Войны дороги по Смоленщине
Ведут в поля, что под Москвой…
И вот шестнадцать строчек женщине!
И треугольник фронтовой
Поэтом был отправлен в Чистополь
(там у него жена и дочь)…
Письмо дошло и вслух прочитано…
В землянке коротая ночь,
Писал он, что мечтает встретиться,
Что от любви ему тепло…
В простых словах о чувствах трепетных…
Ему так нА сердце легло.
Писал не по заданию,
Не думал об издании…
Чуть позже встреча с композитором,
Не то чтоб вовсе невзначай…
Взгляд на поэта выразительный…
– Давай, Алёша, выручай!
Мне песню написать поручено…
Ты в жанре песенном ретив!
И предложение озвучено:
– С тебя слова, с меня мотив!
Какая может быть реакция?
Сказать собрату не в укор
– Гляди! Вокруг кипит редакция!
Я не поэт, я военкор!
На просьбу чересчур настырную
Завзятый будто бы игрок,
Он вынул картою козырною
Листок, на нём шестнадцать строк,
На первый взгляд не песенных…
– Дерзай! Промолвил весело…
Неделю композитор мучился!
Бумаги нотной вороха
Извёл…
Но в результате музыка
Легла на музыку стиха!
Да так легла, что ясно сразу же:
Всё получилось! Песня есть!
О перспективах самых радужных
Доходит до поэта весть,
Что песне этой, пусть не плановой,
Очаровать удастся всех,
А голос Лидии Руслановой
Надёжно закрепит успех…
В газетах ноты напечатаны,
Запела песню вся страна!
Поэту нет причин печалиться…
Вдруг оказалась – есть одна!
ПахнУло огненной геенною!
Меж прочих аббревиатур,
Жизнь отравляющих военную,
Словечко странное – «главпур»…
Прочли стихи под лупою,
И с директивой глупою:
– Напоминать бойцу не сметь,
Что рядом притаилась смерть!
Итог: учтя заслуги прошлые,
(он в доску свой за столько лет),
Поэту дан совет непрошенный —
Переписать один куплет…
В ответ: стихи уродовать
Не стану даже пробовать!
– Ах так?! Своё ты ценишь «творчество»?!
Всей вашей братии среди
Найдётся кто-то посговорчивей…
У нас поэтов пруд пруди
Писать куплеты новые
С добротною основою…
Но с директивой близорукою
Цензуре-дуре невдогад,
Что песня эта станет мукою
Концертных фронтовых бригад…
Поют не то, что велено,
На практике проверено!
Бойцом на фронте честность ценится,
Всё остальное не в чести…
Придётся самозваным цензорам
Руками только развести!
Едва ли естество строптивое
Уразумеет голова
С невыполнимой директивою
Из песни выкинуть слова…
Какие всё же олухи
Все эти «идеологи»!
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам ещё наступать предстоит.
Услышал и запомнил сразу…
Как результат и тут, и там
Вся эта вредная зараза…
Ищи-свищи по всем фронтам
Кто автор строчек неказистых!
Боль головная особистов!
Политруков зубная боль!
Таким поэтам счёт на тыщи!
Ну как средь них его отыщешь?!
А доложить наверх изволь!
Но если текст не видел даже,
Чего тогда начальству скажешь?!
Про телеграф беспроводной?!
Что восемь строчек безыскусных
Передаются только устно
У командиров за спиной?!
Что автор строк погиб, по слухам?!
Земля ему пусть будет пухом!
И дело надобно закрыть!
Не любо, стало быть, не слушай!
Прикинься, заложило уши!
Короче, поумерим прыть!
В достатке есть «Василий Тёркин»,
Хранят в кармане гимнастёрки
Слова молитвы – «Жди меня!»…
Притом особенно отрадно,
Что восемь строчек преотвратных
Забудут, не пройдёт и дня…
В стихах и песнях многократно
Иным представят подвиг ратный,
Всех очернителей кляня…
* * *
Пускай забвение пророчат!
А всё же в памяти должны
Остаться восемь честных строчек,
Вошедших в летопись войны!
Шлёт донесение накануне —
Если не в мае, тогда в июне!
– Дезинформация, снова-здорово!
До рокового двадцать второго
Не достучаться к ним, не пробиться…
Слушать никто не желал «провидца»!
Двадцать второго вдруг стало ясно, —
Не доверяли ему напрасно…
Ну и теперь за промашку эту
Могут кого-то призвать к ответу!
Даром, что он отработал честно, —
Нужно ему поскорей исчезнуть,
Чтобы не вспомнили даже имя…
Лучше руками убрать чужими!
Прочь конспирации все основы! —
Консул советский в роли связного…
А самураи куда как зорко
Бдят, с кем общается этот Зорге…
– Что-то не ладно… – поймут немедля,
Туже и туже сжимают петлю…
Но напоследок, эфир пронзая,
В Центр шифрограммою от Рамзая —
Весть, что японцы в войну не вступят…
Воду толочь неуместно в ступе, —
Если источник разведал точно,
Двадцать дивизий дальневосточных
(Пусть на востоке фронт оголится!)
Мчатся на запад спасать столицу…
Но у Победы другие «отцы».
Сделано дело, и в воду концы…
Будет в июне двадцать второе,
Вспомним героя,
Вспомним героя!