купец задумался.

– Вы только что получили первый в своей жизни корабль и не хотите ждать… – как бы рассуждая вслух, проговорил он, – Что же, ваше императорское высочество, вы пришли по адресу.

– Видите ли, эти материалы нужны мне срочно.

– Понимаю, – наклонил голову Тифонтай.

– Что касается оплаты…

– Ну что вы, ваше высочество! Я нисколько не сомневаюсь, что русская казна оплатит мне эту покупку, а ваше благоволение стоит для меня куда больше, чем все деньги мира. Что же, я немедля отдам необходимые поручения и полагаю, что первую часть материалов вы получите уже сегодня к вечеру.

– Первую часть?

– Построить кессон не такое простое дело. За день вы точно не управитесь, а остальные материалы подойдут до конца недели.

– Что же, честь имею, господин Тифонтай, с вами приятно иметь дело.

– Похвала вашего императорского высочества – лучшая награда для бедного купца.

Выйдя от китайского негоцианта, Алеша почувствовал голод и решил завернуть к себе домой, благо тот был недалеко. Еще подъезжая, он услышал странные крики, несущиеся со двора. Как оказалось, звуки эти исходили от лакея, а причиной их был унтер, принесший Семену повестку.

– По какому праву, – голосил лакей, – я больной совсем! Я его высочеству жаловаться стану.

– Коли больной, так доктора отпустят, – увещевал его унтер, – а сейчас распишись, да я пойду, а то мне недосуг!

– Что здесь происходит? – недоуменно спросил Алеша.

Увидев офицера, унтер вытянулся и четко отрапортовал:

– Так что, ваше высокоблагородие, приказано освидетельствовать всех подлежащих призыву.

– Кем приказано?

– Так начальником Квантунского района генералом Стесселем.

– Ваше императорское высочество, освободите! – кинулся в ноги хозяину Семен. – Век буду бога молить!

– Виноват, – гаркнул изо всех сил унтер, сообразивший, кто перед ним.

– Встань, Семен, – велел лакею великий князь, – право, стыдно за тебя. Защищать царя и отечество есть святая обязанность каждого верноподданного.

– Так точно! – снова рявкнул, выпучив глаза, испуганный нижний чин.

– Да помолчи, – остановил его рвение Алеша, – оглохнуть же можно!

– Рад стараться… ой, то есть слушаюсь!

– Вот что, братец, ступай. Я тут сам разберусь, а начальству доложи: все, мол, сделал.

– Слушаюсь!

– Послушай, Семен, если хочешь, я возьму тебя на крейсер вольнонаемным?

– Это как же на крейсер, – пробормотал лакей, – это же… потонуть можно… не погубите! Ваше высочество, Алексей Михайлович, я же верой и правдой…

– Тьфу ты, – не выдержал воплей присутствующий тут же Прохор, – Семка, тебя же слушать противно!

– Тебе хорошо, Прошка, – огрызнулся тот, – ты придворный чин имеешь, тебе лоб не забреют!

– Замолчи, паразит! Не то я, хоть и не Архипыч, а в морду тебе дам!

– Тихо! – прервал перебранку Алеша. – Вот что, Прохор, ты распорядись насчет обеда, а ты, Семен, успокойся. Ну, хорошо, не хочешь на крейсер, я переговорю с начальством, чтобы тебя взяли нестроевым в госпиталь какой-нибудь. Но это все! Служить необходимо!

– Благодетель, – продолжал рыдать лакей, – верой и правдой…

Несмотря на происшествие, аппетит у великого князя не испортился, и он с удовольствием отобедал. Прислуживавший ему Ванька вертелся и так и сяк и наконец, на прямой вопрос, чего он хочет, выпалил:

– Алексей Михайлович, а возьмите меня на крейсер…

– Час от часу не легче, – улыбнулся Алеша, – одного служить не заставишь, а другой сам просится.

– А я не такой трус, как Семка! – решительно заявил кофишенк.

– Отец-то что скажет?

– Ой, – стушевался мальчишка, – не говорите ему, а то он не отпустит, да еще и выпорет!

– Ну, извини, брат, – усмехнулся великий князь, – а без согласия Федора Михайловича никак. Кликни лучше Кейко с чаем.

Девушка, как обычно, приветливо улыбаясь, принесла на подносе ароматный напиток. Проделав все положенные ритуалы с чайником, она подала с глубоким поклоном чашечку хозяину. Алеше ужасно хотелось взять ее за руку, но он никак не мог решиться. С детства приученный держать дистанцию со слугами, он не мог понять, как вести себя в этой ситуации. Кейко как ни в чем не бывало почтительно смотрела на хозяина, будто между ними никогда ничего не было. Смотреть на нее было сущей мукой, и великий князь, залпом выпив чай и не почувствовав вкуса, рывком поднялся.

– Спасибо, Кейко, – поблагодарил он служанку и вышел.

Вернувшись в порт, Алеша с удовлетворением застал на пристани рядом с «Боярином» несколько возов с тесом, которые, весело переругиваясь, разгружали матросы. Заметив его возвращение, руководивший ими младший механик подбежал с рапортом.

– Ну что, для начала хватит? Э, Владимир… – попытался припомнить его отчество командир.

– Николаевич, – отозвался Орлов, – для начала более чем.

– Сколько времени займет постройка?

– Наличными силами? Недели три, а потом еще может понадобиться подгонка.

– Много!

– Согласен, но портовые рабочие все заняты на кессоне для «Цесаревича», вот где морока с его заваленными бортами, доложу я вам. Туда, кстати, и с других кораблей людей отправляют, особенно с «Полтавы», и все равно работы идут крайне медленно. А потом начнут делать для «Ретвизана»…

– С «Полтавы», говорите, – задумчиво сказал великий князь. – А если попросить помощи у Успенского?

– Блестящая мысль, ваше императорское высочество, у него лучшие мастеровые на всей эскадре. Они и миноносникам помогали, неужто нам откажут?

– Хорошо, я немедленно поговорю с командиром «Полтавы».

Наместник в очередной раз отправился в Мукден, и адмирал Старк на время снова стал самым старшим флотским начальником. Впрочем, ожидая приезда Макарова, он ни во что не вмешивался, разве иногда принимая командиров кораблей, одолевающих его просьбами. Единственным ни разу ни о чем не попросившим был неугомонный великий князь. Оскар Викторович с самого начала был против, чтобы того сделали исправляющим обязанности командира крейсера, но наместник, руководствовавшийся какими-то своими видами, как всегда, его не послушал. И вот теперь Старк был вынужден выслушивать известия о ненавистном ему человеке, да еще и от Греве. Николай Романович, вольготно расположившись в кресле, без малейшей приязни смотрел на начальника, время правления которого истекало.

– Значит, как я и предсказывал, великий князь строит кессон? – скрипучим голосом проговорил Старк.

– Совершенно верно, – коротко и даже как-то лениво отвечал ему начальник порта, – в док-то его не пустили.

– И вы не выделили ему на это ни одного гвоздя?

– Как и договаривались.

– Где же он нашел потребные материалы?

– У Тифонтая.

– Не много ли на себя берет этот китаец?

– Полноте, у нас нет никаких рычагов давления на него. А если бы и были, то он выполняет просьбу великого князя. Тут как бы самим под удар не попасть!

– Где же Алексей Михайлович взял средства?

– Вы полагаете, что имея годовое содержание в двести тысяч, это так сложно? – саркастически воскликнул Греве.

– Он сам оплатил? – поднял брови Старк.

– Ну… еще нет.

– Я, ваше превосходительство, настаиваю, чтобы казна не оплачивала этой покупки!

– Боюсь, что буду вынужден вам отказать.

– Что это значит?

– Это значит, что вы, Оскар Викторович, отправитесь в отставку с мундиром и пенсией, а мне еще служить! И я вовсе не желаю, чтобы кто-нибудь из братьев нашего, как его все называют, Алеши или, паче того, его батюшка узнали, будто я вставляю ему палки в колеса. Да-с!

Старк хотел было вспылить, но в последний момент передумал и только спросил бесцветным голосом:

– Но хоть материалы и мастеровых ему не дадите?

– А вот тут вы можете на меня рассчитывать, ваше превосходительство. И того и другого у меня нехватка!

– Благодарю вас, – наклонил голову адмирал.

«Что мне твоя благодарность, старый маразматик, – подумал, презрительно усмехнувшись, Греве, – тем более что с мастеровыми ему вся эскадра помогает! Хотя где он возьмет материалы, мне и самому интересно…»

Неделя пролетела в трудах как один день. Все на эскадре заметили, с какой энергией и изобретательностью великий князь ведет ремонт крейсера, и неприкрытый скепсис понемногу стал сменяться уважением. Командиры многих кораблей распорядились прислать ему на помощь своих умельцев, и подготовительные работы были выполнены в самые сжатые сроки. К огромному сожалению занимавшихся проектом механиков, злополучная пробоина была не в борту, а в днище крейсера. Так что кессон нельзя было сделать открытым сверху, что до крайности облегчило бы ремонт. Напротив, пришлось изготовить закрытый со всех сторон, кроме одной, ящик с неровными краями, повторяющими обводы корабля. Стенки неуклюжего сооружения были подкреплены полосами железа и уголками, и с двух сторон обшиты парусиной, не пропускающей воду. Для уплотнения по краю ящика крепилась наполненная мочалом и паклей парусиновая подушка, за ее длину сразу прозванная матросами колбасой. Дело оставалось за малым, прежде чем опускать кессон к пробоине, в него нужно было вложить железный лист с прорубленной в нем загодя горловиной. Узнав о подобной надобности, Греве лишь развел руками. Формально он был прав, требование на материалы должно было быть подписано портовыми инженерами. Однако те, то ли обидевшись на то, что их не допустили к ремонту, то ли еще почему, заявили, будто кессон не хорош и тратить на него казенные материалы – недопустимо.

Если бы начальник порта узнал, что будет дальше, он, вне всякого сомнения, не только выделил бы необходимые материалы, но заставил бы своих инженеров тащить их на руках, лично при этом подгоняя. Узнав, что листовое железо, равно как и прочие материалы, в ближайшее время не будут ему выделены, великий князь недолго думая вооружил полуроту своих матросов и отправился с ними по железной дороге в Дальний.

Как уже упоминалось, торговый порт в этом молодом городе был устроен весьма хорошо. В нем были многочисленные склады, хорошо оборудованные мастерские и даже доки. Последние были, к сожалению, слишком малы, чтобы вместить крейсер (однако вполне достаточны для миноносца «Боевой», также ремонтируемого кессоном), но Алеша повел своих матросов не к ним, а к складам. На них, по словам трюмного машиниста, служившего прежде на КВЖД, было в достатке всяческих материалов. Склады эти, разумеется, охранялись – бодрого вида стариками с берданками. Увидев властно распоряжавшегося вооруженными матросами офицера, большинство из них просто разбежалось. Следом бежали кладовщики с ключами, но великий князь, решив, что семь бед – один ответ, велел сбивать замки. Найденное имущество могло поразить самое смелое воображение: металлический прокат всех видов и фасонов, какой только можно было себе представить; разнообразные провода, включая толстый кабель в медной оболочке, бывший в порту, как знал Алеша, ужасным дефицитом; просто невообразимое количество такелажа и шкиперского имущества; отдельно лежали различные упакованные механизмы, назначение которых не всегда можно было определить на глаз.

Нельзя, впрочем, сказать, что самоуправство непонятных моряков осталось не замеченным. Очень скоро из конторы прибежал размахивающий руками чиновник, попытавшийся прекратить разбой.

– Что вы себе позволяете? – кричал он на матросов. – Всех под суд отдам!

– Вот это вряд ли, – усмехнулся капитан второго ранга и приказал своим людям: – Начать погрузку!

– Как вы смеете, ваше высокоблагородие, – почти взмолился чиновник, – мы же по другому ведомству…

– Будете писать о сем инциденте Сергею Юльевичу, кланяйтесь.

– Я жандармов вызвал! – попробовал пригрозить тот.

– Вот и славно, помогут грузить, – отрезал Алеша, – а вы, милейший, тоже без дела бы не стояли! Возьмите листок и карандаш, да записывайте, что взято, а то знаю я вашего брата.

Впрочем, как оказалось, жандармов действительно вызвали. Примерно через полчаса после начала погрузки на складах появился князь Микеладзе в сопровождении трех унтеров.

– Господин ротмистр, спасите! – заголосил было чиновник, но тут же осекся, потому что прибывший жандарм приветливо поздоровался с грозным капитаном второго ранга.

– Мое почтение, Алексей Михайлович! Это вы тут хулиганите?

– Увы, Александр Платонович, к сожалению, портовое начальство не оставило мне никакого другого выхода.

– Безобразие! – весело воскликнул бородатый князь, причем так, что было непонятно, что именно он считает безобразием.

– Господин жандарм, разве вы… – почти простонал служащий КВЖД.

В ответ Микеладзе подошел к нему и, приобняв за плечо, с укоризной проговорил:

– Послушай, дорогой, – в голосе князя стал особенно заметен кавказский выговор, – ты разве не знаешь, что великим князьям нельзя перечить? Ты что, нерусский?

– Так это… – потрясенно прошептал чиновник, – его императорское…

– А может, ты, генацвале, шпион? – продолжал тем временем нагнетать ротмистр.

– Насчет шпионажа ничего не могу сказать, – счел своим долгом вмешаться Алеша, – а вот военное имущество на этих складах хранится.

– Какое еще военное имущество? – насторожился Микеладзе.

– А вот, полюбуйтесь, – показал ему великий князь на ящики.

– Что тут? – Жандарм, щурясь от недостатка света, попытался прочитать надпись на бирке. – Китайские пожарные машины?

– Да, меня эта надпись тоже заинтересовала, и я взял на себя смелость вскрыть одну из упаковок. – Сказав это, великий князь приподнял крышку с крайнего ящика, внутри которого тускло блестел смазкой разобранный пулемет.

– Однако, впрочем, может, это из имущества отдельного корпуса погранстражи?[31]

– Не думаю, у нас принята немного другая модель. Скорее всего, это трофеи из Таку[32], неведомо как попавшие на местные склады. Кстати, а там дальше под кучей всякого хлама пушка Армстронга.

– Как интересно, а не попадалась ли вам, ваше императорское высочество, совершенно случайно, разумеется, типографская машина?

– Какая еще типографская машина? – затравленно пискнул чиновник.

– Ну, вроде тех, на которых всякие злонамеренные личности прокламации противу существующей власти печатают, – любезно пояснил ротмистр и потом добавил, хищно сверкнув глазами: – Я бы взял не торгуясь!

Дерзкий налет великого князя на склады КВЖД и обнаруженное там военное имущество вызвали немалый скандал и грандиозную переписку между наместником и Петербургом. Всего там было обнаружено более десятка различных артиллерийских орудий, немалое количество взрывчатки и полудюжина пулеметов под немецкий патрон[33]. В ходе скоротечного расследования выяснить ничего не удалось. Скорее всего, груз доставили на склады КВЖД по ошибке, потом сложили в самый дальний угол, да так и позабыли. Пока его там не обнаружил неугомонный Алексей Михайлович, которому не было никакого дела до ненароком поднятой им бури.

Получив необходимые материалы и потратив еще два дня на прорубание горловины и изготовление пробки, можно было приступать к установке кессона. Опустить в воду огромный деревянный ящик было не самой простой задачей, но тут Алешу снова выручил Балк. Едва все было готово, он притащил «Силачом» плавкран, и тот, без труда подняв неуклюжее сооружение, осторожно опустил его рядом с «Боярином». Матросы, толпящиеся на палубе, натянули лебедками тросы и стали подводить кессон к борту. Вскоре ящик оказался на месте, но чтобы удостовериться, в воду спустили водолаза. Вызвавшийся добровольцем на это непростое задание минный квартирмейстер Лоханкин должен был убедиться, что ящик стал именно там, где это необходимо, и плотно прилегает к бортам. Весь экипаж от великого князя до последнего трюмного с напряжением следил за мутной водой, пытаясь определить, что происходит на глубине. Наконец водолаз подал условленный сигнал, и лебедка потащила его наверх.

– Готово, – тяжело выдохнул тот, едва открутили гайки на его шлеме.

– С богом! – махнул рукой Алеша, и по его команде машинисты пустили пар к помпам. Насосы с гулом начали откачивать воду из крейсера, шумным водопадом выбрасывая ее наружу. Все с надеждой смотрели на этот поток воды, но он все не ослабевал.

– Максимальная мощность, – тихонько проронил подошедший к командиру механик.

– Полагаете, неплотно стоит? – выразил всеобщую мысль великий князь.

– Никаких сомнений, надобно останавливать помпы.

– Не останавливайте, вашескобродие, – вдруг с горячностью обратился к ним Лоханкин, – если остановить, будет не видно, куда тянет! Так можно неделю конопатить. Дозвольте спуститься сейчас, да и заделать!

– Ты что, с ума сошел? – воскликнул Орлов. – Если тебя, дурака, напором затянет, так ведь переломает всего!

– Нечто я без понятия, вашбродь, – не уступал минер, – куда не надо, дуриком не полезу! Пусть мне только мешки с отрубями подают, а я сам все сделаю.

От голоса немолодого уже матроса веяло такой уверенностью в своих силах, такой убежденностью в правоте, что Алеша не смог ему отказать.

– Действуйте, только осторожнее!

– Есть! – с веселым ожесточением в голосе отозвался тот и прикрикнул на своих помощников: – Вертите гайки, что ли!

Лебедка снова опустила водолаза в мутную глубину восточного бассейна. Помпы продолжали работать на полную мощность, извергая из затопленных трюмов потоки грязной воды. Текли томительные минуты ожидания, казавшиеся часами. Наконец, когда все готовы были уже сдаться, из трюма прибежал зачуханный донельзя машинист и, устало вытерев чумазое от масла лицо, выпалил:

– Так что уходит вода!

– Как уходит? – переполошился командир и, кинувшись к амбушюру переговорного устройства, закричал: – Машинное, что там у вас?

– Уходит проклятая, – донесся из глубины искаженный голос Онищенко, – точно уходит!

– Почему не докладывали?

– Сглазить боялся…

– Господи, твоя воля, – обессиленно опустился великий князь, – да по дереву постучи! Лучше всего по голове…

Когда снова заработала лебедка, доставая из пучины водолаза, на палубе уже ощутимо выправившегося крейсера уже ликовали.

– Ура, наша взяла! – кричали обрадованные моряки. Некоторое принялись бросать бескозырки вверх, другие бросились обнимать тяжело дышащего Лоханкина, и, наконец, не зная, куда выплеснуть свою радость, один из них крикнул:

– Качать Алешку!

Едва прозвучал этот призыв, матросы кинулись к великому князю и, подхватив того на руки, стали подкидывать вверх. Но и этого было мало, тот же веселый и отчаянный голос крикнул:

– И старшого!

Попытавшийся улизнуть Никитин тут же был схвачен ликующими моряками и принялся летать рядом с командиром.

Наконец их отпустили, и красные и запыхавшиеся офицеры оказались рядом. Хотя после размолвки они и не вернулись к прежним отношениям, но старались вести себя корректно.

– Фух, – шумно выдохнул Алеша, – право, не ожидал подобного!

– Ничего страшного, – усмехнулся в ответ лейтенант, – это вы еще экватор не проходили, тогда бы непременно в море искупались.

– Лоханкина надо бы наградить, – вопросительно посмотрел на него великий князь, – все-таки рисковал человек.

– Непременно надо, – отозвался Никитин и неожиданно добавил: – А ведь у него жена и маленький ребенок!

– Что же вы прежде не сказали?

– Не знаю, – хмуро ответил минер, – а вы бы его тогда не послали?

– Наверное, вы правы, просто как-то…

– Господа, а что здесь происходит?

Вопрос, заданный в обстановке всеобщей радости, прозвучал настолько нелепо, что все с удивлением обернулись к спрашивающему. У трапа стоял незнакомый лейтенант с большим саквояжем в руках и с немалым любопытством разглядывал присутствующих.

– Здесь происходит удачное подведение кессона, – устало ответил великий князь, – а вы, собственно, кто?

– Лейтенант Семенов, представляюсь по поводу вступления в должность старшего офицера, – четко отрапортовал прибывший и отдал честь.

– Исполняющий должность командира крейсера, капитан второго ранга Романов, – козырнул в ответ Алеша.

– Лейтенант Никитин. Насколько я понимаю, теперь не исполняющий должность старшего офицера, – не удержался от ерничества минер.

Война шла уже несколько недель, и жизнь в Порт-Артуре после первых потрясений потихоньку вошла в свою колею. Даже вывоз нечистот, бывший прежде делом покинувших город китайских купцов, наладился. Занятия в пушкинской школе продолжались, несмотря на то что количество учеников сократилось. Когда уроки закончились и дети с шумом кинулись по домам, начала собираться и Людмила Сергеевна. После памятного приключения, когда ее совершеннейшим чудом спас таинственный великий князь, она несколько опасалась ходить по вечерам одна.

– Мила, ты уже домой? – обратилась к ней ее подруга, преподававшая в их школе словесность.

– Да, Машенька, мне уже пора.

– Ты совсем переменилась в последнее время, что-то случилось?

– Ну что ты, – поспешила та ее успокоить, – все очень хорошо. Просто дел много дома.

– Нет, ты говоришь неправду, – строго и немного печально заявила ее собеседница, – тебя будто подменили после того вечера. Ты стала нас избегать, иначе одеваться. Может, у тебя появился ухажер?

Услышав это, Людмила Сергеевна замялась. Ей было неудобно рассказывать, чем закончился тот злополучный вечер, но после него она действительно не бывала у своих подруг.

– Ну, если только ненадолго, – нерешительно сказала она.

– Ну конечно ненадолго! – сразу обрадовалась ее собеседница. – Давай скорее пойдем, у нас сегодня собираются все наши. Они давно справлялись о тебе, особенно сама знаешь кто.

О подругах Людмилы Сергеевны стоит рассказать особо. Как и наша героиня, они закончили Бестужевские курсы и зарабатывали себе на жизнь тем, что учительствовали. Первой была уже знакомая нам Мария, фамилия которой была Лещинская. Невысокая брюнетка с довольно симпатичным лицом, которое немного портили очки, придававшие своей обладательнице вид строгий и неприступный. Несмотря на польскую фамилию, родом она была из Иркутска, впрочем, в тех местах подобное не редкость. Вторую звали Ольга Литвяк, и числилась она учительницей географии. Родом она была из Москвы, откуда ее, впрочем, выслали за неблагонадежность. Довольно рослая и при этом болезненно худощавая барышня, еще учась, обратила на себя внимание полиции своей неуемной жаждой к искоренению несправедливости. К сожалению, в окружающей нас жизни много всего такого, что можно назвать несправедливостью, так что жажда эта со временем не только не прошла, но даже усилилась, что не раз вовлекало молодую учительницу в неприятности.

Поскольку жалованье учителей земских школ совершенно не велико, жили девушки вместе, снимая квартиру в Старом городе. Две одинокие барышни в таком переполненном мужчинами месте, как Порт-Артур, не могли не вызвать к себе определенного интереса. К тому же среди представителей сильного пола было немалое количество людей, абсолютно уверенных, что среди выпускниц бестужевских курсов царит необыкновенная легкость нравов. Подобные слухи, разумеется, только подогревали мужской интерес, и многие пытались завести с девушками знакомство. Однако жаждавших свободной любви господ неизменно ждало жестокое разочарование. Какая любовь? Общественный прогресс, борьба с несправедливым устройством мира, народным невежеством и изжившими себя обычаями – вот что занимало умы учительниц, положивших свою молодость и красоту на алтарь народного просвещения! Со временем вокруг них сформировался кружок людей, не чуждых прогрессу и любящих об этом прогрессе поговорить. Надо сказать, что прежде Людмила Сергеевна была активной участницей этих собраний, но в последнее время немного отошла от них.